Л.Рохлин
При дворе Богдо - хана
Потомки Чингис хана великие наездники. С пяти лет кривоногий полуголый мальчишка так уверенно сидит на крупе маленькой и злой монгольской лошадки, что диву даёшься. А уж позже просто срастается с лошадью и кажется единым целым. Мы это видели ежедневно, но особенно поразителен праздник Надаам. Июльская жара. Плоская вытоптанная огромная арена, вокруг которой в голой степи внезапно выросли трибуны с навесом для почётных гостей. Толпятся тысячи людей в ярких халатах, повязанных цветными кушаками, в малахаях с лисьими хвостами. Звучит пронзительная музыка. Разносят кумыс. Доносится волнующий запах жареной баранины. Начинается парад борцов. Смуглые литые тела, выразительные позы, громкие заявления. Древняя монгольская традиция.
Меня, как представителя великого старшего брата, посадили на трибуну рядом с первым секретарём обкома. Чувствовал себя весьма неловко, робел. По советским понятиям первый областной секретарь почти Бог в пределах вверенного ему куска земли. Старался не смотреть в его сторону, общаясь с другом по несчастью полковником Лувсаном. Но секретарь сам завёл разговор.
О Москве, о семье. И вдруг вновь заинтересовался моей кандидатской диссертацией. Поначалу тематикой, но вскоре почувствовал острую заинтересованность к организационным вопросам оформления и защиты диссертации. Как литературно обобщать материал, каковы форма и стиль изложения, доказательная база, формы связи с научным руководителем, что можно и как заимствовать чужой материал и многое другое. Я немножко знал о молчаливом областном секретаре со слов молчаливого друга Лувсана после той боевой трагикомедии, которую оказывается именно секретарь приказал заглушить. Тихий такой, интеллигентный, молодой, недавно появившийся в аймаке после внезапного возвышения на XVI съезде МНРП. Он вёл себя просто, что особенно волновало моего полковника. Чувствовалось, что Лувсан боялся секретаря. Слишком тихий и ласковый - говорил Лувсан не раз. Далеко пойдёт. У нас не засидится.
И вдруг такой интерес к моей диссертации. Я распушил от важности хвост и стал живописать все перипетии диссертационных проблем, чувствуя непонятную заинтересованность властного человека. Но он внезапно замолчал, а потом с другими начальниками и Лувсаном ушел в народ.
А меж тем праздник продолжался. После борцов настало время соревнования лучников и наконец кульминация праздника - конные скачки. Это было захватывающее зрелище. Скачки на скорость, соревнования на ловкость с тушей овцы и в конце праздника торжественная церемония освящения пяти лучших кумысных лошадей. Мой маленький двухлетний сын устал вконец и заснул на руках. Да и мы сильно притомились от палящего солнца, шума, грохота труб, но более от обилия съеденного и пьянящего кумыса. С трудом дотащились до дома.
Разговор с интеллигентным секретарём забылся. Но это мне так казалось. Буквально через пару месяцев состоялось совещание передовиков водного хозяйства аймака. И снова я оказался невольным собеседником секретаря и снова разговор зашел о диссертационных проблемах. Тут уж я задумался. Чего он хочет? Такие люди зря слов на ветер не бросают. Из затруднения меня вывел он сам. Улыбаясь и пристально глядя в глаза, большой дарга тихо, вкрадчиво внезапно сказал...
PS. Господи! Ну откуда у них такое умение. Словно все члены современных политбюро или оргбюро разных социалистических стран проходили курсы в академии Ордена Св. Игнатия де Лойолы из Саламанки. Адресок бы? Для детей токмо…
Так вот, что он сказал.
Вы не могли бы помочь в изложении материала для диссертации. Мне, друг мой, трудно русским литературным языком описывать ход мыслей…А защита предполагается в Иркутске. Да и со временем очень туго.
Вот так стал спичрайтером. Это если научно произносить. Попросту начал писать диссертацию первому областному секретарю МНРП. Мог ли я предвидеть в том далёком 1976 году, что стану одним из первых в СССР, далее в Российской Федерации, махинаторов, мошенников, фальсификаторов и лжецов (термины заимствованы из словаря Диссернета) в научно-техническом прогрессе эпохи развитого социализма в СССР. Нет, не мог! Клянусь. И потому пусть простит близкий по духу С.Б.Пархоменко, что вот так легкомысленно, задолго до его изобретения термина Диссернет, встал на опасную дорогу. Но ей-ей, денюшек не брал!!! И льгот красных не просил. Не прямой корысти ради. Опосредованной токмо. Не мог просить - по ряду морально-этических, но более политических причин.
PS. Оплата пришла самым неожиданным образом. О господи! Каким же был ребёнком в свои почти 40 лет. В том мире, с которым впервые столкнулся, к счастью в Монголии, существовали испокон века, а ныне тем более, жесткие правила игры во властных структурах. Жесткость возрастала по мере уровня власти. Всяк принятый в это игровое сообщество (вольно или невольно) должен был чётко и осознанно подчиняться ея правилам, что обеспечивало новому члену автоматически разные блага и преимущества. Хочет он того или делает вид, что не понимает откуда сваливаются блага, но они настигали нового члена иногда неожиданно, чаще ожидаемо.
Диссертация была посвящена юридическим проблемам. Как помнится, вопросу воспитания молодёжи до использования мер пенитенциарной системы. Чушь собачья! Но какое мне дело. Человек лезет во власть и ему нужны звания и должности. Это закономерно. Передо мной великой китайской стеной встала другая проблема. Как совместить мои знания в геологии с полным отсутствием последних в юриспруденции. Даже терминология была неизвестна. Когда великий человек передал мне первые десятки листов, исписанных корявым почерком, то я понял, что работа предстоит большая и ответственная. И второе - великий товарищ возможно был и велик в тайнах восточной дипломатии, но абсолютно невежественен, неграмотен в цивилизованном автономном изложении материала. Просто знаний для авторского пересказа оказалось весьма мало. И я заскулил от страха. Что делать? Отказываться нельзя. Впереди ещё три года большого заработка, но главное неожиданно возникшая надежда на дальнейшую карьеру… Возможно в Улан Баторе. А может и…
Вот они первые смутные ростки тщеславных мыслей о членстве в “игровом сообществе”. О специфической оплате моего труда. Понял, смирился и погрузился в чтение. Общая методология подхода мне ведь хорошо известна. Сбор и систематизация материала, а дальше накапливаемые возникающие мысли и ассоциации сами начнут работать и двигать сознание. Но странное дело. Юриспруденция увлекла. Чем больше читал массы переданных мне тонких книг и брошюр, тем более увлекался. Меня увлекло возникшее честолюбие. А ведь смогу, чорт возьми, сварганить и создать вполне себе читаемую юридическую белиберду. Тем более оказалось, что писать на столь общие вопросы не так уж и тяжело. Обложился брошюрками и вскоре возомнил себя Карабчевским и Плевако вместе взятыми. Теперь по вечерам читал жене свои юридические перлы и это было лучшим снотворным для белоголового вихрастого сына. Он быстро засыпал и мы уходили на кухню, где я вставал в позу защитника на суде и воздев руки, продолжал речь. Мы дружно и издевательски хохотали.
Неясные мысли о карьере со временем, особенно когда первые главы понравились первому секретарю, стали оформляться в конкретный план действий. И тому были веские интимные причины. Давным давно, точнее совсем недавно, моя будущая золотоволосая супруга, в то время ходившая в девушках, возле колонн из нержавеющей стали, что торжественно вздымались на станции Маяковская, волнительно теребя цветы и не глядя в глаза, смущённо произнесла, что обязательно принесёт мне двух сыновей. Принесёт … в золотой кошёлке. Половину плана она весьма достойно и легко выполнила. Черёд был за второй половиной. Это было вполне реально в связи с неугасимой обоюдной любовью и нынешним значительным улучшением материального состояния. Лишь одно огорчало и затрудняло. Полное отсутствие медицинского обслуживания в аймаке в европейском понимании этого выражения. А ждать возвращения в Москву не хотелось. Вот если бы перевестись в Улан Батор. Тут-то и могла пригодится “диссертация” первого секретаря. Но как вести торг на столь деликатные темы со столь высоким партнёром. Я ещё был птенцом в этих вопросах. Но уже появился и начал действовать, о чём я и не догадывался, партстаж в игровом сообществе, а следовательно автоматическое накопление “благ и преимуществ”. Возник, как позже назвал свой партстаж, монгольский импульс, сгусток мощной степной энергии. Возник и сопровождал многие десятилетия. Посыпались блага, словно манна небесная.
Прошло несколько месяцев с начала моей бурной юридической деятельности. Наши встречи с секретарём естественно не прошли незамеченными полковником Лувсаном. Бывший сотрудник КГБ был начеку. Удвоил, утроил почтение ко мне, в плане поставки баранины, осторожно выспрашивая “живого” еврея о темах наших бесед. А я и не скрывал, говоря молчаливому другу тангуту, полуправду. Что мол исправляю стилистические и синтаксические ошибки в диссертации его начальника. Да и начальник был настороже. Чтобы успокоить ретивого полковника, попросил... подарить мне шкуру снежного барса. Мол не задарма работает. Зверь-то крайне ценен - в красной книжке, как никак, числится.
Со шкурой барса отдельная и тоже леденящая трагикомическая история. Мало на земле осталось этих воистину необыкновенных красавцев. В основном они шастают себе по горам Гиндукуша, нередко спускаясь на массивы Монгольского Алтая. Там их прародина. Так говорят мифы монголов. Серо-белые с чёрными крупными пятнами мудрые кошки, длиной до 2-ух м. и пушистым хвостом до 1,5 метров. Охота запрещена, но за очень большие деньги монголы продают миллионерам лицензии на отлов. Вот такой царский подарок решил сделать мне, сирому, большой дарга.
Решил и приказал Лувсану, а тот охотникам. И поплелись в горы неутомимые охотники. Долго выслеживали зверя. Наконец узнали тропы, по которым часто бродил осторожный барс. Одели на ноги мешки, чтобы не было человеческого запаха и вывели на тропу старую полудохлую клячу. И оставили печальную наедине с судьбой. А сами засели с подветренной стороны на соседнем холме и наблюдали в бинокль. День проходит, второй, пятый. Замёрзли охотники, устали от бессонницы, а зверь всё ходил рядом и ходил, а к кляче подойти боялся. Но не уходил совсем. Уж очень кушать хотелось. Охотникам тоже. Обессилили охотники, а ослушаться даргу не могут. Таков закон со времени Чингис Хана. Наконец, осторожный барс осмелел, голод не тётка, а кляча так вкусно пахнет. Да и от усталости и старости полегла кляча на тропу. Словно ждала смерти, как избавление от надоевшей жизни. Набросился барс на добычу. Вмиг перекусил кровеносные вены на шее и как наркоман стал жадно пить горячую лошадиную кровь. Затем острыми клыками вспорол брюхо и нажрался первым делом тёплой требухи. И захмелел. Подкатила к горлу сытость, сонливость, а с ней подступила нирвана… Вот тут-то из-за бугорка и подскочили охотники и как паршивую собаку связали крепко-накрепко мощные лапы, на морду накинули кожаный мешок, продели оглоблю и понесли домой, благодаря богдыхана за удачу и знатное вознаграждение за труды своя.
А дальше началась комическая часть леденящей истории. Сам-то великий дарга побоялся открыто сделать такой подарок. Репутация и карьера во много дороже. Для этих целей есть “преданный” слуга тов. Лувсан (здесь кавычки обязательны - преданность, от слова предать, один из главных законов игрового сообщества), который, кисло улыбаясь, дарит мне шкуру снежного барса. Я обомлел. Сразу по трём причинам. Бесценность подарка, крайняя опасность вывоза (до 10 лет жуткой монгольской тюрьмы) и окровавлённость шкуры с вытаращенными от боли и злости глазами и огромными оскаленными клыками на светло-серой приплюснутой башке. Она лежала передо мной, грубо выделанная, шуршащая от грубой обработки, полная пятен и даже кусочков засохшей крови. Я не охотник и убийство диких зверей, лишь из забавы, считаю постыдным занятием. Но горделивое тщеславие от владения бесценным даром мутило сознание. Только у меня такое в Москве. Только в моей квартирке над диваном, как символ счастья, как семь слоников… Лишь позже охватило беспокойство по поводу доставки в московскую квартиру и естественно выделки кожи для долгого сохранения и любования.
И снова подоспел молчаливый друг еврея, тов. Лувсан. Он словно демон витал над моей судьбой.
Ты однако не беспокой себя - сказал он как-то при встрече - сверни шкуру потуже, крепко-накрепко спелёнуй, как младенца и засунь в посылочный ящик. Адресок не забудь сверху проставить и отдай мне. Я по своим прежним каналам переправлю в Читу, а там мой приятель просто отправит посылкой в Москву.
Вот так была решена вторая проблема и бесценный подарок прибыл к моей старенькой мамочке. Моя одинокая мамочка получила посылку. Уведомить её заранее о содержании посылки естественно не мог. Боялся люстрации. Долго мучался как бы сообщить. Ведь могла и выбросить, увидев дурно пахнущую шкуру. Мало ли что мог прислать взбалмошный сынок из странствий по России. Наконец, решился послать специфическое письмо. Но тут призадумался, как скрыть истину. Написать молочными чернилами, как тов. Ленин из царской темницы или использовать язык тов. Эзопа. Зная, что мамочка весьма не сильна в химии, решился на последнее.
Мамочка! - пишу ей - Подаренную собаку, которую приcлали из Читы, надо срочно показать специалисту, для прививок. Помнишь моего друга таксидермиста. Только ему. Ты же помнишь его. А до того необходимо выгуливать каждую неделю. Обалдевшая мамочка пишет сыну.
Ты совсем там сдурел. В своих вонючих степях. Даже посылка воняет. Какую собаку? Кто такой таксист дермист? Я просто засунула ящик на балкон до твоего приезда. Что случилось? Что-нибудь со здоровьем Сашеньки. Не скрывай правду. Я очень волнуюсь…
Слава Богу. Хоть не выбросила. Ну что тут говорить долго. Через три месяца я примчался в короткий отпуск. Достал шкуру и было расплакался. Её жалкий вид поверг в уныние. Скоро надо было уезжать обратно. Что делать?
Моя мамочка трудилась в театре на Таганке в артистической гардеробной и знала многих знаменитых актёров. Разные там Высоцкие, Смеховы, Золотухины, Славины и прочие. Возникла идея - им загнать шкуру, тщеславным людям. Обсуждая проблему, остановились по разным причинам на знаменитой Алле Демидовой. И угадали. Та с радостью купила, а в театре тот самый таксист дермист выделал и вычистил шкуру. Через много лет я видел её на стене в квартире народной артистки СССР. И глотал слюну от зависти. А барс смотрел в глаза и издевательски хохотал.
Прозорливый Лувсан, знаток игрового сообщества, оказался таки прав. Сложные и принципиальные марксисткие игры вскоре и на самом деле привели моего первого областного секретаря в Улан Батор в тот момент, когда “совместная” диссертационная работа была в разгаре. Интеллигентный секретарь, сообщив мне об отъезде, вдруг спросил. Как я мыслю о дальнейшей своей судьбе… Какие соображения?
И с улыбкой пристально посмотрел на меня. Ретивый геолог понял, что игровое сообщество продолжает порхать над ним и решение проблемы с рождением второго ребёнка буквально сваливается в руки. Советский специалист для приличия задумался, затем робко сказал, что лучше всего было бы быть рядом, в столице. Так эффективнее и быстрее пойдёт совместная диссертационная работа. Умный партийный профессионал расхохотался и моя судьба была решена за два месяца. Вот что значит взаимопомощь тайного игрового сообщества. Угрызения совести уже не мучили сознание. Ещё раз говорю - прости меня, Сергей Борисович. Я ж не за деньги. Токмо ради второго сыночка…
В столице получил удобную трёхкомнатную квартиру в самом центре города. Уже по столичному обставленную, так как до меня здесь жила семья из Германии. Удивительная особенность. Как только выехали немцы и заселились советские люди, так сразу ( в течении месяца - двух) нагрянули полчища клопов-кровопийц. Это понятно. Ну какая там кровь у тощих немцев. Вот у советских… российских... Животворная. Обильная. Горячая.
Получил должность ведущего специалиста в Министерстве водного хозяйства, которым командовал друг моего диссертанта товарищ Барс. Вновь … барс. Но в данном случае не кровожадный наркоман, а маленький полненький, кривоногий, мягкий сердцем человечек. Теперь меня должны были волновать, вместе со страной, вопросы орошения засолённых каштаново-бурых почв.
Бескрайние всхолмленные Гобийские степи, обильно разноцветные весной и изнывающие от жары в летне-осенние месяца. Пустынность прозрачного пространства, где единственным хозяином служит ветер, то ласковый, то обжигающий, нарушали привольно бродящие одинокие верблюды, тощие коровы, дрейфующие стада овец и печальные белые юрты, вдруг возникающие из-за холма. А рядом на вершине вдруг замечалась фигура задумчиво сидящего гордого человека. Чувствовалось, как душа одинокого арата поёт.
В дрожащем от зноя воздухе слышались слова...
Я -человек!
И потому -
Хозяин гор, степей и рек…
Мне всё подвластно одному.
Я - человек!
И потому -
Хозяин звёздам и луне,
Надежде, вспыхнувшей во мне…
И даже Солнцу самому.
( Даржаа, перевод Мартынова)
Всхолмленные степи окончательно поглотили меня. Не одного, как ранее. Теперь со мной выезжали друзья. Мне очень повезло. Сразу трое близких людей. Бывает же такое. Чтобы в полевых условиях, где все 24 часа дышишь ноздря в ноздрю одними и теми же испарениями, что и рядом живущие люди, чувствовать себя легко и радостно.
И одновременно свободно, даже в молчании. Борис Назаров, гидролог из Ленинграда. Искренне, по доброму хитрый, с вечной усмешкой и невероятно остроумный. Дмитрий Ярошенко, почвовед из Перми. Жизнерадостный трудолюбивый гигант, в чьих руках любое дело кипело и переливалось всеми цветами радуги. И, о боже, ещё один “живой” еврей из Подмосковья. Лев Горелик. Невысокий, корявый, с громадным орлиным носом и голубыми печальными глазами на выкате, готовый душу отдать за доброе слово. Сдружились и наши жены, что вечно словно пушки заряжены. Это уж слишком большая редкость. Теперь спокойно уезжал на полевые работы, зная что моя храбрая беременная женщина всегда отыщет помощь и поддержку. Да и центральная клиника под боком, высится на холме, как памятник монголо-советской “дружбы”. Кавычки поставил не красного словца ради. Был не редким свидетелем недоумения и злости простых монгол, которых не пускали в больницу, выпроваживая и советуя обратиться в свои клиники. Даже в срочных случаях. Вот такая обыденная советская жизнь.
Такие факты очень портили настроение. Но всё забывалось, как только вереница козлов (в прямом и техническом смыслах) в сопровождении боевых подруг, буровых станков, выезжала в степь. Честное слово, все бытовые заботы и тревоги исчезали. Никто, как полевой геолог, не ощущает всем сознанием понятие СВОБОДА. Ни тебе регламента, ни тебе руководства, никаких обязанностей и выполнения обещаний. Лишь внутренний тормоз тобой руководит и всё объясняет.
Жара! Жара! Жара! Вспоминаете песню Высоцкого. Иссушающее воздействие и укрыться некуда. Голая выжженная степь, прорезанная морщинами-оврагами. Какое к чёрту орошение. Кому это нужно? Да не будет айрат сидеть на просоленной земле, тем более ухаживать, возделывать. Его жизнь - беспрестанное движение. Только мудрые китайцы будут терпеливо ухаживать и добьются таки успеха. Но монгольское Политбюро решило. Ему видней!!!
И вот мы, советские специалисты, в сопровождении обязательных учеников-монгол, бурим скважины, копаем шурфы, вскрываем горизонты грунтовых вод, определяем параметры пород и почвы, всё скрупулёзно фиксируем и пишем вдохновляющие отчёты. Последнее обязательно. Хоть тресни. Ну мы же опытные волки. Давно в стае. Докладываем о возможности орошения 1000, 5000, 100000 гектаров недоумевающей, хохочущей над нами гобийской степи. Вечером уставшие, пылающие, голодные и грязные возвращаемся в палатки. По дороге собираем саксаул, ветки, стволы и ...кизяк. Для костра. О! Вы не знаете, что это такое! Ну не буду портить вам настроение.
Бывали и полевые праздники. Но чаще у предприимчивых монгольских учеников (обучение буровому ремеслу - обязательное условие контракта). Обегая окрестности, они специально натыкались на одинокие юрты. Дотошные ученики искали юрты по двум причинам - сексуальным и пищевым. Они с охотой выполняли негласную волю народно-революционной партии Монголии по воспроизводству населения. Это политику партии мне объяснял всё тот же полковник Лувсан. Дело в том, что численность населения потомков Чингиз Хана катастрофически уменьшалась с середины XIX века. В начале XX великих потомков было немногим больше миллиона человек с подавляющим по численности превосходством мужчин. Одна из главных причин явления - храмовая проституция. Другая причина - отсутствие медицины, особенно женской. До начала 30-ых годов в Монголии были тысячи буддийских храмов (и это на миллион населения), вокруг которых блудливые монахи насильно собирали самых красивых и здоровых девушек. Им не разрешалось рожать и выходить замуж. Лишь всячески ублажать монахов. Царил гнусный разврат и болезни. Естественно с этим не могли согласится вожди революционной партии и ...разрушили все храмы. У них уже был российский опыт. Но воспроизводство населения - процесс затяжной. И потому власти всеми официальными и неофициальными способами толкали нищенское население к половым контактам, что выражалось в возрождении якобы народных традиций, когда отец семейства разрешал одинокому спутнику, забредшему в его юрту, переспать с дочерью или женой. Особо почиталось замужество девушки, уже имевшей до мужа детей (чем больше, тем лучше…). Считалось, я думаю вполне справедливо, что данная женская особь тем самым доказала крепость своего женского здоровья.
Так вот ученички старших братьев совершенно официально, параллельно с бурением скважин, решали и задачу воспроизводства. А заодно, что вполне естественно, решали и вторую причину поиска юрт - пищевую проблему существования в суровых монгольских условиях. Глядишь тащат покорную овцу, а то и холодный кумыс. Вот тут они особые специалисты, высочайшего класса. Как-то мы специально хронометрировали убийство и разделывание древнейшего друга монгол - овцы. Вы не поверите, но за пять минут и 37 секунд, клянусь, только что блеющая жертва превращалась в куски свежего мяса, груду костей и окровавленную шкуру.
Сам по себе метод убийства вызывал инстинктивное отвращение. Страдалицу-кормилицу валили на землю. Двое держали за ноги. Третий спокойно подходил, гладил, что-то бормоча, наверное просил прощение и острым небольшим ножом делал глубокий надрез точно над сердцем. Затем деловито просовывал в отверстие руку, нащупывал бьющееся сердце и коротким резким рывком отрывал оное от кровеносных сосудов. Не проливалось ни капли крови. Овца на мгновение всхлипывала, вскрикивала… Слышалось - прощайте, товарки. Всё! Тысячелетний обряд был закончен. Ученики знали мои вкусы. И через 10-15 минут один из них подносил на отточенной ветке кусок жареной овечьей печени, обернутый в сочащуюся плёнку внутреннего желудочного жира. Непередаваемое удовольствие, скажу вам.
Ну а старшие братья увлекались более жестоким методом добывания пищи - безжалостной охотой с машин на сайгака. Стадо горбатомордых антилоп стремительно неслась по степи, опустив от страха головы, стараясь удрать от назойливого шума и острого запаха машины, преследующей по пятам. Оттуда неслась смерть, они это знали, как и то что абсолютно беззащитны...Это омерзительно, но сытно кормить себя и стадо учеников, в рационе которых мясо составляет почти 100%, законным способом не удавалось. Необходимость толкала на убийство.
Солнце садилось, вечерело, мягкие тени увлажняли горячий воздух. Дневная усталость проходила, палатка казалась земным раем. Потому что рядом у костерка сидели друзья. Табачный дымок смешивался с дровяно-кизяковым ароматом костра. Красотища и умиротворение. Вот солнышко почти закатилось за острые гребни далёких гор. Обрушилась непроглядная тьма. Буквально в двух-трёх метрах от пламени костра зияющая темнота. Из степи доносятся какие-то таинственные шорохи, неясные крики птиц. Мы замираем, пристально вглядываясь в угасающие языки пламени. Кто-то первым встаёт. Это сигнал к ритуальной минуте урологического танца вокруг костра. Он от злости шипит и … гаснет. Сон. Словно у ребёнка. Глубокий долгий, с посапыванием, улыбкой на спокойном челе и пузырящейся слюнкой около рта.
Интереснее работалось, когда изыскания проводились на участках в предгории, а рядом бежал смешливый ручей, выпиливая выше по течению, в горах, неглубокий каньон, обнажая горные породы и подземные клады. Как-то однажды заехали в юрту. Следуя обычаю хозяйка угостила чаем (смесь плиточного чая, молока, соли и бараньего жира), прекрасно утоляющего жажду в жару. Открылась деревянная расписная дверка и в юрту, ковыляя на кривых ножках, смело вошел краснощёкий ребёнок, таща за руку ещё более молодого потомка. Не обращая на нас внимания, они что-то требовательное сказали маме, наливающей нам тот самый утоляющий чай. Мама, женщина непонятного возраста, сидя на коленках и одной рукой протягивая нам чашку с чаем, другой привычно расстегнула сбоку халат. Вывалилось что-то похожее на грудь, но более на отрезок узкой серой худой трубы с пипеткой на конце. Взрослый малыш подтолкнул братца (вот пример бескорыстия…) и тот заглатил пипетку. Сосредоточенно стал сосать. Мы вежливо отвели глаза, продолжая беседу с хозяином. Прошла томительная минутка и видим как старший грубовато отвалил младшего от “трубы” и что-то сказал. Мамка покорно засунула одну трубу за халат и вытащила вторую трубу. Старший оббежал мамку и жадно схватил трубу. Младший зарыдал от обиды… Напившись, малыши заковыляли к сундучку, стоящему сбоку. Старший выгреб коробочку, открыл и деловито рассыпал на войлок груду тёмно-красных камешков. В свете солнечных лучей, проникающих сквозь открытый верх юрты, камешки тускло замерцали. Я заинтересовался и протянул малышу руку. Мол давай поиграем вместе. Пацан оказался добрым и дал мне часть камешек. Это оказались кристаллические щётки гранатов, железистых альмандинов. Ярко-красных, сверкающих на солнце.
Откуда? - заинтересованно спросил я хозяина. Тот позвал старшего сына и через полчаса мы пылили по степи в горы. Сынок впереди охлюпкой на непременной лошадке, а мы чуть сзади на козле. Потом пошли пешком по дну неглубокого каньона. Мальчишка шел уверенно и вскоре по правому борту ручья, густо заросшего кустами жесткой колючей караганы, заметили круто падающие слои тёмно-красных альмандинов вперемежку со слоями белого кварца.
Мы обомлели. Такое очень редко встретишь. При тщательном осмотре и долгой потной работе молотками убедились, что ювелирной ценности это “месторождение” не представляет. Миллионы лет тому назад ценная порода вышла на поверхность земли и совместная работа ветра, солнца и воды уничтожила крепость минерала. Он крошился даже при несильных ударах. Густая сеть микротрещин разрывала кристаллы. Возможно где-то на недосягаемой глубине кристаллы могли представлять ювелирный интерес. Если, конечно, слои простирались вглубь. Но можно было отобрать, поработав молотками, довольно крупные и цельные полупрозрачные кристаллические щётки и друзы минерала, отливающие на солнце кроваво-красным блеском. Прекрасное зрелище. Мы жадно работали молотками и к концу дня набрали и тщательно упаковали два больших мешка минералов. Просто так. Автоматически сработал профессиональный интерес. Для красоты. Не ведая, как потом это сыграет в обеспечении всех нас … дефицитными деликатесами. Это тоже отдельная и щемящая душу авантюрная история. Господи! Сколько их в молодости заполняет сознание.
Гранаты обеспечили нас вкусными продуктами все три последующих года. Был в ту пору в Улан Баторе закрытый продовольственный магазин, где кормились только посольские товарищи и сотрудники ГКЭС (государственный комитет по экономическим связям). Зарубежная элита страны. Непременные члены упомянутого игрового сообщества. Без сомнения лучшие и умнейшие люди. По мнению идеологического отдела ЦК КПСС, набирающего работников. Им естественно требовалось лучшее питание. Деликатесное. Чтобы преданнее были родине, не убегали… Границ с замками рядом-то нет. Задабривали продуктами, валютной зарплатой, возможной карьерой и… властью над нами, сирыми. Развитие гранатовой истории внешне казалось набором случайностей. Ну конечно нет.
То была плата за активное членство в элитном игровом сообществе. Как-то в очередной раз вызвал к себе мой важный дарга, вознёсшийся в столице чуть ли не к небу - кандидат в члены политбюро МНРП. Я естественно примчался. В приёмной познакомился с миловидной русской женщиной бальзаковского возраста. Она сгружала в большой холодильник какие-то свёртки. Оказалась ответственным работником того самого закрытого русского магазина. Тувароведом трудилась. Понравилась она мне и как женщина, не скрою, но более как хозяйка деликатесов. Весьма заинтересовала меня. В тот день я передавал диссертанту две последние главы и большую друзу альмандина. Разворачивал картонку в приёмной секретаря. Большую сияющую кровавым блеском кристаллическую щётку. Её и увидела туваровед Тамара. Отрекомендовалась и игриво спросила - а мне можно такую…
Мгновенно сработал коммерческий план. По единодушному решению всех нас, обладателей “несметного богатства”, передавал жаждущей женщине друзу и два больших, сравнительно чистых кристалла неотразимый женолюб Дима Ярошенко. Передавая, очаровал сердце тувароведа мягким голосом, тело крепкими руками, а голову возможностью бриллиантовой огранки альмандинов в СССР. Он врал так искренне. Так нежно.
Вам - говорил Дима - необходимо будет найти доверенного ювелира. Только в России. Иначе спросят откуда такое богатство. Таких кристаллов никто не имеет - вкрадчиво вещал Дима - а сколько ещё будет…
Такое двойное бесплатное счастье (альмандины и крепкие руки) разбудило в алчной женщине неслыханный энтузиазм. Продовольственный вопрос был решен до конца нашего пребывания в Монголии.
Мы спешили домой с полевых работ. Как несётся ребёнок к маме, которую не видел целый день, готовый вот-вот разревется. Последний перевал и взору открывалось море электрического пламени. Огромный город, так казалось, мерцал огнями в огромной котловине. Вот мой дом. Здесь не был чуть больше месяца. Этаж. Звонок. Открылась дверь и … замираю на пороге от удивления. По разные стороны порога два портрета, изумлённо взирающих друг на друга. Мужчина, заросший, взъерошенный, с полосами осевшей чёрной пыли на лице, в замызганной куртке и брезентовых брюках, заправленных в грязные кирзовые сапоги. Напротив, в полуметре, прекрасная дама с портрета Ватто или Пуссена. Яркий пышный халат, слишком открытый для откровенных взглядов, удлинённое чистое курносое лицо, окруженное невиданной громоздкой причёской из волос верблюжонка, меняющихся цветов - от пепельно-серого до ярко золотого. Сверху крупные игривые кудри, по бокам переходящие в длинные золотые локоны до плеч в стиле мадам Помпадур. И сбоку, держась рукой за полу халата, крутится мой трёхлетний сын. Тоже с крупными светлыми кудрями на голове.
Возглас радости застрял в груди. И у дамы от неожиданности тоже. Мобильников в то время ведь не было. Телефонная связь внутри страны, между районами, была крайне примитивной. Жена лишь примерно знала о дате приезда. Выручил сын, с воплем бросившись на грудь.
Что случилось? Откуда такая причёска?
Папа, папа! Это не её волосики. Это не взаправдашние. Это парик - кричал, прыгая и хохоча сын. А у мамы голая головка. Сними волосики, покажи папе. Покажи!
Моей жене не откажешь во вкусе. А уж руки просто золотые. Рождаются ведь люди от природы мастера на все руки. Всё умеют, к чему бы не прикоснулись. Я диаметрально другой. Всё порчу, ломаю и разбиваю. Кроме авторучки ничем не умею пользоваться. Оказывается ещё до моей командировки у жены обильно полезли волосы. Видимо сказалась беременность. Не желая выглядеть безобразной облезлой старухой, она дождалась моего отъезда, бесстрашно обрилась наголо и связала из шерсти верблюжат прекрасный парик по картинкам из модного журнала. Невиданное искусство. Я был восхищён. Точно также как и видом голого женского черепа. Тоже никогда не видел наяву и тем более так близко. Два почти слившихся шарика. Сверху голая голова и чуть ниже вздувшийся белый-белый шар живота. Картина! А животик всё рос и рос, вызывая нежность и желание гладить и вслушиваться в биение членов, часто энергичное, моего второго сына. Но где-то через месяц врачи принесли худую новость. Сказали, что есть вероятность отслоения плода от матки. Мама мало двигается.
Мы растерялись и расстроились. Что делать? И тогда принял, как настоящий полковник, стратегическое решение отправить жену уже с двумя детьми в подмосковье, под Химки, где в берёзовых рощах жила тёща и тесть. Там нежная природа, там заботливая мама, нужное питание и профессиональные врачи. Решено - сделано. Берёзовые рощи Подмосковья надёжно укрыли золотоволосую нереиду. И остался в большой квартире один. Было не по себе, печально. Ходил по комнатам. Перебирал детские игрушки. Куда деться? К друзьям. Но не будешь же надоедать каждый вечер. Там свои семьи, свои заботы и радости.
Так проболтался с две недели и был несказанно рад новой командировки. Долгой и дальней.
Где-то в середине полевых работ вдруг получил телеграмму. Срочно явиться в Улан Батор. Чуть не умер от ужаса. Что-то с женой… Через два дня ворвался в сумрачную квартиру и уже чуть заря был в министерстве. Руководитель советских специалистов принял уж очень сердечно, что ещё больше взвинтило напряжение.
Тут такое важное дело. Общественное, дорогой ты наш. Щекотливое. Дипломатическое.
Отлегло от сердца. Мешком рухнул на стул.
Ага! Значит вновь понадобился игровому сообществу. Заседание продолжается. Господи! Кого благодарить. А руководитель с заискивающей улыбкой продолжал.
Именно к вам обратились из ЦК МНРП. Из самого ЦК - он поднял пальчик и замер.
Видимо знают вас. Наверное хорошо знают. Меня даже не поставили в известность о причине вызова.
Он пытливо смотрел в глаза, пытаясь понять причины. Истоки!
Откуда вас знают в ЦК?
Я изобразил крайнее удивление, задумчивость и “внезапно” просветлев взором, удивлённо предположил, подумав - не переборщил ли...
Вы же знаете - смиренно промямлил - два года работал в Гобь Алтае. Там познакомился с первым областным секретарём. По водоснабженческим проблемам. Он сейчас работает в Улан Баторе, в ЦК МНРП. Видимо что-то случилось в аймаке!
Ну хорошо! Отдыхайте, а уже завтра утром вас ждут для конфиденциальной беседы, в кабинете министра. Советую вам - пытливо глядя в глаза, сказал советский руководитель - затем составить подробную докладную о теме и характере беседы. Детальную. Дословную. Вы меня понимаете!!!
Я с готовностью кивнул головой, раздираемый мыслями о возможных вариантах темы беседы и главное почему секретная. Вышел в коридор и внезапно рассмеялся.
Вот так! Леденящие душу истории продолжаются, господа присяжные заседатели. Но и представить себе не мог в тот момент до каких вершин вознесёт меня судьба.
В огромном кабинете министра Барса на диване за изящным журнальным столиком сидела вполне себе русская ярко рыжая женщина. Дымился чай в красивых расписных фарфоровых чашечках.
Проходите. Садитесь - стоя сбоку огромного письменного стола, произнёс маленький министр, с почтением переведя взор на женщину, как-бы не зная кто начнёт разговор. Возникла пауза. Женщина встала и близко подошла ко мне, по хозяйски, как ценную собаку, пристально рассматривая. Естественно я тоже встал и напрягся, как пойнтер перед броском. Подумал - эта явно не товаровед…
Ядрёная, плотная, среднего роста, с властным капризным взглядом, она долго смотрела в лицо, словно стараясь понять характер и повадки покупаемой собаки. Певучим голосом с характерным рязанским яканьем, улыбнувшись, произнесла.
Мне вас очень хвалил - она назвала имя областного секретаря. Говорил, что вы отличный специалист, широко образованный интеллигентный человек, с тонким вкусом. Я строю неподалеку от столицы дом, а рядом хочу любоваться каскадными декоративными прудами. Для отдыха мужа и гостей.
Женщина не просила. Она приказывала. Барс молчал.
Вы наверное бывали в Ленинграде, в Царском Селе. Видели Екатерининский парк и декоративные водоёмы. Они сделаны по подобию системы прудов Трианона в Версальском парке. Я была там и восхищена совершенной красотой ландшафта. Я хочу создать примерно такое же возле своего дома. Ваша задача - каскадные пруды. Детали вам расскажет и покажет на месте мой садовый архитектор. Вы будете освобождены от других работ.
Здесь она метнула взгляд на Барса. Тот сглотнул слюну, угодливо кивая головой.
Игровое сообщество вновь рекомендовало меня, взметнув к пьедесталу нынешнего Богдо - хана, священного и партийного государя Монголии. Поставила в ряды угодливых царедворцев. Там наверху, в заоблачной выси, делила власть с мужем монгольская царица, русская женщина, мещерская красавица Анастасия Ивановна Филатова. Супруга генерального секретаря ЦК МНРП тов. Юмжагийна Цеденбала, верного ленинца, уже многие десятилетия верой и правдой служившего кормчим монгольского народа и слугой старшего советского брата.
Они познакомились сразу после войны в доме отдыха ЦК КПСС в Солотче и молодая, очень энергичная женщина, врач-терапевт с цепким взглядом холодных голубых глаз моментально усмотрела свою судьбу. Естественно Политбюро ЦК КПСС предварительно согласовало этот сексуально-политический гандикап, поставив на молодого в ту пору незаметного выдвиженца тов. Цеденбала. Так возникла на троне Монголии русская царица Анастасия.
Ну а я стал “звездой первой величины” среди советских специалистов министерства водного хозяйства. Выше опасно. “Живому” еврею нельзя подниматься слишком высоко, особенно на общественном поприще. Это аксиома. Доказанная событиями и последствиями октябрьского переворота 1917. Вспомните сколько нас было возле кормушки и сколько осталось к 1953 году и не забудьте отметить, что ни осталось бы ни одного, если бы весной не подох усатый.
Мещёрская красавица, конечно, уж очень замахнулась. Но ведь никто не знает где и когда упадёшь. Все живут сегодняшним днём. Особенно внезапно вознёсшийся обыватель. Ну что там много говорить. Анастасия выбрала место для дома-дворца в широком горном распадке на южном окончании хребта Хэнтэй, на берегу р.Толы, в 2 км выше расположения столицы. Священный заповедник Богдо-Ула, по легенде образованный указом Чингизхана, должен был стать “вечной” резиденцией семьи мещёрской красавицы.
Приказ царицы, особенно на востоке, закон. Сердце сжалось, предвидя неясные опасности. Такой работы ведь никогда не выполнял. Но у молодости страх явление преходящее и я, гордый доверенной мне задаче, ринулся выполнять царское пожелание. Тем более, что и бежать-то было недалече. Перешел два рукава реки Толы, бережком прошелся немного вверх по реке и вот тебе фронт работ.
Скажу откровенно. К тому времени много бродил по сибирским, казахским и алтайским просторам, но совершеннее красоты массива Богдо Ула не видал. Отроги огромного вершинами заснеженного горного массива расходились веером. Два веера гор сформировали обширную корытообразную котловину овальной формы. По дну котловины, прижимаясь к правому обрывистому склону, с шумом бежал полноводный ручей. Он возник где-то далеко в горах, со временем прорвался сквозь левый отрог котловины и с радостным облегчением скатывался в реку Толу. Нижний пояс гор занимала лиственничная тайга, которую выше по склону сменяли могучие кедры, а ещё выше, у границы леса, виднелось берёзовое криволесье и отдельные пятна сосновых и еловых перелесков. По словам сопровождавшего меня лесника здесь ещё в изобилии бродили кабаны, косули, маралы, лисицы, которых сторожила ловкая рысь.
Эта котловина и приглянулась Анастасии Ивановне. Здесь ей мечталось построить копию мраморного Трианона. Чуть порозовев от смущения перед непривычной аудиторией, мещёрская красавица, собрав архитекторов и проектировщиков из Ленинграда, участников “проекта века”, естественно не забыли и меня, произносила незнакомые, но очень красивые слова, подсказанные российским спичрайтером.
Это будет здание и парк в манере архитектурной эклектики, соединение псевдорусского и китайского стилей…
Сердце моё трепетало от гордости, а мозги рвались от раздирающего хохота. Простая рязанская баба, а как чешет. Ну а если серьёзно, то моя задача была не из лёгких. Конечно, незамедлительно привлёк друга Бориса, опытного гидролога, с которым и обследовали ручей от верховьев котловины и до впадения в Толу. Где-то около семи километров. Чётко заметили карстовые формы рельефа в приустьевой части ручья. Это насторожило. Наличие карста в известняках вдоль русла Толы подтвердили архивные материалы. Они же сказали нам, что в иные годы (одиночные, а то и подряд 3-4 года) ручей не добегает до реки, пропадая в прибрежных породах.
Да - глубокомысленно почёсывая репы, промямлили мы с Борей - а чем бесперебойно пруды заполнять будем. А то вот случится, что проснётся Анастасия Ивановна, да ещё если с мужем вместе, сразу два самых высоких Члена Политбюро, глянут в оконце, а водички в озёрах каскадных и нет вовсе. Срам-то какой. Белеют тушки гниющих рыб, да полудохлые белые лебеди бродят по кустам, на чём свет ругая советских специалистов. Лучших в мире, как им гарантировали. И всплеснёт белыми руками мещёрская красавица и как гаркнет. А подать сюда этого московского шарлатана…
И свет в моих глазах погаснет.
Тогда пришли мы к выводу, что необходимо намыть плотинку, перегородив русло ручья в верховьях котловины, создав небольшое водохранилище, а чуть выше по реке Толе, за контуром карстовых известняков, пробурить два-три куста скважин (этим, естественно, займётся третий друг, Лев Горелик) и подземную воду по трубам подавать, при необходимости, за верхний бьеф плотинки, в искусственное озеро. Засели за расчёты. Всё, пожалуй, получается. Написали отчёт. Его немедленно утвердили. Кто ж считает денюшки при царской нужде, да ещё в советскую эпоху. И наступила весёлая житуха. Ещё-бы, работа прямо напротив дома. Вечерами спешили домой, где ждали столы, заставленные деликатесами и очумевшими от неожиданного изобилия женами и закормленные дети. Анастасия Ивановна распорядилась, не зная мой гешефт с тувароведом из закрытого магазина, чтобы продукты широким потоком и по низким ценам (как для дипломатов и работников ЦК) доставлялись в наши квартиры. Мне, правда, мало что надо было, да и спешить было некуда. Моя девушка была далеко, за горами - лесами. Я тосковал и считал недели и дни.
Это время было отмечено российским летописцем, из числа советских специалистов, широким развитием самогоноварения. В Монголии очень близко, точнее непосредственно, познакомился с этим любопытнейшим процессом с химической и потребительской точек зрения. Ранее как-то не приходилось. А тут встретились специалисты из разных российских регионов. У каждого свой рецепт, свои исследовательские задумки. Надо же всё опробовать. Тем более такое обилие закусок. И понеслось… Нет, конечно, до чёртиков не напивались. Мы же из конца в конец интеллигентные люди. Тем более находясь за рубежом, где нам настоятельно рекомендовали высоко держать знамя советских специалистов. Мы держали высоко. Честное слово!
Царская работа очень увлекла нас. Это был вполне себе творческий процесс. Выбор места для плотины, для чаш каскадных прудов, для сквозных каналов между ними, для бурения и тщательного опробования подземных вод. И расчёты, расчёты, расчёты. Мы с Борисом спорили и убеждали друг друга, находили, так называемый консенсус и поздравляли с единственно правильным решением, поднимая чаши с пенной брагой.
Анастасия Ивановна не оставляла стройку века без внимания. Прежде всего нас, первопроходцев на стройке. Бешеная женщина. Невероятно энергичная. Она появлялась внезапно со сворой приближенных на трёх-четырёх машинах. То с улыбкой, то с криком и бранью, в зависимости от настроя. Женщина ведь. Царица! Работяги-монголы боялись её пуще тигра и тут же исчезали, прячась в лесах. В красивой расшитой куртке, джинсовых брюках и полусапожках. Обегала по фронту работ, всё выглядывала и выспрашивала. За ней нёсся полковник-монгол, записывая замечания и просьбы.
Время летело. Пришло из Москвы известие, что моя золотоволосая женщина вот-вот родит. Я стал сходить с ума. От тоски и трепетных глаз. И вот однажды, во время очередного набега царицы, вдруг, словно молнией обдало, “упал на колени и слёзно молил”.
Душенька царица, мать родная! Отпусти на пару недель в Москву, дабы встретить нового сына и привезти в Улан Батор.
Мещёрская красавица заразительно засмеялась.
Что! Припёрло! Ведь знаешь, что не положено. Ух и хитёр ты, родственник Христа. Не подведёшь! Смотри! Ну ладно. С меня подарок.
И не оборачиваясь что-то сказала своему полковнику. И я улетел в Москву. А подарком, оказывается, стала проплата билетов туда и обратно со всей семьёй. Обратно, конечно, на поезде. Первым классом на экспрессе Москва - Пекин. Номер 1-2.
Это отдельная душещипательная история. Как прилетел, не оповестив жену. Как меня встретили. Как радовался и гордился мной старший сын. Как таращил глазки мой младший, душой божьей чувствуя родного. Как краснела и смущалась моих взглядов любимая женщина, чья фигура сильно оплыла… Как мы плыли обратно в течении пяти суток по просторам России в купе первого класса с отдельным душем. И как встретили в Улан Баторе мои друзья. Затем ещё почти два года работы. Честное слово! Лучшее время моей жизни.
А пруды с Борисом мы создали и даже позже пустили нас полюбоваться белыми и чёрными лебедями. А вот с дворцом происходили какие-то неполадки. То он строился, то долго-долго стоял неприкаенным в строительных лесах. Тайны царской кухни народу не известны. Но мещерская красавица нас не забывала и позже доверила проект водоснабжения и вновь каскадные плавательные пруды для строящегося международного пионерского лагеря в горах под Улан Батором. Старательная была царица. Наверное невольно под Екатерину Великую работала. Так мне порой казалось.
Вот и всё пожалуй. Монгольский импульс, возникший в игровом сообществе, словно неистовый аккумулятор, заряжал энергией пятнадцать лет. И долго-долго просторы Гобийской степи наполняли темпераментом мою жизнь в московских и прочих российских трущобах. Энергия степей умело и осторожно несла живого еврея. Иногда спотыкаясь, но никогда не сбрасывая всадника. Склоняю перед тобой голову, Монголия.
Хорошо быть царедворцом. Они ведь без нас не могут существовать. Мы без них запросто. А для продвижения честолюбивых простолюдинов, каковыми мы являемся, необходимо уметь не злить царей непомерными просьбами и главное не шантажировать. Стараться по возможности быть искренними с ними, используя методы полуправды и не стараться приблизится слишком близко. Они это очень не любят. Ведь чем ближе приближаешься, тем становишься опаснее. Это в игровом сообществе усвоили отлично.
Щетиннее, братцы! Щетиннее.
А судьба царицы оказалась безжалостной. Пришло лихолетье 90-ых годов и царицу-чужестранку отправили восвояси. На родину. В Москву. Заставили прихватить и мужа. И то слава Богу, что остались живы-здоровы. В Москве они и ушли к Богу. В полном одиночестве и забвении. Старушка Клио всё расставила по своим местам.