Глава 4
http://www.proza.ru/2017/05/22/2103
Глава 5. Развитие и деградация.
«Разум – способность понимания и осмысления.
Высшее начало и сущность, основа познания
и поведения людей...»
Советский энциклопедический словарь.
Приходится с сожалением констатировать, что, применительно к homo sapiens' у, данная формулировка в большинстве своем, увы, оказывается весьма и весьма далекой от истины. В принципе, осмысливать и понимать он, т.е. хомо, иногда может, если захочет, и то не всякий и не всегда. Поступки же являются настолько противоречивыми и непоследовательными, что о высшем начале и вовсе можно позабыть. Чаще поведением движет не разум, а импульс, мгновенное влияние. И каждому не раз приходилось не только раскаиваться в содеянном, но и не находить сколько-нибудь достоверного объяснения своим поступкам.
Тысячелетиями человечество уничтожало себя войнами, алкоголем и наркотиками, изобретая все более изощренные способы самоуничтожения. Потому данное прозвище является в некотором роде издевательским, а сами хомо с завидным упорством делают все, чтобы забыть об этом.
Но, несмотря на это, и благодаря, возможно, только воле господней, человечество выжило, сменяя поколения, росло, размножалось и даже развивалось, проходя неизбежные жизненные циклы, сохраняя память о прошедшем, именуемую историей. Не той, которую пишут приспосабливающиеся к идеологиям подпевалы и книжные черви, желающие потрафить низменным инстинктам и жестоким правителям, либо искренне находящиеся в плену своих фантазий, заблуждений и недостатка информации, а той, которая оседает на генетическом уровне и передается в поколениях, не уничтожимых творениях прошедших эпох.
В редкие моменты происходили прорывы, замечаемые порой только отдельными индивидуумами, и род людской обретал новые качества, создавая квадратуру круга, мадонн и черные же квадраты, и овладевал техникой и информацией, занимая все новые и новые территории и выходя в космос.
…
Варикону понятие «разум» в принятой действительной человеческой интерпретации было недоступно. Однако все его действия выстраивались идеально строгую логическую последовательность. Зарождение – развитие – обретение телесной сущности – исследование – поглощение и усвоение энергии – захват жизненного пространства и поддержание существования. Далее – поиски новых источников энергии, концентрация и аккумуляция. При всем этом Варикону не было известно ни понятие времени, ни понятие будущего. Он хотел, если это применимо к сильному, но не развитому разуму, всего сразу, и только сейчас. Ненасытная жажда в поглощении энергии направляла его по наиболее простому и легкому пути.
Слишком быстро, по меркам земной цивилизации, развившийся его мозг управлял перемещением аксонов и репья только в одном, наиболее простом и доступном, направлении. Когда варикону удалось выстроить цилиндр и ограничить пространство, он начал усиливать стакан, как бы экранируя себя от внешних воздействий и поглощать внутреннюю энергию, не встречая никакого сопротивления. Тем более что вне стакана он иногда чувствовал некоторое сопротивление. Вероятно, повернись все иначе, варикон приступил бы к захвату внешних территорий, но ...
Когда же ослабленный организм, подвергшийся энергетической атаке, вдруг смещался, и становился недоступен ему, Варикон устремлялся за новой жертвой. Полученная же информация поступала и оседала в далекой области памяти, но никак не влияла на его действия. Даже такой развитый анализатор был подчинен только жажде насыщения. Однако когда объем полученной негативной информации подошел к некоторому пределу, варикон перешел к ее систематизации. Он обнаружил, что один из объектов, временно исчезнувший из-под его воздействия, возник совершенно в другом месте, и уже внутри стакана.
Варикон синтезировал его образ и, послав анализирующий луч, констатировал, что объект как раз не ослаб, но, наоборот, откуда-то приобрел новый запас энергии. Он тут же направил к нему свой аксон, но получили в ответ сильнейший энергетический удар, вызвавший повреждение не только отростков, но и части функционирующего мозга. Причем импульс послало другое существо, находившееся рядом с атакуемым объектом. Варикон переключился на этот новый объект, но безуспешно. Если бы он мог удивляться, то был бы необычайно поражен – по молекулярной структуре оба объекта практически были идентичны и съедобны, и каждый из них мог бы стать его донором, но их единство образовывало сильнейшее, практически непробиваемое защитное поле, с новыми отражающими и разящими качествами. Сопоставляя полученную информацию, варикон обнаружил, что в окруженном им пространстве находится определенное количество подобных объектов. Но, поскольку они не представляли для него явной опасности, варикон продолжал насыщаться имеющейся в изобилии энергетической пищей.
На прозрачную вначале стену варикон проецировал шлак, то есть несъедобные остатки, поступающие вместе с поглощаемой энергией. То была генетическая память человечества, растворенная в эфире и недоступная его пониманию. Картины истории, хранившиеся в потаенных, недоступных в обычной жизни уголках мозга, выплескивались в пространство и создавали фантасмагорические картины.
Около пока еще прозрачных стенок местами появлялись движущиеся объекты охоты, но их скопления не позволяли варикону достичь желаемого. Они создавали в эфире не поглощаемую, но пока еще не враждебную энергию, и как бы охранялись коллективным полем.
Наращивая стены, увеличивая их толщину и постепенно уменьшая проницаемость, варикон создал внутреннюю зону... Сначала было блокировано физическое перемещение материальных объектов, затем – электромагнитных излучений радиодиапазона, и, наконец, частично блокировано поступление фотонов видимого спектра. Устремленные на Землю солнечные лучи с трудом пробивались сквозь постепенно наращивающую толщину мембрану, и наступил холод. Остатки энергии пульсировали внутри стакана, пытаясь скрыться от безжалостных уксонов, поднялся ветер. Капельки воды, находящиеся в замкнутом пространстве, смерзлись, и выпал снег.
Он был необычен – из полимера воды варикон извлекал одинокие блуждающие атомы кислорода, связывающие их в бесконечную молекулярную цепь. Странно, но собственно вода в чистом виде – а в зоне, кроме протекающей речушки, были и озера, не интересовала варикона. Большая масса требовала и значительных энергетических затрат. И река свободно протекала через захваченную территорию.
Удаленный от населенных территорий регион был полностью отрезан от внешнего мира. Однако стена была неравномерной и не всюду сплошной. Для определенных объектов она выполняла функции мембраны – так по ту сторону стены оказался Василий, чей потенциал повторно не смог раскодировать варикон. Также свободно перемещались по всему пространству маленькие пушистые существа, являющиеся носителями отрицательного заряда по классификации мозга варикона.
***
Когда из Терлово пришло сообщение, что поезда не могут двинуться дальше, потому что кем-то блокирован или разрушен мост, на предыдущей станции посоветовали больше не пить и проспаться, и пригрозили всеми известными карами. Бригада же, посланная к мосту, вернулась ни с чем – нечистая, мол, сила, не пускает, и все тут.
Подняли с постели начальника станции, и тот на дрезине поехал к месту происшествия. После чего стал звонить начальнику местной милиции. Тот, будучи его хорошим приятелем, и, если говорить честно, и собутыльником, сразу почувствовал что-то неладное и прибыл лично. «Без пол-литра не разберешься», – сказал он, почесывая заросший загривок, и приятели приступили к делу.
Но и это не помогло. Тогда стали звонить по близлежащим станциям, с которыми еще была связь. Там долго смеялись над ними, но только до тех пор, пока машинист следующего по расписанию поезда не позвонил, сказав, что проехать к Терлово не может. И с предыдущей станции выехал начальник с милицией. История повторилась. К утру телефонная, и радиосвязь пропали вовсе.
Транзитные поезда скопились на подъезде к Разбухайлову – это предыдущая станция. Пассажирам, привыкшим ко всему, сказали, что это временная задержка, и те наивно поверили, тем более что время было ночное. К середине дня стена стал что происходило на той стороне, стало невозможно.
Терляевское начальство отправилось домой пить водку, и заодно послушать, что там говорят по радио – может, какие учения или пришельцы – но эфир молчал. Трудящиеся бросились раскупать хлеб и спиртное, но вскоре отключилась электричество – работала только местная тепловая станция, и пришлось переходить на резервный режим. Прознавшие все граждане, пренебрегая опасностью, поспешили к мосту посмотреть на диво. Подходили, тыкали в нее пальцем, жердью, кидали топорики. Особенно усердствовали пацаны, бросавшиеся на стену с разбега и отскакивающие, как резиновые мячики. Кому-кому, а им пока было весело.
Похолодало, матери кутали своих детей, а когда же выпал снег, даже самый что ни на есть атеист, – бывший секретарь горкома, а ныне мэр, начал креститься и поставил у себя в кабинете заботливо принесенную секретаршей Луизой свечку. После чего достал из сейфа (ну на всякий случай) заботливо хранившийся партбилет, и, в полной прострации, начал тупо набирать все подряд номера на внезапно скончавшихся телефонах.
Луиза утешила его, как могла, и он, умиротворенный, забылся в кожаном кресле, только что служившем ареной любви – пропадать, так пропадать.
Сканирующий луч варикона пронесся над городом и упал на голову несчастного мэра. Он вздрогнул во сне – ему чудилась геенна огненная, языки пламени лизали его ноги, а череп сжимало тугое кольцо. Он пытался проснуться – но тщетно. Силы и жизнь уходили от него.
Луиза тоже почувствовала гнетущую опасность. Она начала тормошить своего любовника, пытаясь разбудить, затем обняла покрепче и поцеловала. И варикон отступил, потеряв уксон. Мэр очнулся: «Дорогая, что со мной было?» – «Сердце, наверное, прихватило, от излишеств». – «Нет, что-то иное. Как будто меня хотели куда-то утянуть, и выпить все соки. А больше ничего не помню». – «Ну, так выпей немножко, полегчает», – и сердобольная Луиза Ивановна аккуратно, как она всегда это делала, налила его любимого натурального армянского в хрустальную рюмочку. «Знаешь, по-моему, это связано со стеной. Что-то здесь не так. Похоже, мы действительно в окружении».
Через несколько минут пришедший, наконец, в себя, мэр был бодр и готов к действиям. Сначала он вернул долг своей секретарше, что делал довольно-таки регулярно, хотя отличался врожденной моральной устойчивостью и наивно полагал, что об их связи не знает никто. Он давно уже был разведен, и, в принципе, кто может обвинить еще молодого и крепкого мужика, когда рядом такая сочная и красивая баба? Ему исподтишка даже завидовали. Естественно, их отношения были, так сказать, секретом «Поли в шинели», служившей вахтершей, теперь же – вневедомственной охранницей, в их районном офисе, и отличающейся, ввиду своей профессии, изрядной наблюдательностью и не меньшей словоохотливостью. Сейчас же она, т.е. Поля, трусливо покинула пост, и скрылась в своем рубленом пятистенке, приготовившись к длительной обороне...
Исполнившая долг Луиза сидела в кресле и курила длинную импортную сигарету, а мэр допивал коньяк и смотрел в окно на сурово потемневшее небо. Кружились темные снежинки, но ему было все равно. «Поехали, что ли», – сказал он погодя, и вскоре административная девятка подрулила к стене, навстречу опасности. Преодолев путь в десять метров и очутившись надежном кресле, Луиза почувствовала определенную защищенность, и не боялась ничего.
Продолжение следует