Вот и наступили времена, когда будущее волнует уже не так остро, а прошлое все чаще одевается во флер приукрашенных воспоминаний, вызывая неуместный восторг от давно пережитых событий.
Новенький "Мурано" не трясло даже на высокой скорости, и дорога казалась такой непривычной, слишком европейской и нарядной. Помню из детства эти долгие 4 часа от Ростова. Некогда казавшийся громадным железный мост через реку, теперь выглядел крохотным, словно от детской железной дороги, и в какой-то момент стали одолевать сомнения, поместится ли наш джип между его темными арками. Но все обошлось. Затяжной подъем и дорога вниз.
Не могу понять чего не хватает в проплывающем пейзаже? Чего-то важного без чего он кажется неестественным, каким-то чужим. Потом понимаю, нет терриконов, огромных насыпных куч из извлеченной из под земли породы. В детстве, на девственно зеленом ковре полей они казались странно неуместными, но теперь их не было, и я испытывал жуткую тоску, словно у меня что-то украли.
Память выхватывает знакомые изгибы дороги. Они все те же, пусть по краям появилось много нового опять же чужого, нелепого. Эти глупые ларьки, что-то внутри противилось, как будто на идеальную картину пролили пятна краски, отчего все потеряло прежний смысл. Новая жизнь вторглась в мою святая святых, в детские воспоминания, и это вторжение переживалось как-то по особенному больно. Это было глупо, но душе хотелось вновь ощутить того нетронутого пространства, которое таилось в глубине памяти, словно излучая свет, особый свет. Свет поблек, а за знакомым до боли поворотом выплыл расписной ярмарочный храм, Боже мой! Откуда это чудовищное лицемерие?
Справа от дороги кладбище. Оно стало таким огромным. Я до сих пор помню огромную кучу мерзлой земли, припорошенной снегом и рядом маленькая бездонная яма, в которую опустили гроб с телом моей матери. Комья затвердевшей от мороза земли громко хлопали о крышку гроба, и мне казалось что они падают мне на голову. Никогда после я не переживал такого острого чувства утраты, этой разрывающей безисходности и ощущения невероятной несправедливости, но самым страшным было осознание того, что никто и ничто в этом мире уже не изменит того факта, что самого любимого и дорогого человека больше нет. Даже спустя многие годы, я помню это чудовищное давление в груди и рвущиеся фонтаном слезы от звуков падающих комьев земли.
Кладбище остается позади. Сразу легчает и я наконец-то вижу до боли знакомый силует административного здания Орса. Чего теперь в нем только нет. Эта породия на новый мир меня почему-то веселит. Мать его за ногу капитализм, страшное изобретение извращенного ума смотрело на меня развесистой клюквой рекламы.
Смотрю на часы. Профессиональная привычка летчика делать временные отсечки. Добрались меньше чем за два часа, ну хоть в чем-то есть преимущества.
Волнуюсь от предстоящей встречи с домом. И это волнение не похоже на обычное волнение. Что я собираюсь там увидеть? Постаревший дом? Двор, где прошло все мое детство? Почему я надеюсь увидеть там тех, кого уже нет в живых? Глупость, наивность? Но мне кажется, что этот кусок земли без ее привычных обитателей самое бесполезное место на Земле. Тетка Шура, дядя Коля и дядя Вася со своим вечным мотоциклом, когда он лишился ноги он без конца выкатывал его из гаража, словно расчитывал снова поехать. Чего стоит весь этот дом без этих людей? Без Ведищевых, без тети Вали Маловой? Без моего отца, с его вечно стоящим под окнами желтым автобусом? Вся эта земля без этих людей становится сиротой.
Мы неспеша подъезжаем. Сердце стучит так, что гудит в ушах.
Я смотрю на эти стены и мне кажется, что сейчас из прохода появится сначала колесо велосипеда, а потом кучерявый мальчишка. К горлу подкатил такой камок, что стало трудно дышать. Чтобы я отдал за то, чтобы очутиться там в том времени? Думаю все что имею, не раздумывая. Но почему? Разве мне так уж плохо в сегодняшнем дне? Что мы оставляем ценного там, чего ни за какие деньги не купить здесь?
Я захожу внутрь двора. Он пустой, раньше было много котов и собак, всегда кто-то сидел за столом, теперь только комья черной земли и мусор. На месте стола пустое место. Ощущение пустоты и бесполезности, отсутствие любых самых малых перспектив. И никого из того, кого я хотел увидеть. Нет я знал, что из всех старых обитателей был только Игорь Ведищев, сын тети Вали Ведищевой, всех остальных давно нет в живых. Но я усердно заглядывал в черные окна, очень надеясь, что увижу призрак. Но все, что я увидел было маленькое сморщенное лицо старушки, испугано уставившуюся на меня. Чужие черные горошины глаз протыкали меня взглядом, и я вдруг осознал, что это больше не мой дом. Нет в нем никаких призраков и добрых фей. Нет в нем и того кучерявого мальчишки и его зеленого велосипеда, нет дяди Васи с его мотоциклом и огромного черного кота с белой полосой поперек спины. Тот мир давно закончился. Исчез, его заменили на вечную неустроенность и бесконечное ожидание беды.
Мы снова сели в машину и Мурано, завертев колесами, повез меня прочь от странного места, которое, когда-то было моим домом.
Школа мало чем отличалась от моего дома, но внутри что-то строили и ремонтировали.
Дворец культуры почти не отличался от прежнего своего обличья. О, сколько воспоминаний связано с этим зданием! В нем я впервые познал прикосновение тщеславия и впервые задумался о том, что выбранная мной профессия гражданского летчика вовсе не является моей однозначной судьбой.
Потом я увидел наш парк, верней то, что от него осталось.
Но даже в этом виде он оставался каким-то удивительным местом, таким бывает старый маяк, который давно не светит, но все еще гордо возвышается над скалистым берегом. Мне почему-то стало тепло на душе.
Повидавшись с сестрой мы вернулись обратно в Ростов. Два часа и мы в другом мире. Но тот мир до сих пор живет во мне. Он совсем не похож на тот, что я увидел в реальности и мне показалось, что я не скоро решусь снова посетить свою Родину.