VIII

Екатерина Фантом
 Вы спросите, какой именно способ я имел в виду, завершая предыдущую главу? Ответ весьма прост, даже несколько банален. Помните случай из моего детства, когда, узнав, что умирающая гусеница уже не чувствует боли из-за специального "лекарства" муравьев, я тут же перестал переживать за ее участь? Так вот, на сей раз я решил уподобиться этим насекомым, проделать нечто, о чем, в принципе, давно к тому времени тайно мечтал.
 Думаю, всем известны свойства хлороформа, он популярен в Англии уже почти двадцать лет, с тех пор, как сама королева Виктория после последних родов объявила его "божьей благодатью". И я к девятнадцати годам жизни тоже, конечно же, не мог о нем не знать. А после неудачного случая с Эдит Вейн я окончательно понял, что без него мне не обойтись в достижении необходимого эффекта для создания своих произведений искусства.
 Но опять же, я никогда не следовал принципу "пришла мысль - тут же ее реализовал", я долго и терпеливо дожидался подходящего момента, тщательно перед этим готовясь. Как и планировал изначально, я записался в несколько крупных библиотек города и приобрел всю научную литературу, какую хотел. Для убедительности я представился студентом медицинского колледжа и соврал, что в тамошней библиотеки возникли проблемы с поставкой книг. Как и всегда, мне на удивление быстро поверили и даже не попросили соответствующие документы. Дьявол хорошо позаботился о моей защите и наверняка самодовольно улыбался, наблюдая за успехами своего "питомца"...
 Около месяца я подробнейшим образом изучал приобретенные книги. Так я впервые смог как следует понять анатомию человека, устройство всего его организма в целом и по отдельности, однако меня смущало то, насколько данные разных изданий расходятся между собой. Все зависело от даты выхода книги. К примеру, наиболее старые из них расходились по содержанию с новейшими практически во всем, и я попросту не знал, чему больше верить. Разумнее было довериться более новым источникам, однако старые казались мне более привлекательными.
 Так, к примеру, мне попалась старинная книга семидесятилетней давности: с давно пожелтевшими от времени страницами и истрепавшейся обложкой. Написана она была довольно архаичным языком, однако некоторые фразы в ней поистине меня завораживали. Я могу привести по памяти несколько примеров оттуда:
 "В момент смерти телесные токи замирают. Створки сосудов раскрываются, наполняя ткани желчью и другими жидкостями. Глаза тускнеют. Плоть приобретает ужасающий оттенок."
 "Возвышенные натуры считают акт плотской любви величайшим проявлением любви романтической. Однако довольно взглянуть на животных, чтобы понять, сколь много в нем насилия."
 "Скальпель - идеальный инструмент для рассечения плоти: его лезвие способно с минимальным усилием проникнуть сквозь ткани до самых костей."
 "Открытая рана, если оставить ее без должного лечения, воспалится и станет источать пустулезные флюиды, несущие с собой запах могилы."
 "Чтобы задушить человека голыми руками, требуется недюжинная сила и решимость. Горло требуется сжать настолько, чтобы оно перестало пропускать воздух."
 "У смерти столь резкий запах, что человеку порой удается почуять ее приближение."
 "После смерти тело  сначала коченеет и усыхает, затем снова раздувается под воздействием гниения, постепенно превращаясь в скользкую черную жидкость."
 "И целитель, и душегуб равно полагаются на остроту лезвия. Врач - на скальпель, убийца - на кинжал."
 "Обморок случается, когда все четыре гумора стремительно отливают от головы и конечностей и устремляются к сердцу. Его верный признак - внезапная бледность, словно больного покинули все жизненные соки."
 "Человеческое тело есть книга тайн, обтянутая кожей и написанная кровью. Тот, кто желает познать его тайны, должен без страха открыть книгу и изучить содержимое."

 Последние две особенно глубоко запали мне в душу. Я словно ощутил, что теперь обратной дороги нет: раз уж взялся - надо дойти до конца. Но подчеркиваю: я не собирался причинять другим своим моделям какой-либо физический вред, не говоря уж об убийстве, мне просто было нужно ввести их в состояние, напоминающее те, о которых я прочел. Изобразить такое они, как выяснилось, были не в состоянии, значит, придется пойти на более радикальные меры.
 Итак, когда мое теоретическое обучение закончилось, пришла пора перейти к практике. В один из пасмурных дождливых осенних дней я отправился в заранее найденное место, где смог приобрести все, что требуется для грядущей работы, а затем начал подыскивать подходящую кандидатку. На сей раз ей оказалась шатенка среднего роста, на вид также примерно моего возраста, может, немного моложе. Пригласить ее к себе в мастерскую для позирования не составило труда: это было явно лучше, нежели слоняться по залитым водой улицам и с тоской рассматривать театральные афиши, где, как назло, не шло ничего интересного.
 Вы, конечно же, все-таки поинтересуетесь, каким же образом мне удалось достать все необходимое. И снова мне помогла ложь: я представился собирателем коллекции бабочек, как бы комично это ни звучало. Да, ложь в моем исполнении всегда кажется убедительнее, нежели правда, но клянусь, на этих страницах я не лгу ни в малейшей степени.
 Вернемся же к процессу. Нельзя сказать, что я как-то слишком сильно нервничал с самого начала. Да, покалывание в кончиках пальцев было, но я почти не обращал на это внимание. Говоря практически по инерции что-то вновь формальное, я достал бумагу, заточенные карандаши, мольберт и сделал вид что скоро уже приступлю к работе. Девушка немного удивилась тому, что я еще не устроил ее в необходимой позе и не велел замереть, однако я вдруг начал шарить у себя в карманах и, театрально хлопнув рукой по лбу, сказал, что совсем забыл про свои старые наброски для журнальных иллюстраций, которые остались в соседней комнате. За ними было необходимо сходить. Девушка, ни о чем не подозревая, кивнула головой.
 Выйдя из комнаты, я прислонился на несколько секунд спиной к стене. Сердце билось учащенно, но с радостным предвкушением. Темные силы вновь оттолкнули светлую сторону моей души и увлекли меня за собой. Окончательно войдя во вкус, я криво усмехнулся и, радуясь собственному коварству и гениальному в своей простоте плану, спокойно вернулся в мастерскую уже подготовленным.
 А жертва... Она как раз в этот момент стояла у окна, спиной ко мне. Все оказалось еще проще, чем я ожидал. Несмотря на свою неуклюжесть и костлявые руки, я умудрился даже не пролить содержимое пузырька на пол и не дать ей издать и писка. Я смутно помню последние секунды, что девушка провела в сознании: она совсем недолго пыталась вырваться, дергалась, точно пойманная рыбешка, а затем резко обмякла и затихла.
 Я ослабил хватку, опустив несчастную на пол. Некоторое время я молча стоял на месте, не двигаясь, почему-то продолжая держать руки согнутыми в локтях и кистями вверх. Но взгляда с нее не сводил. Я не мог поначалу поверить в то, что только что сделал. Точно все это мне только грезилось, во сне или наяву - не имеет значения, но эта девушка не могла быть материальной. Просто не могла.
 Затем, немного придя в себя, я обошел ее по кругу, продолжая смотреть, только с разных ракурсов. Выражение лица было спокойным, ресницы плотно сомкнуты, губы чуть-чуть приоткрыты. Лицо немного побледнело, или это только мне показалось. На мгновение мой мозг пронзила мысль: не мертва ли она? Вдруг что-то пошло не так, и я, грубо говоря, перегнул палку? К счастью нет: внимательно присмотревшись, я заметил, как она дышит, хотя и слабо. Но именно такого эффекта я дожидался. Удостоверившись, что все хорошо, я принялся за работу.
 Нет, я не начал ее рисовать, даже не брал карандаша в руки. Я просто поставил рядом стул и, сев на него, продолжил смотреть. Около получаса я просто сидел и смотрел на ее лицо, запоминая каждую деталь. Рисовать я намеревался уже позже, после ее ухода, а пока... Я любовался ей - так, как гурман любуется вкусным блюдом, как алкоголик - новой бутылкой вина, как нищий - пачкой денег в дырявой шляпе. Я буквально пожирал ее глазами, но - за все время, что она была без сознания - не тронул ее и пальцем. Словно боялся вновь разрушить то, что так долго и тщательно создавал, чему посвятил столько дней жизни.
 Когда же наконец она пошевелилась и повернула голову, я, вновь войдя в роль, тут же бросился к ней, помогая подняться и изображая сильнейшее беспокойство. На ее еще достаточно смутные и путанные вопросы я отвечал, что, видимо, ей просто стало дурно в мастерской, что вполне естественно из-за царящего там запаха краски. Убеждая девушку, что головокружение и слабость скоро пройдут, я заботливо довел ее до двери, держа за руку, и велел идти домой, чтобы отдохнуть. Следующее время визита я не назначал, да оно мне и не было нужно. Теперь эта девушка могла сама решать, приходить или нет - все, что мне от нее требовалось, я уже получил. И получил сполна. Я сказал это сам себе, когда остался дома один.

 В ту ночь, лежа в постели, я долго не мог заснуть. Мою голову терзали различные мысли. Я прекрасно понимал, что уже перешел черту дозволенного, вышел за рамки закона, переступил моральные и этические нормы в конце концов! Даже если учесть, что моя жертва не испытывала никаких страданий, я все равно совершил над ней насилие, пускай и крайне мягкое. Но зато на моем столе уже лежало около десятка карандашных набросков и уже готовый черно-белый эскиз для будущей картины.
 Такое ощущение, что прежде я словно пытался понять, смогу ли когда-либо совершить зло. И вот я нашел ответ на этот вопрос: да, определенно, причем это проще, чем сперва кажется. Я - злодей, несмотря на всю свою невзрачную и безобидную внешность, это в некотором роде моя маскировка, моя тайная личина. А раз уж я таков, я порочен, имею нездоровые интересы и пристрастия, я точно не остановлюсь на сегодняшнем, я просто обязан пойти дальше. Самое главное - не дать себя раскрыть.
 Несмотря на придуманное мной убедительное объяснение случившегося, меня не оставляла мысль, что эта девушка, в отличие от Эдит, может кому-то все рассказать и даже обратиться в полицию. До самого утра я не смыкал глаз, время от времени опасаясь, что в мою дверь вот-вот постучат, и на пороге будут стоять люди в форме. К рассвету я весь покрылся холодной испариной, моя ночная сорочка прилипла к телу, точно вторая кожа. Однако ничего не случилось: кругом стояла тишина. Мысленно сказав себе, что в четыре часа утра за мной точно уже никто не придет, я облегченно вздохнул и, убрав со лба мокрые волосы, блаженно откинул голову обратно на подушку. Я вновь испытал то необычное наслаждение, которое прежде чувствовал лишь вспоминая покойную мисс Эйвер или актрису, игравшую Джульетту. Удовлетворившись, я растянул губы в улыбке и прошептал в полумрак комнаты: "Это только начало".