В деревне Озёры под Гродно гомельчане, переселившиеся сюда после чернобыльской аварии, назвали новую улицу, построенную для них, именем своей родной деревни - Себровичи.
В Подлабенье, тоже под Гродно, только с противоположной его стороны, гомельских переселенцев приютила улица Юбилейная. Двадцать кирпичных особняков дали тепло и кров людям, растерянным и оглоушенным размерами ядерной беды настолько, что в первые после эвакуации дни они и не чаяли, что долго протянут на этом свете...
Они приехали сюда из Брагина и Наровли, Добрушского и Ветковского районов. И вот живут, растят детей, внуков. Работают в поле, на ферме, копошатся в собственных огородах. Хорошо! Хотя, как и у всех, есть у них и свои проблемы...
Апрель 2001-го. Ровно пятнадцать лет миновало после той страшной аварии.
В Подлабенье сухо и солнечно, огороды распаханы, окна белеют свежими тюлевыми занавесками. Из окна здешнего сельсовета открывается широкоформатный вид на шоссейку, один конец которой устремляется к городу, а второй бежит вдоль польской границы к Литве. Если подняться по шоссе чуть-чуть в гору, увидишь город, вернее сказать, башни, трубы и корпуса азотно-тукового комбината.
ххх
На улице ни души. Но вот в одном из окон новых домов мелькает силуэт.
Инна Черепица приглашает меня в свой большой дом и соглашается рассказать о жизни до и после Чернобыля.
- Мне тогда пятнадцать лет было, заканчивала восьмой класс. В дни аварии нас успокаивали: «Ничего страшного! Всё хорошо!». А когда через Наровлю повезли эвакуированных жителей Припяти, мы поняли, что это не просто так... Те, кто поумнее, сразу по родственникам разъехались. Но через несколько дней стали вывозить детей и из Наровли - целыми садами и школами. Мама у меня повар, она день и ночь кормила солдат-ликвидаторов...
- Как вы сейчас себя чувствуете?
- Наверное, я оптимистка, мне здесь хорошо. Главное, есть этот дом. Дочка уже пошла в школу, а я работаю в фирме, выпускающей туалетную воду. Зарплата нормальная. Вот амбулатория в деревне - примитивная, и совсем нет аптеки - говорят, невыгодно. Хоть бы самые ходовые лекарства можно было купить - от температуры, от кашля... А магазин - и того хуже, все продукты приходится закупать в городе.
О, заглядывала я потом в тот магазин. Обустроен он в пустой квартире, один на всю деревню, торгует сразу и продуктами, и промтоварами - этакий супермаркет! Теснота такая, что даже холодильную витрину поставить негде.
- Не скучно вам здесь?
- Нет. Здесь пять молодых семей из Наровли, мы даже в школе вместе учились. И среди местных уже много друзей. А пойдет огородный сезон - вообще не до скуки будет!
В Подлабенье действительно много молодых семей. Живут они в трехэтажных многоквартирных домах со всеми удобствами. И с огородиками по соседству в придачу.
- По родным краям не грустите?
- Вы знаете, там знакомых уже никого не осталось. Я даже к маме туда не езжу, она сама навещает нас. Говорит: «Ну, я бы тут уже не прижилась...»
- А как её здоровье?
- Она молодец, не жалуется. Любит баню, зимой снегом растирается. Не сдаётся. Но, рассказывает, молодые болеют, умирают... Зато беженцы с Кавказа охотно едут в Наровлю, всё-таки там не стреляют...
ххх
...С Екатериной Николаевной Кузьменко мы беседуем на облитой солнцем скамеечке, откуда открывается благостный вид на поле, сосновый лес за ним, красивый костёл и деревенское кладбище.
- Я из деревни Соболи родом, дом у нас большой был. Муж еще до аварии умер. Сын как раз в армии служил, а дочь с семьёй в Брагине жила. Здесь уже пятнадцать лет. Когда приехали, мне еще пятидесяти не было. Сначала в трехэтажке жили, вшестером в одной квартире. Потом сын и дочь эти коттеджи получили. А у меня однокомнатная квартира. Ничего не приватизировали - дорого. Приехали сюда в чём были, с сумками. Ни мяса, ни кусочка сала не захватили. Председатель говорит дочке: «Доить коров пойдешь? Тогда возьму». А она кондитер, но согласилась. Меня в садик нянечкой пристроили. Всё, что зарабатывали, проедали. Тяжело было первое время, не передать... Обидно, по телевизору всё рассказывают, как помогают чернобыльцам, а нам никто ни копеечки не дал... Картошку первую посеять, и ту, как всем, за деньги выписали... И вот обжились вроде.
Только больная я совсем: давление, сердце, печень, полиартрит, гастрит, - целый букет. В феврале в санатории была в Ждановичах под Минском по бесплатной путёвке. Да что уж про меня говорить? Вон зятю опухоль удалили. У старшей внучки щитовидка, внук, который здесь уже родился, - сердечник и видит плохо. Словом, хлебанули богато!..
- Как вам наша земля? Отличается от вашей?
- Ой!.. Огородик дали - а там камней, как на небе звёзд!.. Я - до местных: «Бабоньки! А что ж тут вырастет?!». Они в ответ: «А всё растет, Николаевна!». У нас же там земля, как пушочек, мягкая. И чёрная...
- В Соболях живёт кто-нибудь?
- Прошлый год ездила на могилку, так, может, человек пять жили. Поездили-поездили и назад вернулись. А мы сразу решили остаться. Чего уж кататься?..
ххх
...Вот наконец и мужчина появился на горизонте. Михаил Куценков - тракторист, заскочил домой на обед, перекусил, и пора снова в поле. Дом у них небольшой, трёхкомнатный, но пока хватает. Вся семья - он, жена да восьмилетний сын. Вот беда, что школы в Подлабенье нет, в соседнюю деревню Лососно возят детей. Это километров под десять будет. Нет и своего клуба. Даже странно - центр колхоза вроде бы...
- Не обижают вас здесь?
- Не обижают.
- А сколько вы зарабатываете?
- Пятьдесят тысяч.
(Менее 40 долларов по тем временам).
- Негусто.
- Так во всех колхозах примерно так.
Михаил убегает, и основные жалобы высказывает уже его жена Жанна. Она из Ветковского района, в дни аварии всего-то одиннадцать годков было.
- Не работаю, вожусь с огородом и с сыном. У него с раннего детства лимфоузлы увеличены. Ничего поделать не можем. А на операцию страшно соглашаться. Дом этот строители сдали три года назад, в декабре, с уймой недоделок. Вода в подвале до сих пор стоит. Приезжали как-то представители вертикали, смотрели, записывали, обещали помочь - да где там!.. Телефон очень нужен. В прошлом году деньги на него перечислили, а куда они ушли - неизвестно. Одна служба кивает на другую...
Вот такие у них проблемы. У чернобыльцев, переселившихся к нам из пострадавших районов.
ххх
К тому времени в наши края перебралось из пораженных радиацией регионов 16 тысяч человек. Расселили их на самых чистых землях. Помимо двух упомянутых деревень большие группы чернобыльцев приняли Матвеевцы Волковысского района, Осиновщина Сморгонского, много квартир выделили невольным беженцам в Лиде, Слониме, Мостах, Сморгони и Гродно.
Спустя несколько лет после аварии сдали в Гродно 65-квартирный дом для инвалидов и ветеранов из Хойникского и Ветковского районов. Велось и адресное, пофамильное строительство жилья для тех, чья болезнь или инвалидность связаны с Чернобылем. В год набиралось 25 - 30 таких квартир. По медицинской статистике, из 175 человек, признанных инвалидами, только у шести недуг связан с последствием аварии (как правило, это инсульт либо онкозаболевание).
Но радиоактивного пепла хватило и самой Гродненщине. В зону загрязнения до 5 кюри попали 147 населённых пунктов, до 15 кюри - еще три деревни. Это Ивьевский, Дятловский, Новогрудский и Кореличский районы. Около 26 тысяч жителей, 120 тысяч гектаров поражённых полей, лугов и леса.
Рассчитанная на пять последних лет 20-го века государственная программа борьбы с последствиями аварии финансировалась и выполнялась процентов на 60 - 70. Между тем в 2000 году онкологическая заболеваемость в Дятловском районе на 386 случаев превысила среднюю по области. Смертность выросла почти вдвое.
У детей всей Гродненщины в несколько десятков раз (!) участилась патология щитовидной железы, отмечен рост болезней крови, онкозаболеваний, психических и нервных расстройств. Правда, на фоне стойкого снижения общей заболеваемости этот драматический всплеск не испортил, по признанию самих врачей, в целом приятных цифр. Как и в случае нормальной температуры в среднем по госпиталю...