Пираньи или светлое будущее

Борис Буданов
РАССКАЗ

   Бронзовый чернильный прибор занимал добрую часть стола и являл собой произведение искусства. По стилю он напоминал барокко с примесью скифской непосредственности. Бронза со временем приобрела зеленоватый оттенок, что выдавало её родство с музейными экспонатами. 
   Центр прибора занимала богиня правосудия Фемида со всеми присущими ей атрибутами. По бокам богини возвышались два больших гусиных пера, придававших ей крылатый вид и подчёркивавших изящество её форм. По левую сторону богини, завязавшей свои глаза от опостылевшей действительности, располагался купеческий сундучок с искусно сделанным замочком, свободно висящим на петлях. По правую сторону от вершительницы судеб к сундучку направляла свои стопы человеческая фигура в цилиндре и с тросточкой, но явно простонародном обличье - в сермяжном кафтане и обвисших портах, заправленных почему-то в щёгольские сапожки. И, наконец, завершала это художественное единство сама чернильница в виде плахи с воткнутым топором, которая скромно располагалась у босых ног правосудительницы.
   Стол служил пьедесталом символу основ законности и державного порядка и составлял с ним единое целое, подчёркивая значимость незыблемых устоев.
   Сам кабинет был порождением той же эпохи, что и населявшие его предметы. Мозаичный паркетный пол приобрёл патриархальную потёртость, венецианские окна с виноградными ручками навевали безмятежность, а мифологические существа, населявшие углы, хитровато подмигивали.
   В светлом углу кабинета стояли большие напольные часы с возлежащей на них в соблазнительной позе вакханкой, стыдливо укрывшейся виноградной лозой.
   В тёмном углу сиротливо ютилась оргтехника. Компьютеры, принтеры и прочие достижения цивилизации выражали недоумение, что им делать в царстве классицизма и образцовой соразмерности.
   По стенам висели портреты  значительных персон в старинных витиеватых рамах, взирающих из глубин времён на новоиспечённого губернатора в сопровождении дамы в строгом деловом костюме с кружевным бантом, вступившим в их обитель.
   - Э...э... Аделаида Фео... – пытался сказать губернатор и наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить.
   - Феофилактовна, Казимир Рудольфович, - скромно подсказала дама, необъяснимым образом сразу же вписавшись в окружающий интерьер.
   - Именно это я и хотел сказать. А вот это... что? – губернатор сделал неопределённый жест рукой.
   - Ваше присутственное место. А где ещё вы будете принимать судьбоносные решения для губернских обывателей? – в её голосе прозвучали недоумённые нотки. - Обстановка должна соответствовать.
   Губернатор оценивающим взглядом окинул кабинет. На этот раз в его взгляде появилось выражение: а почему бы и нет?
   - Скажите, Аделаида Фео...
   - Феофилактовна, - подсказала  дама.
   - Именно это я и хотел сказать. А нельзя ли компьютер, телефоны поставить на стол?
   - Никак, Казимир Рудольфович. Чернильный прибор занимает много места.
   - А если его переставить? – губернатора осенило, - Его можно подвинуть.
   - Il n,est pas possible. Скульптурная группа перестановке не подлежит. Уже пробовали.
   Губернатор почтительно обошёл вокруг стола, сел в кресло и почувствовал себя на месте. Ему не хотелось никаких перемен. Им овладело чувство безмятежности и покоя. Из кресла он обозревал содержимое кабинета.  Его взгляд упал на портретную галерею, которая начиналась со старца в большой меховой шапке и открытым лицом.
   - Гавриил Романович Прямовзоров, - пояснила Аделаида Феофилактовна, - Пиит и государственный деятель. Служил наместником вверенного вам края при Екатерине Великой.
   - Да? – удивился губернатор. – Ну и как?
   - Отличался прямотой и независимостью характера, - звучал музейный голос Аделаиды Феофилактовны,- Был произведён в сенаторы, а при императоре Александре Благословенном стал министром юстиции.
   Губернатор завистливо посмотрел на своего предшественника.
   - Умеют же люди делать карьеру.
   - Les dieux aident au les dignes, - назидательно сказала Аделаида Феофилактовна, - Боги помогают достойным.
   - Что? – почему-то испуганно спросил губернатор, но Аделаида Феофилактовна перешла уже к следующему портрету – румяному вельможе в парике с буклями.
   - Пафнутий Елизарович Алтынов, брадобрей Светлейшего князя Потёмкина.
   - А как он попал в губернаторы?
   - По фавору, - вздохнула Аделаида Феофилактовна,- Когда Светлейший князь под Очаковым сидел, у него на щеке от расстройства прыщ вскочил и никто из цирюльников не брался привести лицо князя в благообразный вид, опасаясь гнева Светлейшего. Пафнутий Елизарович тогда подмастерьем был, но очень хотел в люди выбиться. Помолившись Николе – чудотворцу, он так взялся за дело, что щёки князя не только сверкали, как у евнуха, но и прыщик сам по себе пропал. А как Суворов Очаков взял, так Светлейший Алтынова на радостях в губернаторы произвёл.
   - Да, неисповедимы пути Судьбы. А почему на его портрете чёрная лента?
   - Когда Павел Петрович к власти пришёл, - продолжала лекционный курс Аделаида Феофилактовна, - то узрел в деяниях Алтынова казнократство и отправил его в Сибирь. Дальнейшая судьба Алтынова покрыта мраком истории. 
   - Не поделился, - высказал скромное  мнение губернатор.
   Аделаида Феофилактовна удивлённо подняла брови.
   - С кем? С императором? Государю, Казимир Рудольфович, служат не за страх, а за совесть.
   В душе губернатора что-то съёжилось и заныло, но чтобы выйти  с достоинством из неловкого положения, он спросил:
   - А эти? - и показал на несколько портретов, тоже с чёрной лентой, похожих друг на друга – причёска ёжиком, усатых, с одинаково испуганным выражением лица.
   - При Николае Павловиче служили. Каждый день ревизии боялись. Брали по чину. А чуть кто больше - в опалу к государю попадал. Чинов и дворянства можно было лишиться. Спасение было в одном – гимназию или богоугодное заведение построить, да и то после церковного покаяния. А потом в родовое имение и под надзор полиции.
   - Благо, на покой, - облегчённо вздохнул губернатор, сопереживая судьбу своих коллег.
   - По ним Салтыков-Щедрин прошёлся. Они потом в свет выехать стыдились.
   Следующий портрет выделялся тем, что был без чёрной ленты с изображённым на нём человеком в форменном мундире, опиравшимся на шаманский бубен.
   - Доброхотов Андриан Христофорович, -  уже без музейной монотонности пояснила Аделаида Феофилактовна и протёрла портрет, - Основоположник отечественной этнографии. Описывал быт ойгулов-нанси. Его труды являются достоянием ЮНЕСКО. Защищал ойгулов от произвола купцов и промышленников. Благодарные ойгулы заставили его жениться на дочери шамана и поставили в его честь каменного идола. Сейчас идол является исторической достопримечательностью нашего края.
   - Обязательно ознакомлюсь, - обещал губернатор и обратил внимание на очередного своего предшественника – со взглядом, скрытым под ветвистыми бровями и такими же бакенбардами. Его портрет окаймляла чёрная лента.
   - Мафусаилов Адам Авессаломович, - беспристрастно продолжала Аделаида Феофилактовна, - Молодость провёл в Монте-Карло, где и оставил свои родовые поместья. На должность губернатора назначен по протекции своей тётушки, фрейлины двора Ордын-Нащёкиной. Поправил свои дела, женившись на графине Сафа-Гиреевой. Будучи человеком просвещённым и насмотревшись на золотые ручьи, истекающие из игорных домов, Адам Авессаломович решил сделать из вверенной ему губернии Эльдорадо. В итоге проигравши всё, и даже самоё супругу, готов был пустить себе пулю в лоб, но в ту пору начался железнодорожный бум. Не мог остаться равнодушным к этому патриотическому делу и Мафусаилов. Через его губернию должны были проложить железную дорогу. И всё бы хорошо, но Министерство путей сообщения смутила его записка – возможно ли сделать рельсы кривыми? Оказалось, что постройке железной дороги мешает Елдыкин овраг. Откуда он взялся, никто не знал, также как  никто не знал начало великой реки Нил. На геологические исследования и засыпку оврага были отпущены из казны немалые средства. Кстати, именно тогда Мафусаилов заказал этот чернильный прибор и любил подолгу на него любоваться. Елдыкин овраг тем временем продолжал неуклонно разрастаться, требуя всё новых вливаний. В казначействе опомнились, Мафусаилова вызвали в Петербург, откуда он не вернулся.
   - И что с ним сталось? – встревожено спросил губернатор.
   - Дальнейшая судьба Адама Авессаломовича покрыта мраком истории.
   Губернатор задумался. К действительности вернула его Аделаида Феофилактовна.
   - Фигуру Фемиды поставили на постамент по решению губернского правления после исчезновения Адама Авессаломовича.
   Губернатор посмотрел на Аделаиду Феофилактовну.
   - Так вот и получается, Аделаида Фео...
   - Феофилактовна, Казимир Рудольфович, – скромно подсказала та.
   - Именно это я и хотел сказать.Тщится человек, а на его пути какой-то овраг.
   Аделаида Феофилактовна старательно протирала Фемиду.
   - Les dieux punis les mechans, - беспристрастно сказала она.
   - Как вы изволили выразиться? – незаметно для самого себя губернатор перешёл на изящную словесность.
   -  Боги наказывают порочных, - и Аделаида Феофилактовна привычным тоном продолжала экскурсионный обзор. На очереди был дагерротип с чёрной лентой. 
   - После Мафусаилова бразды губернского правления взял князь Удельный Мстислав Ратмирович, поверенный в сердечных делах графини Амалии Клейнмихель, весьма близкой ко двору по линии своего дяди, голштинского курфюста.
   Губернатор встал и поправил сползший галстук. Ему стало стыдно, что он не во фраке.
   - Аделаида Фео...
   - Феофилактовна, Казимир Рудольфович, - скромно подсказала та.
   - Именно это я и хотел сказать, - и неожиданно для себя сказал, - Исторические анналы жаждут воплощения.   
   - Второй том уже готов к публикации, - внимательно посмотрела на губернатора Аделаида Феофилактовна, - Осталось немного.
   - И чем же прославился князь Удельный?- в нетерпении спросил губернатор.
   -  До царя Иоанна Васильевича эти земли были вотчиной его предков. Мстислав Ратмирович решил восстановить историческую справедливость. Перестал платить налоги в казну и все деньги, направляемые на нужды губернии, считал своей собственностью.
   - Гм... гм... – хмыкнул губернатор, - Сегодня это назвали бы недополученной выгодой. И чем же всё окончилось?
   - Ревизия была безжалостной. Графиня Клейнмихель отделалась лёгким испугом, благодаря близости к августейшему двору. 
   - А как князь? – в волнении спросил губернатор.
   Аделаида Феофилактовна продолжала вытирать богиню Фемиду.
   - По именному повелению... - вздохнула она, - Дальнейшая судьба Мстислава Ратмировича покрыта мраком истории.
   Взгляд губернатора скользнул по линейке разнокалиберных дагерротипов и остановился на одном без чёрной ленты с харизматическим взглядом.
   Не успел губернатор задать очередной вопрос, как Аделаида Феофилатовна опередила его.
   - Александр Фёдорович...
   - Хоть одно нормальное имя, - вздохнул с облегчением губернатор.
   - Александр Фёдорович де Монзи д,Юриваль. Поговаривали, что он плод греха Сары Бернар. Был большим меломаном, особенно любил примадонн. На них и разорился. Оставил след в культурном наследии края.
   - Его оценили по заслугам? – с надеждой спросил губернатор.
   - Даже весьма. Был помилован Высочайшим указом по ходатайству Русского театрального общества.
   Губернатор почувствовал облегчение и даже попробовал улыбнуться.
   Следующий портрет с вкрадчивым убаюкивающим лицом весьма гармонировал с чёрной лентой.
   - Цинцинатов Юлий Августович. Поклонник Адама Смита и Давида Рикардо. Торжественно обещал обывателям сделать губернию процветающим краем, для чего учредил банк «Всеобщее благо». Банк действительно процветал.
   Губернатор заёрзал в кресле.
   - И он тоже?..
   Аделаида Феофилактовна показала на чёрную ленту. Губернатор покорно кивнул головой. Его взгляд потух, безнадёжность трепетной дрожью пробежала по его телу. Аделаида Феофилактовна продолжала стоять около него. Губернатор вдруг что-то вспомнил.
    - Ах, да, Аделаида Фео... 
   - Феофилактовна, Казимир Рудольфович, - скромно напомнила та.
   - Именно это я и хотел сказать. Извините, но я...
   - Забыли предложить мне кресло, Казимир Рудольфович.
   - Да, да. Сделайте одолжение.
   Аделаида Феофилактовна села напротив. Уже темнело. Губернатор включил лампу. От богини Фемиды на неё легла тень.
   - Чай, кофе? – спросила Аделаида Феофилактовна, - Вы не обедали.
   - Господь с вами, - испуганно пролепетал губернатор, - Я сам сойду в столовую залу.
   Аделаида Феофилактовна кивнула головой, продолжая наблюдать за его лицом, смотрящим на портрет солидного человека с орденами и звездой Героя Советского Союза.
   - Сделайте одолжение, скажите, кто это?
   - Чесноков Андрей Васильевич, первый секретарь обкома. После войны поднимал край. Его именем назван завод, на котором сейчас вещевой рынок, и проспект, на котором вы сейчас находитесь.
  Аделаида Феофилактовна, заметив утомлённость губернатора, поспешила закончить экскурс.
   - Последние особы никакого интереса не представляют. Sens imagination. Никакой фантазии. Ваш предшественник Мидасов Кир Валтасарович утонул на собственной яхте в Эгейском море, будучи в служебной командировке. Говорят, яхта была из чистого золота. Греческая сторона более точную информацию предоставить отказалась. 
   На стене после трагически окончившего свою жизнь Мидасова оставалось порядочно места. Это почему-то обеспокоило губернатора.
   - Аделаида Фео...
   - Феофилактовна, Казимир Рудольфович.
   - Именно это я и хотел сказать. А нельзя ли на оставшееся место повесить хотя бы картину? Ну, например, вид на губернию из окна этого кабинета. Перспективы развития и всё такое...
   - Il n,est pas possible,- вздохнула Аделаида Феофилактовна, - Нарушение традиций чревато непредсказуемыми последствиями.
   Губернатор грустно замолчал. Тишину взорвал бой стенных часов. Стрелки в виде Луны и Солнца показывали восемь пополудни.
   - Разрешите напомнить, Казимир Рудольфович, ваш первый присутственный день давно закончен.
   Губернатору вдруг стало легко и радостно.
   - И я могу быть свободным?
   - Biene sur, - спокойно ответила Аделаида Феофилактовна и, шурша платьем, удалилась в соседнюю комнату.
   Губернатор вышел из здания, вздохнул полной грудью, но тут же вспомнил портретную галерею и лёгкая дрожь пробежала по его телу.
   К нему подъехал чёрный мерседес. Шофёр с ойгульским лицом открыл дверцу.
   - Заработались вы, Казимир Рудольфович, - широко улыбаясь, сказал он.
   Добродушное лицо ойгула успокоило губернатора.
   - С Аделаидой общались?
   Губернатор поморщился.
   - Куда прикажете, Казимир Рудольфович?
   - С утра во рту ни крошки. Где можно прилично поужинать?
   - Тогда в «Золотую юрту». Особенно хороши оленьи мозги с печенью перепёлки. Весьма успокаивает нервы. Столик заказать?
   Не дожидаясь ответа, шофёр стал набирать номер.
   - Алалай, - губернатор взглядом упёрся в ойгула, - Откуда взялась эта Аделаида?
   Шофёр снова широко улыбнулся.
   - Она была всегда. Никого не было, а она была. 
    Губернатор вздрогнул.
   - Как никого?
   - Просто никого. Никто не помнит, откуда она взялась. Говорят, она вместе с Доброхотовым составляла наш словарь, ойгульский. Да вы не переживайте, Казимир Рудольфович, у нас много легенд ходит. Если в каждую влезать, управлять времени не останется.
   В «Золотой юрте» губернатор едва поковырял вилкой в печени перепёлки, зато с лихвой залил её двойной очистки «Старой губернской» и окончательно успокоился. Блаженство разлилось по его жилам. Ему захотелось облагоденствовать все земные и близлежащие материки, но кроме Алалая около него никого не было.
   - Алалай, - торжественно начал губернатор, - Скажи мне честно, как соотечественник соотечественнику, как вы здесь живёте?
   Алалай со вкусом дососал медвежью лапу под брусничным маринадом, которую он себе заказал, и отвалился на спинку стула.
   - Хорошо живём, Казимир Рудольфович, лучше и не надо. Мой прадед в пургу оленей пас, оба уха отморозил. Мой дед на танке в Берлин въехал. Мой отец на полуторке из ям не вылезал, а я губернаторов вожу. Вас уже третьего, дай Бог не последнего. В машине холодно-жарко, регулировать можно. Какие новости - радио включил. Раньше была одна спекуляция, а теперь дефолт, инфляция, девальвация, плавающий курс – всё знаю. Детям объясняю.
   Но губернатор решил твёрдо выяснить проблемы вверенной ему области. Он даже стукнул кулаком по столу.
   - Всё говори, как есть. 
   Алалай посмотрел на него честными глазами.
   - Всё скажу! Дочка загуляла – к шаману поехали – проблем не стало. Сын в детстве заболел – к шаману поехали – сын сейчас чемпион края по тхеквондо. К нашему шаману президент приезжал за консультацией, когда Европа от него отвернулась. Наш шаман на всю Европу порчу напустил. А откуда у них однополые браки взялись? Вырождаются. А у меня жена из декрета не вылезает.
   Губернатор остолбенело посмотрел на Алалая. Чувствуя, что голова его мутнеет, он решил напоследок спросить что-нибудь умное.
   - Откуда у тебя имя такое – Алалай?
   Шофёр гордо вскинул голову.
   - В честь прадеда. Означает – двурогий олень. Почётно.
   Ночью губернатору снилась Аделаида, едущая на танке Т-34, за ней бежало стадо рогатых оленей. Завершала шествие богиня Фемида верхом на олене и ведущая на привязи путника, сгибающегося под тяжестью сундучка.
   На следующее утро губернатор пришёл на службу поздно и сразу же увидел Аделаиду Феофилактовну со статным человеком в светлом летнем костюме и в ойгульской шапке. Аделаида Феофилактовна выразительно посмотрела на часы. От этого взгляда губернатору захотелось забиться  куда-нибудь в угол, как нашкодившему школяру. Аделаида Феофилактовна представила губернатору своего спутника.
   - Знакомьтесь, это Николай Чингизович Сяманов, писатель, этнограф, шаман. Изучает ойгульский этнос. Последняя работа Николая Чингизовича «Роль этногенеза в развитии национального самосознания» была переведена на фламандский язык и нашла отклик во Фландрии, потребовавшей независимости от Бельгии. Пришлось Николаю Чингизовичу объяснить фламандской общественности, что его работа носит академический характер и не затрагивает государственных основ. Фландрия осталась в составе Бельгийского королевства. Я помогаю Николаю Чингизовичу с переводами, сейчас нас ждут в издательстве «Самобытность и современность». У вас, Казимир Рудольфович, сегодня в 16 часов совещание по строительству Дома детского творчества. Дождитесь меня. Я обязательно буду. А пока займитесь материалами по экономике края. Бумаги у вас на столе.
   Писатель, этнограф, шаман приложил левую руку к сердцу, а правой показал на стол.
   - Николай Чингизович благословляет вас на плодотворную работу,- пояснила Аделаида Феофилактовна.
   Оставшись один, губернатор обошёл кабинет и сел за стол.
   - Почему она всюду влезает?- вырвалось у него. – Кто здесь губернатор?
     Он властным взглядом окинул своих предшественников. Несколько портретов одобрительно подмигнули ему.
   - Вот именно, - сказал губернатор, подошёл к углу с компьютерной связью и нажал одну из кнопок.
   - Слушаю, Казимир Рудольфович, - раздался милый успокаивающий голос.
   - Перенесите совещание на 14 часов.
   - Хорошо, Казимир Рудольфович. Чай, кофе?
   - Кофе, - отчеканил губернатор, - крепкий, без сахара, большую чашку.
   Он сел за стол и забарабанил пальцами по зелёному сукну. Вдруг на чернильном приборе что-то щёлкнуло. Висячий замок на сундучке открылся и повис на одной душке. Губернатор осторожно кончиками пальцев попытался снова его закрыть, но безуспешно - замок, видимо, от ветхости и возраста сломался. Губернатор посмотрел на портреты.
   - Не верю, - твёрдым голосом сказал он, - Дурака нашли. Не верю.   
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   
   Совещание превзошло все ожидания. Вместо Дома детского творчества решено было построить многофункциональный Деловой центр с сауной и турецкой, японской, а также таиландской банями. К сожалению, как мылись аборигены края, ни в одном источнике найти не удалось. Зато всем понравились фотомодели в национальных костюмах. Правда, было высказано пожелание, что национальные черты должны носить исключительно символический характер. 
   Итоги совещания подвёл старейший в крае инвестор Игнат Монетный.
   - Господа, - многоопытным голосом произнёс он, - Краю нужны инвестиции.
   - Откуда их взять?
   Вопрос исходил от самого молодого инвестора, подающего большие надежды пятнадцатилетнего Петра Перспективного, сделавшего свой первый бизнес на звонках о взрывных устройствах во время ЕГЭ. Как он проник на совещание, никому не было известно.
   - Некорректный вопрос, молодой человек, - назидательно сказал старейший инвестор.
   Пётр Перспективный стыдливо спрятался за спину начальника местной полиции Захара Дальновидного.
   - Туризм, - высказал предположение Анвар Шимаханский, автор проекта «Превратим родные топи в райские сады». Проект провалился: персиковые деревья почему-то рождали клюкву по вкусу напоминающую волчью ягоду.
   - Превратим наш край в центр шаманизма, - не унимался Анвар Шимаханский, - Экзотика. Папа Римский приедет к нам за опытом. А что, - несколько оробел Шимаханский под взором старейшего инвестора Игната Монетного, - Католицизм на глазах вырождается.    
   - Не выйдет, - авторитетно отрезал  Игнат Монетный, - Наш шаман Сяманов Папу в чучело превратит. Он сильнее. Или вы хотите международного скандала?
   - Нет, - замялся Шимаханский, - Просто я подумал, не всё ли равно, откуда инвестиции брать.
   Губернатор, до сих пор молча слушавший собравшихся, резко встал.
   - Господа, к сожалению наше время истекло. С минуту на минуту должна вернуться Аделаида Фео...
   - Феофилактовна, - робко подсказал подающий большие надежды пятнадцатилетний Пётр Перспективный.
   - Именно это я и хотел сказать.
   Собравшиеся при упоминании Аделаиды Феофилактовны обнаружили заметное беспокойство.
   Начальник полиции Захар Дальновидный  взял за шиворот малолетнего Петра Перспективного.
   - За что? – завопил тот.
   - Для статистики,- спокойным голосом сказал начальник полиции, - Дать Аделаиде отчёт о проделанной работе.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   
   Когда Аделаида Феофилатовна вошла в кабинет, было пусто. На столе дымилась пепельница с окурками. Аделаида Феофилактовна поморщилась и открыла все окна.
   Солнечный луч скользнул на сундучок скульптурной группы. Он был полуоткрыт. Из него сверкали несколько крошечных камешков. Весы Фемиды несколько склонились в его сторону. Казалось, путник приблизился к сундучку. На левый глаз портрета исторического губернатора Алтынова села муха и он ехидно подмигивал Аделаиде Феофилактовне.
   - Je sais, - спокойно ответила она, - Я знаю.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Открытие Делового центра с банями, к которым сверх сметы пристроилась ещё и индонезийская, происходило при большом стечении сограждан, чему немало способствовал начальник полиции Захар Дальновидный.
   Сограждане явно не понимали значения этой судьбоносной акции и обсуждали свои мелкие бытовые вопросы.
   Губернатор собирался сказать содержательную речь, которую он долго репетировал перед зеркалом, подобно многим знаменитым ораторам, но  ощутив себя в центре внимания, забыл большую её часть и перешёл на экспромт, продемонстрировав яркость и богатство своего лексикона и блеск административного пыла. Обыватели застыли, раскрыв рты.
   - Это не просто нагромождение стекла и бетона. Это ворота в наше с вами Светлое Будущее, которое мы построим своими руками.
   Губернатор торжествующим взглядом обвёл безмолвно стоящих перед ним обывателей.
   - Достойным людям – достойную жизнь, - подытожил он.
   Подающий большие надежды Пётр Перспективный подвинулся к губернатору.
   Обыватели зашевелились.
   - Меня, меня запишите, - раздался робкий голос, - а то я в хрущёвке больше жить не могу. Всё разваливается.
   - Отремонтируем, улучшим, удостоим, - заверил старейший инвестор Игнат Монетный.
   - На крыше персиковый сад разведём, свежие персики будешь кушать, - сказал Анвар Шимаханский.
   В толпе засмеялись.
   - Если жителям весело, значит, дела идут хорошо, - довольно улыбнулся губернатор, - А теперь о самом главном. Пусть каждый подумает, как сделать наш край процветающим. Объявляю конкурс на лучший проект. Победитель первым войдёт в Светлое Будущее.   
   Толпа заметно оживилась.
   Писатель, этнограф, шаман Николай Сяманов ушёл в себя. Аделаида Феофилактовна, стоящая около него, забеспокоилась.
   - Надо с духами посоветоваться, - наконец, сказал он.
   Шофёр Алалай согласно кивнул головой.
   Губернатор торжественно разрезал ритуальную ленту.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   
   Широка ойгульская степь. Одно слово – широка. Взглянешь на запад – нет ей конца, посмотришь на восток – тонет она в горизонте, кинешь взгляд на север – лишь ковыльные травы расплываются в тумане, воззришь юг – и там теряются её пределы. И, кажется, нет ни Африки, ни Австралии, а Америка – лишь досужий вымысел баламутных политиканов. И нет ничего на белом свете, кроме ойгульской степи.
   По единственной дороге, проложенной ещё в лихую годину Отечественной войны, ехал шофёр Алалай. Он возвращался из родового стойбища писателя, этнографа, шамана Николая Сяманова, где тот с помощью традиционных ритуальных обрядов на практике пытался разрешить вопросы, поднятые им же самим в работе «Проблемы и перспективы древних ойгульских культов».
   По дороге Алалай завернул к Акульему озеру. Акулье озеро заслуживает отдельного рассказа, для чего мы вынуждены сделать небольшое отступление в нашем повествовании.
   Никто не помнил, откуда у незначительного водоёма взялось такое название. Естественно, ни предки коренных обитателей края, ни первопроходцы из далёкого Московского княжества  и краем глаза не видели акул и даже не слышали о таких чудищах. Писатель, этнограф, шаман Николай Сяманов объяснял это богатством лексики и лингвистическими особенностями ойгульского языка. Ойгулы называли акулами трёхметровых щук, которые водились в озере ещё в эпоху первых губернаторов. По версии Николая Сяманова прибрежные народы Европы  с расширением своего кругозора и географических познаний стали также называть и страшных морских хищников из-за их жадности и ненасытности, заимствовав это слово, как и многие другие, из ойгульского языка.
   С недавних пор щук, как и прочей рыбы, в изобилии населявшей озеро, не осталось. Их место заняли пираньи, хотя в народе за озером осталось прежнее название. Да и чем пираньи отличаются от акул? Сожрут - и всё.
   Дело было так.
   Подающий большие надежды Пётр Перспективный заключил договор с обществом спасения амазонской водной фауны о выращивании мальков пираньи и заполонил аквариумами всю жилую площадь. Родители Петра Перспективного терпели это до тех пор, пока одна из рыбок не откусила палец  дедушке пятнадцатилетнего бизнесмена. Пришлось пополнить многорыбье Акульего озера иноземными гостьями. Попросту говоря, вылить в него всех пираний.
   Но вернёмся к нашему повествованию. Ещё в эпоху допираньего рыбного изобилия прежние власти построили на берегу озера Дом рыбака, где все желающие за умеренную плату могли насладиться утренней зорькой, вечерним закатом и поделиться друг с другом разными рыбацкими небылицами. Инициатива пользовалась большим успехом и жёны прогоняли мужей, чтобы те выполняли предписанную им роль добытчиков и пополняли семейный стол свежей рыбой. Количество разводов резко сократилось. Тут власть поняла упущенную выгоду и резко подняла плату за каждого пойманного окунька, не говоря уже о щуке. Дом рыбака оккупировали приезжие туристы, а местным жителям ничего не оставалось делать, как покупать  иноземную треску глубокой заморозки. Количество разводов поднялось до прежнего привычного уровня.   
   Теперь Дом рыбака осиротел и даже покосился. Около него стоял большой щит с лаконичной надписью «Купаться и ловить рыбу категорически не разрешается». Слово «не» было стёрто рукой какого-то озорника. На берегу лежали чьи-то обглоданные останки.
   Алалай вынул из багажника краску и написал крупными буквами НЕ. Он хотел пояснить причину категорического запрета, но краски больше не осталось.   
   Алалай печально покачал головой и посмотрел на часы.
   - Ай, ай, ай, - вырвалось у него.
Губернатор отпустил его только на выходные в родовое стойбище писателя, этнографа, шамана Николая Сяманова, а сегодня был уже понедельник и Алалай явно опаздывал. Он сел в машину и вернулся на фронтовую дорогу.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Губернатор в Саду Счастья, разбитом возле Делового центра, перед камерами местного телеканала сажал персиковые деревья. Анвар Шимаханский держал перед корреспондентом саженцы и объяснял.
   - Климатическая условность персикам не нужна. Это нежный фрукт. Персикам нужно взаимопонимание между бизнесом и народом и тогда...
   Шимаханский мечтательно улыбнулся, не зная, чем окончить фразу, но его выручил губернатор.
    - Главное – верить. И на Марсе будут персики цвести.
    После окончания садовых работ губернатор вернулся в свой кабинет.    
 Взгляд его, как ему показалось, против его воли упал на письменный прибор. Старинные тяжёлые портьеры затемняли кабинет. Губернатор хотел зажечь настольную лампу.  Но то, что он увидел, заставило его замереть от удивления, смешанного с чувством непонятности и страха. Письменный прибор изменился. Сундучок был наполовину открыт и из него исходил свет, как от миниатюрной электрической лампочки. Но, приглядевшись, губернатор увидел, что сундучок доверху наполнен маленькими камешками, которые и светились. Замочек лежал у ног Фемиды. Путник наступал богине на ногу, как будто она ему мешала. Повязка сползла с глаз богини и она пыталась остановить путника.   
   - Аделаида Фео...- прохрипел губернатор.
   Вошла Аделаида Феофилактовна.
   - Феофилактовна, - привычно подсказала она.
   Губернатор трясущимся указательным пальцем показал на прибор.
   - Это вот... как понимать?..
   Аделаида Феофилактовна посмотрела на прибор, потом на губернатора и произнесла:
   - Вас ждут великие испытания, Казимир Рудольфович. Мужайтесь.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Алалай торопился. Он даже превысил скорость, что с ним никогда не случалось. Его мучила совесть, что он не уложился в отпущенное ему время. Алалая утешали лишь воспоминая об обряде, совершённым писателем, этнографом, шаманом Николаем Сямановым, к которому он был допущен.
   Это была великая честь. Писатель, этнограф, шаман после совершения всего ритуала заверил, что духи предков не оставят свой отчий край в беде и,довольный, добавил, что  его теоретические и практические сомнения благополучно разрешились.
     Алалай спешил к месту службы, артистически объезжая ямы и колдобины. Дорога была пустынна. Лёгкий ветер колыхал степную поросль и одинокие деревца. В небе парил беркут. Солнце ласкало степь. Алалай пожалел, что он не художник, но потом подумал, что художников много и рисуют они теперь какую-то непонятную муть, а таких водителей, как он ещё надо поискать.
   Умиротворение легло на его сердце.
   Неожиданно на дороге совсем близко от Алалая поднялся высокий густой пыльный столб. Алалай остановил машину. Столб пыли, окутав дорогу, повертелся немного и ушёл в степь. Алалай, конечно, читал про разнообразные непонятные природные явления и даже видел их по телевизору, но считал их чужеродными, происходящими где-то там, далеко от него, и поэтому был немало удивлён. Он покачал головой – и до нас добралось, скоро лягушки будут с неба падать –  и хотел ехать дальше, как вдруг увидел на месте природного явления большой туристический рюкзак. Алалай объехал его, стараясь не угодить в очередную яму, но любопытство взяло верх - ведь до вихря на дороге ничего не было. Он остановился и взял из машины бинокль, вещь незаменимую на морских и степных просторах, и внимательно посмотрел вокруг. Никого. Только заяц выскочил из зарослей кустарника и унёсся со скоростью гоночной машины.
   Алалай подошёл к неизвестно откуда взявшемуся рюкзаку. Рюкзак был вполовину его роста, объёмистый, с железным каркасом. Очевидно, с таким ходят профессиональные путешественники и искатели первозданной природы, которые любят, чтобы их показывали по телевизору. Как-то жена Алалая, привыкшая возится на кухне при постоянно включённом телевизоре,спросила его, кто оплачивает этих бездельников. Алалай лишь пожал плечами.   
   Рюкзак не был застёгнут. Алалай заглянул в него. Рюкзак был набит деньгами.
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Губернатор ещё не успел придти в себя. Он стоял у окна, что-то бормоча и разводя руками. Вошёл возбуждённый Алалай.
   - А? Что? – встрепенулся губернатор, - Машину разбил?
    Алалай обиженно покачал головой.
   - Я машину в гараж поставил, - сказал он, - Хорошая машина. Казимир Рудольфович, - Алалай сделал шаг вперёд и расплылся в улыбке, - Ваша мечта сбылась. Теперь все могут войти в Светлое Будущее, как вы и говорили. Красиво говорили.
   - Алалай – назидательно сказал губернатор, - Чушь несёшь. Все не могут войти в Светлое Будущее. Его не хватит на всех. Но тебя я возьму, как доверенное лицо.
   Алалай вышел в секретарскую и вернулся с большим дорожным рюкзаком.
Рюкзак он поставил перед губернатором. В воздухе запахло деньгами. Губернатор зашевелил носом. Алалай открыл рюкзак. Из него выпала толстая пачка долларов. Губернатор, споткнувшись на паркете, подбежал к рюкзаку и трясущимися руками стал исследовать содержимое. Рюкзак был набит евро и долларами. На дне сиротливо лежала пачка отечественных купюр.
   - Откуда? – отрывисто спросил губернатор.
   Не дожидаясь ответа, он запер дверь своего кабинета.
   Алалай, стараясь не упустить ни одной мелочи, изложил тайну происхождения находки.
   - Я всё понял, - закончил он свой рассказ, - Это помощь от предков.  Шаман взывал к ним. Я тоже был допущен к обряду.
   - Скажи честно, - губернатор упёрся в него взглядом, - Кто-нибудь ещё это видел?
   Алалай даже обиделся.
   - Я всегда честно говорю. Никого не было. Я хотел вас первого обрадовать.
   - И правильно сделал, - облегчённо вздохнул губернатор, - Никому не говори, чтобы не мешали строить Светлое Будущее.
    - Никому не скажу, - обещал Алалай, - Только дорогу надо отремонтировать. Много ям.
   - Обязательно, - заверил губернатор, - Превратим край в дорожный рай.
   После ухода Алалая он отпустил всех служащих, отключил связь, приказал охране никого не пускать и стал пересчитывать содержимое саквояжа. В его чреве обнаружилось три миллиона в иноземной валюте. Отечественные денежные знаки губернатор подсчитывать поленился. После такой ответственной финансовой операции он почувствовал слабость и сел на пол.
   Сундучок на чернильном приборе открылся ещё больше. Фемида съёжилась, а путник сделал шаг к заветной цели.
   Но губернатор этой перемены не заметил. За окном вечерело. Луч света из сундучка совершил по комнате полукруг, обвёл портретную галерею и остановился на губернаторе. Тот сидел, задумавшись.   
                .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Историю, как известно, делают личности. Вознамерился царь Иоанн Васильевич извести крамолу на Руси и изрядно потрудился на избранном поприще. А как иначе Московская держава пережила бы Смутное время? Решил государь Пётр Алексеевич прорубить окно в Европу и прорубил. До сих пор под  Европами живём. И немало тому примеров найдётся.
   Губернатор Доброхотов, о котором мы уже упоминали, заметив, как много болезней плодится во вверенном ему крае из-за непривычки коренного населения к чистоплотности, стал повсеместно строить бани. Ойгулы, раннее никогда бань не видавшие, сначала всячески избегали их, и даже приходилось водить их на помывку строем под воинским конвоем, но потом настолько привыкли к горячей воде и венику, что в стойбищах возникали раздоры за право внеочередной помывки. Спрос рождает предложение. В губернии стали появляться мыловарни. Мыло, получившее известность, как ойгульское, экспортировали во Францию, Северо-Американские Соединённые Штаты и даже Индо-Китай. Губерния процветала. Как отмечал писатель, этнограф, шаман Николай Сяманов, во всяком прогрессивном начинании прослеживается влияние ойгульской цивилизации.
   Но новые времена выдвигают новые требования. С развитием химической науки место мыловарен заняла фабрика по производству стирального порошка. Стиральный порошок тоже был славный. После него любое бельё становилось настолько чистым, что теряло свой цвет и слепило глаза первозданной белизной, что дало основание писателю, этнографу, шаману Николаю Сяманову отметить чистоту и непорочность ойгульской души.
   С началом эпохи различных свобод и борьбы с застойными пережитками фабричные акции скупил старейший инвестор Игнат Монетный, который стал сдавать цеха под торговые ряды, а стиральный порошок, ввозимый теперь издалека, местным обывателям приходилось покупать втридорога. Зато экологическая обстановка в губернии значительно улучшилась. В степи появились тарантулы-вампиры, исчезнувшие было полтора столетия назад в начале мыловаренной эпохи. Писатель, этнограф, шаман Николай Сяманов, посовещавшись с духами предков, отметил начало трудных времён для родного края.
   В то роковое утро старейший инвестор Игнат Монетный, бывший страстным пропагандистом здорового образа жизни, собрался совершить свою ритуальную пробежку, но нос его, который он всегда держал по ветру, почувствовал что-то необычное. В губернском воздухе, ставшим кристально непорочным, благодаря стараниям старейшего инвестора, появился новый запах. Это был запах денег. Ошибиться старейший инвестор не мог. Обеспокоенный и не в силах преодолеть профессиональную привычку, он изменил свой привычный утренний маршрут и ускоренной трусцой, доверившись своему носу, побежал к источнику пленяющего запаха.
   Пробегая мимо Сада Счастья, он увидел Анвара Шимаханского, заботливо поливающего персиковые саженцы. Тот тоже с любопытством принюхивался к окружающей среде. Они молча переглянулись. Анвар Шимаханский, забыв выключить воду и оставив шланг источать благотворную влагу на фруктовые плантации, заторопился вслед за старейшим инвестором. Достигнув здания губернского правления, они застали подающего большие надежды Петра Перспективного, неизвестно как там оказавшегося. К ним подъехала патрульная машина, из которой уверенно вышел начальник местной полиции Захар Дальновидный. Под его предводительством собравшиеся вступили в лабиринты губернской власти.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   У каждого человека есть мечта. Нет человека без мечты. Мечта делает человека личностью.
   Мы оставили губернатора в глубоком раздумье на перепутье жизненных дорог, подобно глубоко почитаемым историческим личностям, как то Илье Муромцу перед судьбоносным камнем или Юлию Цезарю перед рекою Рубикон. Различные чувства обуревали губернатора. Перед ним пронеслись его детство, юность, служебная деятельность. Во дни тяжких сомнений и раздумий, проходя по ступенькам служебной лестницы и не раз спотыкаясь о них, его вела вперёд мечта о Светлом Будущем, которое он представлял себе в виде чего-то большого и чистого и прежде, чем войти в него, нужно было старательно вытереть ноги и тщательно вымыть руки.
   Он часто ловил себя на мысли, что окружающие его сомнительные личности, покушаются  на его Светлое Будущее с единственной целью - испоганить его своей жадностью и прочими присущими им гадостями.
   Губернатор слышал, конечно, об Акульем озере и населявших его пираньях, но за недосугом, побывать там не успел. Пираний ему довелось видеть в аквапарке Коста-Рики, где он был ещё давно по служебной надобности, и он запомнил их безжалостные глаза и хищные зубы, приведшие его в непонятный трепет. Такие же глаза и зубы оказались у его сослуживцев.
   Чтобы придти в себя губернатор зажёг настольную лампу, но тут же страшный треск раздался по всему зданию, настольная лампа взорвалась, сверкнув сотнями осколков. По губернаторскому телу пробежала молния, озарив губернаторский ум единственно верным решением.
   Сквозь венецианское окно на губернатора взирало Светлое Будущее.
   Свет из сундучка усилился, и, заиграв всеми бликами, причудливо и  ярко осветил кабинет.
   Губернатор собрал в одну большую кучу содержимое рюкзака, лёг на неё и неописуемая благодать разлилась по его членам. Насытившись этой благодатью, он стал раскладывать бумажки небольшими кучками, наслаждаясь их видом, потом перекладывать, потом зачем-то снова сгрёб их в большую кучу...
  В венецианское окно, отодвигая Светлое Будущее, как какую-то легкомысленную портьеру, отталкивая друг друга, на него смотрели искажённые злобной завистью лица старейшего инвестора Игната Монетного, персикового мичуринца Анвара Шимаханского, подающего большие надежды Петра Перспективного, а начальник местной полиции Захар Дальновидный пытался просунуть в форточку наручники, которые кляцали, как пираньи зубы... И глаза у них были пираньи... И лица превращались в пираньи...
   - Нет! – закричал губернатор, - Не отдам! Не позволю поганить...
   ...Не успел он произнести название своей заветной мечты, как вся эта погань исчезла, а в окне появился улыбающийся до ушей лик Алалая.
   - Хочешь Светлое Будущее в дорогу закатать! – трясся от гнева губернатор,- Пошёл к своим оленям!
   И он швырнул в Алалая телефон Panasonic. Стекло разбилось. Алалай снова улыбнулся, пожал плечами и отошёл от окна, держа за ветвистые рога оленя.
   Вдруг чья-то рука легла на плечо губернатора. Тот даже подскочил и в страхе обернулся. Адам Авессаломович Нафаилов, под портретом которого он стоял, дружески подмигнул ему и убрал руку за рамку. Юлий Августович Цинцинатов  дружески кивнул головой, Мстислав Ротмирович Удалой понимающе поднял глаза вверх. Другие коллеги по административному поприщу тоже не преминули остаться в стороне, а Александр Фёдорович де Монси д,Юриваль даже причмокнул губами и на правах губернского меломана с чувством зааплодировал.   
   Любое деяние требует общественного одобрения. Особенно приятно, если это одобрение исходит из глубины веков и освящено доброй традицией. Губернатор кивнул своим предшественникам и, осознав, что промедление смерти подобно, стал судорожно набивать рюкзак денежными знаками. Он торопился, не позволяя себе даже вдохнуть врывающийся через разбитое окно предрассветный воздух.
   Вдруг он услышал слабый, но отчётливый радостный крик, откуда-то очень близко от него. Он испуганно обернулся и увидел, что путник на чернильном приборе запустил руку в сундучок. Сундучок был совершенно открыт и доверху наполнен сверкающими, играющими лучами и озаряющими всё пространство бриллиантами. Бриллианты были на удивление крупные несоразмерно с сундучком и с самим чернильным прибором, несколько из них скатились с кучки и лежали на столе. Фемида отвернулась от искрящегося богатства и в отчаянии закрыла глаза руками.
   Губернатор вдруг явственно осознал происходящее. Это был подарок Судьбы. Это был его, и только его шанс сейчас, немедленно, войти в Светлое Будущее. От такого просветления он даже схватился за голову. Пачка фантиков с Бенджамином Франклином упала на пол. Губернатор безжалостно наступил на родоначальника американской демократии, пытаясь опередить бронзового путника. Он почувствовал презрение ко всем фантикам на свете. Перед ним искрилось то нетленное, неподвластное  никаким демократиям и тираниям, что отныне будет в его, его власти. Бриллианты искрились и озаряли Светлое Будущее.    
   Губернатор лихорадочно стал набивать излучающими божественный свет камушками  всевозможные карманы своего костюма, карманы разбухли и готовы были порваться под непривычной тяжестью, а камни всё множились и множились... Они заполнили стол, падали на пол... Губернатор хотел оторвать сундучок от его пьедестала, но бронзовый путник показал ему фигу и скорчил рожу. 
   За разбитым венецианским окном проехала поливальная машина. Её страшный шум сразу ворвался в кабинет и ударил губернатору в голову.
   Наступало утро. Медлить более было нельзя. Светлое Будущее звало его.
Он отчётливо видел его пока ещё неясные контуры и слышал его пленяющую музыку, похожую на  россыпи клавесина, любимого им с детства.
   По коридору раздались роковые шаги рокового конвоя. Напольные часы с возлежащей на них в соблазнительной позе вакханкой издали роковой протяжный вой.   
   Губернатор схватил рюкзак, ударом ноги вышиб пожарную дверь своего кабинета и стал, спотыкаясь, спускаться по тёмной лестнице. Нога его наступила на что-то мягкое. Огромный кот, оглушив его своими истошными воплями, прыгнул на губернаторскую голову, и исчез, съеденный темнотой. Один из камешков выпал из кармана губернатора и запрыгал по ступенькам, озаряя ему путь. Сама Судьба вела его к Светлому Будущему.   
   Дверь чёрного хода, поставленная ещё в эпоху первых губернаторов, оказалась настолько ветхой, что сама упала при прикосновении к ней магического рюкзака, и губернатор оказался на заднем дворе своей резиденции. Здесь он впервые вздохнул полной грудью, у него даже закружилась голова, но он мгновенно овладел собой и устремился вперёд, не разбирая пути.    
  - Вот он! Он там!
  Это кричал подающий большие надежды Пётр Перспективный, успевший обежать губернское правление и даже найти у куста разросшейся сирени, за которой скрылся беглец, выпавшую из наспех застёгнутого рюкзака пачку фантиков.
   В Саду Счастья губернатор остановился у посаженного его же рукой персикового дерева, чтобы перевести дух и наметить ближайший путь к Светлому Будущему.
   Но тут, подобно библейскому чудовищу Левиафану, с рёвом перед ним выросла патрульная машина, из которой высыпали начальник местной полиции, старейший инвестор, персиковый мичуринец и подающий большие надежды Пётр Перспективный.  Их хищные руки с внезапно выросшими звериными когтями уже готовы были растерзать наивного мечтателя, но...
   - Упыри, - захрипел губернатор, задыхаясь - Ненавижу! – и он бросил в них рюкзаком. Из рюкзака посыпались денежные знаки. Их было много.
   Звериная стая кинулась на добычу, расталкивая и показывая друг другу клыки.
   Захар Дальновидный, по праву блюстителя правопорядка, поставил ногу во внушающим трепет полицейском ботинке на рюкзак и в его голосе прозвучал неумолимый закон.
   - Составить протокол! Опечатать! Руки прочь!
   - Инвестиции! - по праву старейшего инвестора закричал Игнат Монетный,- Мои инвестиции! – и спихнул с рюкзака ногу блюстителя закона.
   - Персики! – по праву мичуринца запротестовал Анвар Шимаханский,- Завалим Европу персиками! Весь мир – персиковый рай! – и нагло отшвырнул старейшего инвестора.
   Пётр Перспективный тем временем собирал рассыпавшиеся по земле фантики с Бенджамином Франклином. Неожиданно в его левый глаз ударил луч. Он зажмурился и вскрикнул. Ещё в свой доперспективный период жизни, будучи любознательным отроком, он посещал кружок юного ювелира, и сразу же понял, что нашёл. Несколько бриллиантов выпали из набухших карманов губернатора. Позабыв про бумажный рюкзак, его старшие наставники кинулись собирать блестящие камни, а самому Петру Перспективному, отброшенному мощной рукой Захара Дальновидного, ничего не оставалось, как оплакивать в стороне свою недальновидную неосторожность.
   И тут все заметили, что сверкающий след тянулся за беглецом.
   Тем временем губернатор, облегчённый, но не огорчённый утратой ненужной макулатуры, миновал городскую черту и нёсся со скоростью молодого сайгака по ковыльной степи. Такой прыти позавидовал бы сам энтузиаст здорового образа жизни старейший инвестор Игнат Монетный.
   Сзади, подпрыгивая по первобытным кочкам и потеряв одно колесо, его настигал ревущий Левиафан, отравляя ковыльную природу выхлопными газами и криками, сидящих в его чреве монстров.
   Впереди блеснула светлая гладь.
   - Я сейчас, сейчас! – радостно закричал губернатор.
   Светлая гладь Светлого Будущего готова была распахнуть перед  своим долгожданным сыном свои светлые объятья.
   Как часто в беспечной своей юности, начитавшись разной литературы о героических личностях, мы мним себя сродни им, а между тем, после бессонной ночи из-за больного зуба забываем об идеалах и бежим к дантисту. Что боль телесная по сравнению с болью душевной? Большинство  мудрецов наставительно учат, как жить, и лишь немногие живут, как учат, и презирают тлен жизни ради мечты. Губернатор принадлежал к последним немногим и никогда не изменял своей мечте.   
   Левиафан, вобравши в себя все силы мирового зла, оскалил перед наивным мечтателем свой львиный зев. Он трясся от злобы, выбрасывая в атмосферу зловонные выхлопные газы.
   Губернатор бесстрашно ступил на зыбкий утёс, на краю которого тщетно жаждала жизни чахлая берёзка, не знавшая, как уцепится за серые камни, обступившие её корни. Внизу заискрилась широкая водная гладь, сразу же обдавшая взмыленное тело беглеца благодатной прохладой. Берёзка покачнулась и, потеряв последнюю опору, полетела в бездну вместе с уцепившимся за неё беглецом.
   Левиафан заскрипел тормозами, но, не справившись со своей злобой, по инерции выскочил на последние неустойчивые останки утёса и последовал в бездну за несчастной жертвой.
   В последний решающий момент из него выскочил Пётр Перспективный в обнимку с рюкзаком.
   Водная гладь поглотила гонимого и гонителей сразу, спокойно, как будто ожидала их всегда. Вскоре на воде показались красные пузыри, а потом и всё озеро приняло зловещую кровавую окраску.       
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
   Эта история случилась давно, на заре светлой эры перестройки.
   Сейчас иные времена и иные губернаторы, трепетно относящиеся к своим служебным обязанностям и неустанно пекущиеся о благополучии вверенного им края.
   В доме губернской управы благодаря заботам и хлопотам писателя, этнографа, шамана Николая Сяманова теперь расположился краеведческий музей, которым заведует Аделаида Феофилактовна. Чернильный прибор находится на прежнем месте, как экспонат старинного литейного искусства.
   Персиковые деревья в Саду Счастья успешно прижились на благодатной ойгульской почве, найдя взаимопонимание с местными жителями, и дарят им сочные и нежные плоды.
   Акулье озеро стало частью природного заповедника. Пираньи в нём повывелись, подавившись непривычным для их хищного желудка деликатесом, а его чистые воды вновь заселили трёхметровые щуки и необычайно вкусные караси. Сколько потом ни ныряли в Акулье озеро искатели сокровищ, но ничего  достопримечательного, кроме обглоданных костей, не находили.
   На месте разбитой фронтовой дороги проложили современную скоростную магистраль. Первым её опробовал Алалай и остался чрезвычайно доволен.
    Однажды, когда тихим осенним вечером Алалай сидел дома в ожидании плова, который удивительно готовила его жена, в очередной раз решившая пополнить народонаселение родного края, к нему на огонёк заглянул Пётр Перспективный, получивший от писателя, этнографа, шамана Николая Сяманова почётное звание заслуженного инвестора.
    - Как дела, как живёте?- поинтересовался заслуженный инвестор Пётр Перспективный, постоянно интересующийся нуждами обывателей.
    - Хорошо живём, - расплылся в широкой улыбке Алалай.- Мой прадед в пургу оленей пас. Оба уха отморозил. Мой дед на танке в Берлин въехал. Мой отец на полуторке из ям не вылезал. А я губернаторов вожу, уже четвёртого. Дай Бог не последнего. А какую дорогу построили! Сейчас плов будем кушать, оставайся. Хорошо живём.
   - Но хоть чего-нибудь не хватает? – допытывался неугомонный Пётр Перспективный.
   - Дома детского творчества, - сказала жена Алалая, подавая на стол дымящийся плов и поглаживая свой живот. 
   - Денег нет, - развёл руками Алалай, - Такую дорогу построили! Вся Европа к нам приезжает, все удивляются.
   Пётр Перспективный порылся в кармане и положил перед Алалаем искрящийся камешек, - Думаю, этого хватит.
   - Как? – удивился Алалай, - Разве вся эта история про какие-то бриллианты не сказка, придуманная увлёкшимся автором?
   - Конечно, сказка, - подтвердил заслуженный инвестор, - У меня случайно один остался.
   Алалай широко улыбнулся.
   - Хорошо живём.



                Август 2016 года.