Карандаш

Александр Александров 73
- Дядя Юра, что там по телеку показывают? – Мальчишки хлопнули входной дверью и, подпрыгивая на одной ноге и весело толкаясь, стали  стягивать кроссовки.
Юрий Иннокентьевич отрешенно глянул на них, явно думая о своем, но ответил.

- Готовится презентация нового Апфона какого-то. Машина… . Джинсы безнадежно устарели – теперь свежие чудо-штаны будут. Реклама.  Гонка за новинками. - Он обвел взглядом полки в прихожей и направился в зал. Ребята поскакали следом.

- Вот. До сих пор  впаривают. -  ткнул дядя Юра пальцем в экран телевизора. - А если не могут новое, то, опять же, словечко придумали – «обновление».
Пожалуйста: «Обновленный «Порш мармит». Обновленный дизайн бутылки иогурта».
Потреблятство процветает! – Мужчина присел  в кресло, продолжая что-то  искать взглядом по комнате, внимательно  всматриваясь во все  открытые поверхности.
Мальчишки захохотали.

- Не бывает «Порш мармит», весело прокричал черноволосый и смуглый Олег, сын Юрия Иннокентьевича.
- Бывает Порш Койен! – Поднял указательный палец вверх  племянник Сашка.
- Да. – Задумчиво покачал головой Юрий Иннокентьевич, - Не бывает. А ведь прошло то всего каких-нибудь тридцать лет.
В моем детстве было иначе.

Мужчина, наконец, отвлекся от  своих поисков и  покачал головой, укоризненно глядя на мальчишек.
- Вот вам, уже по двенадцать лет стукнуло, а мало что цените.
И зря. – Он откинулся на спинку кресла. -  А я  думаю, что человеку свойственно привыкать к вещам. Некий здоровый консерватизм необходим. Предмет, к коему привык, с которым сжился,  становится частью … ну, не тебя. Но – твоего мира клеточкой он становится. Точно. – Дядя Юра крякнул от удовольствия, явно любуясь своей мыслью. -  Да и сама  штукенция под хозяина всегда меняется. – Продолжил  серьезно он. - Ботинки разнашиваются. Шапки к голове привыкают. Даже кресло прогибается где нужно. А потом и само влиять начинает.

- Годами?! – Притворно  ужаснулся Сашка, хитро подмигивая Олежке, – Да кто же носит одни и те же шмотки годами? Это же не гигиенично, - Он сделал умное и строгое лицо доктора, -  не культурно, не принято, не красиво, не цивилизовано, не удобно, и радости  вас лишает.
Юрий Иннокентьевич пропустил его слова мимо ушей.

- Вот, как же у меня машина две тысячи шестнадцатого года, если уже есть свежее? – Ерничая продолжил он свои рассуждения. -  И денег хватает. Этого же не поймут!
Да и самому будет стремно.
Стремно ему будет… - Проговорил он теперь обиженно и на секундочку задумался. Потом встрепенулся и продолжил  громче и уверенней.

Так вот. Мы пацанами были. Простыми советскими мальчишками. И не из бедных семей.
Ну, может кто-то и не процветал. Но нищих тогда вообще не было. Спортом занимались профессионально – в школе, и  любительски – футбол гоняли день и ночь на пустырях.
И верховодили у нас не дети начальников (мажоры), и не богатеньких родителей сынки (блатные), а простые пареньки. Физически крепкие, сильные духом и характером.
А теперь, внимание! – Юрий Иннокентьевич уперся ладонями в подлокотники кресла и торжествующе напрягся, -  парадокс, современным молодым людям  непонятный. – Он хитро подмигнул мальчишкам. 
- Самым крутым шиком, последним писком моды считались кеды, заношенные до желтой резины. И чтоб ткань на них - черная изначально - вышоркалась до белого.

Мальчишки действительно удивились, и с недоверием прислушались. А дядя Юра уже разошелся.   
- Разбиты  должны быть так, что точно форму твоей стопы повторяют ( резина, чтоб сжилась с ногой, срослась).
Футболку хорошо бы затаскать до последней крайности.  Быть ей выцветшей от солнца и пота так, что рисунок, некогда на ней красовавшийся, превратится слабую тень. Цвет станет неопределенно серым. И  по фигуре она давно уже растянулась, как надо. – Рассказчик провел руками по своим бокам, будто разглаживая  футболку. - К  штанам требования те же.
И круче одежды найти  невозможно.
В этом мальчишка жил весь день от рассвета до заката. Все лето. И осень, и весну. Меняя свой наряд на школьную форму в первой половине дня. И, даже зимой – если тренировки в зале проходили. Так то! – Юрий Иннокентьевич снова подмигнул детям.

- И что в этом крутого? – Недоверчиво скривил лицо Олег. – Как бомжи. – Пожал он плечами.
- Нет, не бедствовали. – Отозвался Юрий Иннокентьевич. - Были и новые одежонки у каждого - родители средств не жалели. Тут в другом дело.
До такого состояния одежду довести пацан мог только проводя все время на улице – во первых, а во вторых  много –много тренируясь: бегая, бегая и бегая. А это характеристика: здоров, силен, и волю имеет. Наш человек, короче. Понимаете? – Он посмотрел на сына. Тот снова пожал плечами неуверенно.

- Вот мне лично, - покачал головой дядя Юра, - довести одежку до нужной кондиции почти никогда не удавалось.  Мало на улице торчал, что ли? – Он снова стал что-то искать глазами по комнате.
- А еще, рос быстро.  Лишь дойдет футболочка до изысканой потрепанности, как бамс – мала стала. Родители новую купили.
И мучайся с ней опять. То же и с кедами.
Мужчина помолчал.

- А году в восемьдесят седьмом –  девятом, помню, мода на ватники пошла – снова загорелись глаза рассказчика, -  среди школяров. Ей Богу, не вру! Телогреечка самым модным и ценным нарядом почиталась. Так в школу и ходили. Ну, конечно фуфайка, как ее тогда называли (или даже «куфайка»), должна быть новой, черной и, желательно, чтоб какая-нибудь наклеечка на груди небольшая все же была. На аглицком наречии – непременно. Вортничок – стоечкой.
И… кирзачи.
Да. Пацаны – из самых модных – побросали дома японские курточки  и пальтишки драповые. И перелезли в «куфайки». Ибо – модно.
Продержалось это недолго – с год. Потом отошло. Вареная джинса появилась, бананы. Дальше – как у всех.

Так, а к чему это все я? – Юрий Иннокентьевич поднялся с кресла , дошел до подоконника, одернул штору и  заглянул за нее. - Никто моего карандаша не видел? Старенький такой, сточенный. Всегда вот тут лежал. – Махнул он рукой на полку шкафа. -  Привык я к нему…