Будни НАТО Улыбка аллигатора

Лариса Миронова

Это видео недавних учений НАТО у наших границ (как они видят войну с Россией)
Далее  текст - два отрывка из миниатюры, посвященных будням натовских солдат.


УЛЫБКА АЛЛИГАТОРА

Часть 1. Попытка бегства от судьбы

В конце пятого месяца скитаний Лэйси заметил, что одежда его порядком истрепалась. В раздумьях о том, во что бы переодеться, но не имея свободных денежных средств, он по счастливой случайности наткнулся на опрокинутое навзничь у придорожной канавы тело натовского солдата. Подошёл, присмотрелся, да, солдат мертв, но вроде не пахнет, значит тело лежит здесь недавно, перевернул его ногой. На затылке запеклась кровь, видно упал на камень, так и есть, камень, вот он, рядом, острый, и на нём густо запеклась лепёшечка почти уже чёрной крови. 

Оружия у солдата не оказалось, но метрах в ста от этого места Лэйси нашёл автомат. Время было раннее, едва рассвело, поблизости никого, и Лэйси, скрывающийся от всеобщего призыва в случае войны (а она вот-вот начнётся, Лэйси свято в это верил), больше не раздумывая, снял с мёртвого одежду, всё, до трусов и носков, и бросился прочь со своей добычей. Примерно через полчаса он набрёл на какой-то брошенный сарайчик и, незамеченный никем, там переоделся. Одежда пришлась впору. В заднем кармане штанов были документы, которые после тщательного изучения он всё же уничтожил, попросту сжёг на костерке за сараем, облив их бензином из зажигалки.

Лэйси брёл вдоль дороги до позднего вечера, не встречая на пути никакого жилья, пока не истомился до того, что готов уже был заночевать под открытым небом. Но тут он услышал  нарастающий рёв приближавшегося автомобиля.  Свет фар слепил глаза, он поднял руку, машина остановилась, залез в кузов. Несколько десятков пар глаз с любопытством уставились на него.

Так Лейси оказался в бригаде НАТО. Сославшись на контузию, якобы произошедшую после случайного падения и удара головой о камень, он почти всё время молчал, будто бы напряжено вспоминая, что же с ним произошло на самом деле. Три дня он провёл в медчасти, потом, за неимением внешних повреждений и каких-либо признаков недомогания, кроме провалов в памяти в том, что касается прошлого, Лэйси был оставлен в отряде до выяснения всех обстоятельств под именем недавно пропавшего без вести солдата. Видно начальство не хотело поднимать шума из-за этой пропажи. Однако первая же стычка с сослуживцами едва не закончилась для него совсем плохо. Был дан приказ, который показался ему до чрезвычайности нелепым – закопать  своё оружие. Причём командир даже схватил его за рукав, пытаясь вырвать трофейный автомат.

Лэйси, по-прежнему молча, внимательно присматривался к нему, раздумывая, куда бы половчее  врезать – в челюсть или поддых. Камерады уже поглядывали в их сторону и предостерегающе покрикивали «гэй-гэй», потом стали вокруг, говорят командиру: «Оставь его, он же чокнутый»…

Бледный от злости, командир тоже молчал.  Тут всё внезапно разрешилось миром. Появляется подполковник, командир батальона, свой среди солдат, пожимает руки, спрашивает, как всё прошло на учениях, и прочее, солдаты говорят что да, устали, вот и мозоли есть.  Подполковник, строго глядя на командира, объявляет, что солдаты реально заслужили немного комфорта, и сейчас приедут грузовики. 

Все забираются на машины и едут в казарму, скоро присяга, рекрутский экзамен успешно сдан. Маршировка каждый день, учатся синхронно исполнять команды, хотя пока ещё с трудом, но командиры не теряют надежды и не перестают орать, где право и какое плечо левое, чтобы конкретно через него и производить такой сложный фортель, как поворот «кругом!».  Затем выбирают шесть репрезентантов от батареи, которые будут иметь честь подойти к знамени, прикоснуться к древку и зачитать формулу очень короткой присяги, которая, как и положено в любой демократической стране, не является клятвой, а всего лишь «торжественным обещанием». Обещать, как известно, не значит жениться: я, мол, торжественно обещаю верно служить ФРГ и отважно защищать Права и Свободы немецкого народа.  Но если бы дислокация происходила в какой-либо другой стране, входящей в НАТО, то и название страны, соответственно, было бы другое…

Часть 2.
 Аты-баты, шли солдаты, шли солдаты прямо в НАТО

… В такой, несколько расслабленной обстановке Лэйси провел почти погода без особых приключений, но вот дали команду выдвигаться в указанном направлении, без  каких-либо комментариев к маршруту… Это был последний призыв, затем бригада, к которой под чужим именем был приписан Лэйси,  навеки прекратит существование. Командный состав и материал распределят между оставшимися частями. А зачем стараться, если всё равно этой армейской части не будет больше в армии Бундесвера? Вот отсюда и апокалиптическое настроение. Целыми днями служащие сидят в подвале или в танковом ангаре, проверяют укомплектованность инструментов, вооружения и прочего материала, который через месяц уйдёт по назначению. Как обычно, половины не хватает. Унтера воруют друг у друга недостающее, потому заявить точно, где чего не хватает, просто невозможно.

Так проходит ещё один месяц, и всех почётно производят в обер- гефрайтеров (в старших ефрейторов) и выдают погоны с двумя косыми полосками, что означает - служить придётся ещё три месяца, что сильно вгоняет в уныние, но тут прилетела бодрящая весть: в Германию с дружеским визитом наведаются столько-то военных кораблей США во главе с каким-то там секретным супер новым штабным лайнером, прямо в портовый город Киль, где у  немцев имеется военно-морская база, но так как военные США ужас как боятся террористов, то страна – хозяин должна организовать безопасность уважаемых посетителей. А так как ждущим ликвидации части военнослужащим делать всё равно нечего, то решают послать именно их.

Сообщают гостям, однако, что на охрану дорогих гостей идёт специально обученное охранное подразделение, и наспех учат скучающих вояк оттеснять невооружённую толпу – та тот случай, если бешеные пацифисты вдруг на территорию базы ломанут, чтобы наручниками приковать себя к базовским аксессуарам.

Всё о`кей, приехали утром, американцев ждут вечером. На базе два КПП. Напротив ворот стоят такие смешные домики из мешков с песком, да ещё с амбразурой, в которых сидят по двое охранников с автоматами: два десятка боевых патронов, оружие заряжено и взведено, однако стоит на предохранителе. В случае попытки прорыва на базу посторонних есть приказ открывать огонь на поражение без предупреждения. Ещё четверо сидят в самой будке КПП наготове, это первая полоса обороны. 

Вторая полоса - унтер офицеры, побывавшие по полгода в Косово и его окрестностях, стоят прямо перед въездом на пирс, облюбованный американцами. Фортификаций из песка нет, но есть три ряда заграждений из колючей стальной проволоки, закрученной в спираль и сложенной пирамидкой, и ещё два пулемёта.

 Дальше расположились уже сами охраняемые натовцами американцы. Заблокировали весь пирс, нагло объявив его территорией США, так что ни один немец, не говоря уже о каких-то там правоверных, как Лэйси, туда зайти не сможет - а там стоят гигантского роста негры в бронежилетах с автоматами и огромных зеркальных очках, а перед ними наставлены баррикады из заградительных щитов, и ещё на всякий случай находятся два бронетранспортёра с крупнокалиберными пулемётами.

Однако даже под такой защитой глаза у американских солдат всё равно имеют постоянный оттенок лёгкого испуга, что, однако, маскируется под «особую американскую задумчивость»… Охранники-натовцы из Бундесвера надевают каски и жилеты  для колоритности, берут автоматы и следуют чётким строем на место. Служба идёт так: четыре часа в домике КПП, два часа в песочной фортификации, потом шесть часов перерыв и опять шесть часов вахты.

Ночью особенно тягомотно. Нужно очень напрягаться, чтобы не заснуть. Единственное развлечение - чужеземные матросы, которые, оказывается, после четырёх месяцев на борту первый раз получили право на выход и крайне интересуются немецкими пивными. Интересуются, правда, недолго, потому что ходить уже прямо не могут. Один такой экземпляр вызвал массу позитивных эмоций у охраны, когда более получаса не мог угодить в калитку, всё время его проносило мимо, а ворота уже были закрыты. Сначала этот несчастный на двух ногах пытался взять калитку с ходу, но тут его повело вбок, и он уцепился за прутья ворот, затем долгое время собирался с мыслями. Осознав своё положение, он сделал второй заход, но опять не попал, теперь его занесло в другую сторону, да так, что сходу воткнулся всем своим телом в клумбу. Полежав для романтики недолгое время в цветах, он снова попытался встать, но увы…. Тогда его озарила счастливая мысль: с широкой детской улыбкой он направился в сторону калитки  ползком, но разные конечности не хотели ничего знать о согласованности движений, а такая простая идея, как двигаться по-пластунски, у него так и не родилась.

И всё же калитку он взял  измором: кое-как подполз к окошечку, достал своё удостоверение и даже поднял в правой руке, но голову поднять так и не смог, что  поставило в тупик контролирующих, ведь они не могли сравнить его личность с фотографией и по этой причине не имели права пропускать неопознанное четвероногое служащее на базу. Но всё обошлось, его просто пожалели, или просто надорвали животы смеяться, и четвероногий военнослужащий отправился далее всё на тех же четвереньках, а вахта ещё долго наблюдала его тернистый путь на родной корабль.

Не обошлось и без эксцессов со стороны охраны. Один весёльчак, тот самый  Милитарист, эх, рано его выпустили из психушки, устав стоять в домике из мешков с песком, решил разнообразить свой досуг тем, что сдвинул рычажок предохранителя на позицию «очередь», положил палец на спусковой крючок и начал тщательно целиться в людей за воротами, аккуратно провожая их дулом автомата, пока они не скроются из поля видимости. Его напарник, заметив это, бросил свой боевой пост вместе с автоматом и рацией и побежал жаловаться старлеу, мотивируя тем, что он не желает стоять рядом с опасным идиотом, уже осужденным за паталогический милитаризм внутри части,  и вообще сказал, что у него шок, глубокая морально-психическая травма,  и теперь он отказывается впредь стоять на любой вахте.

Несколько слов и об этом чудном типе. Он буддист и тут проповедями тайком занимался, однако на него пока никто не донёс, но это лишь по причине отсутствия иных развлечений. Закатит глаза и включает шарманку – агитацию за чистую землю буддизма в западном раю, эманацию света, эманацию жизни: «The Pure Land sect emphasises the important role played in liberation by Amitabha… which means Immeasurable Light… who is also called Amitayus …which means Immeasurable Life… The Pure Land or The Western Paradise… where there are no distractions… and where they can continue to work towards liberation… under the most favourable conditions…»

Начальство жалобе буддиста вняло, а все остальные охранники сильно огорчились такой несправедливостью и стали уже строить  коварные планы, как отомстить этому весёлому Милитаристу,  как стало известно, что по причине психической неустойчивости и ему, этому записному весёльчаку, целившемуся в толпу чисто для развлечения, запретили пожизненно прикасаться к оружию, а без оружия на вахту не выйдешь, поэтому он всё остальное время отдыхал в казарме, а пинки под зад и дружеские фанэры, получаемые украдкой от камерад при встрече в коридоре, сносил с невозмутимой улыбкой  так гордо, как и подобает настоящему солдату Бундесвера. Результатом этого происшествия стало решение командования вообще не взводить автомат при заступе на службу. 

Интересный конфуз произошёл также с ещё одним клиническим психом, но уже другим, однако не с тем, о котором сообщалось ранее: заступив на вахту в домик, он тут же захотел удалиться по малой нужде, но так как солдатом он являлся дисциплинированным, то окончательным решением было стойко стерпеть и эту превратность воинской службы. Однако через 1 час 45 минут терпеть стало совсем уж невмоготу, о чём он и сообщил по рации на КПП, с просьбой заменить его на пару минут, но получил в матерном тоне решительный  отказ: подтяни, мол, всё наверх и сплюнь…

Кончилась эта трагедия, как нетрудно догадаться, мокрым делом, и командир, путём несложных умозаключений пришёл к выводу о глубокой психической неуравновешенности и этого типа с вытекающим из этого факта постоянным запретом на ношение оружия.

И всё же, несмотря на все возникающие сложности, Бундесвер продолжали надёжно охранять союзников-аемрикосов, пока они не соизволили, наконец, покинуть гостеприимный немецкий причал, после чего все охранники с новым запасом энергии и служебного рвения вернулись в родную казарму, продолжить нести хотя и тяжкую, но всё же почётную долю бундесверовца.

Дождаться дембеля, однако,  спокойно не получилось. Под занавес куплет. В завершение службы ироды назначили двухнедельные учения. Колонны  выдвинулись в бывшую казарму Народной Армии ГДР, где всё было соответственно социалистическому статусу, как и должно быть при социализме. Зато уж настрелялись вволю. Ночная стрельба трассирующими, отделение в защите, это когда в поле поднимается масса автоматически движущихся мишеней всё ближе и ближе, а доблестное воинство по ним палит из окопов. И лесное прочёсывание цепью было, когда поднимается мишень, и все падают наземь и садят в неё из автоматов – кстати, Лэйси непредумышленно застрелил в пылу сражения двух санитаров – подымается мишень, на этот раз с большим красным крестом, а ты в неё одиночными пух-пух-пух, и нет горемыки, а потом другого. Но и это в общей сумятице сошло с рук.

В итоге, не считая двух трупов, так нелепо пущенных в расход, патронов извели массу, да ещё и местных напугали вусмерть – идёт толпа вооружённых до зубов, измалёванных чёрной краской солдат по посёлку, из за жары у всех согласно приказу закатанны рукава и автомат висит на шее, а тут ещё один придурок, видно, сильно истосковавшись по Родине предков, вдруг затянул дурным голосом:

«Идут по Украине солдаты группы центр!»

Это было как раз, когда  после стрельбы каждый получил по пять банок пива… Служба такая… Немцы, местное население, со страху наземь попадали, думали, русские идут, снова война… поражение…

С учений шли все как зачумлённые. Бригада была на взводе уже давно, дисциплина шаталась, но пока ещё не падала. За самовольную отлучку грозил большой штраф, и это помимо полного увольнения без каких-либо специальных условий. Передовые части шли быстро, будто их снарядил лично византийский император. На следующий день они должны были прибыть на пункт расформирования, все уже в мыслях своих откровенно готовились к дембелю, начальство открыто презирали, а тут вдруг ночью наводнение случилось, из-за ливня прорвало плотину, и вода залила близлежащий посёлок. Солдат, разумеется, отправили спасать тонущих местных.

Когда жизнь проходит среди песка и пыли, то и простая вода может представлять собой большую опасность. А тут текла, шумно и упрямо, переполненная дождями полноводная быстрая река. И в этой реке, белой от пены, как бурлящая кровь, тут и там, уже бултыхались люди, беспомощно взмахивая руками, но после нескольких бесплодных попыток удержаться на поверхности, уходили на дно.

Вот этих терпящих бедствие людей надо было спасать.  И всё это походило бы на комикс, если бы не казалось таким ожесточённо страшным. Лэйси, сильно смущаясь, сказал... нет-нет, кое-как промямлил, что не может выполнить приказ по уважительной причине, но его даже слушать не стали, взвинченный командир лишь бросил на бегу: «Проблему решишь сам, на месте».

По уши в ледяной воде,
Лэйси пытался вытащить на сушу орущую благим матом женщину, прижимавшую к себе маленького поросёнка. Женщину он всё же кое-как вытащил на мелководье, но самого его тут же захватило волной и унесло течением на самую середину реки. Его непромокаемая форма сначала надулась, как парашют на ветру, а потом стала быстро сдуваться и пропускать воду в разных местах. Устав сопротивляться стихии, Лэйси безвольно лежал на спине, глядя на торчащие тут и там набухшие и потемневшие от воды  ветки кустов, утонуть сразу почему-то не получилось – словно некая незавершённость толкала его обратно. Мир струился сквозь него, как прана через материю, а над ним уже пламенело рассветное небо. Кроваво-красное солнце вот-вот выплывет из-за горизонта и радостно качнётся на белёсых волнах. Придавленный солнечным светом, он, наконец, пойдёт ко дну. По исламу жизнь человеку вручается Аллахом сразу по рождению, А вот когда её Аллах заберёт, никто не знает наверняка. У каждого своя версия. Новое, но почему-то будто знакомое чувство возвращения крепло в его меркнущем сознании, и всё его тяжелеющее тело наполнялось этим сладостным убаюкивающим осознанием, торгуя злом, как победой…


(Полный текст в моей книге с одноименным названием.)