Фото из Интернета.
В первые послевоенные годы особого размаха достигла в стране Советов борьба за мир во всём мире. По радио (о телевидении широкие массы практически не ведали) почти круглосуточно надрывались певцы. Бодрые комсомольские голоса утверждали: «Мы за мир и песню эту пронесём, друзья, по свету». В одной из стран народной демократии посадили в тюрьму какого-то жителя, который в людном месте громогласно призывал к войне.
Эту информацию собственноушно слышал в очередном выпуске новостей, но уже запамятовал, с кем же хотел воевать невезунчик. То ли с соседями, то ли с мировым империализмом, а, скорее всего, со светлым будущим всего человечества, коммунизмом. В борьбе за прочный мир могли под шумок серьёзно начистить физиономию.
Как выразился безвестный апологет движения: «Мы камня на камне не оставим от наших противников в тяжёлой, но справедливой борьбе за мир»! Моё поколение прекрасно помнит плакаты, развешанные в самых неожиданных местах, в которых клеймились гнусные поджигатели мировой бойни. Сейчас вместо них разместилась реклама, подтверждая старую истину, что свято место пусто не бывает. Любое собрание в те, доисторические времена, начиналось с обязательных призывов и причитаний по поводу всеобщего спокойствия и прочей белиберде.
Но, честно говоря, не для того уселся за клавиатуру компьютера, чтобы морочить голову подобной ерундой, в которую искренне не верили её фундаторы, а тем более народ. Просто вверхустоящие вешали лапшу на уши стоящим ниже. Однако тенденция имела место быть. На Подоле ( один из районов г. Киева), по улице Нижний Вал 31, открыт был винный магазин.
Событие, не ахти какое, чисто районного масштаба. Продавали на вынос и на разлив, что вызывало к торговой точке негасимый интерес мужского, и частично, женского населения района и города. Наливали, не в пример нынешним умельцам, из откупоренных в присутствии жаждущих бутылок.
Особо отмечу, что в те годы многие интеллигентные граждане пили вино. Водка считалась напитком плебейским, слишком большой популярностью в этих кругах не пользовавшаяся. А портвейн из Крыма, кагор, вермут, карпатские вина и прочие напитки богов шли на ура.
Хочу добавить «для особливо непонятливых», что достижения химии не довлели на полях и виноградниках, и продукт был вкусным по настоящему. Не в пример нынешнему пойлу. И конфетку подавали к стакану. За отдельную плату, разумеется. Почти не припоминаются возлежащие в разнообразных позах, неподалёку от места распития, ослабевшие от нагрузок граждане. Народ заходил туда крепкий, знающий себе цену, и позволять подобное считал весьма дурным тоном.
В витрине магазина ярко-зелеными неоновыми буквами горело название: «МЫ ЗА МИР». Даже люди с самыми агрессивными чертами характера, прочтя такую вывеску, не могли удержаться, чтобы не зайти в помещение и не присоединиться к борющейся за мир оживлённой клиентуре. Автор, отнюдь не причисляя себя к пьющим, изредка заходил туда с друзьями, дабы отведать продукцию винзаводов.
Природа не обделила меня ростом, и приятели тоже вымахали прилично вверх, но продавцы намётанным взглядом определяли наш возраст и очень неохотно продавали дурманящий товар. Нас такое весьма угнетало, но, что поделать. Таковы реалии. Не хотелось бы петь осанну прошлому. Имели место страшные моменты бытия, обман, тюрьмы, войны. Но вместе с тем, сохранялись некие идеалы, которые власти не могли выбить из сознания. При всём своём старании.
И пусть тогда вкушали денатурат и палитуру, одеколон отведывали, но в основном люди, явно опущенные по жизни или же в условиях полного отсутствия спиртного. Помнится даже, как в пятидесятые, когда пришлось тянуть армейскую лямку на Дальнем востоке, мои землячки угощались тройным одеколоном, разведенной зубной пастой.
Наиболее смелые глотали разведенную откатную жидкость для орудий. Продавался в лавках гарнизона чистый спирт по цене 56 рублей за пол-литра. Солдатская зарплата составляла 30 рубликов, так что поневоле приходилось полагаться на заменители. Или не пить вообще, что просто невыносимо. И вместе с тем в народе уважали по большому счёту трезвенников, по крайней мере, не злоупотребляющих, ставили в пример, самые отчаянные подражали. Но не увлекаясь.
22-го ноября 1952-го года мне наконец-то стукнуло восемнадцать! Отметить свой день рождения дома не получилось, а дата, что ни говори, веховая. И в гордом одиночестве направил свои стопы в вышеназванный магазин, прихватив на всякий случай паспорт. Но, или продавец оказался ясновидящим, или что-то другое, однако налил он стакан сладкого портвейна чуть ли не с улыбкой.
Немало подивившись такой проницательности, я махом проглотил вино, забросил в рот дешёвенькую конфету с помадкой внутри,…и пошёл в другой винный магазин. На тогдашней центровой улице Александровской, которая, побывав в советские времена улицей Кирова, Жданова, приобрела нынешнее название: Сагайдачного.
За мир в этом заведении не боролись. Если не принимать во внимание растаскивание клиентов, хватающих друг друга за лацканы, что пресекалось в корне. Разливали в те же емкости и за те же деньги. Даже конфеты с подобной начинкой имелись. Настроение заметно приподнялось. Потянуло к скромным мужским поступкам.
Как назло, не встречались знакомые, которым можно было душевно излиться, рассказать о своих радостях и печалях. Тем более, язык постепенно развязывался. Немного поразмыслив и прикинув свои тощие финансовые возможности, снова подался, в борющуюся за всеобщее спокойствие на планете, лавку.
Продавец, проницательно взглянув на меня, но уже без улыбки, выполнил заказ. «Иди сразу же домой, парень», - тихо посоветовал он. Выпив, с некоторой долей отвращения, вино, я вышел на улицу. Как выразился однажды классик: «Вечерело».
После недолгой паузы у витрины, я не спеша, побрёл куда-то. И вдруг меня осенило: «Конечно же! Как это сразу не догадался. Пойду в гости к Софе Шкневской. Она ведь живёт рядом, по улице Воложской». Мы занимались в одном классе вечерней школы №9.
Худенькая, вечно улыбающаяся, с какими-то невзрачными бесцветными косичками на затылке, в отличие от короны нынешней леди Ю, Софа считалась в классе своим в доску человеком. Жила с матерью в комнатке, размерами отдалённо напоминающей, как бы выразиться поточнее, несколько увеличенный платяной шкаф.
Но удивить кого-то такими габаритами жилища в те времена считалось нереальным. Так жило большинство моих друзей и знакомых. Самое забавное, что на таких площадях мы ухитрялись встречаться компаниями, в вальсах и танго кружиться, играть в бутылочку. Но уже не в смысле пития, а первых поцелуев с девочками, на которых указывало горлышко раскрученной бутылки. Или наоборот: поцелуев с мальчиками. Может, более молодыми и изящными были?
Софа тотчас же определила моё предполётное состояние, но впустила к себе без колебаний. Разило от меня соответственно на версту, что не вызвало, к слову, в ответ никаких отрицательных эмоций. Мама её в тот день работала во вторую смену, и мы оказались вдвоём.
До этого считались просто хорошими приятелями, но вот пары алкоголя сделали своё дело. Через некоторый промежуток времени я начал тянуться мало координированными ручонками к хозяйке. Нет, она не стала громко возмущаться, выгонять, ставить на место, отвешивать оплеухи. При всей своей кажущейся беззащитности держалась достойно, умела при необходимости показать какую-то внутреннюю силу.
«Давай лучше угощу тебя чаем», - предложила Софа. Вздрогнув от одной только мысли о грядущей необходимости пить что-то ещё, всё же согласился. «Глядишь и полегчает», - сознался сам себе, потому что тепло комнаты, сидящая рядом молодая женщина, а Софа на один-два года была старше, сделали своё дело. Меня окончательно развезло. Начало неодолимо клонить ко сну.
И разве можно сравнить в знании жизни двадцатилетнюю женщину с восемнадцатилетним юнцом? Без особых усилий всё, в итоге, стало на свои места, и вот уже я отхлёбываю чаёк из блюдца по тогдашнему обычаю. А с Софой мы так и остались добрыми друзьями, пока наши следы взаимно не затерялись на просторах бытия.
Уже давно ушли в прошлое события тех дней. Забылись, за редкими исключениями, лица, имена и фамилии, даты. Но некоторые названия настолько глубоко въелись в память, что диву даёшься. В этом этюдном вспоминании больше всего прогрело душу и вместе с тем навеяло некоторую горечь, осознание того, что как бы ни было безвозвратно ушедшее, оно, так или иначе, возвращает в те времена. И ты снова среди тех людей и событий. Слышишь их голоса, улыбаешься, пожимаешь плечами, недоумеваешь. Прошедшее у каждого из нас своё. Но всё-таки, почему дали такое название магазину? Вот вопрос.
Ян Подорожный. 30.01.08. Любек.
P. S. А вот нынче от борьбы за мир как-то устали. И магазинов таких не встретишь. А жаль...
21.07.15.