Глава 4. Игры в оптимизацию.
День, действительно, начинался прекрасно. Яркое солнце на чистом утреннем горизонте обещало теплую насыщенную весенним светом погоду. Звонок вертушки в кабинете Штольца звучал совсем обыденно. Особых поводов для беспокойства не было. Сеть работала нормально. Крупных повреждений не было. И никаких чрезвычайных происшествий не обещало в обозримой перспективе время. Обычная рутинная жизнь.
Голос Фенина в трубке четко формулировал распоряжение
– Виктор Васильевич, прошу вас в десять часов со всеми своими заместителями прибыть ко мне…
Штольц попытался узнать о причине такого неожиданного сбора. Вопросы могут быть. Надо же подготовиться… Ответ Фенина был лаконичным.
– На месте всё узнаете…
Причин никаких не было, а сердце Штольца почувствовало неясную тревогу, забилось беспокойно, дало о себе знать…
Административное здание ГТС соединяется переходной перемычкой с корпусом технического здания, которое, в свою очередь, является составной частью Дома связи, украшавшего центральную площадь. Левую часть здания Дома связи занимает Почтамт, а в центре на четвертом этаже расположилась администрация Областного предприятия связи.
Штольц, главный инженер – Макарычев, Пильникова – главный бухгалтер, и недавно принятая на работу экономист Воротынцева, собрались быстро, шли молча по длинным узким коридорам, и в приемной Фенина оказались точно в назначенное время. А он их уже ждал. Сидел во главе длинного совещательного стола, и составляли компанию ему два заместителя: Конаков – главный инженер и Грачев Иван Анатольевич – заместитель по экономическим вопросам.
Штольц со своей командой скромно хотел пристроиться на противоположной стороне длинного стола – подальше от начальства, но Фенин широким жестом пригласил пересесть поближе. И голос Фенина звучал слишком уж доброжелательно. Мол, что нам делить – общее дело обсуждать будем. Без обиняков, тут же к делу он и приступил.
– Мы собрали вас, руководство ГТС, чтобы объявить: принято решение. Городская телефонная сеть как самостоятельное предприятие ликвидируется. В полном составе с со-хранившимися функциями поглощается она Областным предприятием связи и будет в дальнейшем исполнять свою работу под единым, общим областным руководством на правах городских цехов.
Штольц отказывался верить тому, что слышал сейчас. Несколько мгновений панические мысли разрывали мозг. Он испытал настоящий шок. Мало того, что общая неопределенность после развала страны сопровождает жизнь, так вот, ещё одной конкретной, неприглядной частью своей, новостью, не сулящей ничего хорошего, и здесь наваливается она непреодолимой силой, давит, душит, парализует сознание. И не совладать с сердцем, в бешеный разнос сорвавшимся. И перехватило дыхание…
Штольц изо всех сил пытается справиться с собой. Скользит его взгляд по лицам заместителей своих. В их глазах – растерянность, недоумение… Лицо Макарычева перекосила насмешливая гримаса. Наклонил голову, тупо взглядом в стол уставился. Пильникова и Воротынцева выпучили глаза, ловят раскрытыми ртами воздух, как две рыбины, которых только что удачливый рыбак из воды выдернул.
А Фенин произнес заготовленные фразы и молчит выжидающе...
Немая сцена! И назойливо, громко, на весь кабинет жужжит муха непонятно откуда появившаяся…
Всё-таки, инстинктивно, в нестандартных ситуациях, первым делом человек оценивает последствия для себя. Раньше всех от шокирующего известия опомнилась Пильникова.
– Андрей Алексеевич, так что? Вы нас четверых сюда пригласили, чтобы объявить о том, что мы вам больше не нужны? Вы за какие такие грехи работы нас лишаете? Вот так, разом, без объяснения причин? Одним махом…
Голос Пильниковой дрожал, кипел от возбуждения. Лицо и шея её побледнели и одновременно, местами, покрылись красными пятнами.
– Мы-то теперь чем заниматься будем? – продолжала она. Да и коллектив не поймет вашего новшества. Он ведь уже работал с цехами межгорода и телеграфа на одном предприятии. Имеет опыт… Вы же сами тогда Телеграфно-телефонную станцию раздербанили! И тоже, одним росчерком пера – ни с кем не посоветовавшись!
Фенин ожидал такой реакции на свое решение и был готов к ней. Он усмехнулся умиротворяюще и тоном, из которого сквозило, что ничего особенного, в общем-то, не происходит, – подумаешь, предприятие лишают самостоятельности, объединяют с другим предприятием… какая разница людям, откуда деньги получать? – произнес
– Ну, зачем же так, Надежда Васильевна? Уж вы-то без работы не останетесь! И вам и экономисту всегда место найдется. Перейдете работать в наши отделы…
– Что, главным бухгалтером? – опять вскинулась Пильникова.
Добродушие Фенина испарилось, теперь в голосе его прозвучали нотки злорадства
– Ну, зачем же – главным? Я вам год назад предлагал эту должность, предлагал совместно работать. Вы сами отказались переходить в ОПС. Теперь поработаете рядовым бухгалтером.
И было Пильникову ему совсем не жаль.
Подал голос Макарычев. И показалось Штольцу, что вдруг, одномоментно, его команда рассыпалась, разделилась, и каждый в ней стал сам за себя. Показалось Штольцу, что Макарычев от новости Фенина даже облегчение почувствовал. Он уже принял для себя решение, и голос его звучал твердо и осознанно.
– Ну что же, это даже лучше для меня! Перейду со спокойной совестью работать в вычислительный центр.
Порыв Макарычева Штольцу был понятен. Макарычев не любил ГТС. За должностями не гонялся. Но понимал, что нужен предприятию именно в должности главного инженера, мирился с этим, работал добросовестно и прекрасно справлялся со своими обязанностями. Работал заинтересованно, внес неоценимый вклад в развитие телефонной сети города. И все равно – работал из чувства долга. В последнее время увлекся компьютерами, писал прикладные программы для производственных процессов, иногда даже – в ущерб основным должностным обязанностям.
Штольц терпел. В душе Макарычев был инженером, просто – инженером. Впрочем, как и сам Штольц. И вот, появилась, наконец, у Александра Николаевича возможность избавиться от руководящих обязанностей и спокойно, не создавая никому трудностей, не испытывая угрызений совести, спокойно переместиться на такую работу, которая ему нравится. Заняться тем, что душе угодно. Не нужен он теперь ГТС. Так руководство высокое за него решило. Ну, а ГТС?.. Закончилась ответственность Макарычева за ГТС. Наступает теперь за неё ответственность высокого руководства. Прямая ответственность… Фенин сам взваливает эту ответственность себе на плечи!
Макарычев мог выбирать, а Штольц – нет! Не было у него запасных аэродромов. Он весь охвачен был протестным порывом. Возмущение, охватившее душу, пыталось вы-рваться наружу, извергнуться вулканом всё вокруг сокрушающим. Штольц сдерживался из последних сил, упорядочивал в голове массу возражений, и наконец, сумев все-таки сохранить внешнее спокойствие, начал говорить.
Был в его возражениях резон и Фенин прекрасно понимал это. Он внимательно, терпеливо слушал, а потом как бы сделав шаг навстречу его опасениям, примирительным тоном, и даже в укор Штольцу проговорил
– Ну, конечно, Виктор Васильевич – есть в словах ваших, в ваших замечаниях, доля справедливых опасений. Действительно, за последние несколько лет городская телефонная сеть практически удвоилась в объемах. Качество работы сети поднялось на высокий уровень. Действительно, надо усиливать, укреплять некоторые её функции. Надо укреплять достигнутое. Так подавайте ваши предложения! Будем рассматривать… И расстраиваться вам нет причин. Сеть никуда не денется. Как работали, так и будете работать!
Но сам-то он, также как и Штольц, прекрасно понимал – как прежде – не будет!
– Ну, и какую же роль на этой сети вы для меня заготовили? – не выдержал, спросил все-таки Штольц.
И тут вмешался в разговор Грачев – заместитель Фенина по экономическим вопросам. Как с плеча рубанул, уверенно, не раздумывая
– Вы останетесь работать начальником цеха!
И это, – прозвучало как приговор.
Штольц недолюбливал Грачева. Он знал его ещё с Эксплуатационно-технического узла связи, где начинал работать, прибыв в Синегорск после института по распределению. Грачев был на пять лет старше его, демонстрировал осведомленность во всем и очень был категоричен в суждениях. Работал в должности освобожденного председателя профсоюзной организации. Связистом профессиональным не был и продвигался по карьерной лестнице у связистов, больше, по профсоюзной линии. Старался быть на вторых ролях, на рожон не лез, избегал личной, персональной ответственности, прекрасно чувствовал себя в роли советника по любым вопросам. И вот, благополучно избегая любых столкновений и промежуточных начальнических должностей, оказывающих конкретное воздействие на реальную телефонную жизнь, не набив себе шишек практической работы, выбился наверх Грачев, всплыл неожиданно в ОПС, на недавно введенной новой должности – Коммерческого директора.
Штольц узнав об этом, сначала даже обрадовался. Все-таки вместе когда-то работали… Помощь какая-то будет! Ошибся жестоко…
И вот, этот самый Грачев зачитал ему приговор?
Шок, растерянность, осторожная надежда, что может быть, всё образуется, и вот, теперь – обида и ярость, через край перехлестывающая – всё это жестоко продолжало терзать Штольца изнутри. Действо продолжалось…
Основания для личной обиды были. И еще, чувство какой-то фатальной безысходности охватило Штольца, пыталось окончательно парализовать его волю.
Он уже проходил это однажды несколько лет назад. Исполнял обязанности начальника Эксплуатационно-технического узла связи, ждал утверждения в должности. И вдруг, как гром среди ясного неба, свалился тогда совершенно неожиданно претендент на должность начальника ЭТУС – Грачев – пламенный профсоюзный деятель, и ему крайне нужен был Штольц на этом предприятии, но только в качестве главного инженера, этакой рабочей лошадки…
Не вышло тогда по-грачевски. Фенин перебросил Штольца из ЭТУС в город, на хронически неблагополучное предприятие. Штольц (только бы не подчиняться Грачеву!) не раздумывая, как в омут бросился – возглавил Телеграфно-телефонную станцию и в короткие сроки ценой неимоверных усилий вывел её из прорыва. ГТС, которую он возглавляет, – это прямая наследница Телеграфно-телефонной станции, и сейчас, успешное предприятие во всех отношениях. И, наверное, от того что успешное, ликвидировать его надо?..
Не согласился тогда Грачев возглавить ЭТУС без толкового главного инженера под боком. Совсем другой человек стал начальником ЭТУС. Тогда, в угоду Грачеву, Штольца пытались понизить до главного инженера, а по сути – оставить в прежней, привычной должности. А сейчас – из опытного, во всех отношениях состоявшегося директора, в силу сомнительных обстоятельств, и вовсе, – предлагают опуститься ему до начальника цеха, по сути, поставив крест на его возможной дальнейшей карьере?!.. И опять, замешан в деле Грачев, и, похоже, не последнюю роль исполнял он в подготовке такого расклада.
Наверное, всё было не так на самом деле. Но в голове у Штольца царствовал полный сумбур, спонтанно складывалась собственная трактовка событий. Слишком оскорби-тельным показалось ему незаслуженное понижение в должности. Он, пропустив «ценное предложение» Грачева мимо ушей, все-таки сохранил внешнее спокойствие, еще раз призвал Фенина к благоразумию, попросил тщательно взвесить все за и против, прежде чем принять окончательное решение, и пообещал в короткие сроки представить конкретные предложения не по ликвидации, а совсем наоборот, по укреплению ГТС как самостоятельного предприятия.
Весть о том, что Городскую телефонную сеть ликвидируют, разлетелась по коллективу мгновенно. Штольц, один в своем кабинете, пытался прийти в себя, старался сам себя успокоить, отбросить эмоции. Надо спокойно, трезво, с холодным сердцем оценить внезапно свалившуюся реорганизационную напасть.
Без стука вошел в кабинет Семенов Алексей Николаевич – первый руководитель Штольца, наставник и учитель его. По-доброму, по-отечески относился он к Штольцу и, пожалуй, был единственным в городе человеком из сослуживцев, который искренне за Штольца переживал. По возрасту, Семенов – был пенсионер, но старался «быть на людях» и работал все еще монтером.
На Штольце лица не было, и заметив это, сильно разволновался Алексей Николаевич, искреннее сопереживание отражалось на его лице, он не находил слов и лишь повторял
– Как же так? Как же так… Что же это опускают они вас так низко, за какие грехи?..
И Штольц окончательно обессилевший от переживаний, на глазах у Семенова дал волю, наконец, своим чувствам, пытаясь выговориться, позволил излиться из себя эмоциям, в прямом смысле – разрядился отрывистым облегчающим душу рыданием. Слезы тек-ли по щекам, и не было ему стыдно, и Семенов очень хорошо его понимал, и стесняться его не было необходимости. Слезы жгли лицо, изливалась злость, укреплялась решимость, и… – понял Штольц, что просто так не сдаст своих позиций. Он будет бороться!