За чашкой кофе

Константин Милованов
   Было прекрасное весеннее утро, когда я, не обременённый насущными заботами, вышел из дома и не спеша направился в поместную церковь, которая находилась чуть ниже на соседней улочке.  У меня было хорошее настроение и в каждой мелочи вокруг виделось всё исключительно позитивное. Близкой уму и сердцу православной церкви в этом небольшом немецком городке не было, поэтому я решил сходить в католическую, памятуя, что Бог един, тем более есть практика проводить служения православной церкви в католических храмах, ведь главное то, что в сердце твоём. Войдя внутрь и осмотревшись, я присел в просторном зале и стал впитывать в себя: бесстрастие с иконных ликов, немое повиновение застывших движений с художественных изображений и небольших скульптур, смирение и застенчивость виноватых улыбок c лиц прихожан. Глядя на ровные ряды стульев, на чистоту и уют, милую почтительность служителей церкви, я ощущал чьи-то неведомые мне заботу и внимание. Я слушал редкий шепот вместо привычных громких разговоров, тихое незначительное шуршание дел человеческих вокруг себя, которое казалось не поднималось выше человеческого роста, и чувствовал величие тишины, царившей под яркими мозаичными сводами. Я наполнился ощущением и пониманием того, как я мал и ничтожен по сравнению с Тем, Кто создал мир, в котором я живу, как разнятся наши заботы и переживания, вдруг я осознал: то, что я сейчас чувствую - это и есть Божие присутствие. Вдоволь намолившись и по традиции зажегши свечу, я вышел из церкви в очередной раз досадуя о том, что редко захожу в дом Божий и понимая, как я нуждаюсь в этом. Нуждаюсь не в людских словах, хотя они тоже важны, а в молчаливой поддержке кого-то незримого, наполняющего тебя приятной негой, когда ты совершаешь благие поступки и заставляющего тебя оглядываться по сторонам и дрожать, когда ты делаешь что-то неприглядное и недостойное.

   Затем я прогулялся по узким уютным улочкам, подышал освежающим воздухом милого до мелочей ухоженного парка и устроился на террасе открытого кафе, чтобы взбодриться чашечкой крепкого ароматного кофе. Приближалось лето, становилось всё теплее и теплее. Сидя за столиком, в ожидании напитка, я размышлял о крепком кофе, наваристом борще и что произойдёт если их разбавить водой, о том чем сливки лучше молока, и о преимуществах и недостатках пылкой чувственной ослеплённой любви и во что она может превратиться, если начнёт обращать пристальное внимание на слабости и мелочи её окружающие.

   В кафе было по-домашнему уютно, хозяин кафе - лысоватый энергичный мужчина невысокого роста с небольшим пузиком, монтировал стол, по-видимому недавно вынесенный на улицу под навес и привычно перекидывался фразами с постоянными посетителями. У самой стены сидели мужчина и женщина среднего возраста и попивая какой-то напиток, играли в карты, вслух комментируя результаты каждой из партий, после чего выигравший лупил по носу проигравшего несколькими сложенными вместе картами. Как мне показалось, особенно усердствовал в этом мужчина, судя по веселью играющих это доставляло им удовольствие и скорее походило на фиглярство. По всей видимости игроки жили рядом, так как одеты они были по-домашнему, как и лохматый мужчина в бесформенных трико и футболке, читающий газеты за соседним столиком и старательно с аппетитом уплетающий большой кебаб, который из-за своей толщины с трудом помещался у него во рту. Мужчина не обращал никакого внимания на игроков, но периодически давал советы хозяину кафе, хлопотавшему со столиком, который, впрочем, никак на них не реагировал.

   Я прекрасно себя чувствовал: вечером у меня должна была состоятся встреча с любимым человеком, а время до этого события я решил посвятить своим мыслям. Мне нравится иногда забыть про все свои дела и прогуливаясь, наблюдать за окружающей жизнью, подмечать ушедшие на третий план тонкости и размышлять над увиденным, делая порой невероятные выводы. Так я погружаюсь в свой мир, иногда я ловлю себя на том, что улыбаюсь и хмурюсь, строю гримасы, словно веду диалог с невидимым собеседником. В таких случаях я, вдруг опомнившись, как бы виновато, озираюсь вокруг и если ловлю на себе чей-то вопросительный взгляд, то улыбаюсь в ответ, затем собираюсь, становлюсь серьезным, но через некоторое время опять погружаюсь в свои мысли, забывая про окружающих.

   К соседнему столику подошла пожилая немецкая пара: он галантно отодвинул перед ней стул от столика и только после того, как она устроилась, сел рядом. По обрывкам фраз, долетающих до меня я понял, что они заказали кофе и пирожные. Сидели они справа и впереди от меня, так что я имел возможность, не поворачивая головы и тем самым, не нарушая их видимую уединённость, иногда поглядывать в их сторону. Да простит меня Господь за моё любопытство. Он что-то ей рассказывал, не говорил буднично и монотонно, а именно увлеченно рассказывал с мимикой, иногда жестикулируя. Она в ответ сдержанно мило улыбалась и периодически кивала головой, смущаясь, потом он взял её руку в свои, поцеловал и начал что-то шептать, продолжая держать её руку. Я умилялся увиденным, с годами люди ценят свои чувства и научаются изящно их выражать и придают этому большое значение, ведь чувства настолько велики, насколько мы их показываем. И если мы не выражаем их, значит не настолько они велики, раз мы без труда держим их в себе.

   Вокруг стояли ухоженные двух- и трёхэтажные дома в классическом немецком стиле, воплотившем в себя сочетание качества и практицизма. Чуть левее через дорогу, метрах в тридцати от столиков кафе стоял двухэтажный дом, в котором жили турки - это была большая разновозрастная семья. Я иногда захожу в это кафе, поэтому немного знаком с местными обитателями. Эта семья, по всей видимости, уже давно проживает в Германии, но, как и все переселенцы живёт по своим традициям. Ещё беженцев с востока в этой части Германии, как, впрочем, и во всей Европе очень много; близость границ с Францией, Люксембургом, Бельгией и Нидерландами, а также открытость европейских границ делают эту землю почти интернациональной.

    Из дома где жили турки вышла женщина, на вид ей было около сорока лет. Это та пора в женщине, когда она уже почти всё знает о себе и об этой жизни, когда она умеет подчеркивать свои достоинства и ретушировать свои недостатки, когда в ней загорается тот манящий к себе огонек, на который идут усталые путники в поисках покоя и понимания. Это тот возраст, когда женщина, преподнося себя возносит достоинства собеседника и он ощущает себя если не королем, то как минимум претендентом на престол. Это на мой взгляд тот возраст, когда наступает пик сочетания женской привлекательности и её притягательности, как личности.

    Женщина, вышедшая из дома, была одета в какую-то национальную одежду, напоминающую лёгкий халат, только с максимально закрытыми, я бы сказал: укутанными ногами и покрытой платком головой, являющимся как бы частью этого костюма. Роста она была чуть выше среднего, чуть полновата, но это всего лишь на мой взгляд. Помню уже давно, мне сказали, что я ничего не понимаю в женщинах, после того когда я высказал своё представление об идеальной фигуре, с тех пор я этого не делаю.  Женщина подошла к гаражу и минут через пять на нём открылись ролл ставни. Из гаража вышел седовласый хорошо одетый мужчина и наставнически минут пять что-то ей объяснял, женщина в это время молчала, когда он закончил, то зашел в гараж и вскоре выехал оттуда на машине. Женщина так и не сказав ему ни слова, спустилась в гараж, часть помещения просматривалась и было видно, как она там разбирает мебель и вытаскивает её на улицу.

   Примерно через полчаса, когда работа была в полном разгаре в дом зашли двое молодых людей, даже не взглянув на таскающую доски женщину. Я начал гадать: кем же является в семье эта женщина? Не найдя аналогий в сравнении с русской семьёй, я стал изучать реакцию окружающих на происходящее, женщина к тому времени уже натаскала приличную кучу досок, дверей и прочих деталей мебели. Немецкая парочка после появления таскающей мебель женщины при полном бездействии мужской части семьи, перестала смотреть друг другу в глаза и посматривала в сторону дома, где жили турки, не говоря при этом ни слова. Давно сидевший и рассматривающий журналы за столиком в углу около стены итальянец в самом начале увидев таскающую доски женщину, громко и злобно высказал что-то на международном диалекте. Почему я решил, что он итальянец? Потому что когда он отпил первый глоток кофе, то начал высказывать официантке своё недовольство по поводу содержимого кофейной чашки и заявил, что только в Италии делают настоящий эспрессо, но это не помешало ему впоследствии выпить ещё три чашечки этого напитка.

   Вскоре в кафе пришли два француза и упорно не желая произносить немецкие слова заказали что-то перекусить, тыча пальцами в меню. Когда они устроились и увидели к тому времени уже подуставшую турчанку, то начали громко обсуждать происходящее, но вскоре успокоились и стали тихо лопотать что-то о своём.

   К кафе подошли двое мужчин и остановившись стали бесцеремонно разглядывать таскающую мебель женщину, она как раз выносила небольшой комод из гаража на улицу. Перекинувшись парой фраз, они направились к женщине и стали ей помогать, вытаскивая остатки мебели на улицу. Турчанка опешила от неожиданности, затем заулыбалась и в ответ на вопросы в форме обрывков русской речи и жестов, показала, что ещё необходимо вынести. Потом вдруг осеклась и убежала со двора куда-то внутрь дома. Закончив работу минут через пятнадцать, мужчины с серьёзными лицами и с чувством выполненного долга, отряхнув с себя пыль, пошли дальше по улице, совершенно не ища никакой благодарности. Было видно, как из некоторых окон соседних домов из-за штор на происходящее смотрели любопытные молчаливые глаза.

 - Wieder diese Russen! Sie mischen sich immer da ein wo man sie nicht danach fragt.* - сказал «итальянец» на чистом немецком языке.

   Я отодвинул пустую чашку на середину стола, встал, расплатился, поблагодарив за кофе. Натужно улыбнулся, прощаясь и пошёл по улице в ту же сторону, куда отправились русские. Нет, мне не было необходимости идти в том направлении, просто где-то внутри я понимал, что мне с ними по пути.
____________________________________________
* - Опять эти русские! Они всегда лезут туда, куда их не просят.