Екатерина Матвеевна Панова
Сколько лет мне было, не помню. Но была я в том возрасте, когда запоминаются только очень яркие события. Таким явлением в моей жизни стала Екатерина Матвеевна Панова - моя бабушка по отцовской линии. Она появилась на пороге нашей квартиры в долгополой лисьей шубе, крытой тёмно- зелёным бархатом, в лисьей шапке ушанке и с саквояжем в руке. Следом занесли большой тюк из мешковины. В комнату, где я спала, поставили узкую железную кровать, на которую были положены доски. Распаковали тюк и на них бросили пуховую перину с подушками. Помню, я разбежалась и прыгнула на неё, как в пушистый сугроб снега. Бабуля никогда не наказывала, не ругала, а в кармане её кофты всегда была припасена для меня конфетка. Я любила наблюдать за ней, когда она готовилась к сну - это был целый ритуал. Сначала, в банку с водой, клацали зубные протезы, далее снимался серый, плотной вязки, чепчик с короткими ушками. На одном из них поблескивала « аглицкая» булавка, так она её называла. Фартук, кофта и платье аккуратно развешивались на спинке кровати и бабуля представала передо мной в странных одёжках, в них она была похожа на песочные часы. Корсет на шнуровке, накладные - лиф и набедренник. По мере их снимания бабуля худела на глазах. Всё это укладывалось на стул, со словами: « Не трогай, а то поломаешь китовый ус». При этой её экипировке она умудрялась ловко управляться по хозяйству. Ни свет - ни заря растапливала на кухне русскую печь, кипятила самовар, а проводив всё наше большое семейство - кого на работу, кого в школу - садилась попить чайку, а потом снова шла на кухню готовить обед. Я, хвостиком, следовала за ней по пятам, стараясь помочь, но только мешала. Но она терпеливо учила меня премудростям хозяйства. Никогда не сюсюкала со мной, а разговаривала, как с взрослым человеком. Бабушка ловко управлялась с чугунами, кринками - вытаскивая их ухватом из зева печи. В её руках мелькали-то кочерга, то лопата, то щипцы для углей и я, завороженно следила за её действиями, и терпеливо ждала - когда она освободится. После обеда, помыв посуду, бабуля занималась со мной - шила наряды на куклу, учила обвязывать крючком носовые платки, рассказывала сказки, часто в стихотворной форме. Помню, как мама привезла мне из Ленинграда игрушку - заводного маленького поросёнка, наряженного клоуном и книжку « Сказки» А.С.Пушкина. Поросёнок заинтересовал меня на несколько минут, а вот книга – она была такая красивая. На голубом фоне обложки красовалась царевна- лебедь. Я до сих пор помню запах этой книги, запах свежей типографской краски. Почти все сказки из неё для меня были известны, их много раз наизусть читала бабушка. Кстати все «Повести Белкина» мне были рассказаны в детстве Екатериной Матвеевной. Ещё она очень интересовалась политикой. Все газеты и журналы, особенно центральную прессу, она прочитывала от первой до последней страницы, порой мне несмышлёнышу, вслух. Доходило до смешного. Я этот эпизод не помню, рассказываю со слов мамы. Однажды, придя с работы, она услышала, ещё не открывая дверь, как Екатерина Матвеевна кому-то вслух читает статью о Рузвельте. Ну, думаю, соседка проведать зашла. Открываю дверь – картина маслом…
Ты с сосредоточенным видом сидишь на горшке, а бабушка читает тебе статью с клочка от газетного листа. Ты протягиваешь ручонку, забираешь этот обрывок, внимательно рассматриваешь, потом приподнимаешься и со словами - «Вот тебе, бабка, твой и Рузвельт»- вытираешь попку. Вот такая политинформация горшкового периода. Помню день смерти Сталина. Чёрная тарелка репродуктора вещала страшно печальным голосом о его кончине.
Все слушали сообщение, стоя и все, кроме бабушки, плакали. Бронзовый бюст отца народов смотрел на меня с комода, мне стало страшно и я, чтобы не видеть его - уткнулась лицом в бабушкин фартук, она прижала меня к себе и тихо произнесла:
«Прекратите пугать ребёнка». Потом бюст исчез, а на его месте появилась красивая ваза с искусственными цветами. Однажды я обнаружила его в верхнем ящике комода, где лежало много интересных вещиц и среди них бабушкины шкатулки. Две лакированные чёрные из папье-маше, запирающиеся на ключик и одна из резной бересты. На крышках чёрных шкатулок позолотой были изображены боярские или купеческие пиры. В одной из них она хранила пуговицы, в другой лекарства. В берестяной шкатулке, лежали красивые визитные карточки размером три на восемь. Они были выполнены из глянцевого картона, тиснённого по краям красивым узором из цветов. Выпуклый прямоугольник в середине карточки, был обрамлён позолоченными завитушками, а в нём такой же позолотой было написано прописью - «Екатерина Матвеевна Панова». В этот ящик мне запрещали заглядывать, но чем больше тайн он хранил, тем любопытней было узнать – что там? В школу я пошла в восемь лет, к этому времени мама с папой разошлись, но бабушка оставалась жить с нами. Старшие сёстры, Валя и Рита, окончив среднюю школу, решили продолжить образование вне дома. Перед отъездом решили сфотографироваться всей семьёй на память. Даже на общем фото бабушка выделяется, как говорится, «лица не общим выражением», хоть одета в простую вязаную кофту, а голову покрывает шерстяной платок в мелкую клеточку.
Много интересного я узнала от бабули в последующие годы, а прожила она с нами ещё около трёх лет. По всему было понятно, что она образованный человек - любила поэзию, живопись, много читала, обладала неистощимой энергией.
Ела очень аккуратно и маленькими порциями, мама сравнивала её с птичкой. Почему-то Ленинград называла Петербургом, описывая не только его красоту, но и разные вкусности, которые я, в то время никогда не пробовала, и не видела. Довольно часто упоминались - торт Наполеон, конфеты Грильяж и Краковская колбаса.
В Ленинград бабушка была влюблена - это чувствовалось по тому, с какой теплотой в голосе и подробно она описывала его проспекты, улицы, набережную Невы, мосты, каналы, Фонтанку. Она так красочно живописала мне Дворцовую площадь, Петропавловскую крепость, Исаакиевский собор и Эрмитаж, который занимал в её судьбе особое место, что когда, спустя десять лет я приехала в этот город, у меня было ощущение дежавю.
Но пока я училась в третьем классе, бабуля жила с нами и не расставалась с мечтой вернуться в Ленинград. Мама работала по сменам, брат Валерий учился в вечерней школе и мы с бабушкой часто оставались одни. Это ещё больше сблизило нас и однажды рассказывая о залах Эрмитажа она стала подробно описывать балы в его тронном зале. На вопрос, откуда ей это известно - вот что она мне поведала. Родом она из Сибири, купеческая дочка. К её отцу по делам заезжал господин из Петербурга по фамилии Демидов, увидев Катю, влюбился, сделал предложение, женился и увёз молодую жену в Петербург. Высшее общество было оскорблено его выбором. Так как по своему положению она была неровня ему и тому обществу, в котором он вращался. К тому же он был богат и слыл завидным женихом. Имел недвижимость, по роду своей работы часто выезжал за границу. Благодаря его авторитету и заслуг со временем свет принял Екатерину, начались приёмы и выезды, одним из которых были балы в тронном зале Эрмитажа. В 1909 году у них родился второй сын, назвали Николаем (это мой отец). Первенца звали Владимиром, но даты его рождения не знаю. Судя по отчествам сыновей, если Екатерина Матвеевна позднее их не поменяла, то супруга звали Алексей. Однажды, когда он был в очередном отъезде, она, посетив театр – познакомилась там с цыганским бароном и влюбилась. Об измене Демидову сказал кто – то из прислуги. Он поставил Катерину перед фактом, и она не стала его опровергать. Бабушка очень тепло и с уважением говорила, о бывшем муже: «Мой супруг был благородным человеком и поступил со мной порядочно». Ни их окружение, ни высший свет никогда не узнали об измене Катерины и постигшей её участи. Для них она исчезла бесследно. Екатерине Матвеевне в течение нескольких дней были представлены бумаги о лишении её фамилии Демидова и отписано имение ей с детьми в Красном селе. Сыновьям он оставил свою фамилию. А так же положил на всех пожизненное содержание, обеспечив им безбедную жизнь. При этом он её ни в чём не обвинил и даже не упрекнул. На той же неделе их отвезли по месту нового проживания. Больше про деда я ничего не знаю, только то, что когда произошла революция, Демидов эмигрировал за границу через Финляндию и след его затерялся. Эту историю жизни бабушки знала только я, время было другое. Как бабуля жила, все последующие годы она не любила рассказывать. Замуж больше не выходила, сыновей выучила. Николай окончил речное судоходное училище в городе Великий Устюг, где и познакомился со своей будущей женой, моей мамой. Владимир получил высшее образование, работал инженером, проживал после войны в Ленинграде в полуподвальной двухкомнатной квартире с семьёй и матерью, на Малой Охте, по улице Малыгина - дом и квартиру не помню. Вот оттуда бабушка и приезжала к нам в город Сокол, Вологодской области водиться со мной. После её отъезда я не виделась с ней около одиннадцати лет. Окончив среднюю школу и отработав год, пошла в свой первый отпуск. Решила съездить к сестре Рите в Эстонию, а заодно проведать в Ленинграде бабулю. Прежде, чем придти к ней, обошла несколько магазинов, но нашла - таки торт « Наполеон» , конфеты « Грильяж» и Краковскую колбасу. Дверь мне открыла маленькая, сухонькая старушка. Долго рассматривала меня мутными старческими глазами, потом тихо охнув - протяжно выдохнула: «Таа –нюш –каа!» Она была всё такой же подвижной и лёгкой на подъём. Расспросив всё обо всех, вдруг пожаловалась на стоматологов – протезистов: « Не хотят делать мне зубные протезы, говорят всё равно умирать скоро. А я жить хочу!»
Пришли с работы сын Владимир и его жена Катя, чуть позднее зашли в комнату два их сына - Гоша и Володя. Они учились в институте и чуть постарше меня были. На следующий день я пошла в Эрмитаж, долго ходила по его залам и комнатам, и удивлялась - с какой точностью всё это описывала когда- то бабушка. Видела там такие же чёрные шкатулки из папье - маше. Это было в начале ноября 1965 года. Вернувшись, домой, я уволилась с работы и уехала на постоянное место жительства, в Эстонию. Однажды от мамы пришло письмо, в нём она сообщала о смерти бабушки, о которой она узнала спустя три месяца после её похорон, из письма, что пришло от невестки Кати из Ленинграда. Тридцать лет я прожила в Прибалтике, вышла замуж, родила дочь и сына, стала бабушкой. Далее - перестройка, и в статусе вынужденных переселенцев я с детьми и внучками, волей случая, живу в Югре. Одна из внучек названа в честь бабушки Екатерины Матвеевны - Катюшей. Чёрную шкатулку я храню, как память о бабушке, позолота картины пира почти стёрлась. Зачем я всё это пишу? Фёкла Толстая утверждает, что в России никого не осталось из династии Демидовых. Я с большим интересом смотрела её фильм. Всё хотела написать ей, да так и не решилась. Проживая в Кондинском районе, часто слышу фамилию Панова. А может судьба меня забросила на родину моих предков – бабушки Екатерины Матвеевны и прадеда Матвея Панова? Мой любимый город – Санкт-Петербург, много раз там бывала. Фамилию Демидова я сохранила как творческий псевдоним. А любовь к поэтическому слову – это от бабули.