Возвращение в сон

Дмитрий Голубев Ал
     часть 1

           Посвящается Любимой…

 Голубев Д.А.
Возвращение в сон.

Возьмите наши слёзы,  укажите дорогу в сон, разрешите вернуться в мир грёз, где мы оставили нашу радость и счастье...

              Сон - периодическое, физиологическое состояние мозга  и  организма человека и   высших   животных, внешне  характеризующееся  значительной обездвиженностью и отключением от раздражителей внешнего мира.  Сновидение - субъективно переживаемые психические явления, периодически возникающие во время естественного  сна. (По З. Фрейду, сновидения - ...это иллюзорное осуществление вытесненных желаний).  [*БСЭ]
              Как кратко и сухо описано то, о чем мечтает большинство  людей, ложась спать.  И как много приятных впечатлений бывает у тех людей, которые увидели во сне то,  что им нравится, то, что они давно хотели увидеть.  А как бывает обидно, когда ты полностью вливаешься в интересное сновидение,  где ты уже  считаешь  себя  неразрывно связанным с этим сно-миром и,  вдруг,  просыпаешься.  Как хочется вернуться обратно в ту обстановку,  в тот мир,  где ты что-то оставил или не успел сделать!  Не всегда, даже мгновенно заснув, удается вернуться в сновидение,  а если и удается, то, почему-то, окружающая обстановка тускнеет и становится скучной и однообразной,  или ситуация развивается не в нужном тебе направлении.  Хочется вернуть прежнее,  а невозможно.  И еще долго, снова и снова ложась спать, ты мечтаешь, чтобы тебе приснилось продолжение понравившегося сна. Но, увы...
     Утро. Ты  неохотно  покидаешь  теплые объятия кровати.  Медленные движения,  воспоминания (или попытка сделать это) увиденного ночью  или уже утром.  Затем, ты умываешься,  смывая с себя остатки сонного ощущения,  одеваешься,  завтракаешь,  идешь на работу.  Вечер. Ты устал. Ты почти ничего не увидел за день хорошего, стоящего того, чтобы этот прошедший день не казался однообразным и бесполезно прожитым. Хочется чего-то такого,  что отвлечет от постоянных тяжелых мыслей.  Что же это? - Книги,  журналы,  газеты,  музыка, телевизор, вино, наркотики, женщины...  Кому что.  Но все это дает лишь временное расслабление. Хочется продлить отвлеченное состояние,  хочется еще и еще... Так люди и поступают, постепенно становясь зависимыми от этих вещей.  Каждый, кто находит забвение в одном или нескольких из перечисленных отвлечений, может твердо сказать, что без этого он не представляет свою жизнь интересной и стоящей того,  чтобы жить. Вот и сон тоже можно отнести к еще одному виду отвлечений от этого мира. Безусловно, это естественный вид отвлечения, природный,  если позволите так сказать - запланированный изначально,  но  некоторые  не  представляют свою дальнейшую жизнь без сна (без сновидений) интересной. Пусть кто-то и не помнит  того,  что  видел  во сне, но, тем не менее, каждый считает свой сон чем-то личным и дорожит им, как тайной, которую должен знать только он сам.
     Во сне  отдыхает организм человека, успокаивается его нервная система, освежается ум, и, в зависимости от состояния здоровья и легкости сновидения,  у человека формируется настроение на будущий день. Конечно,  это чудесно - проснуться утром с хорошим  настроением,  бодрым  и полным сил.  Но всякий раз, когда ты просыпаешься во время замечательного сна, ты отдал бы все на свете, чтобы вернуться в обстановку, в которой ты находился,  когда спал.  И снова ты убеждаешься в том,  что нет в этом мире ничего долговечно прекрасного.  Даже  сон  -  частичку Твоего организма,  Твоей личности невозможно повторить или продлить. И все же сон,  сновидение, всегда останется самой желанной вещью, чтобы уйти в нереальный мир, в котором может произойти самое неожиданное, самое замечательное, но и самое ужасное тоже не исключено.
           Мир сна. Загадочный мир. Только представь - во сне ты можешь быть и действующим лицом и наблюдателем одновременно. Ты бессмертен во сне! Ты можешь даже наблюдать собственную смерть, как персонажа, но в то же время,  ты,  как двойник,  осознаешь, что на самом деле жив. И тогда снова  действуешь во сне,  как персонаж,  и снова же,  подсознательно, наблюдаешь происходящее.  Тем не менее,  между тобой наблюдающим и тобой действующим  поддерживается тесная связь - эмоциональная.  Тебе не чужды во сне такие чувства,  как  страх,  волнение,  грусть,  радость, счастье,  любовь, отчаяние, одиночество, а также холод и тепло, боль и наслаждение,  ласка и удовольствие в чем угодно. А вообще, все факторы восприятия  больше ощущаются как-то психически,  внутренне,  подсознательно.  И,  как не  странно,  такие  чувства,  как  любовь,  радость, счастье, одиночество,  страх  и  предчувствие  чего-то, что сейчас произойдет,  проявляются во сне особо сильно, чисто и утонченно, в отличие от чувств в реальной жизни.  Видимо поэтому,  очень тяжело возвращаться из сна, где чувства были чисто душевные, в мир, где все это искажено и измазано грязью нашей реальности.
                Бывают сны реальные - ситуации  повседневной  жизни,  происходящие иногда в неизвестном тебе месте, но бывают и фантастические, с необычайным сюжетом, захватывающие и увлекательные. И когда ты просыпаешься и не можешь вспомнить какую-то часть сновидения или установить логическую связь между отдельными  его  эпизодами,  то  расстраиваешься, словно упустил что-то ценное в своей жизни.  Во сне даже самое нелепое произведение или какое-то изобретение кажется величайшей вещью,  которую  придумал  Ты, и которая приносит тебе столько радости и счастья, сколько не принесет в реальном мире ни одно твое творение.  Причем при пробуждении,  невозможно точно выяснить,  что именно могло принести тебе столько счастья или горя,  того, что могло тебя так напугать или обрадовать,  того, что вообще могло вызвать такие сильные чувства. Поэтому каждый, хотя бы во сне,  пытается попасть туда, где чисты чувства и нет гнетущей тяжести обычной жизни.
             Вот почему я сейчас здесь - в лаборатории одного ученого, занимающегося продлением сна. Известно, что человеческий сон состоит из двух стадий: медленного и быстрого сна. Причем, в основном во время быстрого (парадоксального)  сна человек видит сновидения.  За весь ночной сон человека быстрый и медленный сны чередуются около 4-5 раз. Быстрый сон занимает лишь 20-25% от всего сна человека, т.е. исходя из восьмичасового сна,  быстрый сон,  в общей сложности,  длится около двух  часов, следовательно,  для того,  чтобы смотреть сны одну неделю, нужно спать целый месяц.  Но, наверное, все понимают, что нормальный сон не может длиться в течении месяца,  даже при искусственном усыплении, т.к. мозг человека не привык и не способен создавать образы, тем более логически связанные, так долго.  Но, как выяснилось не так давно, один ученый все же изобрел такой аппарат,  который на протяжении любого времени  будет подавать  импульсы в головной мозг спящего человека,  действуя на подкорковые образования мозга с целью продления быстрого сна, причем того сновидения,  которое он желает увидеть. "Каким образом?" - спросите вы. Да,  я согласен, - это что-то уж слишком фантастическое, можно сказать - из разряда мечтаний. Но, тем не менее, это возможно. А объяснение этому следующее:
            Существует некий аппарат, который во время твоего сна, в период быстрого сна, записывает биосигналы (их частоту, амплитуду и все параметры того сновидения, которое ты смотришь), поступающие из головного мозга; но не такие сигналы,  которые записываются электроэнцефалографами, а биоимпульсы несколько иного рода,  записывающиеся, как раз с подсознательного уровня, с уровня твоих чувств, как бы странно это не выглядело. Затем, приблизительно под конец твоего сновидения тебя будят, и ты говоришь - желаешь ли продлить этот сон или нет. Если да, то тебя снова погружают в сон,  при помощи этого же аппарата, и аппарат начинает посылать в подкорковые образования мозга записанные биосигналы того сновидения,  которое ты только что смотрел.  Позже, когда кончается запись,  поступают разнообразные сигналы приблизительно тех параметров,  которые во время нормального сна записал аппарат, поддерживающие нужный быстрый сон,  время от времени сменяющийся непродолжительным медленным, чтобы не было утомления организма. Имеет место один минус: сигналы нужного тебе сна, поступающие в мозг из аппарата, могут иногда искажаться от геофизических факторов Земли, или неправильно восприниматься из-за плохого самочувствия, по причине чего может выйти искаженный образ того, что ты хочешь увидеть; в худшем случае можно получить совершенно иной сон. Поэтому, чтобы по прошествии времени вызвать нужный образ приходится подбирать условия, максимально похожие на те, которые были во время твоего сна в момент записи.  И,  конечно, все получается очень  удачно,  когда  сразу же после пробуждения от обычного сна,  ты просишь его продлить.  Хорошо еще то,  что только ты сам можешь снова увидеть и ощутить свои «переживания во сне». Никакой другой мозг не воспроизведет видение, созданное твоим мозгом.  Но самое трудное - это, все-таки, то, чтобы приснилось желанное. Поэтому мне приходилось засыпать в лаборатории каждую ночь  в  течении нескольких месяцев до того дня,  когда приснился тот сон, что произвёл на меня самое сильное впечатление.
              Вообщем-то, ничего особенного:  лето, солнце на фоне голубого неба, луг с цветами, бабочки... девушка. Чистая, нетронутая природа и одинокая девушка. Всем,  наверное, было бы приятно очутиться в таком тихом уголке природы, где не видно ничего искусственного, сделанного все портящими  руками человека.  Но здесь было еще лучше.  Здесь все источало нежное тепло,  как бы говоря:  " Я твой друг,  посмотри на меня,  я не причиню тебе никакого вреда."
               Солнце - оно не казалось слишком ярким и обжигающим;  небо – цвет его лазурной голубизны был особенно нежным; трава - она приглашала тебя лечь в свою пушистую изумрудную зелень;  цветы - они,  будто, тянулись к тебе на своих стебельках,  словно улыбались твоему присутствию. Все ,все вокруг - и живое и неживое,  все радовалось тебе и приглашало остаться, показывая  и  источая все самое прекрасное,  присущее им.  А воздух - он был божественным дыханием,  наполненным запахом добра, дарующим жизненную силу и поющим в твоем сердце.
               Я шел по лугу,  по нежной высокой траве,  точно не зная - кто  я, откуда и где. Я об этом не думал. Я пытался впитать в себя ту атмосферу изобилующего добра и прелести, в которую я попал. Это было то, чего невозможно даже представить,  это было то, о чем невозможно и мечтать.
              Я шел и ни о чем не думал. Я даже не знаю - шел я или летел. Лишь помню, как чудесные цветы гладили своими бархатистыми прохладными лепестками мои ноги, как пролетавшие бабочки осыпали мое лицо душистой пыльцой, и как ветер нежно перебирал мои волосы... Меня, словно, несло куда-то. Но я был белее, чем спокоен - здесь мне ничто не грозило, а даже наоборот  -  могло  дать столько спокойствия и восхищения,  сколько ничто никогда не даст.
           Так я добрел до той самой одинокой девушки, которая сидела далеко на лугу,  в траве.  Сейчас она сидела и смотрела на меня.  Мой  взгляд утонул во влаге ее больших прекрасных глаз.  Ее улыбка была милее всех улыбок, которые я когда-либо видел. Ее лицо было, как белоснежный цветок, только что распустившийся новому дню.  Ее шея, руки, фигура - все это было совершенно,  прекрасно, восхитительно... У меня не было желания взять ее,  пригласить пойти куда-то с собой.  Нет!  Она была,  как прекрасный цветок, тот самый цветок, который является украшением именно этого луга, именно этого сказочного мира. Сорвать этот цветок означало испортить весь этот мир,  лишить его самого чудесного  украшения, и,  в  конце  концов,  испортить сам цветок,  как бы ты за ним потом ни ухаживал...
            Я присел рядом. Казалось, что все то нежное тепло, которое царило в этом мире, исходило из нее, казалось, что именно она является источником этого тепла, - настолько умиротворяюще было находиться рядом с ней. Но нет,  источником была не она.  Она была  просто  частью  этого прекрасного мира,  мира,  где все,  наполняющее его, впитало в себя ту атмосферу добра и нежности,  которая их окружала.  Я же, был здесь чужой, гость;  и не известно - какую атмосферу, впитавшуюся в меня, принес я оттуда, откуда пришел. Впрочем... откуда я вообще?.. Не знаю. Но меня здесь принимают,  как кого-то только что родившегося здесь.  Быть может, все и все,  кто здесь существуют,  - откуда-то пришли до  меня, тоже из какого-то мира,  где все было совсем не так, как здесь? Но это меня уже не волновало.  Главное,  я видел то,  что все и все  находили здесь удовлетворение, полное удовлетворение,  и никто не хотел покидать этого мира. А я? Долго ли мне здесь находиться? Не придется ли мне покинуть этот мир и вернуться обратно?!  Эти мысли меня очень встревожили. Чего я не хотел,  - так это возвращаться обратно. Этого я не хотел больше всего на свете. Это единственное, чего я не хотел, чего я вообще мог не хотеть в столь чудесном мире.
         Ее милая улыбка, обращенная ко мне, вмиг отогнала все мои страхи и опасения. Это было,  как лекарство.  Я снова жил в этом новом для меня мире, я снова был окружен добром, нежностью и абсолютным спокойствием. Глядя вокруг себя,  наблюдая за всем,  что меня окружало,  я  не  мог, честно говоря,  представить, что здесь когда-нибудь бывает ночь. Слишком прекрасен был день,  чтобы его сменяло что-то темное  и  грустное. Но я был уверен,  что ночь здесь есть и эта ночь, наверняка, по-своему прекрасна и удивительна.
             Только сейчас я заметил, что перед Ней, в пушистой зеленой траве, лежало множество разноцветных лепестков.  Одни были маленькие, с ноготок мизинца, другие - огромные, полностью закрывающие мою ладонь. Сначала я никак не мог понять - зачем здесь столько лепестков,  но потом, когда я увидел то, что Она с ними делает, я был сильно удивлен. Кто бы мог подумать! Она брала четыре лепесточка (два побольше и два поменьше),  раскладывала  их на ладошке в форме бабочки,  нежно дула на них и... вот чудо! - с ее руки слетала прекрасная живая бабочка!..
               Я все сидел и,  с умилением, глядел, как с ее ладошек вспархивают и улетают прекрасные бабочки.  Тут она снова посмотрела на меня своими ясными глазками,  и  я услышал нежный голосок,  коснувшийся моего слуха: "Тебе нравится это?" "Да,  это восхитительно," - ответил  я.  Тогда она взяла  мою руку и положила в раскрытую ладонь четыре легких лепесточка, чем-то похожих на садовую лилию,  и сказала: "Подуй на  них."  Я осторожно подул.  Лепесточки  зашевелились,  немного преобразовались и вот, - на тоненьких черных лапках,  раскрывая и закрывая крылышки,  по моей ладони побежала прелестная бабочка,  каких я никогда не видел.  Я взглянул на девушку.  Она счастливо смотрела на меня,  радостно блестя глазами и,  все так же,  умиляя меня своей улыбкой. "Вот видишь, - это совсем не сложно," - сказала она.  "Да," - ответил  я.  "Давай  дарить жизнь нашему  миру," - предложила она.  Меня это предложение привело в восторг. Создавать жизнь,  дарить ее этому доброму миру!  "Конечно!" - радостно ответил я. Но тут, я почувствовал, что что-то оборвалось, что с чем-то прервалась связь.  И тогда я понял весь ужас этого ощущения - я возвращаюсь обратно.  Я просыпаюсь! Я увидел погрустневшие глаза девушки, я увидел,  как исчезла ее улыбка,  и как на ее лице  отразилось выражение непонимания происходящего.  " Не уходи.  Останься, пожалуйста..." - произнесла она. "Я не хочу уходить! Я не хочу покидать тебя! Меня что-то уносит отсюда!" - проговорил я в отчаянии. "Но, ведь, ты вернешься,  правда?  Ты еще вернешься?.." - спросила она грустным тоном. " Я вернусь... Я должен сюда вернуться..."
                Прекрасная картина затуманилась и сменилась расплывчатым  изображением действительности. Расплывчатым от слез.
                - Вам снился грустный сон?  - спросил меня кто-то,  чем-то щелкая позади меня.
                - Нет. Слишком хороший, чтобы просыпаться, - выдержав долгую паузу, ответил я. - Слишком хороший...
                - Мне очень жаль,  - продолжал все тот же чей-то голос, - но сейчас продлить ваш сон не получится.  Приходите, пожалуйста, через неделю. Нам необходимо провести тщательную проверку аппарата. Но ваше сновидение записано.  Все нормально.  Если позволят условия,  повторить и продлить этот сон будет совсем не сложно. Насколько я понял, вы, наконец, дождались стоящего сновидения, не так ли?
              - Да, - грустно и сухо ответил я. - Дождался...
              - Очень за вас рад, - сказал улыбающийся мужчина, стоя уже передо мной.
              Реальность была более,  чем отвратительна. Эти провода, угловатые предметы, искусственное освещение, люди, которых я почти не знал, да и сама окружающая  атмосфера,  пропитанная скукой,  безразличием и тупым однообразием, угнетала и отравляла мое самочувствие...  Абсолютно  безынтересный мир. Мир, лишенный стремления к жизни, лишенный естественности и разнообразия.  Ничто искусственное, придуманное даже самым богатым воображением какого-либо человека,  не прибавит естественной радости той жизни,  которую мы,  люди,  сами себе создали. Впрочем, этот аппарат тоже был придуман,  и придуман был таким же обычным человеком, как и все мы. Но он, аппарат, - ключик в нашу душу, в наши мечты, в наш внутренний мир грез.  Он просто помогает повторить Наши же сновидения. Наши сновидения,  конечно,  тоже неестественные видения, какими бы реальными они не были. И уровень их ненатуральности, зачастую, превышает по чувственным переживаниям уровень естественных событий, явлений и видений.
                Я вышел на улицу. Вышел на улицу того мира, где я был всегда, туда, где я являюсь частью этого мира, который я должен любить. А за что? Только лишь за его и мою реальность? Не вижу удовольствия ни от первого ни от второго.  Все отвратительно. Хотя, надо смириться. Надо найти в себе силы для того, чтобы прожить здесь неделю. Я должен это сделать. Я должен это сделать так же, как я делаю во время болезни - делаю неприятное, на тот момент, для того, чтобы потом было хорошо. Так вот эта действительность - болезнь,  а мне надо найти силы - лекарство, чтобы "проболеть" до "выздоровления" - до возвращения в сон.
Было очень рано. На моих часах,  которые я, к счастью, успел завести, - пять утра.  Пожалуй,  утро - это единственное хорошее время дня в  этом  мире: нежно-голубое летнее небо,  немного сохранившее на своих мелких облачках краску детского румянца, выглядит чистым, отдохнувшим за ночь от человеческой грязи. Оно выглядит таким новым,  свежим, что я просто представить себе не могу - как только людям не жалко каждый  день начинать забрасывать его грязью,  коптить и протравливать испарениями машин,  заводов и другой дрянью портящей небо...  Все ранним июньским утром кажется чистым и отдохнувшим: и деревья с сочной зеленой листвой, пропитанной ночной свежестью и прохладой,  и  трава, держащая в своей зелени капли росы,  и пробудившиеся птицы поют сейчас более чистыми голосами,  и мухи и бабочки,  впитывающие в  себя  тепло летнего солнца...  Бабочки.  Я вспоминаю сон. Я вспоминаю тех бабочек, которых я видел там.  Я вспоминаю Ее...  Я вспоминаю. Да, ее не забыл.
              Но, чтобы не терзать себя воспоминаниями о ней, я должен забыть ее, на время, всего на неделю.  Хотя, я прекрасно знаю, что все равно буду ее вспоминать. Ее...  А кого - ее? Ведь я не знаю даже имени... А оно, я уверен, прекрасно, так же, как и все в том мире.
             Вскоре я пришел домой.  К себе домой, в свою квартиру. Все в ней, как прежде: тот же уют, та же тишина, то же одиночество... Но частенько меня  успокаивало  одиночество, я очень уютно себя чувствовал в своей квартирке, особенно, когда о чем-то размышлял. И, в основном - вечерами, когда становилось темно и тихо, я оставался один на один со своими мыслями и мечтами, погружаясь в наполненное ими пространство квартиры, как в нежную, успокаивающую мою душу паутинку.
             Но сейчас не вечер, а день. Я наблюдаю то, как нежное, тихое утро переходит в сильный,  насыщенный жизнью летний день.  Все, вообщем-то, сейчас меня устраивало: и мое любимое время года, и прекрасная погода, и уют  моей любимой квартирки,  но...  мне было тяжело внутри.  Мне не хватало того мира, откуда мне пришлось выйти; хоть и зашел я туда случайно...
             Сейчас я зевнул и, несмотря на то, что было чуть больше семи утра, решил  поспать.  Конечно,  не ради того,  чтобы вернуться в тот же сон, этого просто не случилось бы,  а для того,  чтобы отключиться  от этого мира.  И сон - это наилучший способ отключиться от него на некоторое время.  Я закрыл шторами окно, откинул покрывало на  кровати, забрался под него и окунулся в безмыслие.
              Проснулся я уже после полудня.  Как я и ожидал - снов не было. Да и не беда.  Все равно ничего лучшего, чем то, что я увидел сегодня под утро, мне не приснится.  Но сейчас я был счастлив. Я считал себя самым счастливым человеком в мире. Ведь у меня есть такое сновидение! Сновидение, которое можно повторить,  в которое я могу вернуться!..  Нет, не могу. У меня нет ни способности повторить это сновидение своим мозгом, ни аппарата,  возвращающего в записанный сон и даже нет возможности ускорить время,  чтобы  поскорее вернуться в чужой,  но волшебный мир. Вся радость исчезла так же внезапно, как и появилась. Да, у меня ничего этого нет. Есть только желание, огромное желание, давящее на мозг и на легкие, не давая тем самым спокойно жить и легко дышать. Оно лежало, как груз, который невозможно скинуть по причине его неимоверной тяжести, а моей - слабости. Как я слаб! Как я слаб...
             Прошло пять дней.  Заканчивался шестой день моего душевного угнетения. Я думал, что не выдержу такого давления, как внутреннего - ожидания возвращения,  так  и внешнего - ежедневного наблюдения этого безынтересного мира.  Лишь мечты из прошлого об ожидании чего-то необычного и чудесного от жизни  нагоняют успокаивающие слезы и тоскливую сладость одиночества.  И вот эти-то мечты, с каждым днем становящиеся все более  осознаваемыми,  как всего лишь мечты,  нагоняли еще большую тоскливость от такой "жизни". Трудно сказать точно - чего таинственного я ожидал от жизни. Просто хотелось чего-то необычного, восхитительного и нежного,  чтобы придать ей таинственное разнообразие и утешительное спокойствие, которые обретаются от осознания того, что ты кому-то нужен,  что в тебе видят поддержку,  что ты приносишь радость, успокоение и уверенность в жизни, а так же и то, что кто-то есть у тебя, для кого хочется жить, о ком хочется заботиться, с кем ты не чувствуешь себя одиноким и можешь откровенно делиться своими самыми сокровенными мыслями, мечтами и желаниями,  зная,  что тебя всегда поймут, поддержат, если тебе тяжело, и придадут тебе сил и желание жить дальше для того, кому ты хочешь отдать самое лучшее, что есть у тебя и в тебе самом. Но вместо нежности я получал жестокость, вместо понимания - издевательский смех,  а вместо поддержки - предательский отказ.  И стали тогда утешением слезы,  мечтания о счастье и грезы любви. И, глядя в бездонную успокаивающую голубизну безоблачного неба,  я уносился в потерянный мир  чувств,  в  ту  нереальность,  о малой частице которой я раньше мечтал, как о действительности. Ведь, ничего не нахожу я в том реальном мире  затоптанных  чувств,  вытравленной  нежности и измазанной грязью предательства любви, который составляют окружающие меня повсюду толпы бесчувственных лиц.
              Я наполовину высунулся в открытое окно и осмотрел округу.  Впрочем, вряд  ли что-то могло привлечь мое внимание.  В вечерних сумерках уже попрятались и затихли в жиденькой  листве  дворовых  деревьев воробьи. Изредка шелестел листвою старых тополей теплый ветерок.  Приятный ночной ветерок,  приносящий запах зелени,  пищи, готовящейся в соседних квартирах к ужину, выхлопных газов автомашин, жженой помойки... Тьфу. Какой только гадостью не испортят впечатление от кажущегося спокойным летнего вечера.  Я посмотрел на ночное небо.  Его приятный темно-синий цвет нагонял мысли о сне. Звезды, проступившие на нем, мигали и переливались всеми цветами.  Одни были побольше,  другие - поменьше, поярче и потускнее, заботливо расположенные на своем месте в космическом пространстве.  На западной части горизонта было еще совсем голубое небо, словно разбавленное небесной водой,  а на востоке уже -  черное, словно пропитанное  черной тушью.  И лишь звезды сверкают по всему небосклону своей неизменной чистотой и ослепительной холодностью. С каждой минутой  небо  все сильнее и сильнее пропитывалось черной тушью, становясь огромным черным покрывалом,  нежно накрывающим для сна все человечество. Становилось уютнее и сонливее.  Казалось, что это нежное покрывало ночи появилось только для тебя,  такого маленького и  беззащитного существа под его поверхностью, чтобы успокоить и усыпить тебя, дать отдохнуть и отвлечься от всей грязи, шума и суеты дня; казалось, что этот,  уже очищенный от людской нечистоты, теплый ветерок обдувает только тебя, освежая кожу, голову, мысли и с каждым дуновением отправляя тебя в мир отдыха и безмятежности; казалось, что и ясные звездочки и острый серп месяца светят тоже только для тебя,  успокаивая мыслью о том, что ты не один в этой летней ночной тишине...
              Когда стих собачий лай во дворе,  людские голоса, и уже гасли  последние окна в соседних домах, я, не закрыв окна, лег в кровать и уснул. Оставался последний седьмой день.
             В который я проснулся оттого, что почувствовал нестерпимый холод. Сильно укутавшись в одеяло, неохотно отдающее впитанное за ночь тепло, я, часто мигая, смотрел на ровный свинцовый цвет быстро бегущих за окном облаков. За окном, которое  я вчера оставил открытым, ложась спать; за окном, из которого я любовался темнеющим летним небом. А сейчас было противное пасмурное утро. Утро, не принесшее мне абсолютно никакой радости и желания жить сегодня.  А надо. Надо прожить последний день, после которого наступит "выздоровление" - возвращение в сон из  этого жуткого реального  мира.  Что мне больше всего не нравилось, так  это мысль, которая не давала мне в последнее время спокойно думать о возвращении. Эта  мысль состояла в том,  что я иногда начинал подумывать, будто сошел с ума.  Так сильно желать нереального,  мечтать об этом,  как  о спасении от погибели, хотя это всего лишь мой собственный сон, мне казалось умопомешательством.  Ненормальностью являлось то, что я поменял местами реальность и нереальность, т.е. реальность стала для меня ужасным гнетущим сновидением, а нереальность - тем чудным миром, где я жил всегда  и где, уснув, вижу этот " сон".
              Но глядя, уже через закрытые окна, на окружающую меня снаружи городскую обстановку под серым полотном холодного неба,  я понимал,  что этот мир не стоит того,  чтобы жить в нем столько лет.  Я думал о том, что лучше умереть в том прекрасном сне через месяц,  через неделю, через сутки в конце концов, но получив душевное и чувственное удовлетворение от чудесного мира,  чем проводить тусклую и унылую жизнь в течении нескольких десятилетий, живя в реальности, страдая от болезней и от осознания факта неизбежной бессмысленной смерти. Кому я здесь нужен? Кто меня ждет и думает обо мне?  Кому станет хоть чуточку хуже, если я больше не буду существовать? Да никому. Станет, может быть, даже лучше, что освободится квартира для тех, кому нравится здесь жить, кто заинтересован в том, чтобы, прожив жизнь, оставить о себе память потомкам. Таким же толпам бесчувственных лиц, считающих жизнь только способом, чтобы оставить о СЕБЕ память - высохший плевок на сером асфальте бессмысленности.
            А там  меня ждут.  Да.  И как бы глупо и нелепо это кому-нибудь не казалось, а я хочу вернуться туда.  Туда - это в мир моих отображенных мечтаний.
            Сегодня я еще буду ночевать здесь - у себя в  квартире,  в  своей комнате, в своей кровати,  в своем мире.  А завтра я положу свое тело, протравленное человеческими отходами,  злобой и горечью этой печальной жизни на кровать в чужом месте, в чужой обстановке и уйду в чуждый, но счастливый мир, построенный на фундаменте надежды, сотканный из многочисленных лент моих радужных мечтаний и хранящийся в моем сознании под покрывалом сердечной грусти…
             Что мне не понравилось,  когда вечером следующего дня я подходил к старинному зданию, в котором располагалась лаборатория по продлению сна, так  это черно-фиолетовые тучи над зеленой линией деревьев на горизонте. Весь сегодняшний день был солнечный, что меня поначалу сильно радовало, но эти грозовые тучи под вечер меня настораживали. Совершенно не нужно было падение атмосферного давления перед погружением в сон.
               Когда я  уже был в самой лаборатории, я узнал еще одну разозлившую меня новость: оказывается, лаборатория начала работать почти три дня назад, а еще через два она снова закроется, причем на неопределенный срок для каких-то технических изменений в аппарате.  Глядя на зеленую рощицу из огромных дубов, лип и вязов,  окружавших старое здание,  в котором я сейчас находился,  я думал о том, что стоит ли уходить в мой сон всего лишь на  два дня.  Конечно,  где-то в глубине я совершенно точно знал, что вернулся бы в тот мир даже на час, но из-за расстройства этими новостями, мне в голову постоянно лезли всякие глупые раздумья и сомнения.
             На мгновение  смолкли и так тихие голоса в комнатах лаборатории. Я открыл окно. Поразительно тихо было вокруг: ни ветра, ни шелеста листвы старых  деревьев,  ни  сигналов  автомобилей,  ни голосов людей или птиц; тишина. Испытывая некоторую неловкость от такого беззвучия в окружающей меня обстановке, я с благоговейным страхом наблюдал то, как медленно, тихо и неотвратимо надвигались чудовищные  черно-фиолетовые грозовые тучи, неся в своем чреве неизмеримо огромную энергетическую силу, проявление которой заставляет содрогаться  всё  существующее  на земле во время стихии. Дальнейшее наслаждение тишиной оказалось невозможным: кто-то чихнул,  где-то просигналила машина, прошелся по кронам деревьев внезапный порыв ветра,  прогремел гром. И теперь, несмотря на то, что было всего восемь часов вечера, стало совсем темно, почти как ночью.
                Закапал дождь.  Сначала тихо,  а затем,  словно пытаясь за  что-то отомстить всему находящемуся под его водяными струями, все с большей и большей силой забил крупными каплями по листве деревьев, по зеленой траве, по уже почерневшей от воды земле,  по растерявшимся прохожим, по крышам и карнизам каменных домов этого города.
                Дождь, красивые  яркие вспышки молний и следовавшие за ними раскатистые звуки грома продолжались почти до полуночи. Когда все стихло, я сидел у окна,  положив голову на руки, и наслаждался успокаивающим запахом чистого воздуха, смешанного со свежестью мокрой зелени, приносимым легким ветерком из ночной темноты.
               Все попытки отговорить меня от повторения сна сегодня, аргументируемые пониженным давлением, влажностью и другими уже не особо серьезными факторами для отказа, не увенчались успехом. И поэтому я решительно шел по направлению к двери,  за которой я смогу получить то,  к чему я так стремился все эти дни, а, впрочем, - всю свою жизнь...
              Когда включили аппарат, по всему телу разбежались приятные, слегка щекотящие волны и, пробежавшись от пяток к голове,  исчезли где-то  в мозгу, вызвав легкую дрожь и ощущение сонливости.  Где-то через минуту я поймал себя на мысле,  что уже засыпаю.  Сквозь слипающиеся глаза  я увидел, как  куда-то  позвали человека,  который должен был следить за моим погружением в сон. В полу сознании я вспомнил, что возвращаюсь в сон только на два дня,  и мысль об этом слегка отрезвила меня.  Ужасно неприятно было на душе оттого, что твой же сон, его продолжительность определяешь не ты,  а совершенно чужой тебе человек! Опять ощущалась какая-то зависимость от решения другого,  опять то же самое, безоговорочное подчинение, которое я так ненавижу! Так хотелось продлить сновидение, но вот как?.. Механизм усыпления действовал, и действовал в согласии с заданной программой - медленно, но чётко. В засыпающем мозгу крутилась мысль: "Пока я один, можно изменить программу на большую длительность." На аппарате было несколько ручек, и над каждой был свой электронный циферблат с разными цифрами. Из-за плохого зрения я не мог разглядеть то, что было написано под каждой ручкой, и, сделав выбор на той, над которой горела наименьшая из всех цифр - цифра "3", повернул ее, кажется, до " 12", но после того,  как мозг резко окутала волна сна,  я, почти падая на кровать, вроде  бы,  еще  немного ее крутанул...  Связи с внешним миром я больше не ощущал...
           ...- Ну,  Анатолий  Михайлович,  рассказывайте - что там случилось с одним из наших пациентов?..
              - Вообщем, выяснилось следующее: как известно, мозг человека контролирует его сон, т.е. существует некий предел глубины сна. И обычно, сон не доходит до такого предела по своей глубине.  Если же это случается, т.е. глубина все-таки достигает предела, в этом случае она автоматически снижается  до состояния дремоты. В таком  промежутке мозг человека поддерживает некоторую связь с внешним миром,  и человека можно  легко  вывести  из состояния сна. Вот в такой сон мы и возвращаем людей, всего лишь поддерживая состояние сна на протяжении заказанного времени. Способ, с помощью которого мы поддерживаем состояние сна элементарно прост - незначительно увеличивается глубина сна,  раза в два - три. Но мозг, несмотря на увеличенную глубину сна, по-прежнему продолжает контролировать сон и не дает перейти предел. Т.е. здесь срабатывает механизм такой: как только глубина дорастает до предела, то сразу же  сбрасывается, словно ударившись  о  потолок.  А  вот в нашем случае получилось что - когда позвали сотрудника лаборатории, буквально - на минуту, в соседнюю комнату, этот пациент выкрутил ручку глубины сна почти до максимума - аж до "20" и,  естественно,  глубина сна резко пошла на увеличение, причем слишком резко, а еще и из-за того, что парень чуть увеличил скорость засыпания этот "потолок", предел, был "пробит" и ... ну, вообщем, теперь наш пациент перешел в беспробудное состояние сна.
            - Это что - уже безвозвратно?
            - Понимаете,  уровень  контроля  мозгом  неперехода в беспробудное состояние остался ниже.  Теперь этот уровень равносилен  уровню бодрствования в нормальном состоянии. Сон представляет собой особо организованную деятельность мозга, а теперь эта деятельность проходит так же организованно, но уже на другом уровне. Это равносильно "другой" жизни. Такой сон мы называем гиперглубоким, по своим проявлениям он сходен с летаргией,  но о нем нам ничего не известно. Вывести пациента из гиперглубокого сна нам не удалось...
        ... Я стоял на бескрайней темной равнине. Один... Было очень темно и страшно.  Я всегда боялся такого вида:  темная равнина,  уходящая  в бесконечность, серые сумерки,  в которых нельзя даже сказать - где был закат, и низкое небо, по которому неестественно быстро на меня неслись серо-черного цвета тучи...  Ветер.  Он сильно дует мне в лицо, оглушая и пугая меня гулким свистом.  Я отвернулся в другую сторону. Все та же бескрайняя равнина,  пустые серые сумерки и тучи...  Они снова несутся на меня по низкому страшному небу. Я повернулся в другую сторону и ещё в одну и опять в другую...  Но тучи со всех сторон неслись именно на меня, пытаясь раздавить мой разум; и ветер тоже со всех сторон сдавливал меня сильными порывами, зло шепча в моих ушах: "Ты умрешь... Ты умрешь... Ты умрешь!..", все больше вызывая ужасное ощущение  обреченности...
          Я стоял на одном месте и внимательно вслушивался в завывание ветра и в свой внутренний страх,  распускающийся,  как черная роза,  раня и укалывая своими острыми шипами мою трепещущую  душу. Помимо  завывания ветра, был  еще  странный гул,  тяжелый низкий гул,  пронизывающий все пространство. Было ужасно. Такого страха я еще никогда не испытывал. Я не знал, что мне делать, куда идти или чего ожидать. Но, что было особо примечательно,  так это то,  что я не чувствовал себя,  как во сне. Все происходило  значительно реальнее.  Реальнее были мысли,  чувства, размышления и ощущения.  "Нет, это не мой сон. Мне такого не снилось. Меня вернули куда-то не туда. Мне страшно. Я один. Я здесь чужой..." - полушепотом проговаривал я свои мысли.  Когда начали сверкать  ослепительно-белые молнии, я, на полугнущихся от страха ногах, куда-то пошел. Хоть куда-нибудь. Молнии били низко, прямо в землю. Темная поверхность равнины, в местах их попаданий,  на мгновение становилась голубой. Вот чего не было, так это грома.  Видимо,  он  полностью  поглощался  тем жутким гулом, от которого закладывало уши.  Но почему эти молнии бьют только вокруг меня?! Ведь я же погибну от первой же из них, если она в меня  попадет!..  Кто-то,  кто незримо управляет всем этим кошмарным миром, словно услышал голос моего страха.  Молнии все  ближе  и  ближе стали бить в землю вокруг меня.  И вот одна ... она попала мне в голову!!! Я оказался объятым голубым сиянием,  будто находился под голубым полупрозрачным  колпаком.  Молния меня не отпускала.  Я чувствовал, как она сжимала и выкручивала мой мозг,  добираясь до глубин подсознания. Но я не мог кричать. Ужасной силы страх полностью парализовал меня. В пространстве раздавался чей-то пронзительный крик, словно кто-то кричал за меня. Вскоре  меня отпустили... Я лежал на выжженной мертвой, как и все вокруг,  траве и смотрел в низкое небо.  Теперь  черно-серые клубы туч  ходили  надо мной покругу,  все сильнее и сильнее,  образуя круговорот. С каждой секундой этот круговорот превращался в гигантский чёрный смерч.  Надо было убегать, но совсем не было сил. Я начал медленно приподниматься,  чтобы отползать,  но рядом уже гулко  засвистел черный столб смерча,  который,  жадно  срывая мертвую растительность, быстро подбирался ко мне. Вот это был ужас!!! Уносясь в жерло черного смерча, я,  сквозь оглушающий свист,  снова слышал чей-то пронзительный безумный крик...
            Очнулся я на такой же темной равнине.  Все то же черно-серое небо. Но не было ни ветра, ни звука, ни движения. Казалось, что теперь здесь умерло все,  даже  небо...  Я поднялся и негромко произнес букву "А", чтобы отогнать неприятное ощущение пустоты.  Я услышал свой голос, исчезающий в  бесконечности.  Здесь  было немного поспокойнее,  но страх все еще оставался, словно видел в этом необходимость. Я повернул голову на лево ...  и вздрогнул. Слева от меня начинались невысокие холмы, на каждом из которых стояли виселицы с неподвижно висящими на них  повешенными... До  самого  горизонта,  подобно уродливому мертвому лесу, возвышались эти кошмарные "буквы «Г».  Не знаю,  что меня  побудило пойти в ту сторону,  но я пошел. Медленно, нерешительно, сам не зная - зачем, но я шел именно туда.  Подходя к первому холму,  я услышал, как кто-то шепотом произнес: " Некрополь"...
            Забравшись на холм и подойдя к виселице, я, к своему ужасу, понял, что повешена  была  девушка...  На  толстой  веревке неподвижно висела прекрасного вида девушка.  Чудесные длинные  волосы  нежно  окутали  и скрыли ее обнаженное тело.  Но на прекрасном лице я,  к удивлению,  не обнаружил и тени ужаса или испуга. Лицо было спокойно и, казалось, что ее открытые глаза вот-вот моргнут.  Действительно, создавалось впечатление,  будто девушка жива.  Но она не двигалась. "Может так и должно быть?.." - промелькнула в моей голове безумная мысль.  И тут мне показалось,  что ее глаза поменяли цвет. Я приблизился к лицу и заглянул в них.  Моя голова,  словно мгновенно утонула в ее крупных зрачках,  и я начал наблюдать необычное явление. Я будто просматривал кадры из жизни этой девушки. Я увидел ее живой. Она в легком белом платьице бегала по залитому солнцем лесу, смеялась и радовалась всему,  что ее окружало. Она подбежала к лесной речке и,  зачерпнув ладошками кристально чистую воду, пила ее.  Я видел,  как подобные хрустальным шарикам капли  воды стекали по ее лицу и капали в журчащий ручей,  искрясь и переливаясь в солнечных лучах.  Вся окружающая обстановка была очень похожа на мир в моем сне - такая же чистая добрая природа, такие же радость и счастье, царящие вокруг.  Я видел огромные цветы, растущие на лугах этого мира, прекрасных бабочек и удивительных птиц, садящихся на руки этой
девушки. А потом ...  что-то черное заволокло небо, смолкли все звуки, и изображение затуманилось... Посмотрев на девушку, неподвижно висящую предо мной,  я увидел... огромные слезы в ее глазах. Она не дышала, не моргала; она все так же висела на том же месте. Лишь слезы в ее глазах тускло блестели в этом мрачном мире.  Волна ужасной жалости  и  горечи дрожью прокатилась по моему телу, и я зарыдал. Все было так сказочно прекрасно, но Что-то пришло и уничтожило все счастье и радость,  искалечив и погубив такую восхитительную жизнь... Я шел и рыдал. Мой плачь разносился по всей бесконечной равнине, по всем холмам, доносясь издалека плачем, похожим на плачь одинокого маленького ребенка...
         Я все еще видел перед собой то прекрасное лицо несчастной девушки, одиноко  висящей  на  вершине холма.  Каким-то образом я забрел на еще один холм.  К еще одной виселице; к еще одной девушке... И тогда я понял,  что здесь,  в этом омерзительном мире, находятся только девушки, взятые из чудесных миров,  которые кем-то навеки  уничтожены.  Но  кто уничтожил эти миры, и за что все эти прекрасные девушки оказались в таком адском Некрополе?! Я взглянул в лицо новой девушки. Все такое же печально-спокойное выражение,  все  такие  же огромные грустные глаза, готовые моргнуть в любую секунду. Я снова погрузился в глубину ее бездонных черных зрачков, и снова я увидел добрый радостный мир. Она - та девушка, в чьих глазах я все это наблюдал,  бегала по красивым  горным склонам, поросшим мягкой травой,  пышными кустарниками с разноцветными цветами и изредка встречающимися невысокими деревцами с яркими плодами. Я видел,  как она перепрыгнула через хрустальный горный ручеек,  в холодные воды которого упало несколько лепестков с пышного венка  на  ее голове. Я  видел,  как  они  уносились течением куда-то далеко-далеко, кружась и обгоняя друг друга, подобно маленьким сказочным корабликам. Я наблюдал ее сидящей на бархатной травке этого горного склона;  я видел ее улыбку, ее блестящие ясные глазки, ее слегка задумчивый взгляд, устремленный в  бледно-синюю даль,  словно она кого-то ждала.  А может быть и ждала...  И было теплое солнце,  и голубое небо, и легкий ветерок, но... опять все то же Что-то черное затмило собой небо, уничтожило природу и радость,  которой там так было много... В ее глазах блеснули слезы.  Хотя ее лицо по-прежнему ничего не выражало, но могу себе представить, - какую же горечь потери оно выражало бы,  если бы девушка была сейчас жива... Плача и не оглядываясь назад, я спускался с холма, не понимая - почему происходило такое  уничтожение  сно-миров;  почему происходило уничтожение прекрасного, радости и счастья, даже во сне?..
             Я резко остановился.  Ужасная мысль мелькнула  в  моей  голове;  очень ужасная, самая ужасная мысль, какая только могла быть. "Ведь я же мог не попасть в мой сон,  в тот чудесный мир,  где меня ждала Она,  из-за того,.. что его тоже не стало!.. И Она… Значит Она... тоже здесь?!!" Я чуть не умер от одной только мысли об этом, но я точно знал, что умру, если это действительно так. Мое сердце вырывалось из груди от волнения, а плачь сдавил горло. Какой-то непонятный крик тяжелейшей утраты и безысходности вырвался у меня из груди и дрожащим эхом разнесся по округе. Роняя слезы из глаз,  я побежал искать Ее. Я заберусь на каждый холм, к каждой виселице, но я должен убедиться, что ее здесь нет. Я не хочу ее здесь найти. Не хочу!!!
         Я молнией забирался на каждый холм,  где видел светлые волосы. Еще не добежав посмотреть - кто именно там был,  я уже почти умирал. Холмы не кончались; виселицы тоже. Все это жутким видом уходило за горизонт. Из омерзительных туч, вдруг, закапал дождь. Причем черный. Гадкие липкие капли медленно стекали по лицу,  шее, рукам. Бежать было уже трудно. Лужи липкого дождя, вперемешку с местным грунтом постепенно образовывали болото. Дождь был очень сильный. Из-за его черноты стало совсем темно. Я уже начинал тонуть. Выползать было некуда. Холмы размякли и растворялись в общей жиже. Виселицы, словно огромные кресты на заброшенном кладбище,  медленно наклонялись и сваливались в топь, утягивая за собою и без того несчастнейших девушек.  Все было кончено.  Не оставалось даже сил, чтобы продолжать бороться за свою жизнь,  которой,  видимо, скоро тоже не станет...  Лишь небо, дождь, болото и горькое разочарование во всем... Я тонул, а значит - умирал...
          Но я не умер.  Медленно опускаясь в отвратительной жидкости  этого болота, я осознавал, что все еще жив. Создавалось впечатление, будто я стал легкий, как пушинка, и долго опускаюсь в каком-то кромешно темном месте.  Но вот куда опускаюсь, я даже представить себе не мог. А опускался я, надо сказать, действительно долго. И вдруг я опустился. Я стоял на  какой-то мягкой поверхности в абсолютной темноте. "Царство тьмы и безмолвия," - прошептал в моей голове чей-то бесцветный голос. "Что за странный голос? Откуда  он?  Голос фантазии моего сна или голос какого-то невидимого существа?" - думал я. Ответа я не получил. Я все так же стоял на своем месте, безрезультатно пытаясь что-нибудь разглядеть во тьме.  На этот раз я решил никуда не ходить, а остаться  на  своем месте и наблюдать, - что будет дальше. Было все так же темно и беззвучно. Спустя некоторое время,  я решил выкопать яму. То, на чем я стоял было похоже на мох и легко отдиралось.  Поэтому я довольно быстро прорыл себе  яму и ... куда-то провалился.  Сейчас я сидел на выложенном холодными серыми камнями полу. При мягком свете множества свечей, развешанных по стенам,  я понял, что нахожусь в каком-то замке, подземном дворце. Я встал на ноги и огляделся.  То,  что я видел, было похоже на огромный коридор  с  большим  количеством массивных деревянных дверей. Гигантские каменные своды уходили высоко вверх и заканчивались каким-то шевелящимся потолком.  Что там шевелилось - разглядеть было невозможно, но сам факт,  что там находится что-то живое вызывал во  мне неприятное беспокойство. 
                Тихо и даже несколько уютно было в этом полумрачном коридоре,  освещенном тысячами безмятежно горящих свеч. Они, подобно огнистому  ручейку,  убегали вдаль,  сливаясь в одну крошечную точечку, которая скрывалась в невидимых складках царящего мрака. Почему-то я чувствовал здесь что-то родное, что-то свое. Здесь я вспомнил свое детство;  свои детские мечты, ощущения, желания того, чего на самом деле не могло быть. Ах, как же я захотел вернуться в свое детство, в то состояние, когда я еще много чего не понимал, где многое казалось мне загадкой,  и все,  что я встречал впервые было для меня ново и заманчиво. Я медленно шел по коридору. Не производя ни единого шума,  я проходил мимо огромных деревянных дверей и вспоминал загородные ночи моего детства.  Всегда меня привлекали к себе ночи, особенно загородные. Тихо и приятно было там. Нежно светила луна с высоты ночного неба; люди спали в своих уютных деревянных домиках; сверчки подпевали редкому шелесту  теплого ветерка в кронах старых деревьев и кустарников. Я вспоминал себя, тихо лежащего ночью в большой кровати и  пытающегося впитать в себя всю прелесть той великолепной ночи, охватившей огромные пространства земли, которые она окутала густым мраком, приятной дремотой и нежной безмятежностью...
              Чем дальше я продвигался, тем все более и более поздние воспоминания приходили ко мне в голову. Я остановился. Две слезинки - накопившиеся чувства от нежных воспоминаний  выкатились из глаз и скатились по щекам,  оставив  прохладный соленый след.  Окончания этого коридора пока еще не было видно. И, наконец, я решил открыть одну из дверей. Я подошел и легонько потянул ее на себя. Дверь не открывалась. Тогда я в полсилы толкнул ее от себя.  Дверь, медленно открывшись, предоставила моему взору почему-то знакомую картину: серое осеннее небо, по которому быстро плывут низкие свинцовые облака; липы и березы, клены и вязы, дубы и осины, ели и сосны стоят каждый в своем осеннем наряде на берегу реки. На берегу сижу я. Ещё подросток. Я замерз и дрожу от холода, но продолжаю сидеть на том же месте и смотреть на поверхность темной речки. Сильные и холодные порывы ветра срывают с деревьев стаи разноцветных  листьев, кружащихся и садящихся на воду, на берег, на меня... Когда до меня докоснулись холодные пальцы осеннего ветра, я медленно закрыл дверь, печально глядя  на одиноко остающегося там меня. "Да,  это мой сон," - вспомнил я, все еще поеживаясь от ощущения того холодного ветра. Я пошел дальше,  взглянув,  напоследок,  на ту дверь ,  которую только что открывал. Она была закрыта,  а возле нее,  на холодном каменном  полу, лежало три  желтых  листочка...Почему-то  мне было жаль оставлять их, словно я навеки оставлял в незнакомом месте частицу себя самого. Я вернулся и взял их.       
               Идя дальше,  я  изредка  поглядывал  на  эти  березовые листочки в моей ладони. "Как странно,  - думал я, - похоже, что сейчас я могу вернуться в любой мой сон. Ведь этот коридор - длинная дорога с дверьми ко всем моим снам. Начиная с самого раннего детства и заканчивая ... О чудо! Неужели... неужели  в конце этого коридора будет и тот мой сон?!  Тот самый сон, в который я хочу вернуться?  Вернуться к ней, к той, которая меня ждет?!!" Сердце учащенно забилось в груди, и я, с сияющей улыбкой на лице, побежал.  По пути я решил еще раз убедиться в том, что эти двери - вход в мои сны. Я подошел и открыл еще одну. Но... тут же ее закрыл. Из-за угла какого-то дома бросился на меня огромный мужик с головою похожей на череп, поросший мохнатой черной шерстью. Я, в ужасе, начал убегать, опасаясь,  что Он сейчас выйдет из двери и погонится за мной. Но дверь,  к счастью, оставалась для него запертой. Да, и это тоже был один из моих снов. Но я очень хотел посмотреть на какой-нибудь хороший свой сон  и  снова  открыл дверь.  Я видел себя спускающимся с крутого склона, поросшего буйной растительностью,  к морю.  О,  как же я люблю море! Была солнечная,  немного ветреная погода, и поэтому по морю ходили небольшие волны. Затем я увидел себя, уже раздевшимся и купающимся в море. Я вспомнил свои мысли в этом сне: "Жаль, что нет шторма!" И в тот же миг я увидел, как волны начали подниматься все выше и выше. Я почувствовал захватывающее ощущение, словно находился в море. И тут я заметил, как одна волна все сильнее и сильнее поднимается вверх и вот, став высотой в многоэтажный дом, обрушилась на берег. Я поспешил закрыть дверь,  т.к.  в меня полетели брызги соленого моря.  Дальше  я вспомнил, что меня вынесло на берег и я успел зацепиться за какие-то железные перила.  Не помню,  что было потом,  но теперь  я быстро и уверенно шел в конец коридора.  Теперь я уже точно знал,  что здесь собраны все мои сны,  которые мне когда-либо снились. Можно было бы найти  среди  них  очень интересный и остаться в нем,  но...  я иду возвращаться в самый лучший мой сон,  туда,  где я буду не один,  и не просто  с кем-то,  а с тем,  кому нужен я и о ком я сам всегда мечтал. Это и есть тот сон, в котором я останусь навсегда.
               Я подходил  к концу коридора.  Все тот же каменный пол,  все те же своды, уходящие ввысь, все так же безмятежно горящие свечи. Но что это? В конце коридора была стена,  до самого потолка,  а на стене ...  была описана вся моя жизнь.  Причем в таких подробностях,  которые  знал  и хранил, как великую тайну, только я. По телу пробежала холодная волна. Неприятнее всего было читать о моих мыслях и чувствах. Я не стал  читать всего,  что  было  написано,  тем более,  что все это я прекрасно знал. Единственным интересным моментом для меня было узнать, -  что  же написано в конце.  Я тут же бросил взгляд на последние строки, находящиеся почти у самого пола:
"... Он добился своего,  чтобы вернуться в сон. Он заснул и больше
не проснется,  навсегда оставшись там, где оказался. Никто его не
разбудит, и ничто не сможет вернуть назад из вечного сна.
                Умер ...июля 199...года. "

            Что-то неприятно перевернулось у меня внутри,  вызвав какое-то общее отупение.  Я открыл последнюю дверь и зашел вовнутрь. Дверь гулко хлопнула, и  я продолжал слушать далеко разносящееся эхо этого хлопка. Почему я зашел в эту дверь? Напротив была же еще одна последняя дверь?! Отупелое состояние мгновенно улетучилось,  когда,  повернувшись,  я не увидел двери. Была стена, каменная стена и все ... Панический ужас охватил меня,  когда  я вспомнил последние слова на стене:  "...навсегда оставшись там,  где оказался..." Но то, где я сейчас находился не было желанным сном.  Я зашел не туда,  не в ту дверь. " Нет!!!" - заорал я, но крика не было. Из моего рта не вырвалось даже тихого шепота. И снова в пространстве прозвучали знакомые слова:  "Царство тьмы и безмолвия. " Из глаз брызнули слезы.  Они капали,  словно кровь из  порванной вены - непрерывно и настойчиво.  Я упал на каменный пол лицом и, задыхаясь от слез,  горя и безысходности, рыдал. Сколько я уже натерпелся, идя сюда! Сколько у меня было радости, когда я узнал, что здесь, именно здесь я уже точно смогу вернуться в свой чудесный  сон! И  что ж  - постояв у порога своего счастья, зайти не в ту дверь, куда нужно, и остаться там навсегда - это...  это...  Вот когда я действительно понял, что умру.  Этого перенести невозможно. Но... что-то привлекло мое внимание. Я,  заинтересовавшись,  поднял голову и посмотрел заплаканными глазами вперед. Посреди зала, в котором я находился,  стояло высокое зеркало, издающее слабое зеленоватое свечение. Я нерешительно подошел к нему и заглянул вовнутрь.  Сначала я увидел себя, но мое изображение мгновенно помутнело, и в глубине зеркала появились  черные  тучи. Я, вглядываясь в зеркало,  как в экран огромного телевизора,  стал наблюдать происходящее.  А происходило то,  что я уже видел  и  даже был участником. Я  снова  был  на  темной  равнине  под быстро движущимися страшными тучами. Я видел, как меня унесло ужасным смерчем, как меня крутило в нем и как выбросило в кошмарное место к холмам с виселицами. Я снова просмотрел все то, что видел в глазах нескольких девушек, но плакать уже не было слез.  И вот я снова тону в том жутком болоте, обливаемый сверху черным липким дождем и снова попадаю в Царство тьмы и безмолвия. Опять я шел по длинному коридору со входами в мои сны.  Вот я уже дошел до стены с моей подробнейшей биографией. Я видел ту дверь, в которую я должен был зайти, и видел то, как зашел в другую. Я с трепетом в сердце наблюдал свои страдания по этому поводу. И теперь, медленно подойдя к зеркалу, я снова смотрю на свое отражение. Однако, как же я изменился! На меня глядело сильно похудевшее лицо с большими заплаканными глазами.  Мне не хотелось верить в действительность,  но это было так. Лицо в зеркале прямо на глазах становилось все более худое и морщинистое.  Поредевшие  волосы  безжизненно свисали с головы.  Глаза становились все более и более грустными, тоскливо смотрящие из-под обмякающих век. Искорки жизни в них блекли каждое мгновение. Я вздрогнул. Из зеркала на меня смотрел худой старик. Я испуганно потрогал свое лицо и почувствовал на нем складки старой кожи. Что случилось?! Я старею с каждой секундой! Что это за место?! Я не хочу здесь больше оставаться, мне нужно выйти отсюда! Пустите!! Пустите меня!!! Я слабыми руками ударил по глади огромного зеркала.  Оно гулко затряслось, но даже трещинки не появилось на его поверхности. Я опять заплакал, уже от бессилия. Силы покидали меня. Удары становились все слабее и слабее, пока я не упал на каменный пол без сил. Сквозь слезы я видел, как зеркало начало разгораться зеленым светом. Я видел, как из шевелящегося потолка, словно из облаков, вылезали и смеялись надо мною ужасные уроды. Я слышал чрезвычайно красивый,  но страшный хор, с каждой секундой становящийся все громче и громче. Он постоянно менялся своим звучанием, напоминая то протяжный вой, то жуткий стон. На меня сыпались обрубки чьих-то тел. Ослепленный ярким зеленым светом, я умирал...

.    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    

                Когда я  приоткрыл  слипшиеся  глаза,  я увидел вокруг себя буйную изумрудно-зеленую растительность, купающуюся в море нежных солнечных лучей. Я увидел множество бабочек,  кружащих над лугом, подобно огромным разноцветным пушинкам. Я услышал чудесное пение птиц, летающих высоко в небе, сидящих в кронах лесных деревьев и прыгающих в высокой траве. Я почувствовал проникающую в сердце  доброту,  радость  и  ... чье-то нежное поглаживание по голове.  Я лежал на чем-то мягком и теплом, но это была не трава.  Я лежал на Ее коленях и чувствовал то, как ее рука  мягко касалась моих волос на голове.  Я вернулся.  Я все-таки вернулся. Сердце радостно забилось в груди,  и внутри  что-то  приятно защекотало. Я поднял голову,  чтобы скорее убедиться в том,  что это - Она. Ощущение неимоверной радости охватило меня,  когда  я  увидел  ее снова. На меня смотрели все те же прекрасные большие глаза,  часто закрываемые от радости веками с длинными пушистыми ресницами.  Ее лицо просто светилось от счастья. Мы одновременно бросились друг другу в объятия.  Вот она - та минута,  ради которой я жил и ради которой нужно было выжить, оказавшись даже в самых смертельных испытаниях.  Наконец-то я вернулся.  Мы оба  дождались этой минуты. Сладкие  слезы долгожданного счастья скатывались по щекам в траву. Падая на землю, они становились хрустальными шариками, радужно сверкающими на солнце. Мы долго сидели обнявшись,  слушая все еще взволнованное дыхание наших тел.  Я нежился в исходящем от нее тепле и уюте, я  ощущал  шелковистость ее светлых волнистых волос и я чувствовал, как по мне скатываются прохладные капельки ее слезинок.
              Прошло немало времени, что я понял по уже не такому яркому солнцу, начавшему спускаться к западной части горизонта. Она взяла мою руку и, приложив ее к своей щеке, подобно ребенку, который кладет любимую мягкую игрушку перед сном поближе к себе, предложила пойти домой.
             - К тебе домой? - спросил я.
             - К нам домой, - ласково улыбаясь, ответила она, - в наш дом.
             Мы встали и пошли по бархатистой траве изумрудного луга. Вот оно - то место, где все так прекрасно и так загадочно. То место, где можно и нужно жить,  причем  жить интересно и поистине с наслаждением.  Это то место, где оживают все твои фантазии, тот мир грез, в котором все создано лично  для тебя.  И теперь я здесь - в своем мире; я получил то, что искал, а мир получил меня - недостающее звено в своей золотой цепи. Хотя, кто знает - может быть, еще каких-то звеньев не хватает в этой цепи, но восполнить пробелы - это уже в наших руках и в нашей фантазии. Единственное необходимое условие - это жить; жить и создавать чудесное новое, что может придать дополнительную прелесть  этому  восхитительному жилищу.
           Мы молча подходили к красивому лесу. Я взглянул на Нее и спросил:
           - Нам в лес?
           - Да. Наш дом находится на окраине леса, с другой стороны. Но разве ты не хочешь пройтись по нашему лесу?..
           - Конечно хочу! - ответил я. - Он, ведь, так прекрасен!..
           Мы улыбнулись друг другу и вошли в лес под звонкое пение множества птиц. Какая-то маленькая красная птичка села мне на плечо. Ну до чего же прекрасное  создание!  Вся  огненно-красная,  а крупные темно-синие глазки без единой искорки испуга по-доброму смотрели на меня, изредка прикрываемые веками с длинными черными ресничками.  Я осторожно погладил птичку по голове.  Она продолжала смирно сидеть на плече и  совершенно не пыталась улетать. Затем стали подлетать еще и еще птицы, разной окраски и размера, словно каждая хотела, чтобы ее тоже погладили и повосхищались ее сказочной внешностью. Когда я хотел спросить, как называются все эти птицы, я вспомнил, что не знаю даже Ее имени.
              - Послушай, - сказал я, - я же не знаю твоего имени!..
              - У меня нет имени,  - ответила она,  и мне показалось,  что в  ее глазах промелькнула  блеклая  искорка  грусти.  - Я все это время была здесь одна, и никто никак меня не называл. Но, может быть, ты дашь мне имя?.. - спросила она, взглянув на меня своими большими глазами.
              "Как необычно, - подумал я. - Я сам могу дать имя любимому человеку. "Я посмотрел на нее" - Такому маленькому, нежному, прелестному и беззащитному существу,  имя которому...  имя которому... Сэлли..." Откуда я взял это имя - не знаю, но как оно ей подходит!
            - Я назову тебя Сэлли, - сказал я. - Тебе нравится это имя?..
            Ее лицо,  на мгновение, стало немного задумчивым, и губы беззвучно повторили: "Сэлли." Потом она улыбнулась, и ее глаза, по-детски благодарно, блеснули в мою сторону.
            - Нравится. Очень нравится. Спасибо!
            Она нежно обняла меня и прижалась головой к моей груди.
            - Я всегда была одна,  - тихо заговорила Сэлли.  - Я одна спала  и одна просыпалась,  одна  гуляла  и  одна возвращалась,  одна создавала что-то новое и одна радовалась этому новому. Здесь очень красиво и хорошо; здесь много чудесных деревьев и прекрасных цветов; птицы и звери обитают в лесах и полях,  на лугах и в горах,  в реках и морях,  и все это окружало меня одну. Я была счастлива и мне не было знакомо чувство того, что чего-то не хватает;  чего-то очень важного  и,  даже,  более близкого, чем все, что меня окружает. И однажды появился здесь ты. Для меня ты пришел ниоткуда. Ты просто появился и подошел ко мне, как тень. В твоих глазах я видела лишь огромное удивление и радость.  Я не чувствовала в тебе ничего противоположного тому,  что было во мне и в моем мире. Ты не казался чужим,  рожденным в ином мире;  ты, словно, пришел туда, где и должен был быть. От тебя исходили тепло и уют,  не лишние даже в этом счастливом мире.  Лишь в глазах, нежно и все еще удивленно смотревших на меня, я видела что-то такое, что приносило тебе постоянную боль. Но что это, - я не знаю. Мне было очень хорошо рядом с тобой, даже лучше, чем до тебя, но... ты, почему-то, ушел. Ты внезапно растаял в воздухе, подобно нектарной капле, упавшей в холодный ручей. Больше ты не появлялся.  С тех пор я каждый день приходила на ту поляну  и ждала тебя. Я надеялась и была уверена, что ты вернешься, но так долго тебя не было.
            Я слушал ее тихую речь и думал о том, что если Сэлли, живя в столь прекрасном мире, нашла полное счастье лишь тогда, когда появился здесь я, то, конечно же, ей невозможно представить насколько теперь счастлив я, придя сюда из такого грязного и омерзительного мира.
            Лес, в котором мы продолжали идти,  был поистине волшебным.  Я никогда не видел таких огромных ветвистых деревьев,  я никогда не видел, чтобы из ствола дерева вылезали и распускались прекрасные цветы, которые наблюдали бы за тобой невидимым,  скрытым среди лепестков, глазом, и закрывались,  снова прячась в трещины толстенной коры. Этот лес был, как один огромный живой организм, собравший в свое убранство все цвета и оттенки, какие только существуют на свете.
              - Дим,  - вдруг обратилась ко мне Сэлли. - Расскажи мне что-нибудь о своем мире; ведь, правда, что он не похож на наш?
             Трудно сказать - какие чувства переполнили меня в тот миг, но ясно одно, что  воспоминания о моем бывшем мире лежали на поверхности памяти, как огромный уродливый шрам, который не хочется никому показывать, чтобы не испугать. Я очень не хотел пугать свое милое существо по имени Сэлли, почему и сказал:
            - Ты знаешь, это ужасно отвратительный мир, полный грязи зла и печали. Ты можешь сильно расстроиться, если услышишь о всем, что его наполняет. Лучше тебе не знать этого. Я не хочу тебя расстраивать.
            - Но мне хочется знать хоть что-нибудь о том месте, где ты родился и жил.  Расскажи мне.  Неужели там совсем нет ничего интересного и радостного? И что такое зло, о котором ты сказал?..
             - Зло - это то,  что делают люди,  чтобы другим было плохо,  чтобы лишить их радости и, даже, желания жить. Зло породило в людях множество новых чувств,  которые отравляют жизнь окружающим и самим тем, кого они переполняют. Люди стали рабами своих злых побуждений, удовлетворение которых приносит ошибочное и, вдобавок, - вредоносное ощущение радости. Да,  милая Сэлли - все слишком испорчено и искажено в моем, к счастью бывшем,  мире. То, что должно было бы быть счастьем, выходит горем, а то,  что должно вызывать отвращение, стало сладостной  радостью, скрывающей за собой саму суть - зло.  А отсюда уже пошло изменение всего окружающего мира.  Все становилось страшным  и  совершенно неинтересным. Люди пытаются сделать хорошо, красиво и полезно, а получается отталкивающе уродливо и смертоносно.  Однако те,  кто хочет видеть в этом свою первоначальную задумку, ее и видят, обманываясь и обманывая других,  заставляя воспринимать это,  как нечто новое и современное. И, к сожалению, осталось очень немного таких людей, которые не дают заставить себя думать и воспринимать все окружающее иначе, чем оно есть на самом деле. Они пытаются сохранить свои чувства изначально-чистыми и истинными, мечтая о том, что должно было бы быть в мире и ЭТО действительно  было  бы счастьем.  Но постоянно встречаясь со всей окружающей грязью, они, не имея сил бороться со всеми видами изменения их личности,  все-таки постепенно изменяются тоже. Но отвращение к окружающему их миру,  с его обезумевшим обществом  бесчувственных  людей никогда не исчезнет. Жаль, что жизнь таких людей  превращается во всё углубляющуюся печаль,  сырую от слез и дрожащую от сердечной боли, поскольку единственным выходом из этого является уход в нереальность, в мир мечтаний и счастья,  построенный за долгие годы их все-таки еще  не  до конца испорченными чувствами, хранящимися в измученном сердце...
            Когда я закончил рассказ,  то с ужасом понял, что рассказал всю ту отвратительную реальность  своего бывшего мира. Я посмотрел на Сэлли. Как я не хотел ее расстраивать! Но по ее щекам уже скатилось несколько слезинок, а глаза, исполненные бесконечной жалости, выражали неимоверное сочувствие всему человечеству, оставшемуся в прошлом...
            - Прости меня!  - сам чуть не плача,  сказал я, прижимая к себе нежное существо, которое я по неосторожности все-таки расстроил. - Прости меня, Сэлли.  Но теперь это все в прошлом, а мы - самые счастливые люди, которые когда-либо жили. Ведь мы оба,  наконец, получили то, чего нам не хватало  для полного счастья,  и единственное,  что нам нужно - это жить и дарить друг другу радость, которая будет усиливать это счастье бесконечно!
            - Да, наш мир - это как раз то самое место,  где никто и ничто не сможет разрушить наше счастье и погубить чувства, ради которых мы живем. Как же хорошо, что ты вернулся, - добавила Сэлли, нежно прижавшись ко мне.
            В моей руке что-то похрустело и рассыпалось.  Я открыл руку и увидел... рассыпавшиеся березовые листочки.  Надо же! Я принес их сюда. Я грустно улыбнулся, глядя на раскрошившиеся сухие листья.
           - Что это? - спросила Сэлли.
           - Просто сухие березовые листочки, которые я взял из одного своего сна.
           - Из сна?
           - Да,  Сэлли,  - вздохнув,  сказал я, медленно высыпая их в зелень чудесного леса.  - Из одного моего грустного сна,  в который я  попал, когда искал тебя.
          - А как все это было?
          - Я расскажу тебе, Сэлли, я расскажу тебе еще очень много интересного, грустного и веселого,  но только чуточку позже. У нас, ведь, будет еще время, не так ли?..
          - Конечно. Сколько  угодно.
          - Я просто хочу вжиться в окружающую меня обстановку.  Я хочу увидеть наш дом, я хочу увидеть ночь, восход и закат, лучше узнать природу и все, что в ней происходит.
          - Ты все увидишь,  - ласково улыбнувшись,  сказала Сэлли.  – Здесь бесконечно много интересного и восхитительного. И у нас с тобой так же бесконечно много времени,  чтобы сделать наш мир еще прекраснее.  Ведь он будет  постоянно  пополняться той прелестью,  которую мы сами будем создавать и дарить друг другу.
               Я, на мгновение,  представил ту радость, которую нам предстоит испытать в будущем, и сказал:
               - О,  Сэлли!  Это  как раз то, о реальности чего я так мечтал всю свою жизнь.
              Мы продолжили наш путь. Вскоре, сквозь деревья стала проглядываться зелень поляны. Мы медленно выходили из лесу под непередаваемое разнообразие голосов птиц и животных,  обитающих в его пределах. Это была довольно большая поляна,  с трех сторон  окруженная  лесом.  Четвертая оканчивалась обрывом, за которым уже не было видно ничего. Лишь туманный горизонт,  готовый спрятать в своих нежных вечерних нарядах  яркое солнышко.
             - А вот и наш дом,  - сказала Сэлли,  указывая на огромное,  очень красивое дерево, росшее на поляне.
             Сначала я никак не мог понять,  - как это дерево могло быть  нашим домом. То  ли  мы  должны  превратиться в птиц и полететь в его крону, чтобы переночевать на ветвях, то ли оно должно превратиться в какой-то дом, где мы могли бы жить. Видя мое немалое удивление, Сэлли взяла меня за руку,  и мы пошли к дереву.  Когда мы подошли ближе,  я  заметил лестницу, подобно  змее,  обвившей  ствол  дерева  и  уходящей куда-то вверх.         
              Сэлли предложила подняться,  и я охотно согласился.
              Как это ни странно, но казалось, что лестница росла прямо из ствола, являясь неотделимой частью дерева.  И перила и лестница были  настолько прочные,  что я постоянно удивлялся, делая все возможное, чтобы они хоть немного скрипнули,  но так и не слыша желаемого. Вскоре начались ветви; толстенные ветви, гигантскими столбами отходившие во все стороны от ствола.  От этих ветвей отрастали менее толстые  ветви,  на
которых, в  свою очередь,  росли еще более тонкие и так далее.  Каждая ветвь казалась небольшим лесом, царством непроходимых зарослей, таящих в себе что-то манящее.          
              Поднявшись еще немного, я остановился и взглянул наверх. Лестница по-прежнему уходила вверх,  теряясь в густой  листве. Поднимаясь выше, я обнаруживал на ветвях гигантские бутоны. Причем, на каждой ветке по одному бутону,  и что самое удивительное, - все бутоны были разного цвета.
           - Тебе нравится? - услышал я нежный голос Сэлли.
           - Конечно. Все это так необычно, и так чарующе красиво...
           - Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказала Сэлли, ступая на ровную древесную дорожку, с перилами по краям, ведущую по стволу прямо к бутону. Я подошел к ослепительно-белому в это уже  потемневшее  время бутону и осторожно потрогал его.  Он был на ощупь бархатистым, достаточно плотным и источал едва уловимый сладковатый аромат.  Бутон  имел шарообразную форму, слегка вытянутый кверху, и вместил бы внутри себя, по крайней мере двух человек.
             - Смотри,  - сказала Сэлли и тихонько дунула на бутон. И тут он... начал распускаться.  Его огромные лепестки,  сложенные  кверху,  стали медленно выпрямляться и опускаться. Я немного отошел назад и посмотрел на Сэлли.
             - Он узнает мое дыхание,  поэтому распускается, - проговорила Сэлли, отвечая на мой взгляд.  - Здесь  всё  узнает  мое  дыхание  и  всё по-своему реагирует на него. А теперь, когда нас стало двое, всё будет узнавать и твое дыхание,  благодарно выполняя то,  что ты хотел бы от него получить. Попробуй подуть на него, желая, чтобы он снова закрылся.
            Я подул,  и бутон,  словно прочитав мои мысли,  начал закрываться. Внутри, в самой его середине,  находилось что-то,  похожее на огромную пуховую подушку. Я вновь удивленно посмотрел на Сэлли.
            - Бутоны - это то место,  где мы будем ночевать, - ответила она. - Это самое прекрасное место для сна. Ты даже представить себе не можешь - какое  наслаждение  приносит сон в этих чудесных цветах.  Каждое утро... впрочем, ты все узнаешь сам,  - сказала Сэлли радостно глядя  на меня.
             Я невольно зевнул. Из цветка струился такой нежный усыпляющий аромат, что  мне  нестерпимо  захотелось спать.  Я снова зевнул,  и Сэлли звонко рассмеялась.
            - Пока  ты  совсем не заснул,  я хочу предложить тебе взглянуть на красоту наступающей ночи,  - сказала она.  - Давай поднимемся на самый верх нашего дома.
             И вот мы снова поднимаемся. Уже почти стемнело,  и я,  с  немалым восхищением, смотрел на светящиеся бутоны этого волшебного дерева, которое стало моим домом. Те бутоны, которые были белыми, испускали белый свет,  те,  что были красными - красный,  голубые - голубой и т.д. Было очень красиво. Каждый цветок находился, словно в беседке из зеленой листвы этого же дерева и как фонарик освещал изумрудные листья, придавая им различные оттенки,  в зависимости от своего цвета.  И так на каждой ветке под изумрудной завесой из густой листвы, был отдельный уютный домик-бутон,  который являлся чудесным  местом,  где  можно провести ночь.
               Верхушка этого дерева представляла собой небольшую круглую  площадочку, по краям которой рос густой слой переплетенных веток, высотой в метр, выполняющий роль изгороди. Я подошел к краю и облокотился на них. Мои руки слегка утонули в мягкой листве, и я стал обозревать великолепнейший вид: запад был еще светел, и его бледно-голубые тона, слегка перемешанные с яркими красками не так давно скрывшегося за горизонтом солнца, напоминали о прекрасных событиях  прошедшего  дня;  на востоке и над нами царили уже густые сумерки.  Правда,  когда я посмотрел вниз, то понял,  что абсолютной темноты нет и, вполне возможно не будет.  Прежде всего, лес - он был просто залит светом.  Причем, свет, всех цветов и оттенков, испускали не только множество цветов на деревьях и кустарниках, но и огромное количество разных летающих и ползающих созданий.
              - Как это восхитительно!  - в полголоса проговорил я.
              - Да, действительно это прекрасно, - сказала Сэлли. - В нашем мире все ночные жители излучают свет. Сейчас ты кое-что увидишь.
             Я смотрел вниз,  даже не представляя,  что же может  произойти.  И вот, спустя  немного  времени, я стал свидетелем еще одного чудесного явления: по всей поляне, окружающей наше дерево, словно кто-то внезапно рассыпал  множество  разноцветных бусинок,  которые начали увеличиваться в размере, превращая поляну в море огней. Это были цветы. Прекрасные ночные цветы.
             - Они распускаются ночью и на очень короткий промежуток времени, - сказала Сэлли. - Смотри, что будет сейчас.
             Из окружавших нас лесов, подобно огненной метели, начали слетаться на поляну тучи светящихся искорок. Поляна превратилась в переливающееся всеми цветами огненное озеро. О, как же это было восхитительно! Из него, словно искры костра, подхваченные ветром, вылетали стайки светящихся насекомых, и снова падали в озеро,  как капли дождя, вливаясь в общую массу огненной "жидкости". К нам подлетали огромные мохнатые бабочки, светящиеся золотым светом,  словно обмазанные фосфором.  От них тоже пахло мне неизвестными,  но приятными,  запахами каких-то цветов. Эти золотые бабочки поднимались высоко вверх  становились  похожими  на движущиеся по черному небу звездочки, и, подобно ярким метеорам, стремительно слетали вниз,  уносясь в соседние леса и на  дальние  поляны, которые отсюда уже не были видны.
                Мы стояли на вершине нашего огромного дома и,  облокотясь на упругие перила, обозревали великолепие сегодняшней ночи. Сэлли рассказывала о том, что здесь часто бывают дожди,  чтобы вдоволь напоить всю ту буйную зелень полей и лесов,  которые составляют окружающий мир,  но в то же время, здесь на проходит и дня без  прекрасного  солнца,  которое являет собой источник жизни всего, что можно увидеть вокруг. Она говорила, что каждый новый день и каждая новая ночь всегда приносит что-то совершенно новое, нечто такое, что отличает их от любого дня или ночи, бывших когда-либо раньше.  Это еще одна полная противоположность тому, что было в моем прошлом мире.  К счастью,  он остался всего лишь серым воспоминанием о погибшей печали.  Теперь я там,  где мне  абсолютно  все нравится, где все так загадочно и где,  конечно же, всегда будет интересно. Завтра - мое первое пробуждение в этом мире,  первый день более близкого знакомства  с  природой и первый день,  когда я с самого утра уже не буду больше один.  Теперь с утра и до вечера,  всегда,  я смогу видеть рядом  с собой свое самое милое существо,  самое очаровательное создание - Сэлли.
               Я снова  посмотрел  вниз.  Над уже закрывшимися цветами еще летали стайки ярких огоньков.  По-прежнему из ночи доносились чьи-то приятные трели, изумительно пахло какими-то цветами, и все так же спокойно мерцали далекие звезды.  Хотелось спать, но я, словно ожидая чего-то еще, продолжал стоять,  почти ни о чем не думая. Легкая ручка нежно опустилась на плечо, и моего слуха коснулись тихие слова:
               - Уже поздно. Пойдем спать. Нас ждут приятные сновидения...

П р о л о г .

В час, когда я пришел, ты сидела  в траве,
Что-то нежное, вдруг, шевельнулось во мне.
Ты сидела в траве, лепестками играла,
И улыбкой своей ты меня подзывала.
Вот я рядом присел. Запах сочной травы.
Мы на поле сидим, а вокруг - лишь цветы,
Только бабочки легкие всюду летают,
Нас с тобой за цветы во траве принимают.
В теплый солнечный день мы под небом сидим,
И в блестящие глазки друг другу глядим,
Твои светлые волосы глажу рукой,
Нежно глажу лицо, словно мою росой.
Твои ясные глазки, улыбка  твоя,
Словно тысячи роз восхищают меня!
А когда же прильнешь ты своей головой,
Волны светлых волос я сравню лишь с водой. -
Серебристые струи стекают с груди,
Если б видел их кто, - как прелестны они!
Сколько нежности в Ней, сколько ласки, добра,
Запах чистой любви источает Она,
И когда ты молчишь, иль смеешься, поешь,
Мне с тобою прекрасно и в солнце и в дождь.
Когда гладишь меня ты своею рукой, -
Словно вялый цветок ты питаешь водой.
И сказал я тебе, нежно за руки взяв:
"Будем вместе всегда, там, где ты, там и я..."
Но ответил мне ветер, влетевший в окно:
"Это только лишь сон, ты опять одинок..."
г. Москва.                29.07.93г. - 10.03.95г.

© 1995 Голубев Д.А.