Бруксизм

Кира Зонкер
 Владислав сосредоточенно всматривался в душную темноту квартиры. Что-то было не так. Скосив взгляд на полуоткрытую дверь ванной, за которой виднелся узкий короб стен, обложенный синим кафелем, он увидел лишь бледный свет лампы, рассеивающийся в воздухе, и ванну, наполненную водой.

 Это было единственное светлое место в квартире, а оставшиеся квадратные метры занимала холодная темнота, которая не должна была быть душной, но почему-то ей была, и среди этой холодной духоты в глубине зала раздавался тихий приглушенный клекот. На обои падали размытые пятна слабого свечения, и ничего, кроме этого свечения Владислав не видел. Чтобы увидеть больше, нужно было пошевелиться и заглянуть в зал, а Владислав стоял, настороженно вжавшись спиной в запертую дверь, пытаясь не дышать, унимая зубовный стук, который мог его выдать. Что-то было не так.

- Полина… - тихо выдавил он, но даже не услышал своего голоса. Дробно клацнули зубы, столкнувшиеся друг с другом, и Владислав, сжав челюсти еще крепче, медленно заглянул в зал. Комната постепенно оказывалась в его поле зрения, и Владислав обмер.

 В центре зала темнела бесформенная груда то ли хлюпающей серой грязи, то ли сырого мяса, а над этой грудой склонилось не менее бесформенное существо, окруженное слабым фиолетовым свечением. Владислав пытался сдвинуться с места. В его голове билась лишь одна мысль: бежать, пока его не увидели, бежать прямо в ночь. Однако он не мог заставить себя пошевелиться, он словно окаменел, словно врос в пол.

 Фиолетовый свет падал на груду сырого мяса, которая прежде была человеком, расплывчатые блики тонули в кровавой мясной каше, испачканной чем-то серым и вязким, а существо жадно присосалось пастью к тому, что когда-то было лицом, но теперь представляло собой лишь развороченное месиво, окруженное рамой из кожаных лоскутов. Черные волосы трупа промокли от крови, и по линолеуму расползалась темная лужа, а рыбья пасть существа тихо клокотала, всасывая вязкую массу.

 В ушах Владислава гудел кровоток, в шум которого вклинивалось громкое и частое биение сердца. Рыхлое существо было ростом с человека, а под прозрачной кожей тускло светились переплетенные внутренние органы. Оно было похоже скорее на глубоководную рыбу, чем на человека. Вязкая мясная масса стремительно неслась по пищеводу и исчезала в фиолетовом желудке, чьи слизистые едва заметно серебрились, как рыбья чешуя. Кожа существа была покрыта кляксами прозрачно-белых пятен, существо пожирало труп и колыхалось, будто студень.

 Владислав словно со стороны услышал, как клацнули его зубы. Существо, громко хлюпнув, оторвало от лица трупа свою зубастую рыбью пасть. На светящейся морде чернели круглые паучьи глаза. Настолько большие, что Владислав видел в них смутное отражение своего силуэта.

 Вдруг светящееся существо дрогнуло, словно матричный экран компьютера, поползло рваными полосами вбок, и на его месте показалась улыбающаяся Полина. Пухлые губы и щеки были измазаны красно-серым, а на желтом платье темнели багровые разводы. Полину окружало фиолетовое свечение. Она сидела на трупе, опираясь руками на его размякшую грудную клетку, ее пальцы тонули в мясной каше.

- Полина! – сдавленно прохрипел Владислав. Моргнув, Полина улыбнулась еще шире. Рваные полосы снова поползли вбок, и на месте Полины, жены Владислава, снова возникло прозрачное рыбообразное существо.

 Владислав уже ничего не решал. За него все решил инстинкт самосохранения. Он не помнил себя от страха, но ноги несли его на кухню, а за спиной раздавалось хлюпанье грузного, но стремительного студенистого тела. Кухонная дверь ударилась о косяк, щелкнула щеколда, грохотом отозвавшись в ушах Владислава. Дрожащими руками нашаривая в ящике с инструментами топор, он не отрывал взгляда широко распахнутых глаза от двери, за зернистым стеклом которой уже маячило фиолетовое пятно.

 Сжимая в руках топор, Владислав крупно трясся, а челюсти бились друг об друга, издавая нескончаемый стук зубов. Даже не утирая со лба холодный пот, он смотрел, как существо, чуть попятившись назад в коридор, берет разбег и врезается в зернистое стекло. Дверь не выдержало в двух местах. Осколки со звоном посыпались на пол, и в бреши, окаймленной острыми режущими изгибами, окруженной паутиной жирных белых трещин, показалась вытянутая угловатая пасть, измазанная сырым мясом. С нижней челюсти капала густая серая слюна, больше похожая на грязь, а из горла существа вырвался низкий голодный клекот.

 Решения теперь принимал не Владислав. Существо натужно втискивало в брешь длинную морду, и на пол падали все новые и новые осколки стекла. Не помня себя, Владислав подскочил к двери и, дернув щеколдой, резко распахнул ее наружу.
Существо хрипло заклокотало, ударившись бледно-фиолетовым хребтом о стену. В темном коридоре, зажатое длинными зазубринами стекла, рвано дергалось фиолетовое пятно света. Владислав, с топором в руках, вжимался спиной в стену и упирался в дверь ногой, не выпуская существо из ловушки. В стеклянной бреши беспомощно щелкали рыбьи челюсти, а под студенистым телом медленно расползалась густая лужа сине-серой слизи.

 Подошва ботинка скользила по двери, Владислав слышал, как дробно шумит трещотка – это бились друг об друга его собственные зубы. Истощенные нервы не выдержали, и дрожащие руки обрушили лезвие топора на зернистое стекло, на прозрачное светящееся тело. Владислав рубил топором существо, с которым он уже три года жил в браке.

 Осколки стекла грохотали по полу, хрустели под ботинками Владислава, а за деревянной рамой двери билось в агонии прозрачное существо. Клокоча трубчатым горлом, оно угловато выгибалось во все стороны, лезвие топора врезалось в прозрачную кожу, и она выворачивала наружу жирные мясистые края. Из свежих ран клубами поднимался зловонный дым, они фонтанировали кроваво-алыми искрами, которые тут же угасали во тьме.

 Владислав остервенело рубил существо, которое уже и так превратилось в жидкую груду прозрачного фосфоресцирующего фарша. Фиолетовый свет, исходящий от внутренних органов, медленно затухал, а в круглых черных глазах, лишенных жизни, отражались багровые искры.

 Тело существа последний раз дернулось, пытаясь вернуть себе прежний вид, но не смогло довести это усилие до конца. Владислав замер и отшатнулся. Тяжело дыша, крепко вцепившись пальцами в топор, он смотрел на тело Полины – бледное тело, изуродованное рублеными ранами и вкраплениями чужеродной плоти.

 В угасающем фиолетовом свете Владислав видел прозрачную кисть, под кожей которой, словно паутина, переплетались нервы и кровеносные сосуды. Челюсти Полины вытянулись вперед, как угловатая трубка, из пухлых розоватых губ торчали острые иглы зубов, не успевшие скрыться. Большой черный глаз, лаково блестящий в темноте, наполз на аккуратную переносицу и сросся с человеческим глазом, бездумно глядящим в потолок.

 Владислав нервно осматривал коридор, пропахший чужеродной вонью, его взгляд бегал, и каждое движение глазных яблок эхом отдавалось в ушах. Раны чудовища, которое так долго притворялось Полиной, до сих пор тлели.

 Держа топор в левой руке, правой рукой Владислав ухватил тело Полины за босую ногу, покрытую розоватыми набрякшими гнойниками и лоскутам прозрачного эпидермиса.

 Действуя словно по чужому приказу, Владислав волок труп в ванную. Пепельные волосы, промокшие от слизи, тянулись за трупом, словно кислая капуста. Владислав сипло и придушенно дышал, что-то кололо его сердце, навязчиво сдавливало виски. Подтащив труп к ванной, он опасливо всмотрелся в развороченное лицо Полины. Это было лицо мертвеца.

 Отложив топор, Владислав, до сих пор пребывавший в психическом оцепенении, подхватил труп. Изуродованная голова вяло легла ему на плечо, ткань рубашки сразу же пропиталась липкой холодной слизью. С трудом усадив труп Полины на бортик ванной, Владислав вдруг ощутил очередной укол в сердце, но уже гораздо более ощутимый. Дрожащие руки разжались, и усеянный гнойниками полупрозрачный труп, похожий скорее на квашню, плюхнулся в воду, обдав Владислава холодными брызгами.

 Капли врезались в горячий от температуры лоб, размытыми пятнами расползлись по рубашке, а Владислав стоял на месте, пытаясь вдохнуть полную грудь воздуха и держась за сердце. Над трупом Полины подрагивала вода, на полу тускло блестели лужи.

 Через несколько минут разъяренное колотье сердца пошло на спад. Владислава охватила слабость. Изнуренно сев на бортик ванной, он посмотрел на труп Полины.

- Что же делать?..  – прошептал он дрожащими губами, зубы часто бились друг об друга. – Что же теперь делать?..

 Владислав не мог оторвать взгляда от прозрачной чужеродной кожи, которая испоганила человеческое тело Полины. В толще этой прозрачной кожи уже начала набухать стеклянно-серая плесень, которая, видимо, была признаком разложения.

 Ком, резко заполнивший желудок, понесся к горлу, но Владислав вовремя зажал рот руками и отвернулся. Сгусток тошноты, оставляя в горле мерзостный привкус, вернулся обратно. Шумел кровоток, стучали зубы, ногти нервно скребли по щекам.

- Что же теперь делать? – тихо простонал Владислав сквозь зубы, обхватив голову руками. Заставив себя подняться, он привел свое слабое непослушное тело в зал и включил там свет.  Ему сразу же пришлось привалиться к стене, потому что от увиденного у Владислава подкосились ноги.

 В центре зала лежала красно-серая груда сырой плоти, подернувшаяся склизкой черной пленкой. От груды мяса, когда–то бывшей человеком, исходил мертвый холод. Зажав рот, останавливая несущийся рвотный ком, Владислав метнулся обратно в ванную. Впервые за все время ему захотелось закричать. Пепельные волосы трупа вуалью колыхались в воде, свет лампы высекал из прозрачной, словно стекло, кожи дрожащие блики. Блики рвано плясали на трупе, словно тонкие паучьи лапы. Владислав сдавленно мычал в ладонь, а красноватые веки набухли слезами.

 Вдруг словно что-то щелкнуло у него в голове. Отняв руку от лица, Владислав резко выпрямился и впился пристальным взглядом в зеркало, висящее над раковиной.
 
 Звенящий шум в ушах переплетался с барабанным стуком тахикардии и холодным лязганьем зубов. Владислав смотрел в зеркало, где отражался синий кафель, покрытый бледными бликами света, где отражалось его лицо – худое, вытянутое, бледное. Он в упор смотрел на свои темные глаза, под которыми расплылись серо-сизые пятна синяков, на черные копейки зрачков.

«Сколько дней прошло? – думал Владислав, не в силах избавится от ступора. – Два?.. Три?..»

 Это был ступор облегчения. Под толщей воды виднелось гладкое белое дно ванны, а на полу коридора тускло мерцало битое стекло.

 Владислав смотрел в зеркало, туда, где чернели его утомленные глаза. Саднили изжеванные изнутри щеки. Крупно дрожали руки, дрожали прыгающие челюсти, высекая дробный стук.

 Не было у Владислава никакой жены.