ДОМ...

               
                Наш  сокирянский дом состоял из двух половин, разделённых длиннющим коридором. Построенный ещё моим прадедушкой Аврумом Вайнзофом в начале двадцатого века, он отчаянно раздражал  местные власти. Чинуш выводил из себя десяток высоких светлых комнат, просторный огород с множеством плодовых деревьев, богатыми урожаями и хозяйственными постройками.

                Время от времени, к нам захаживали важные дяденьки с пугающими папками под мышкой. Они с недовольным видом всегда что-то мерили, рисовали, а затем сытно и долго чаевничали.

                При этом, съедалось неимоверное количество вареников, запивавшихся водкой из гранёных стаканов. После сытых отрыжек, раскрасневшиеся официальные кабанчики важно советовали моим близким, как сохранить свое собственное жилище.

                До войны, Дом был щедро заполнен радостными детскими криками и азартными взрослыми разговорами.

                Аврум и Цирл воспитали шестерых. В далёкие тридцатые, ещё в подрумынской Бессарабии, Берл, Бася и Гиталы за год волонтерства заработали себе по билету до Палестины. Так, в ту давнюю пору, называли Израиль.

                Этим, они спасли себя и  своих будущих детей от ужасов гетто. Правда, жилось им там, на ближнем Востоке, очень и очень несладко. Вернее, очень даже тяжело. Изматывающий физический труд под палящим солнцем, малярия, отсутствие питьевой воды.

                До самой войны, мой заботливый прадед помогал им, посылая в далёкие Палестины пару-тройку старых подлатанных башмаков.

                Какая же радость охватывала первопроходцев, измученных непосильным трудом и пустынным климатом, когда в каблуках этих потертых туфель, вдруг, обнаруживались несколько золотых монеток с солнечными лучиками Надежды.

                На них можно было купить немного редких вкусностей и почувствовать тепло неугасимой родительской Любви.

                А Янкель, Рива и Роза остались с родителями в родных Сокирянах. Обзавелись семьями. Им предстояла встреча совсем с другими испытаниями - гораздо более трагичными и ужасными.
            
                Янкель, ушедший на фронт в первые дни войны и вернувшийся весь в орденах и медалях , не нашёл дома своей погибшей семьи и многих близких людей.

                В большом и светлом Доме, наполненном прежде радостными детскими голосами, больше никогда не объявились, ни Аврум с Цирл, ни двухлетняя Ревуся - маленькая дочь Розы, ни ее муж - молодой энергичный Залман.

                Погиб в гетто и  Мендель - великий оптимист, юморист и придумщик, помогавший всем на свете и ставший моим Дедом посмертно.

                Дом опустел. Несмотря на то, что был собственностью, он, по меркам советской власти, стал слишком уж просторным для нескольких уцелевших хозяев.

                Чтобы не раздражать начальство, пришлось, сначала, выделить одну залу под курятник, вторую - под сарай. Затем, дом разделили вдоль длинного КАЛИДОРА, как мы его называли, на две части - мою с бабушкой Ривой, папой и мамой , и вторую, где жила тётя Роза с Симоном Марамовичем - ее новым спутником жизни. Был он крепким смугловатым мужчиной, чудом уцелевшим в жестокой Сибирской ссылке.

                Однако и этого властям оказалось мало. На все лето нам  стали насильно подселять квартирантов - будущих механизаторов и медсестер. За каждого из полутора десятков молодых людей, расположившихся на  железных кроватях с панцирными сетками , нам выплачивали по рублю в месяц.

                После трёх летних заездов, все деньги уходили на ремонт дверей и прочих частей дома, пострадавших от бесконечного хлопанья и пьянок, шумевших в доме в честь успешного окончания каждого месячного курса обучения.

                В отличие от моих близких, мне молодежь, подселяемая к нам на лето, очень нравилась. Каждый день, все собирались перед домом и играли в волейбол. Мне удавалось не только подавать улетавшие мячи, но изредка участвовать в самой игре, отбивая мяч симпатичной белокурой соседке. Она стояла совсем рядом от меня , в большом и ,казалось, необъятном кругу начинающих волейболистов.

                Да. Этот праздник со смеявшейся толпой молодых ребят и девчат, шумно и весело несущихся по утрам в очередь к единственному во дворе туалету и паре рукомойников, куда надо было постоянно заливать воду из ближайшего колодца, пришёлся мне явно по душе.

                До самой темноты, мы играли в волейбол, бурно обсуждали крупные сокирянские и мелкие мировые новости, щедро лившиеся из маленькой, но голосистой радиоточки.

                Было интересно глядеть, как ребята ухаживают за веселыми хохотушками, слышать раздающиеся , тут и там, неловкие попытки поцелуев и звонких ответных пощёчин.

                Шумной и радостной толпою мы , иногда, важно шли вдоль длинных Сокирянских улиц, к местному ЗАГСУ. Плыли по парку имени Шевченко, вместе с новыми женихом и невестой, которые познакомились у нас на глазах, в нашем Доме.

                Наконец, местные власти решили вопрос с возвышающимся  "как бельмо в глазу" большим и красивым частным строением. Обманув, объявили о предстоящем скором сносе, а взамен, предложили маленькую двухкомнатную квартиру.

                Получив отказ, к нам тут-же подселили целых четыре семьи, разделив дом  кривыми уродливыми перегородками.

                С папой и мамой, мы срочно переехали в Тирасполь, а бабушкам пришлось ютиться там ещё целых два года.

                Выполняя чьё-то давнее, бездарное и жестокое решение, наше родовое гнездо снесли через долгих шесть лет. При этом, абсолютно бесполезно расширили, итак, довольно просторную и пустынную окраину двора соседней украинской школы.

                Однако наш Дом - наш любимый большой светлый Дом, с ведущими к нему ступенями и прекрасной террассой, густо  увитой диким виноградом, по-прежнему, радостно живет в моей благодарной Памяти.

                Он гордо возвышается над суетой, над дорогой,  широко раскинувшись уже по несуществующему адресу улицы Горького номер три.

                Как раньше, Дом  горд своим большим огородом, чудными плодовыми и ореховыми деревьями, посаженными ещё моим прадедом, дедом и отцом.

                Комнаты и окрестности наполнены пением прекрасных птиц, голосами множества играющих детей, ещё молодых дедушек, бабушек, моих дорогих родителей. Дом, по-царски, украшен удивительным палисадником с буйно цветущими Ирисами, Сиренью, Розами и, конечно, голубыми-преголубыми детскими мечтами.

                А еще?

                Ещё, он, насквозь-насквозь, пронизан солнечными лучами и бесконечной Вселенской Любовью...