Жемчужинка для Константина. Глава первая

Светлана Розова
Ноябрь 2002 года.


Часы пробили семь утра. Пора было подниматься с постели и собираться на работу, но Ниночке, Нине Леонидовне Лазаревой, вставать было пока нельзя. Сначала необходимо было соблюсти маленькую семейную традицию - дождаться сигнала будильника, потом притвориться сладко спящей, дождаться прихода мамы, которая будила ее каждое утро, немного посопротивляться, покапризничать и только потом нехотя, ворча и чертыхаясь, встать и лениво отправиться в ванную комнату.

Весь этот спектакль давно стал ежедневным обязательным ритуалом, но сегодня разыграть его необходимо было еще и для того, чтобы хоть немного подержать родителей в блаженном неведении относительно того, что произошло с девушкой накануне. Она понимала, что рано или поздно папа, Леонид Николаевич, и мама, Инна Григорьевна, все узнают, но пока девушка была не готова к разговору с ними, и поэтому хотела, чтобы, по крайней мере, этим утром родители не догадались, как ей плохо, и не приставали с расспросами.

Рассказывать им о том, что с ней произошло вчера, Ниночка пока не хотела и не могла. Помочь ей они ничем не могли, а доставлять им лишние переживания было совестно. Конечно, она понимала, что, увидев ее заплаканные глаза, родители могут начать задавать вопросы, но надеялась, что они все "спишут" на то, что она все еще переживает из-за развода с мужем, и деликатно сделают вид, что ничего не замечают.

Нина не спала всю ночь. Шок от произошедшего накануне был настолько силен, что она подумывала о том, как бы не сойти с ума. За эту ночь она столько всего передумала, что удивлялась только тому, что у нее все еще  не лопнула голова.


Ниночка вернулась в родительский дом после развода, почти год назад. Вначале думала, что переживет первый шок от случившегося, успокоится и вернется опять в свою квартиру, но ошиблась. Время шло, а она никак не могла заставить себя вернуться в пустое жилище, хранившее воспоминания о поруганной любви. Нина видела, что родители откровенно  радуются тому, что их птенчик, вернувшись в родное гнездо, не торопится вновь вылететь из него во взрослую жизнь, и однажды пришел день, когда она смирилась с потерей и решила, словно стремясь вернуться в детство, остаться в отчем доме насовсем. 

Приблизительно в это же время она решила начать жизнь заново, с чистого листа, и уволилась из той небольшой фирмочки, в которой успешно трудилась уже два года. Узнав о том, что дочь по собственному желанию осталась без работы, родители неприятно удивились и стали расспрашивать о причинах, заставивших ее поступить именно так.

        Отвечать на их вопросы Ниночке очень не хотелось, но родители настаивали, и ей пришлось ответить, что она больше не может работать в коллективе, настолько не уважающем свою начальницу.

Все было элементарно – едва узнав, что Нина Леонидовна Лазарева, так и не родив ребенка, развелась с мужем, сотрудницы, приходящиеся хозяину фирмы либо родственницами, либо друзьями семьи,  перевели ее в категорию "брошенок" и стали выживать ее с работы, относясь к девушке, как к человеку даже не второго, а неизвестно какого сорта.

Выяснять отношения кроткая Ниночка не хотела. Помощи от директора ей, пришедшей с улицы, ждать не приходилось. Выбор был невелик - либо немедленно уволиться, либо терпеть пока не закончится терпение...

Нина Леонидовна сделала ошибку - выбрала второй вариант. Некоторое время девушка надеялась на то, что ее подчиненным однажды надоест говорить гадости о ней за ее спиной и  делать весьма прозрачные оскорбительные намеки в ее присутствии. Она терпеливо ждала, когда сплетницы соизволят успокоиться, и даже делала вид, что ничего не знает об их разговорах, но довольно скоро поняла, что ее кротость привела к прямо противоположному результату. 

Увидев, что Нина Леонидовна не отвечает на все презрительные выпады и колкости в свой адрес, сотрудницы распоясались, и однажды настал тот день, когда они открыто проигнорировали приказ главного бухгалтера Нины Лазаревой, заявив, что подчиняться какой-то "брошенке" они, состоявшиеся семейные женщины, не собираются, поскольку уважают самих себя.  Надеяться больше было не на что, и Ниночка  уволилась.


Реакция родителей была вполне предсказуемой.
 
Услышав о том, что главной причиной увольнения дочери с работы явился психологический дискомфорт, почти всегда спокойная и невозмутимая Инна Григорьевна удивленно и чуть недовольно пожала плечами, но ничего не сказала.

Реакция отца Нины была гораздо более эмоциональной. Темпераментный Леонид Николаевич, как обычно, немного потряс кулаками в адрес обидчиц дочери, от души поматерился, пообещал разнести по кирпичику тот офис, в котором обижали его девочку, и повыдергивать ноги всем, кто попадется ему под руку, но девушка отнеслась к его воплям равнодушно. За тридцать лет своей жизни она успела усвоить нехитрую истину - у ее папы вся энергия, как обычно, уйдет в свисток.

Так оно и случилось - Леонид Николаевич, как всегда, выпустив пар, быстро успокоился, тем более, что рабочее место для Ниночки нашлось уже на следующий день. Узнав от своей супруги Юлии Николаевны о том, что ее племянница осталась без работы, Лазаревым  позвонил Анатолий Александрович, который предложил Нине давно вакантную и очень неплохо оплачиваемую должность своего заместителя в довольно крупной фирме.

Конечно, главный бухгалтер в заместители переходить не должен, но, в порядке исключения, можно. А это было то самое исключение.


Фирма по ремонту и обслуживанию холодильного оборудования, в которую ее пригласили, была не новичком на рынке подобных услуг,  перспективы имела немалые, денег заместителю главного бухгалтера предлагалось больше, чем главному бухгалтеру в малом бизнесе, к дому офис располагался значительно ближе, что для Нины, не имевшей автомобиля, было весьма существенно.

Но самое главное - работать ей вновь предстояло не с кем-то посторонним, а с самим Анатолием Александровичем Мартыновым,  отличным специалистом, очень хорошим человеком, добрым начальником и мужем ее тетки. У него они с Машкой, дочерью его родной сестры Ларисы, учились в институте, под его началом начинали свою трудовую деятельность в 1995 году...

Он всегда аттестовал Нину родителям, как свою самую любимую и самую способную  ученицу, но девушка никогда не заблуждалась на этот счет. Все отлично знали, что в действительности, самой любимой и способной его ученицей была некая Лиза Лялина. На работе он часто ставил ее в пример своим сотрудницам, но никогда не вспоминал о ней дома - опасался гнева своей грозной красавицы-жены, которая почему-то уже много лет отчаянно ревновала своего Толика именно к невзрачной Лизе.

И вот Анатолий Александрович вновь предложил Ниночке работу, как тогда, в далеком уже 1995 году, когда он, переходя на новое место, очень хотел взять с собой свою идеальную Лизу Лялину, но, вспомнив о наградном пистолете супруги, не решился, отдав предпочтение им с Машкой. Девушка отлично помнила, что трудиться под началом дядюшки было сплошным удовольствием, и не не захотела себя его лишать.

Конечно, Ниночке приходилось делать не только свою работу, но и выполнять львиную долю обязанностей Анатолия Александровича, но это обстоятельство ее нимало не смущало. Мартынову никогда не нравилось работать с документами, а теперь  уже и трудновато стало. Ничего не поделаешь – возраст и образ жизни брали свое...

Он давно уже норовил переложить работу с документами на заместителя и быть для своих сотрудников только консультантом, но делал это так мило и относился к людям так трогательно, по-отечески, что на него никто никогда не обижался. Да и консультантом он был блестящим. У Мартынова была прочная репутация гениального финансиста и большого мастера проходить разнообразные проверки почти без ущерба для фирм, в которых работал, поскольку Анатолий Александрович умел очаровать любого аудитора и убедить любого инспектора, что тот неправ.


Прошло минут двадцать. Инна Григорьевна "разбудила" девушку, невозмутимо выслушала ее ежеутреннее брюзжание, отобрала у дочери одеяло с подушкой и ушла готовить завтрак.

- Ну вот, - с облегчением подумала Ниночка, когда за матерью закрылась дверь, - наконец-то можно спокойно вставать. Все формальности выполнены, условности соблюдены, и родители будут еще некоторое время пребывать в блаженном неведении.

Она хорошо понимала, что рано или поздно придется им все рассказать, но предпочитала сделать это попозже.

- Не надо их пока волновать. - думала Нина. - У мамы - больное сердце в сочетание с редкостным занудством, у безвредного папы – бешеный темперамент в сочетании с манерой орать на весь дом по любому поводу, а у меня пока не хватит душевных сил ответить на все мамины вопросы и перенести неизбежные папины вопли.
 
Нина так тяжело поднялась с постели, словно ей было не 30 лет, а, как Анатолию Александровичу, все 65. С трудом она заставила себя все делать, как обычно, не привлекая лишнего внимания родителей. Для них самое обыкновенное ноябрьское утро должно было пройти своим самым обычным образом.

Наконец, одетая, надушенная, аккуратно причесанная и слегка подкрашенная, недовольная своим видом больше, чем обычно, Ниночка вышла на улицу, в промозглое московское утро.


Генеральную линию своего дальнейшего поведения Нина  придумать так и не смогла. Больше всего ей хотелось просто уволиться и  все забыть, но это было крайне нежелательно.  Конечно, Анатолий Александрович все понял бы и простил, но дело было не столько в нем, сколько в Ниночкиной дальнейшей карьере.

 Увольняться сейчас ей было нельзя. Это было бы равнозначно карьерному самоубийству. Нине Леонидовне и так было очень сложно самостоятельно, без помощи Мартынова, найти новую работу. Она долго удивлялась тому, как легко, без осложнений, переходили с одного места на другое ее коллеги, даже записные бездельницы, как свободно себя вели при этом, и ничего и никого не боялись. Наоборот, это работодатели боялись, что они уйдут и уговаривали остаться.

 Ниночке такие блага были не даны. При попытках устроиться на работу самостоятельно она чаще всего получала от потенциальных работодателей отказы и радовалась, если они оказывались вежливыми, а, когда она увольнялась с очередного места, начальство всегда старалось устроить ей крупные неприятности и уволить по "нехорошей" статье.

Она долго думала над тем, почему ей всегда так тяжко дается то, что у других происходит легко и незаметно. В конце концов Нина Леонидовна поняла, что такова ее доля. С тех пор она судьбу свою старалась не гневить, поэтому всегда терпела до последнего и остерегалась увольняться даже сейчас, когда в этом была острая необходимость, очень хорошо понимая, что, если у нее в трудовой книжке появится запись о том, что она проработала в этом бардаке менее двух месяцев, то поиск работы осложнится многократно, причем не один раз, а на много лет вперед.

 Такая запись стала бы ее личной "черной меткой". Потенциальные работодатели, и так норовившие отказать ей по причине несоответствия ее внешности каким-то непонятным европейским стандартам, сочли бы ее некомпетентной и не выдержавшей испытательный срок, о чем сообщали бы, не стесняясь в выражениях, поскольку она для них не человек. Ее можно унижать, ей можно хамить, делать непристойные предположения, причем совершенно безнаказанно.

Пришлось бы начинать все сначала, с копеечных зарплат, огромных нагрузок и работы сразу в двух-трех местах. Ниночка этого не хотела, а долго  жить за счет родителей не могла - ее зарплата в доме была совсем не лишней. Поэтому ей необходимо было продержаться на этом месте, как минимум, шесть-семь месяцев, а лучше - год.

Задача казалась ей невыполнимой, но выбора не было. Анатолий Александрович – не бюро трудоустройства. Конечно, он обязательно поможет, когда сможет, но оказия могла случиться совсем не скоро. К тому же, нельзя было не задумываться о том, что дядюшка - не вечный, особенно при том образе жизни, который он вел.

  Поскольку придумать что-нибудь дельное пока не удалось, необходимо было обдумать, как вести себя сегодня. Дальше будут выходные, и времени на размышление будет вполне достаточно. Конечно, Нина Леонидовна понимала, что все нюансы учесть будет невозможно, придется приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам и плыть по течению, но это ее не смущало. Наоборот, в душе девушки разгорался гнев, страшный гнев кроткого человека, столкнувшегося с вопиющим хамством. 

Продолжение следует...