Сразу после взрыва и уже навсегда Чернобыль стал именем нарицательным. Для нас это давно уже не город (в котором и не было никакой атомной станции, она – в Припяти), а название исторического события, трагедии, эхо которой долго еще будет отдаваться в судьбах людей, - потому и пишем это слово по-прежнему с большой буквы, из осознания его масштабности и грозности.
Живя не так уж далеко от саркофага, скрывающего до конца ли укрощённого ядерного монстра, мы со временем тоже можем стать чернобыльцами. Не дай-то бог!
Наш интерес ко всему, что связано с Чернобылем, естественен и объясним: физический и биологический процесс, начавшийся после взрыва, развивается на наших глазах, мы его свидетели и участники, понятия не имеющие, чем всё это кончится, и потому жадно собирающие и впитывающие всякую о нем информацию.
Вот почему, узнав, что в санатории «Поречье» под Гродно функционирует реабилитационный центр для чернобыльцев, я отправилась туда, чтобы встретиться с его обитателями, узнать, откуда они, как перенесли то лихое время, как чувствуют себя сейчас.
Это был август 1992 года, шесть лет миновало после аварии.
Оказалось, что центр – понятие условное, просто часть путёвок в большой межколхозный санаторий выдают жителям чернобыльской зоны. Они здесь купаются, загорают, ходят в лес, принимают разные процедуры, сытно обедают и выглядят замечательно. А вот слушать их всё равно грустно…
ххх
Елизавета Григорьевна, худенькая черноглазая женщина лет сорока, смахивающая чем-то на Наталью Варлей, сыплет скороговоркой:
- Мы из Черикова Могилёвской области. Приехали вчетвером, две дочки, Лена и Алла, и мама моя, ей уже 80. Ногу было сломала, гипс-то уже сняли, а всё равно боялась ехать. Нога еще опухшая, но попробовала ходить – получилось, и поехала. Тут ей душ лечебный прописали. Пьём все минералку. А папка наш дома остался, строит посёлок для переселенцев. Много деревень отселили. А в Чудянах и Малиновке все дома позакапывали. Но люди возвращаются – те, кому не понравилось на новом месте. Ну а что? С продуктами у нас нормально, только сахара мало, варенья не наваришь. А всё, что растёт – всё едим.
Радиацию измерять не ходим. Что уж есть, то есть. В Соже купаемся. Почему-то у мужа гемоглобин стал падать. Не знаю, кровь у него нормальная. Не болел никогда. За 44 года ни разу в больнице не лежал. Чего гемоглобин такой? Вот первый раз в больницу попал, в Могилёве.
А в нашей больнице мест не хватает. Всех в Могилёв отправляют, в радиологический институт. И врачей не хватает, особенно педиатров. По месяцу работают у нас вахтовым методом, из Могилёва приезжают. Только терапевт свой – Анатолий Алексеевич. Он, между прочим, из Гродно, уже давно у нас. Один терапевт на весь район…
Ну а кости, суставы побаливают. И голова. У Аллы вон кровь из носа всё шла – от анемии, говорят. А потом съездила в Германию, и лучше стало. У нас же забастовка была, два года назад, на День защиты детей. Нам же за радиацию не платили, детей не вывозили на отдых. А теперь хорошо, путёвки дают на школу. Вот Алла в субботу из Франции вернулась. В семье там жила. У них четверо детей, маленькие еще, младшему десять месяцев. Алла, как его звали?
- Дэмья.
- А родителей?
- Селин и Джапье.
- Они ей свою спальню уступили, и никто уже к ней в комнату не заходил. Хорошо живут. Понадарили ей всего. Он слесарем работает. Домик у них, всё есть. Каждый день картошку готовили, бульбочка – говорили. Нарезают – и в сетку, потом в духовку. А мясо только сверху обжарят, внутри с кровью. И чем там тебя еще угощали?
- Лягушечьими лапками…
- Вкусно, говорит. Приехала, всё у неё чистенькое. Спрашиваю, кто тебе стирал, хозяйка? Нет, говорит, машина сама стирает и гладит. А в Германии она была год назад, в сентябре, школу пропустила, но догнала. Учится она хорошо…
ххх
Более шестисот чернобыльцев отдохнули в Поречье за сезон. Дети приезжают только летом, в каникулы. Хотя могли бы оздоровляться круглый год – местная школа не загружена. Заместителя главврача санатория Ивана Альбиновича Белого очень смущает практика вывоза детей на оздоровление за границу:
- Не знаю, помогаем мы им этим или вредим… На Кубу отправляем – это ж не каждый взрослый такую дорогу выдержит, а ребёнку там неделю надо адаптироваться, потом, вернувшись домой, еще неделю. Есть дети, которые, не успев вернуться из одной страны, отправляются в другую, потом в третью. Так ли уж это хорошо?
- Но есть и те, которые никуда не ездят… Не каждый родитель осмелится отправить ребёнка одного так далеко. Я бы не решилась.
- Да это и в психологическом плане не очень полезно. Дети отрываются от дома, скучают, переживают. Даже в пионерском лагере не каждый ребенок выдержит всю смену… По своему знаю – не хочет… А это так далеко, у чужих людей. Между прочим, специальное медицинское оздоровление им там не проводят (я не говорю о тех, кто едет на операцию), а если и делают обследование, то скорее для того, чтобы получить для себя какую-то информацию. Так зачем тогда ехать? Ради соков и фруктов? Но не лучше ли здесь обеспечить детей чистыми продуктами, а чистого воздуха у нас еще хватает.
ххх
Алёна и Коля смирно сидят на диване, а мама, Валентина Дмитриевна, мягко улыбаясь, неспешно рассказывает:
- Ельск наш маленький. Это Гомельская область. Что там у нас есть? Только мебельная фабрика, стулья делаем. Там я и работаю, на отделке. Коля в десятый класс перешёл и два месяца у нас работал. Около четырёх тысяч получил. А здесь мы уже второй раз. Лечение хорошее: грязи, ванны. У Алёны что-то спина болит, вот где позвоночник. Наклоняться, говорит, больно. А радиация у нас высокая, опять выше стала. 58 – 60 микрорентген, по радио передавали. В Мозыре 20 – 22, нам оттуда молоко возят.
А огородом своим пользуемся. Только грибы и ягоды не разрешают собирать. Воду из колодца можно пить и купаться в реке можно, только недолго. Ну а что? Её не видно, радиацию, оттого и страха нет. А как что заболит, сразу думаем: о, это радиация!.. Замеряли, кто сколько набрал. Где-то по 11 – 12 рентген вышло, и у детей, и у меня.
Так вроде всё ничего, вот только руки если вверх поднять – слабость какая-то… Старшая дочка дома осталась, работает на мебельной, сразу после училища. А муж ушёл, год назад. Говорили, что у кого много детей или родителей нет, путёвки получат за границу. Была одна путёвка в Германию, так её мастеру отдали, и всего одна дочка в семье. А мои в лагеря ездят, тоже хорошо. В Витебске были, в Гродно. Как, дети, лагерь назывался?
- «Колосок», - подсказывает Коля.
- Здесь в санатории нам хорошо, дети при мне, душа спокойная…
…Санаторий действительно неплохой - в лесу, у озера. Есть своя минеральная вода – очень большое месторождение, по некоторым свойствам превосходящая воду литовского курорта Друскининкай, который совсем недалеко отсюда. Свой бассейн, водные процедуры, мануальная терапия. Обслуживающего персонала – примерно по человеку на отдыхающего. «Как в четвёртом управлении…», - шутят здесь. Озеро Дуб хранит богатые залежи сапропеля, который применяют в грязелечении, он адсорбирует стронций. Это открытие академика Лиштвана из республиканского института проблем использования природных ресурсов.
ххх
Маленькая Тоня, ну просто красавица, уютно устроилась на папиных коленях, но и для него это, чувствуется, блаженство. Анатолий Михайлович никак не успокоится в своём споре с нашей обюрокраченной действительностью, продолжая иронизировать и возмущаться:
- Ну какие мы чернобыльцы или ликвидаторы? Удостоверений у нас таких во всяком случае нет. Кто три дня пробыл в Корме, это наш город, в Гомельской области, тот получил удостоверение. А то, что мы шесть лет там живём после взрыва, не считается! В 1986-м я был начальником ремонтного цеха в сельхозтехнике. Дезактивацию проводили, все замеры делали, позакапывали сколько «грязной» техники, порезали, списали. Едешь в район, в 30-километровую зону – что мы тогда, командировку выписывали?! А ладно, пусть у них будут удостоверения, а у нас – здоровье…
Вон у меня Максим на второй день после взрыва родился. Тоня – в 88-м. Переживаешь за них, конечно. Ходят здесь на ингаляции, масляные, с прополисом. В профсоюзе бесплатную путёвку дали на всю семью, нас тут пять человек. Думал, хоть грибы будут, так на тебе – сушь… Свои грибы не собираем. У меня в кабинете 50 – 60 микрорентген, это по-божески. А в округе есть места, где и 200, и 300, и 800. Что там тот саркофаг? Из блоков, ставили их по радиоуправлению, без человека. Так что щелей и утечек хватает.
Но ничего, люди у нас работают, правда, уезжают потихоньку. Больше 15 кюри, есть право на эвакуацию. А как красиво у нас. Лес, Сож… Пляж на Соже «чистый». Вот отойдёшь от пляжа, там уже «светит». Машину поставил, замерил – 360. Отошел к пляжу – норма. А деревни, едешь мимо, поразграбили, окна вырванные, поля позарастали, только вороны летают…
Обследовался здесь – вроде всё хорошо. Вот только усталость какая-то да боли в костях…
ххх
- Как всё-таки чувствуют себя чернобыльцы, Иван Альбинович? Чем вы можете им помочь?
- Какого-то полного анализа я сделать не могу, для этого нужна статистика. Но то, что они более ослаблены, чем остальные отдыхающие, - очевидно. Да и уровень обследования, с которым они к нам поступают, довольно низкий. Хорошо, что у нас своя диагностическая база. Лечим ваннами, грязями, травами, иглорефлексотерапией, гипнозом.
- Как думаете, какими могут быть отдалённые последствия Чернобыля?
- Для начала снижение иммунного фона, рост психических, онкологических заболеваний, а со временем вообще корректировка генофонда.
- Все ваши чернобыльцы, с которыми я говорила, жалуются на боли в суставах. Бульоны из мяса на косточке нам не советуют варить, поскольку в костях животных накапливаются радионуклиды. Значит, и в наших костях тоже?
- Не исключено. Способствуют этому и радиационный фон, и ультрафиолетовые лучи. А вообще лучше об этом не думать…
Но, наверное, это невозможно. Нельзя не думать. Нельзя по отношению к Чернобылю сказать: всё, что ни делается, к лучшему. Столько он принёс бед, сколько ещё обещает…