Кто ты есть? 3

Евгений Пекки
Митяй, сбросив тулупчик на полати чисто-выбеленной русской печи и, повесив картуз на вешалку рядом, пригладил волосы и подошёл к парням, сгрудившимся у противоположной стены.
– Здоровы  будете,– поздоровался он.
– И поздоровей видали,– отозвался высокий парень, в подпоясанной тонким кавказским ремешком с набором, синей косоворотке и чёрном пиджаке. Чувствовалось, что он тут верховодил. Митяй видел его и раньше, все же на одном конце деревни жили, но близко не водились. – А магарыч где?
– Это за что же?
– За вход.
– Так я Комарихе и денег дал, и ландрину.
– Так это Комарихе и ландрин девчатам, а парней, что не уважаешь?
– Смотря каких…
– А таких,  как мы?
– Не знаю как других, а тебя нет.
– Что ж так?– С удивлением спросил белобрысый и уже с грозой добавил, – аль, давно по сопатке не получал?
  – Сам получить не боишься?
– Ого, –  с усмешкой обернулся к окружившим их парням белобрысый, – да,  наш осетёр  на язык востёр. Вот красной юшки хлебнёшь, поглядим, как запоёшь. Пойдёшь со мной на кулачки или по-другому меряться будем?
 – Можно и на кулачках.
 – Может, поборетесь?
 – Вы, лучше бы, по-татарски – на поясах.
 – По-казацки, с подножкой.
 – Нет, по-черкесски, – подсказывали доброхоты,– а то, что ж за вечерки потом, с битой мордой.
– Ну, пошли  за избу.
Парни гурьбой повалили из избы.
-Куда вы, а танцы?- всполошилась, было, Комариха.
-Да, мы покурить,- отбрехнулись ей из толпы.- Скоро будем.
Погода на улице стояла чудесная. Полная луна освещала заснеженный двор не хуже, чем комнату у Комарихи.
Парни стояли  полукругом. В центре двое спорщиков.
-Ну, иди сюда, качура. Буду тебя уму-разуму и вежливости учить.
-Не нукай, не запряг,- огрызнулся Митяй, у которого в предвкушении предстоящей драки слегка захолонуло в груди, но боязни он не испытывал. Думал только, чтоб сзади кто не толкнул или ногу не подставил. Он для других пока был почти чужак, не такой, конечно, как если бы он был с другого конца деревни, с Амбарного или, скажем, с Немецкого. Однако хорошо знакомым был у него только Егорка, а он что-то замешкался в избе.
- Как биться будем?- спросил белобрысый, скидывая пиджак. – В рукавицах или так?
- У меня рукавицы в избе остались.
- Дайте ему рукавицы кто-нибудь.
- Держи, паря,- он обернулся. Свои черные голицы протягивал ему незнакомый парень. Митяй их натянул, постукав кулаком об кулак. Его противник натянул  такие же, только не крашеные. Они встали друг напротив друга. Остальные стояли почти вплотную в предвкушении близкой драки. Одновременно выкрикивались правила боя, чтоб потом споров не было.
- Драться до первой крови.  Лежачего не бить,  ногами не лягать, из круга не убегать.
В Нижней Добринке, где кулачные бои по самым разным поводам были делом нередким, бойцы перед поединком сходились друг к другу вплотную. По устоявшемуся обычаю мальчишеского поединка,  бойцы, прикоснувшись лбами, некоторое время давили лбом об лоб своего противника,  как петухи. Они совершали, таким образом,  полный круг, затем отпрыгивали назад  и поднимали руки к груди, держа их на уровне плеч.  Голову слегка пригибали, чтобы успеть при ударе ею нагнуть и подставить верхнюю часть.  Как правило, после этого бойцы начинали наносить удары, сначала по корпусу противника, всё сильнее и сильнее, а уж потом, разойдясь, начинали метить в голову. Так было и в этот раз.
 Но, когда парни обменялись несколькими  ударами, Митяй почувствовал, что перед ним не просто противник постарше и  потяжелее.
 Он, похоже, недаром тут верховодил. Удары его были такие тяжёлые, что  от них, аж ребра трещали, а от некоторых Митяю приходилось отступать на шаг, а то и два.
Однако, Митяй тоже не первый раз стоял против бойца в кулачном бою. Осваивать эту науку он уже начал в прошлом году. Наставлял его кузнец Вавила. Его некоторые уроки Митяй запомнил крепко и они, порой, выручали его в трудную минуту. Манера в деревне драться  была устоявшаяся годами, несколько иная, чем сейчас.  В голову чаще всего били в лоб. Реже боковым ударом целились в ухо или по виску.  Чтобы нанести как можно более сильный удар, бойцы руку заносили на полный разворот и полностью выпрямленной наносили удар по голове наотмашь, затем другой рукой, точно так же. Движения их походили на действия косца травы или лесоруба.
Уклонятся от удара, было не принято. Этим воспитывалась удаль бойца. Закрывать голову от удара руками или воротом верхней одежды было можно. Дерясь на кулачках рядом с Вавилой, другом покойного отца, Митяй приглядывался к его манере боя. На их  Пореченском конце  Вавила был одним из лучших бойцов и побеждал частенько мужиков значительно крупнее его по росту  и сложению.
– Ты, Митюха, не гляди, что кто-то здоровее тебя, хотя с бугаем биться и не сахар, – учил он его. – Гляди, куда ловчее ему двинуть. Ежели он выше тебя,  научись левым кулаком бить под ложечку или «под дых». Если мало один раз, этой же рукой бей и второй,   а когда он согнётся или опустит руки от боли и начнёт ртом хватать воздух, правой добивай его.
Был ещё ряд премудростей, скажем, как «юшку из носа пустить», поскольку чаще всего на этом бой и заканчивался.
У Митяя левое ухо уже горело от крепкого удара, а в голове начало гудеть. Поэтому он, увидев замахивающегося наотмашь белобрысого, подставил не плечо, как это делало большинство, а локоть, навстречу удару. Эта была ещё одна премудрость Вавилы.
Рука его противника с размаху налетела на кость локтя вместо того, чтобы в очередной раз проверить на прочность голову Митяя. Удар получился встречный.
Белобрысому было гораздо больнее,  чем Митяю, у него даже лицо скривилось, а главное, что его  удар был остановлен.
В то же время левая рука по привычке уже замахивалась, чтобы ударить так же наотмашь. Белобрысый раскрылся полностью. Он и четверть секунды не простоял так, с распростёртыми руками,  лицом навстречу к Митяю. Резкий удар «под ложечку» заставил белобрысого согнуться почти пополам.  После  удара правой из его длинного носа на белый снег начали капать густые капли крови.
– Хватит, хватит с него,– послышались крики. – До первой крови ведь договаривались.
Да, Митяй  и не собирался добивать своего неожиданного соперника. В это время появился Егорка. То ли не видел он, что конфликт начал назревать ещё в избе, то ли не захотел вмешиваться, но до конца драки из избы не появлялся.
– Бог ему судья, – подумал на это Митяй молча.
Егорка   подбежал к нему.
– Ну, как ты? Крепко тебе досталось? Здорово ты его разделал,– тараторил товарищ, помогая ему снять рукавицы и заглядывая в глаза.
– Что же ты, Филя, Митяя не узнал?–  обратился Егорка к побитому парню, – он же наш, добринский, Пореченского края. Ведь Митяй  же за Добринских не раз на кулачках с Краснояровскими или Медведицкими бился. Ты не смотри, что ему только восемнадцать недавно стукнуло, он с мужиками наравне в стенке стоит. Его кузнец Вавила кулачному бою учил, – тараторил Егорка, оглядываясь на белобрысого. 
Тот прижимал к разбитому носу горсть снега,  стараясь не капать кровью на праздничную рубаху.
– Где ж ты раньше был, заботливый такой? – Процедил он сквозь зубы, потом повернулся к Митяю, –  Я с мужиками  ещё в стенке на стенку не ходил. Один на один пока только приходилось. Среди погодков в нашем конце мой верх всегда был, – он поглядел укоризненно на Егорку, – говорили, что есть у наших, пореченских,  Митяй Петрушков, который на кулачках драться крепок. Дак,  он что ли и есть?   
– Он самый,– подтвердил Егорка, – Митяй Кирсанов.  Петрушков – это по-уличному. Он брат мой, имей в виду, – тут же добавил он, поглядывая на крутые Филины кулаки.
– Что-то я у тебя братьёв не помню,- буркнул Филипп.
– Он же троюродный.  Ты и не можешь всю мою родню знать. Нас ведь много. С Митяем ты замирись.
– Мы вроде и не ссорились, так, кулаками померятся решили.
– Тогда руки друг другу подайте.
– Ну, что, мир?– протянул Филя свою руку Митяю.
Кровь у него из носа капать перестала совершенно, снег, видно, помог, а вот губы чуть припухли.
– Мир,– улыбнулся Митяй и протянул ему свою.
– Ну, вот и славно, – захлопотал опять Егорка,–  самое время винца попробовать, да и танцы начинать.
Парни гурьбой повалили в дом по высокой лестнице.
– Намёрзлись, поди? – встретила их Комариха, – Молодые люди, а  не отведать ли нам винца?