In Color. 2

Герберт Грёз
Соня ловила пальцами падающие с яблонь белые лепестки и вспоминала, как она в десятом классе взорвала школьный конкурс талантов.
 Заявилась она с какой-то попсой, сама уже не помнила, какой. А в день конкурса вышла вся такая в белой пудре и с темно-сиреневой помадой на губах, в черном с искорками платье в пол. И два ее друга с гитарами официально объявили: «Юкка Неваляйнен и Тарья Турунен. Эльфийская тропа. Песня-сказка». Боже, как метались эти толстые тетки и мегеры из родительского комитета, когда заревели страстным стоном гитары, и Соня кристальным голосом запела эту волшебную сказку. А уж когда дело дошло до «The way to the land where as a hero I stand...» ее схватили выпускники и понесли на руках вокруг всего зала. И загорелся этот зал десятками зажигалок, и грохот аплодисментов заглушил отчаянные вопли старомодных училок, и ди-джей с колена отдал Соне кубок за первое место. Да, было дело... И тогда тоже был май, и пахло сиренью и чем-то свежим и теплым, и звезды в синей ночи сверкали ярко и нежно.
 Сейчас, спустя много лет, все было словно то же самое: и ночь, и запах, и легкий ветерок. Странное дело: на душе почему-то был тот же необъяснимый восторг, словно душа расправила крылья и с разбега взлетела над зелеными холмами.
 Соня шла и улыбалась непонятно чему.
 «Волшебник» молчал. Он периодически делал заметки в своей ленте, касающиеся исключительно его научных интересов. Соня нашла в сети все печатные статьи и монографии Матвеева и не обнаружила в них ничего понятного для себя. Но самым главным выводом для нее стало то, что профессор весьма хорошо зарекомендовал себя в ученых кругах, ему верят и не считают его психом.
 Но во все остальное она не верила. Для Сони стало почти очевидным, что этот старый охальник возжелал уложить ее к себе в постель, а ничего для этого лучше не придумал, как окружить себя аурой тайны и мистики.
 Впрочем, призналась она сама себе, проходя под душистой акацией, скажи он об этом прямо, может, что и получилось бы. В конце концов, она же живая. И уже год как одинокая. А этот Илларион весьма хорош собой, несмотря на возраст.
 Соня зашла в маленький магазинчик за автобусной остановкой и купила себе коктейль в баночке. И минут через пять ей начало казаться, будто кто-то привязал крылья к ее щиколоткам. С неба светила луна, посыпая серебром тонкие облака, с реки дул легкий прохладный ветерок, и отчаянно хотелось лететь.
 И именно в этот волшебный момент тихонько пискнул телефон.
 Надо же: объявился!
 «Срочно беги в «Старую Кошку». Очень важно. Необходимо встретиться».
 Соня была готова на всё. Она даже не бежала, а порхала. Будь что будет.
 Профессор выглядел озадаченным и хмурым. На его столе стоял ополовиненный графин его любимого «Мартеля», пустой стаканчик из-под мороженого и объеденная кисть винограда.
 - Привет, - пропела Соня.
 - Как я рад, что ты пришла, - неожиданно низким голосом произнес Матвеев. - Соня, ты же на филологическом училась?
 - Едва ли испанскому и английскому можно научиться на физтехе, - улыбнулась она.
 - Черт, вот ведь epic fail, а я на физтехе выучил английский, немецкий, шведский и голландский, - вздохнул профессор. - Видимо потому, что никто мне не сказал, что это невозможно.
 Соня молча уставилась на Матвеева, и ее рука сама потянулась к графину.
 - Да, наливай, - кивнул Илларион. - Но я к тебе все же обращусь как к профессионалу. Вот, смотри, на что это похоже?
 Он положил перед Соней листок, на котором серой ксерокопией дрожали буквы.
 - Опять розыгрыш?
 - Да ничуть, черт меня побери!
 - Тогда что это?
 - А вот я тебя и хочу спросить.
 Соня поморщилась от терпкого вкуса коньяка, разжевала сыр и замерла над листочком.

 «Бокуа ойгат-тка пентагук анафини».

 - Чертовски информативное сообщение, - наконец сказала она. - Ладно бы, так еще написано русскими буквами.
 - Ты скажи: это язык или шифр?
 - Скорее всего, это язык. Есть определенная ритмика, кроме того, это можно пропеть. Некоторые отсылки к латыни наблюдаются, вроде «пента» и «ана», это прямо как из учебника, но все остальное не вяжется. Что-то похожее на французский и немецкий, если их поместить в блендер. Но это на самом деле ни то, ни другое, ни третье. Я бы предположила, что это язык каких-нибудь инопланетян. Или же синтетический, вроде эсперанто. Странно, почему написано кириллицей.
 - Плохо дело, - вздохнул Матвеев. - Никто уже не думает, что это шифр. Но если это язык, то нам это послание никогда не разгадать. Ведь даже у Шамполиона была какая-то мифология за спиной, а мы стоим как соляной столп в степи.
 - Да что же это, черт возьми, такое?
 - Дай выпью и расскажу, - профессор плеснул в бокал коньяку и после минутного молчания продолжил. - Помнишь, я рассказывал тебе о Синей Бархатной Комнате?
 - Едва ли забудешь.
 - Права, как никогда. Но дело не в этом. Ровно в день нашего разговора в ней работали двое ученых из Финляндии. Наши люди. И один из них снял на камеру момент, как на столе вдруг из ниоткуда появляется записка. Вот эта, да. Это ее копия, снятая с видеопотока камеры. В адекватности этих парней сомневаться ну никак нельзя. Один — доцент кафедры психологии университета Хельсинки, второй — врач, практикующий уже двадцать лет в частной клинике и специализирующийся на душевных расстройствах. Эти скорее в нас найдут кучу отклонений, чем заимеют свои. Текст их позабавил и они отправили его сюда, в свою бывшую метрополию, с весьма язвительными комментариями. Мы не преминули ответить, с одной стороны признав бесконечное уважение ко всем, кто ищет призраков Цветных Огней, а с другой изящно пройдясь по теме Чухони. Короче говоря, вот он, текст. Четыре слова. И мы даже не знаем, написал ли его Темный-и-Сухой или же кто-то из тех, кто так или иначе поддерживает нас.
 - Темный... Кто? Знаешь, волшебник, чем больше я тебя слушаю, тем больше убеждаюсь в том, что вся эта ваша масонская ложа — сборище не совсем психически здоровых детей, каким-то образом достигших почтенного возраста.
 - Возможно, это и так. Но имя Темный-и-Сухой придумало наше Британское отделение после того, как они проанализировали тысячу двести анкет студентов, живших в кампусе неподалеку от Треугольного Коридора. Странное дело, почти половине из них ночью попадалось под подушкой что-то похожее текстурой на кокос, но при этом совершенно неразличимое в темноте. А теперь внимание, правильный вопрос: что находится между мостом и общежитием?
 - Цветной прожектор.
 - Вот и нет, клумба для выгула собак. - Матвеев звонко рассмеялся и налил себе и Соне еще коньяку. - Но помимо нее и в самом деле софит для освещения большой исторической сосны. Зеленого цвета. Так что ты угадала. Так вот. Темный-и-Сухой — это кодовое название верховного источника этой адовой силы, что заряжает разноцветные фонари злом.  И вот мы и гадаем миром и городом: кто автор? Если это Вселенский Гном и его братия, это одно. Если же это Темный-и-Сухой или его прихвостни, это совсем другое.
 - По четырем словам определить коннотацию фразы на абсолютно незнакомом языке невозможно, - вздохнула Соня. - Равно как и установить авторство. Да строго говоря, вообще ничего не получится. Таких записок нужно хотя бы штук двести. И то я бы лично не рискнула.
 - Спасибо и на этом, - вздохнул Матвеев. - Так что, ты с нами, Лисичка?
 - Да куда я от вас денусь? - улыбнулась Соня и подняла бокал. - Куда едем?
 - В Румынию. Заодно сгоняем и посмотрим замок Дракулы.
 - Идет, - кивнула девушка. - Давно о таком мечтала.