РАССКАЗ
В ветхозаветной книге Бытия говорится, что причиной грехопадения первозданного человека было вкушение им запретного плода от таинственного древа познания. Это послужило началом всех земных невзгод для его бесчисленных потомков. С тех пор человека всегда тянуло к запретной истине. Сколько копий было сломано на этом поприще мудрецами и правдолюбцами! И напрасно. Нарушил человек запрет Творца и поплатился за это. И всё тут.
Много разнообразных событий, значительных и забытых ныне, кануло с тех пор в воды Большой Реки. Появились новые мудрецы, поэты и прочие диссиденты, взыскующие от древа познания, и все они по-разному объясняли корни всемирного зла.
Поэты воспели Золотой Век, некогда, по их мнению, царивший на земле, наполненный счастьем и беззаботностью.
А что ещё возьмёшь с поэтов?
Золотой Век погиб вместе с мальчиком, державшим золотую ветвь и изображавшим сию вольную аллегорию на пиру у флорентийского герцога Лодовико Моро и умершего от простой земной простуды.
Но тут за дело взялись философы, имевшие смелость назвать себя просветителями. Пока люди не знали ложного блеска цивилизации, они благоденствовали в счастливом неведении, но, поддавшись зову лёгкой жизни, оказались в плену её порочных сетей, не в силах справиться со своими порочными помыслами – сделал глубокомысленный вывод один из них, наблюдая за человеческим муравейником, и привёл тому множество красочных примеров, известных всякому образованному уму.
«Счастлив климат, производящий простоту нравов и законов» - сказал другой и воды Большой Реки помутнели от возмущения.
Лишь впоследствии обнаружилось, что живущие в счастливом неведении аборигены на далёких заморских островах, эти дети природы, были также далеки от Золотого Века, как и просветители от древа познания.
Да и что с них, мечтателей, возьмёшь?
Появившееся на смену им материалистическое толкование причин всемирного зла не блещет красочностью, зато очень похоже на правду, а правда всегда бывает прозаичной. Разделённые на враждебные классы, люди попытались изменить мир, но ещё больше запутались в порочном кругу своих страстей и пороков. Idem per idem. Замкнутый круг. Увы, так они и живут по сей день, терзаемые несбыточными мечтами о Золотом Веке.
Да и что с них, детей первозданного греха, взять...
Автор настоящего повествования вспомнил одну историю и решил внести свою лепту в этот запутанный вопрос.
. . . . . . . . . .
В тот день духи благоволили племени кимров. Охотники вернулись из Ближних Пределов с двумя убитыми бизонами. Кимры долго постились и с жадностью набросились на свежее мясо. Набив животы, они сели у затухающего костра, чувствуя в своих утробах приятное урчание.
- Остальные бизоны ушли за Дальние Пределы, - сказал охотник Тук.
Дальних Пределов кимры боялись.
- Мясо вредно, - сказала младшая и самая любимая жена вождя.
Хозяйственная Гелла показала на второго бизона.
- Этого надо завялить.
Младшая и самая любимая жена вождя язвительно посмотрела на неё и погладила свой плодоносный живот.
- Он хочет гороха.
Вождь встал во весь свой могучий рост и взял в руки ввергающее в ужас врагов копьё.
- Он получит горох, - от вождя исходила уверенность и сила.
- Подпяточник, - сказал охотник Тук.
Вождь наставил на Тука ввергающее в ужас врагов копьё.
- Ещё слово и тебя ждёт участь бизона.
Охотник Тук пожал плечами.
- Я больше слов не знаю.
Словарный запас в племени кимров только создавался.
Младшая и самая любимая жена вождя снова погладила живот.
- Хочу гороха.
Все призадумались.
- Горох растёт за Большой Рекой, - сказал мудрый Кау.
Охотник Тук помотал головой.
- Там живут умры. Они не дадут нам гороха.
Вождь потряс обращающим врагов в бегство боевым топором и издал воинственный клич. В эту минуту он был подобен грозному богу Истукану, к ногам которого кимры складывали черепа своих врагов.
- Захватим, - ревел вождь и ближайший дуб содрогнулся от его крика, - Сокрушим и уничтожим.
- Дело привычное, - согласился охотник Тук.
Мудрый Кау покачал головой, - Опять война. Горы черепов и лишения. Примитивно.
- А как иначе?- недоумённо спросил вождь.
- Есть одна идея, - загадочно сказал мудрый Кау и удалился в свою хижину. Было уже поздно. Ночные блики таинственно бегали по траве, деревьям и лицам кимров. Идей у кимров было мало, поэтому весь следующий день к хижине мудрого Кау не зарастала народная тропа. Кимры даже ссорились из-за места в очереди. Всех примирил вождь. Он вызвал Кау на Большой Круг и потребовал, - Объяснись.
Кау вышел к сородичам с набитым чем-то мешком из бизоньей кожи. Сородичи сразу почувствовали, что в его чреве таится судьбоносное решение их надежд и чаяний. Мудрый Кау обвёл сородичей глубокомысленным взглядом. Все приготовились ему внимать.
- За последнюю полную Луну мы совершили вот столько набегов на трусливых умров, коварных ярров и люттов, с которыми лучше не связываться.
Кау вынимал из мешка камешки и сложил из них солидную кучку.
Вождь удовлетворённо наблюдал за ним.
- Столько же набегов совершили на нас умры, ярры и лютты. Мы потеряли вот столько воинов, - Кау выложил вторую кучку, вдвое больше первой, - Это невосполнимая потеря.
Кимры удручённо подняли руки вверх. Вождь насупил брови, он почувствовал угрозу своей власти.
- Если бы каждый из павших в набегах воинов, - хладнокровно продолжал Кау, - убил вот столько бизонов, - он показал на первую кучку, - то бизонов было бы, - в мешке камешков уже не осталось и Кау из двух кучек сделал одну большую, - было бы вот столько.
- К чему ты клонишь? – вождь встал перед Кау, загородив ему солнце.
- Довольно воевать. Будем менять, - подытожил Кау свои счётные выкладки, - У нас есть лишний бизон. Обменяем его на горох.
- А если умры не согласятся? – спросил вождь, с надеждой, что Кау оставит ему место для ратных подвигов. Но Кау был непреклонен.
- Согласятся. За Большой Рекой бизоны не водятся. А умрам тоже нужно свежее мясо. Так что взаимовыгодно. И никаких жертв.
Вождь задумался – впервые в своей жизни. На его первобытный лоб легла первобытная складка.
- У меня вот сколько жён, - он растопырил пальцы обеих рук, - Все они требуют гороха. Значит,- он с удивлением посмотрел на свои размером в диск Луны ладони, - нам нужно столько же бизонов.
- Достанем, - заверил вождя охотник Тук, - Бизоны скоро вернутся из Дальних Пределов.
. . . . . . . . . . . . . . .
Большая Река привычно несла свои большие воды. Когда полуденный зной спал, а лучи солнца уютно спрятались в облаках, на берег Большой Реки вышел вождь в сопровождении мудрого Кау и охотника Тука. На конце его ввергающего в ужас врагов копья развевались на ветру бизоньи хвосты по числу его жён, а у его ног лежали сосуды из тыкв – по тыкве на каждую жену.
- Трусливые умры, - от голоса вождя вскипели воды Большой Реки, - Сегодня я впервые пришёл к вам с миром. Мы дадим вам свежеубитых бизонов, а вы наполните эти сосуды свежесобранным горохом. Это...- вождь запнулся.
- Взаимовыгодно, - подсказал Кау.
- Взаимовыгодно, - заревел вождь и потряс копьём, от которого трусливые умры пришли в ужас, - А иначе мы вас сокрушим.
- Это уже лишнее, - сказал Кау.
Охотник Тук на всякий случай вложил в пращу острый камень.
Умры собрались на другом берегу Большой Реки. Их лица выражали скорбь и отчаяние.
- На нас напали коварные ярры, - кричали умры, - Они отобрали весь горох. Но у нас есть свежесобранная клюква. Дайте нам бизонов и мы осыпим вас клюквой.
Но клюква кимрам была не нужна. Охотник Тук вынул камень из пращи. Вечером вождь собрал соплеменников на Большом Кругу.
- Накажем ярров, - сотрясал он не знающей промаха палицей, - Сокрушим и уничтожим.
При свете костра воины исполнили ритуальный танец. Охотник Тук показывал новые приёмы боевой тактики. Все кимры были полны решимости и отваги. Один мудрый Кау одиноко сидел под большим дубом. Хозяйственная Гелла принесла ему вяленного мяса.
- На бизонов никто не охотится, - сказала она и добавила,- Я тоже хочу гороха.
- Будет идея – будет горох, - ответил Кау и в поисках уединения удалился на берег Большой Реки. Мутные воды выносили на прибрежный песок кости и черепа поверженных врагов. Среди бранных останков затерялась небольшая раковина. Она сама легла к ногам Кау. Кау поднял раковину. Она уютно поместилась в его ладони. Кау не захотелось с ней расставаться. Он потёр её мхом, росшим у подножия скалы, на которой отважные кимры приносили жертвы грозному богу Истукану. При лунном свете раковина соблазнительно заиграла перламутром.
На рассвете кимры выступили в поход.
Кау бродил по берегу Большой Реки в поисках новых раковин. Вождь решил, что Кау тронут лунной болезнью от идей, которые постоянно посещают его голову, и оставил его в покое.
Вот что рассказывал об этом походе охотник Тук.
- Коварные ярры сказали, что им не нужны бизоны, а нужна клюква. Пришлось вернуться к трусливым умрам и обменять бизонов на клюкву, а клюкву отдать яррам. Только после этого мы получили долгожданный горох, - и охотник Тук с наслаждением отправил в рот пригорошню мочёного гороха.
Все кимры были довольны. Возле каждой хижины стояли сосуды из тыквы, полные гороха. Хозяйственная Гелла посеяла горох возле своей хижины.
Отведав гороховой каши, младшая и самая любимая жена вождя родила наследника. Довольный вождь устроил празднество. Но кроме гороха в селении кимров ничего не оказалось.
- Мне уже надоел горох, - надув губы, сказала мать любимого наследника.
- Чего же ты хочешь? - заботливо спросил вождь.
- Клюквы,- сказала мать любимого наследника.
Охотник Тук тоже выразил недовольство.
- А мне нужно мясо бизона. Я не могу охотиться на одном горохе.
- Я бы не отказалась от козьего молока, - добавила хозяйственная Гелла, - Из него можно приготовить вкусный сыр.
- А лютты ещё разводят домашних павлинов, - подлила масла в огонь мать любимого наследника, - Незабываемый вкус. И очень красиво. Хочу павлинье перо.
Кимры одобрительно причмокивали губами. Вождь схватился за голову.
- Но клюкву нужно отобрать у трусливых умров. Коз разводят коварные ярры, а с люттами лучше не связываться.
- Зато у люттов нет бизонов, а у нас есть, - сказал охотник Тук.
Все с надеждой посмотрели на мудрого Кау, но тот молча удалился в свою хижину.
Солнце скрылось за Дальними Пределами. На небе взошла Луна. Наутро к хижине мудрого Кау вновь не зарастала народная тропа.
Кау вышел к сородичам с небольшим мешочком. Сородичи и на этот раз поняли, что в маленьком мешочке таится большое решение их надежд и чаяний.
Кау потряс мешочком.
- Вот этим мы покорим трусливых умров, коварных ярров, а лютты примут нас с распростёртыми объятиями.
И Кау выложил перед сородичами горсть раковин.
При виде их вождь снова схватился за голову.
- Кау, тебя оставила твоя мудрость. Наверное, у тебя ещё не прошла лунная болезнь.
И разочаровавшиеся сородичи разошлись по своим делам. Обиженный и удручённый, Кау ушёл досыпать в свою хижину.
Взошедшее солнце наполнило жизнью селение кимров и ближайшие окрестности. Его лучи скользили по листве, траве и даже черепа поверженных врагов на берегах Большой Реки выглядели не так уныло. Когда Кау проснулся, то заветного мешочка возле себя не обнаружил.
Кимрянки толпились возле его хижины и примеривали на себя раковины, которые игриво переливались всеми оттенками перламутра. Мать любимого наследника сделала ожерелье и привязала ракушки к ушам. Остальные жёны последовали её примеру. Но на всех перламутра не хватило.
Женщины окружили мудрого Кау.
- Кау, Кау, посмотри, какие мы красивые. Достань нам ещё ракушек.
Вот что рассказывал о последующих событиях своим внукам охотник Тук.
- Все женщины племени собрались на Заячьей Поляне и заявили, что отказываются скоблить шкуры бизонов, собирать съедобные коренья и варить гороховую кашу, пока не получат раковин, волшебным образом их преобразивших.
Масла в огонь подлила, как всегда, мать любимого наследника. Она обещала ни шагу не сделать к ложу вождя, пока у неё не будет павлиньих перьев. Остальные женщины её дружно поддержали и потребовали того же у своих мужей.
Жизнь племени замерла. Глиняные горшки, захваченные у трусливых умров, покрылись пылью, семейные очаги погасли, а голодные воины не могли отправиться в поход.
Вождь схватился за голову. На его первобытный лоб легла очередная первобытная морщина. Никогда ещё племя кимров не переживало столь бедственного положения.
Каждое утро к хижине мудрого Кау не зарастала народная тропа, но тот упрямо отмалчивался.
Таинственным образам слух о необыкновенных раковинах пронёсся по всей Большой Реке. Кимрянки, умранки, ярранки и даже люттянки собрались на Заячьей Поляне, чтобы под гороховую кашу с репейным маслом заявить о полной взаимной солидарности.
Гордые воины сидели по своим становищам, боясь высунуть нос.
И тут терпению вождя пришёл конец.
В сопровождении соплеменников и трусливых умров, коварных ярров и даже люттов он пришёл к хижине мудрого Кау, который пересчитывал оставшиеся раковины и ребром белуги отмечал что-то на счётном камне.
Вождь ударил концом ввергающего в ужас врагов копья о землю. От этого удара земля содрогнулась и зайцы, подобно трусливым умрам, попрятались по ближайшим окрестным кустам.
Но Кау, увлечённый занятием, непонятным для отважных кимров, трусливых умров, коварных ярров и даже люттов, ничего не заметил.
- Кау, - заревел оскорблённый вождь и парящий в небе беркут упал на землю, - Доколе ты будешь испытывать наше терпение?
Кау высунул голову из хижины, наслаждаясь гневом вождя.
- От меня ушли жёны, - продолжал греметь вождь, - Какой я без них вождь? Отважные кимры не могут выступить в поход.
- И трусливые умры, - сказали умры.
- И коварные ярры, - сказали ярры.
- И даже лютты, - сказали лютты.
Вождь опустил ввергающее в ужас врагов копьё на землю, но земля не содрогнулась.
- Кимры перестанут быть отважными, - сказал вождь и почувствовал в своей первобытной душе первобытную печаль,- Они не смогут сокрушать и уничтожать.
- Умры перестанут быть трусливыми, - сказали умры,- Им некого будет бояться.
- Ярры перестанут быть коварными, - сказали ярры, - Они не смогут обманывать и захватывать.
- А с нами все будут связываться, - сказали лютты.
- Верни всё на свои места, - потребовали народы Большой Реки у мудрого Кау и с надеждой посмотрели на раковины и счётный камень.
- Поздно, - сказал Кау, - Время неумолимо, - и показал на текущие воды Большой Реки, - Оно тоже течёт.
Куда текла Большая Река никто не знал, но все почувствовали мудрость Кау и приготовились безропотно доверить ему свои судьбы. Из глубин своей мудрости Кау вернул совет племён к действительности.
- У отважных кимров есть бизоны, у трусливых умров много гороха и клюквы, у коварных ярров пасутся козы, у люттов, с которыми никто не хочет связываться, живут павлины с перьями. Но, чтобы у отважных кимров был горох, клюква, козы и павлины с перьями...
Занудства мудрого Кау вождь не выдержал.
- Я понял тебя. Отважные кимры вновь должны ступить на тропу войны, - от звуков его голоса очередной беркут упал с неба, а сам вождь поднял ввергающее в ужас врагов копьё и по своему обыкновению потряс им, - Сокрушим и уничтожим!
- Терпению умров пришёл конец, - решительно заявили умры, - Дадим отпор!
- Пусть все изведуют коварство ярров, - заявили ярры.
- А с нами лучше не связываться, - пригрозили лютты.
И умры, ярры и лютты отправились по своим становищам готовиться к Большой Войне на Большой Реке.
Кау посмотрел на вождя и повертел пальцем у виска. Вождь торжествовал. Он ждал возвращения своих жён.
Из похода отважные кимры вернулись растерзанные и побитые. Трусливые умры впервые дали им отпор, коварные ярры выкопали коварные ямы, в которые попали отважные кимры,а с люттами лучше было бы не связываться.
В первый же день после возвращения из похода хозяйственная Гелла заглянула в хижину охотника Тука, который зализывал боевые раны. Она поставила перед ним тыквенную чашу с остатками гороха и смазала его раны жиром пещерного медведя.
- Если бы твой череп вынесла Большая Река, - сказала Гелла, - я бы не пережила.
- Что делать? – ответил Тук, - Превратности и напасти.
- Больше не допущу,- сказала Гелла.
Она вышла из хижины и слилась с лунным светом.
Охотник Тук посмотрел ей вслед и ему захотелось тоже слиться с лунным светом и Геллой. Гороховую кашу он с аппетитом съел и ему снова захотелось увидеть Геллу. Ночью он увидел её в шкуре бизона, усыпанной звёздами, и в его голове родились слова, которые раньше он не знал:
Лунноокая и полнобёдрая,
Крепкорукая и многосильная,
Дальнозоркая и быстроногая...
Охотник Тук пытался вспомнить иные достоинства Геллы, но от непривычки много думать быстро устал и закончил так:
И всё это ты, Гелла.
Когда первые лучи солнца робко выглянули из-за туч, они осветили полную достоинств Геллу, которая направлялась по народной тропе, успевшей изрядно зарасти, к хижине мудрого Кау. Не успели дикие коты, охотившиеся ночью на диких мышей, спрятаться от промозглой утренней росы, как Кау со своим заветным мешочком и поспешавшая за ним Гелла отыскали в камышах боевой плот, оставшийся после славного похода отважных кимров, и отправились на нём вниз по Большой Реке.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже трижды Луна сменило Солнце на небесной тверди.
Гелла не покидала сердце охотника Тука, а сам он не покидал берега Большой Реки, вглядываясь в её туманные дали.
На первобытный лоб вождя легла очередная первобытная складка, а сам он три Луны и три Солнца не брал в руки ввергающего в ужас врагов копья, и беркуты спокойно парили в небе.
Отважные кимры сидели по своим хижинам, не ведая без вождя ратных подвигов, а вождь не знал, что ему предпринять без мудрого Кау.
Кимры переживали кризис.
Когда остатки последнего бизона были съедены, Тук заметил из-за Птичьего Утёса на Большой Реке трусливых умров, коварных ярров и даже люттов, с которыми лучше не связываться, тянувшими караван из нескольких плотов и одной лодки, полный гороха, клюквы и павлинов с перьями. На переднем плоту сидел мудрый Кау. На лодке был навален козий сыр, а сверху сидела хозяйственная Гелла, державшая в руках козлёнка.
Отважные кимры во главе с вождём собрались на берегу, полные жаждой бранных подвигов, но не успел вождь потрясти ввергающим в ужас врагов копьём, как трусливые умры, коварные ярры и даже лютты, с которыми лучше не связываться, покорно проследовали за Кау и встали в очередь перед его хижиной.
- Кау, - сказал вождь и его первобытное сердце наполнилось скорбью, - Ты взял в плен всех наших врагов? Кого мы будем грабить и сокрушать?
Отважные сердца кимров наполнились печалью.
Лицо Кау было непроницаемым, подобно грозному богу Истукану. От него веяло судьбоносностью и таинственностью. Кимры застыли в ожидании решения своих надежд и чаяний.
Кау вытащил из хижины счётный камень, любовно протёр его мхом, которым кимрянки, умрянки, яранки и даже лютянки протирали себя для придания свежести и соблазна, и положил возле него мешок из бизоньей кожи.
Трусливые умры. коварные ярры и даже лютты разгрузили плоты и сложили к ногам Кау горох, клюкву, павлинов с перьями и козий сыр, а Кау отмечал что-то ребром белуги на счётном камне и давал им по несколько раковин из бизоньего мешка. Когда дело дошло до козлёнка, которого Гелла не выпускала из рук, ярры показали пять пальцев, но Кау положил перед ними три больших раковины и одну маленькую.
- А вы дайте нам свежеубитых бизонов, - в один голос сказали умры, ярры и лютты и положили перед Кау полученные раковины.
- Бизоны кончились, - сказал охотник Тук, - Они ушли за Дальние Пределы.
- Дефицит, - подтвердил Кау.
Вождь показал пальцы обеих рук, - У меня вот сколько жён. И каждая требует гороха, клюквы, павлинов с перьями и козий сыр.
- А наши жёны требуют супа из бизонов, - сказали умры, ярры и лютты.
Вождь любил своих жён. Он с удовольствием посмотрел на свои размером с диск Луны ладони.
- Достанем, - заверил он умров, ярров и люттов, - За каждого бизона вот сколько раковин.
Умры, ярры и лютты пришли в отчаяние, - Но нам не хватит раковин.
Вождь наставил на них ввергающее в ужас врагов копьё.
- Не надо насилия, - сказал Кау, - Мы перешли на рыночные отношения.
Ввергнутые в ужас трусливые умры с завистью посмотрели на легендарное копьё и показали вождю три пальца. Вождя обуяла первобытная жадность,
с которой он не в силах был справиться, и он выставил ладонь с пятернёй, затмив от умров солнечный диск. Умры, порылись в прорехах своих шкур и со вздохом положили к ногам вождя требуемое количество раковин.
Вслед за трусливыми умрами коварные ярры сторговали по сходной цене боевой топор, обращающий врагов в бегство, а лютты - не знающую промаха палицу.
Отважные кимры впервые не испугались Дальних Пределов, доставили на берег Большой Реки потребное количество свежеубитых бизонов, и умры, ярры и лютты нагрузили ими свои плоты, а кимрянки отведали вволю гороха, клюквы, павлинов и козьего сыра и с удовольствием украсили себя павлиньими перьями. Ночью из хижин слышалось сладкое женское воркование и довольное урчание отважных воинов.
В анналах истории Большой Реки отмечено, что произошло это в восьмую Луну месяца, названного потомками мартом.
Первобытный мир двигался к цивилизации.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Странно устроен человек... Бизоном его не корми, не давай ему гороха, клюквы и даже козьего сыра, только дай ему замутить себе голову. Сколько копий было сломано по одному пустяшному вопросу: кто делает историю?
Просветители считали, что какие – то таинственные исторические обстоятельства. Обстоятельств много и все исторические, а какие именно, они не пояснили. Только туману напустили.
Материалисты заявили, что историю делает народ. А народ сам этого не понял. Да и не нужно ему этого. Ему бы, бедному, пожевать чего...
А вопрос – то выведенного яйца не стоит. И так ясно – вожди.
Народы Большой Реки чтили своих вождей, о чём свидетельствует немало племенных мудростей:
Вождь, что бизон. За вождём пойдёшь – живот набьёшь (мудрость кимров).
Где вождь, там и клюква (мудрость умров).
Без вождя нет коварства (мудрость ярров).
У кого перо краше, тот и павлин (мудрость люттов).
И, наконец, по всей Большой Реке ходила одна общая мудрость: о человеке, имеющем собственное мнение, презрительно говорили: без вождя в голове.
И болезни у вождя и народа общие.
Пока вождь кимров был воинственным и неустрашимым, и кимры были отважными. Трусливые умры, коварные ярры и даже лютты трепетали при одном их имени. Стоило вождю заразиться жадностью и та же болезнь поразила кимров. И не только их, но и трусливых умров, коварных ярров и даже люттов.
Народы Большой Реки неожиданно прозрели. Они увидели свет новой жизни. Вождь произнёс перед соплеменниками эпохальную речь.
- Раньше мы жили неправильно. Мы сокрушали и уничтожали трусливых умров, коварных ярров и даже связывались с люттами.
Кимры опустили головы. Им стало стыдно за своё прошлое.
- Теперь мы будем жить правильно, - обнадёжил их вождь и наморщил первобытный лоб: ему не хватало первобытного лексикона, чтобы обрисовать светлое будущее соплеменников.
- Будем торговать и процветать, - закончил Кау мысль вождя.
Кимры подняли головы. Им представилось, что засохший дуб около идола Истукана покрылся горохом, клюквой и поджаренными павлинами с аппетитной корочкой, а молодые побеги пестрели перламутровыми раковинами, волшебным образом дающими им процветание и изобилие.
Эпидемия жадности охватила Большую Реку.
Давно замечен один странный парадокс. Вечность есть, а ничего вечного нет. Ценности этого мира стоят ровно столько, насколько они сиюминутно пригодны. Вот и Большая Река, немного побурлив от возмущения, смирилась с неизбежностью и по-прежнему продолжила своё течение по привычному руслу. Времена меняются и народы, населяющие её берега, меняются вместе с ними. Вчерашние герои уже вызывают осуждение в глазах потомков, которые возводят новые пьедесталы новым богам на её берегах, за следующим поворотом ждут свою очередь иные потомки с иными кумирами, а Большая Река всё продолжает и продолжат своё течение...
Но автор, пожалуй, слишком увлёкся метафизикой в ущерб повествованию.
А между тем пора коснуться беспристрастных анналов, которыми так богата история Большой Реки.
Героика ратных, охотничьих и трудовых подвигов была окончательно предана забвению, а по прибрежному песку при лунном свете бродили кимры, умры, ярры и лютты в поисках животворных раковин. Поутру вороны и белоголовые грифы с удовольствием лакомились свежими трупами искателей счастья, поверженных завистниками и своими же соплеменниками, но раковин больше не находили. Большая Река надёжно упрятала их в свои глубокие воды.
Кау обнёс свою хижину частоколом и никого, кроме вождя, в неё не пускал, а вождь приставил к хижине самых грозных воинов, вооружённых случайно оставшимися в племени боевыми топорами, которые впоследствии непонятным образом оказались у трусливых умров. В своей хижине Кау хранил туго набитые бизоньи мешки с чудесными раковинами, постоянно проверяя их количество по счётным камням. Вождю за службу он выдавал по три раковины в каждую полную Луну, хотя вождь постоянно показывал Кау обе свои пятерни, загораживая ему солнечный диск, но Кау только наслаждался прохладой.
Словарный запас кимров значительно обогатился, так чудесные раковины стали называть каури по имени мудрого Кау.
Теперь если кто-нибудь просил соседа одолжить ему огниво или пару хворостин, чтобы разжечь очаг, то сосед говорил своему соплеменнику, сколько каури стоит его услуга. Но зато уж, если соседа придавливало упавшее дерево, то и соплеменник не оставался в долгу и прежде, чем спасти жизнь ближнего своего, устанавливал плату за свой подвиг. Не каждый мог уплатить требуемую сумму. Так появились новые слова, ранее никому не ведомые, как то долг, займ и страшное слово - проценты. Что означает последнее, кроме Кау никто не знал, но оно ввергало всех в ужас, как в предшествующую героическую эпоху победоносное копьё вождя.
Великое умопомрачение опустилось над Большой Рекой. Народы, населявшие её берега, воодушевлённые эпохальной речью вождя, ждали грядущего процветания и в ожидании оного потуже затягивали свои животы и подсчитывали свои каури.
Охотиться на бизонов продолжал один охотник Тук, а сеять горох продолжала одна хозяйственная Гелла. После каждой удачной охоты у их хижины выстраивалась толпа голодных соплеменников, требующих долги и таинственные проценты и Туку доставался лишь тощий бизоний хвост, а у Геллы оставалась лишь горсть горошин на дне сушённой тыквы.
Однажды охотник Тук показал вождю бизоний хвост и спросил:
- Почему раньше каждый трудился по мере сил, а получал по потребностям? И у всех всё было, даже у твоих жён?
- Потому что теперь от каждого по способностям и каждому по уму. Кто смел, тот и съел, - и вождь с сожалением посмотрел на охотника Тука.- Назад пути нет.
Охотник Тук посмотрел на Большую Реку и подумал, что жизнь человека подобна Большой Реке - течёт неизвестно куда. И ни человеку, ни Большой Реке назад пути нет.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Что такое время?... Написал автор эти сроки и задумался. А между тем, пока он был погружён в это великое таинство, Большая Река сделала поворот за Птичьим Утёсом и понесла свои воды по долине Времени и несёт их до сих пор, и ещё долго будет нести, а народы, живущие по её берегам, сочиняют о Большой Реке всё новые сказки и истории. Одну из них рассказал автор и бросил своё перо в её глубокие воды.
Ноябрь 2016 г.