Опавшие лепестки 1

Анна Боднарук
               ОПАВШИЕ  ЛЕПЕСТКИ  ПРОЖИТЫХ  ЛЕТ

       Зимы на Украине, по сравнению с Сибирскими, не сказать что холодные, но снегу иной раз столько наметёт, что к колодцу не пробиться, а уж кто-кто, а мама моя хватила горя больше всех в семье, ведь она в четыре утра, когда ещё всё село спит, на ферму шла. Яры ночью переметёт, сравняет в одно белое поле, да и темно ж ещё в это время суток. Вот она с керосиновым фонарём – в одной руке, и с длинной палкой в другой руке, почитай на ощупь пробиралась на работу. По селу идёт – хоть заборы видать, страшно становится, когда за село выйдешь, там и заблудиться можно и в глубокий снег провалиться…
     От фермы наша хата дальше всех была. Даже сторож, одноногий, вреднющий Андрон и то мою маму жалел. Да что ж тут поделаешь? Хату ж не передвинешь…
     Когда ночью разыграется метель, утром и нам, возле дома работы хватит. Бабушка - возле печи, дедушка снег от крыльца отбрасывает. Моя же задача, хоть по воздуху летай, а воды в дом натаскай. Городским жителям и невдомёк, какая золотая жила – на кухне кран с водой. Да не только с холодной, есть ещё и горячая вода… А в селе, хоть дождь, хоть снег, хоть грязь непролазная – вёдра в руки и пошла воду носить. Вода и дрова – это первое дело. Второе, тоже важное дело – это накормить и напоить скотину. Сами хозяева, ели – не ели, а скотину обиходить, первейшая задача. И всю эту работу надо выполнить перед школой, да её и за работу в селе не считали. 
     Воду я носила, Коля (брат мой) дрова, уж какие там есть, к бабушкиной печке принесёт. Теперь нам надо залезть на сеновал, что на чердаке хлева был. На старом рядне, прихваченном руками за концы, спустить по шаткой лестнице, козе сухой травы или опавших листьев. Вроде пустяк, но ноги дрожат, когда ноша перевешивает, а падать с высоты кому ж охота… А тут ещё метелью так вход на сеновал замуровало, что «хоть мамки плачь».
     Я уже не буду рассказывать, как мы, в общем-то ещё дети, тот снег разгребали, добираясь до сеновала. Я лестницу держала, а Коля вверху лопатой лаз в снегу пробивал. Устал лопатой выше головы орудовать. Руки опустил, чтоб минутку отдышаться. И тут, изнутри послышался какой-то непонятный звук. Но мы-то подумали, что это с хлева слышно, как коза с козлятами ходят, как поросята спать укладываются и за место потеплее воюют… Но, вдруг, в снежной стенке, со стороны сеновала кто-то сильно заскрёбся и продавил снег, как раз напротив того места, где Коля лопатой проделывал лаз. Образовалась дыра, как у шубы рукав. Из неё, один за одним начали выскакивать бродячие коты. Сшибли Колю с лестницы. Он на меня упал, а потом мы уже в снег повалились, а через наши головы целая свора котов и кошек, (кто ж их считал в этой круговерти), пробежало. Да они с испугу прямо на собачью будку побежали. Жора (пёс) опешил от такой кошачьей наглости. Но уже в следующую минуту осерчал и ринулся в бой. Коты ринулись в рассыпную, да по глубокому снегу далеко ли убежишь. Такой визг во дворе подняли, что даже дедушка с бабушкой с хаты выбежали.
     Кое-как мы через тот лаз сено достали, козе отнесли, а потом ещё снега натаскались, чтоб хоть самые необходимые дорожки во дворе расчистить. На часы посмотрели – одиннадцатый час, какая уж там школа… Но в тот день учеников с сельских окраин в школе и не ждали. Уж больно снег глубоким был. Надо было ждать, когда «тропинки пробьют» те взрослые, кому срочно надо было куда-то идти.
     - Да-а, метель всем не в радость. Наша Мурка, вон, на припечку сидит, греется, а бродячие коты тоже себе тепло искали. Опять же – мыши в сене и в соломе водятся. Ты тех котов не трожь… - помахал пальцем дедушка внуку, - Они худа не сделают. Потеплеет – сами уйдут.
     Не любил мой брат бродячую кошачью братию, но дедушку ослушаться не посмел. А коты, бывало, залезут на курятник, сидят, на зимнем солнышке греются. Жора лаем исходит, а достать до них – цепь коротка. Бабушка сердится, слушая этот гвалт, а дедушка, возьмёт окраец хлебца и за дверь. Котам по крошке разделит и Жоре даст. Вроде как помирит их. Однако наша кошка присоединяться к своим блохастым собратьям не хотела. Сидит на подоконнике, смотрит на них, а во двор не просится. Вот так и зимовали.

                ***
     Конечно же, сам человек ни на кого не похож. Однако большой вклад в формирование его мировоззрения, а как результат – характера, вносит его окружение и даже те малые случайности, дарованные Судьбой, на которые, по большому счёту мы даже особого внимания не обращаем. Вот, к примеру, обычные семейные завтраки, ужины и даже небольшие перекусы. Что такое «чай пить» и что можно просто чай пить не для еды, а для удовольствия, об этом я даже понятия не имела.  Может об этом и знали те, кто в семье были старше меня, но они чаям не предавали значения. Да и жили мы в то время так бедно, что хватило бы продуктов хотя бы до весны дотерпеть. А чай с сахаром – это уже барская блажь.
     Когда с братом ходила в колхозные детские ясли, (там были дети разных возрастов), то там иногда нам давали чай, но этот чай был заварен на местных травах. Это была горячая вода, слегка желтоватая на вид и пахнущая ромашкой, той самой, что цвела без лепестков. О том, что где-то в чужих краях растут чайные кусты, из них собирают листики, сушат, а потом … продают в красивых коробочках или прессованные в брикетиках, я узнала где-то в классе шестом. И то по случаю того, что продавщица в сельмаге «заторговалась» и именно из-за этого чая (его никто не покупал и он протух), разразился большой скандал, когда нагрянула ревизия. Да и потом нашим сельчанам чудно было слышать, что кому-то в голову пришло листья с кустов продавать. Там яблоки, сливы, вишни считалось делом второстепенным собирать в саду… а тут листья.
     Впервые в мою жизнь вошёл чай, как приятный напиток, который можно пить маленькими глоточками, не спеша, за разговорами или наслаждаясь приятным видом, это я уже замужней была…
     В доме моего дедушки ели только за столом, под образами и тут уже никаких вольностей, разговоров, тем более отвлекаться на что-то другое – ни-ни. Даже в окно оглянешься и то рискуешь по лбу получить деревянной ложкой. Поели, встали, и тут уж кто хочет попить, то вот она вода, чистая, колодезная, из ведра, что стоит на лавке, в углу. Зачерпни кружкой и попей. Даже так и говорили: «Что за беда, что пьётся вода?» А чем же ещё еду запивать, как не водой… А то ещё говорили: «Хлеб да вода – крестьянская еда», а если есть на столе щи да каша или мамалыга вместо хлеба, то и вовсе грех Бога гневить, это и есть достаток в доме. К тому же считалось, что есть где-то на вольном воздухе… это даже опасно. «Беда с ветром приходит…» То ли дело под образами, благословясь…
     Потом уже стало вольней, когда не стало моего отца и бабушка с дедушкой большей частью стали жить в нашей хате, на Горбах и, в тёплое время года,  бабушка выносила большую чашку борща и ставила на летний стол, что во дворе. А мы всей семьёй садились на скамейки и тянули ложки через весь стол.
     И всё же память моя возвращает меня к моему первому чаепитию, за маленьким столиком, во дворе девочки Вали, хоть она и намного старше меня была. Её родственники жили в городе, иногда приезжали к ним в гости, и Валя очень старалась подражать их манерам. Мало того, что у неё были настоящие фарфоровые чашки с цветочками с внешней стороны. Эти чашки были семейной гордостью, их берегли, но чтоб похвастать перед подружкой, Валя налила настоящий чай в две кружечки, (такие пологие, низенькие посудинки с ушками, но довольно вместительные), и на блюдцах осторожно вынесла их во двор, на маленький столик, покрытый вышитой скатёркой. Вдобавок, она вынесла сахар, кубиками и чайные ложечки. Я не то, чтобы пить с такой посуды, я даже низенькую скамеечку поближе к столику боялась придвинуть. С моей стороны стояла кружечка на блюдце, а в ней очень красивая с узорчиком ложечка, до половины утонула в чае.
     Валя, оттопырив пальчик-мизинчик, держала за ушко чашечку, другой рукой придерживала блюдце. Ложечка при этом касалась её виска. Я же сидела, как околдованная, и смотрела на это сказочное действо. Потом переводила взгляд на «свою» кружку, но даже притронуться к ней не смела. Смотрела, как в кружке отражаются покачивающиеся листики клёна, который рос у межи, но дерево было такое большое и раскидистое, что его тень прикрывала от жары весь Валин дворик.
     Попробовать тот чай мне так и не пришлось. Раньше времени пришла с работы Валина мама. Дочке «нагорело» за то, что без спроса достала из шкафа чашки. Мою чашку, на меня даже не глянув, мама унесла в дом, за нею, опустив голову, пошла Валя. Я же, обойдя по кругу, где не достанет цепная собака, поспешила покинуть этот двор. Потом, дома, меня ругала уже моя мама с бабушкой за то, что я ходила во двор к богатеям. «Кроме унижений тебя там ничего не ждёт… Хвастаясь тем, чего у тебя нет, она, хоть вслух не говорила об этом, но давала понять: кто она, а кто ты… В гости ходи только к ровне и то если пригласят…»
     И теперь, когда вижу в воде отражение кленовых листьев, вспоминаю Валину кружку  с чаем. Это отражение почему-то мне показалось даже краше чем те цветочки на фарфоровой кружке. Потом уже, став взрослой, поняла, что умение видеть прекрасное, это гораздо большее богатство, чем дорогая посуда.
     Жизнь учила меня доброму, чистому понемногу, чаще всего на горьких примерах, наверное, чтоб дольше помнила.

                ***