Артефакт. Роман. Глава 12

Юрий Яесс
Для некоторых моих читателей,которые по непонятным мне причинам начинают читать  роман с этих станиц, сообщаю, что роман начинается, как и вся литература, с первой главы, а это не она.


Глава двенадцатая.  1992 год.. Ленинград – Бригадное – Приозерск

Много раз объясняли мне это, и все же неясно пока мне, -
Почему не цветы на могилы евреи приносят, а камни?
Потому ли, что в жарких песках Аравийской пустыни,
Где в пути они гибли, цветов этих нет и в помине?
Потому ли, что там, где дороги души бесконечны,
Увядают цветы, а вот камни практически вечны?
Или в том здесь причина, что люди стремятся нередко,
Снявши камень с души, передать его умершим предкам?
Потому ли, что Бог, о идущих к нему вспоминая,
Эти камни горячие сыпал со склона Синая,
Где над желтой рудой, в голубой белизне пегматита
Прорастали слюдой непонятные буквы иврита?
Может быть, эти камни - осколки погибшего храма,
Что немало веков сберегают потомки упрямо?
К ним приходят потом, как к стене неизбывного плача,
Вспоминая о том, кто уже невозвратно утрачен.
Александр Городницкий

Мужчины на удивление нелогичны: твердят, что все женщины одинаковы, и постоянно меняют одну на другую.
Сидони-Габриэль Колетт


Странно, как быстро и незаметно летит время, съедая жизнь. Броне казалось, что только вчера она пришла на работу в Пушкинский дом, только позавчера отплакала по Саше, третьего дня с ужасом прижималась к спине Грегора, уходя  на мотоцикле от погони  из Бельгии во Францию, на прошлой неделе опустила чугунину на голову здоровущего эсэсовца в амстердамском парке и услышала громкий хруст треснувшей, как яйцо, головы, в начале месяца стояла привязанная к березе и вздрагивала под безжалостными прикосновениями соленых прутьев. Все эти картины были живы в памяти до малейших деталей. Она помнила выражения лиц, запахи и звуки, шелест листьев в  польских лесах, стук колес вагона, на котором она добралась до Голландии, помнила всех своих друзей: и тех, кого похоронила в разных городах и странах, и тех, кто еще жил, писал ей иногда письма, иногда звонил по телефону.  Она поражалась тому, что несмотря на все эти промелькнувшие, как в кино годы, она не чувствовала того, о чем неоднократно читала в книгах – тяжести прожитых лет. Нет, ей казалось, что она бы могла снова прошагать по тем же дорогам, снова любить и ненавидеть, стрелять и обнимать. Крепкий здоровый организм и тренированное сознание пытались ввести ее в заблуждение, и Броня это понимала. В последнее время ей стало трудно взбираться пешком на четвертый этаж, где находился ее рабочий кабинет. По вечерам и по ночам у нее иногда начинали ныть коленки. Последние пару лет пришлось надеть очки, так как ее идеальное зрение снайпера стало давать сбои, глаза уставали, и к концу рабочего дня она уже не столько смотрела, сколько всматривалась в тексты.   Никогда ранее не тяготившие ее домашние заботы теперь выматывали, особенно после того, как она лишилась помощи родного человека – мамы. Рива тихонько умерла,  взяв с дочки и зятя слово, что они отвезут ее в родное село и похоронят рядом с ее родителями, коль нет могилы ее Мойши и деток. Они выполнили свое обещание и красивый памятник красного гранита с берегов Ладоги с портретами папы и мамы, братика и сестрички встал на еврейском кладбище на околице села. И все село проводило Риву в последний путь и новый раввин прочел молитву, а люди клали камешки, призывая искры душ присоединиться к скорбящим и побыть еще немного с ними. И теперь  их имена не канут в небытие, и кто-нибудь прочтет и поклонится неведомым лежащим здесь людям и может, тоже принесет  и положит камешек. Дети выросли и стали родителями. У Арусь и ее мужа – армянина из Ростова, проморгал Павлик (!)(нашла же  кровь  друг друга!) было уже трое детей – все мальчики, как две капли воды похожие на дедушку Сашу: с такими же быстрыми черными глазками,  удивленно глядящими вокруг, такие же непоседливые и такие же ласковые. Когда внуки залезали к ней на колени и обнимали ее, Броне казалось, что это Саша вернулся, но только почему-то стал меньше. И если тогда раньше она сидела у него на коленках, то теперь они просто поменялись местами. И Йоханна родила недавно двух девочек – близняшек. Внучки еще только начали садиться, но уже наели толстые щечки и Броня с трудом их поднимала. А Микаэль с юношеским энтузиазмом хватал одновременно обеих и бегал с ними по двору, рассказывая как он их любит, и какие они замечательные. К сожалению  сразу после рождения девочек, Ханни рассорилась с мужем и выгнала его. Броня пыталась выспросить у дочери, в чем проблема, но та только сказала:
–Мамочка, извини  и не ругай меня. Просто я ошиблась в человеке! Потом уже позже, из случайно брошенного слова Броня предположила, что нравившийся ей интеллигентный мальчик из хорошей семьи что-то ляпнул по поводу ее, Брониной, национальности, а дочка этого не стерпела.  Броня даже хотела поговорить с зятем, но ее девочка запретила тому даже приближаться к их дому. – характер у нее был мамин – решительный и бескомпромиссный. Микаэль, напротив, полностью был на стороне дочери и не хотел зятя даже видеть. Он стоял на позиции:
– Если их дочь решила, что этот человек не подходит на роль отца ее детей, то нам следует уважать ее мнение. Она хорошая и умная девочка и, если она так сделала, значит, у нее были на то причины.
– Бронюшка, не надо ее расспрашивать и бередить ей душу. Я уверен, что ей самой нелегко. Но сделанного не вернешь…У  нее есть две дочки, а у нас две внучки, которых я боготворю. Больше, моя родная, я люблю только тебя! Броня незаметно плакала, по-женски жалея Ханни и старалась, как могла, помочь своей девочке. Она купала малышек,  ездила в Приозерск  и Ленинград за продуктами, так как в их поселке частенько не было то молока, то мяса или сахара или чего-нибудь еще. Она даже перестала бояться ленинградских улиц и без проблем колесила по городу.
Их мальчик, который из приемного стал совсем родным, отслужил на флоте и теперь учился в Военно-морском училище на последнем курсе. Через год у них в семье появится морской офицер. Андеро вымахал под два метра, был чемпионом Балтийского флота по боксу и по стрельбе. Броня очень любила мальчика, но, во-первых, не одобряла его занятий на ринге, из-за которых он частенько приходил домой со следами боев под глазами, которые Броня ему старательно выводила бодягой[138],  а, во-вторых, ей не нравилось, что ее мальчик беззастенчиво ведет себя с девушками, меняет их одну за другой. Броня поначалу пыталась знакомиться с его пассиями, но потом поняла, что даже имен она запомнить не в состоянии, о чем и высказалась однажды, когда Андеро приехал в увольнение. На что сын только улыбнулся, подошел, обнял и поцеловал мать и, согласно кивнув головой, произнес:
– Мамочка, любимая, не переживай. Я и сам их запомнить не могу, поэтому всех называю просто – «моя девочка»! Но, мама, среди них я пока не встретил ни одной, которая была бы хоть отдаленно похожа на тебя. Так что, не сердись и не переживай чересчур – я в  свободном поиске.
[138]Бадяга либо бодяга— лекарственное средство, препарат животного происхождения, обладающий местным раздражающим, противовоспалительным и анальгезирующим действием. Получают высушиванием колоний пресноводных губок из семейства бадяговых







Броня все равно была неспокойна и  часто жаловалась Микаэлю:
–Ты бы поговорил с ним, как мужчина с мужчиной. Мне не нравится то, как Андеро себя ведет! Его отношение к женщинам меня раздражает и настораживает.  Все его «подружки» не задерживаются больше, чем на одну ночь. Кажется, была одна, которая умудрилась переночевать  в его постели дважды. Я уж, было, решила, что – наконец-то!!! Но на следующий день и эта исчезла. Микаэлито, дорогой, может я чего-то за свою жизнь так и не поняла, но, во-первых, я не могу взять в толк: неужели можно найти себе человека, с которым пойдешь по жизни, только на основании тест-драйва в постели?  Я не ханжа – ты знаешь, но кроме секса есть и многое другое, что сближает и роднит людей, подвигает их на то, чтобы быть вместе. Если кроме секса в жизни у двоих ничего общего нет, то, как мне кажется, это ненадолго.  Поговори с сыном, пожалуйста, мне не совсем удобно. И потом, я пыталась, но Андеро  только отшучивается.
Броня «капала» на голову Микэлю раз за разом и, наконец, он неохотно, но решительно усадил парня за стол, достал бутылку коньяка, плеснул в пузатые фужеры и поднял свой со словами:
–Давай, сын, выпьем за нашу маму Броню!
–Давай, папа, нет вопросов! И хотя  я смутно, но помню свою настоящую маму, вы стали для меня настолько родными, что я счастлив тем, что вы есть и я люблю и тебя и маму, и сестренок и до конца жизни буду благодарен за вашу любовь и заботу.– Андеро подозрительно посмотрел на отца:
–Папа, а что случилось, в чем дело. У мамы все в порядке?– В его голосе послышалась тревога.
 –Все нормально, сын, но мама очень беспокоится за тебя из-за твоих бесконечных, как она выразилась, «тест-драйвов».
–Как, как? Она так и сказала? Надо запомнить! В данном контексте мне это выражение очень нравится! Папа, извини, но здесь есть замечательный двойной сюжет: что есть тест-драйв?  Давай я гляну в энциклопедию,  вот, гляди сюда: «Тест-драйв - это услуга, представляющая из себя пробную поездку на автомобиле выбранной Вами модели, оказываемая, как правило, бесплатно».
 Папа, даже автомобиль рекомендуется опробовать перед приобретением, что уж тогда говорить о будущей жене. И потом, как мужчина, ты же должен понимать, что ключевое слово здесь «бесплатно». Именно так, как тест-драйв, спасибо маме за определение, я и расцениваю свои поиски. Увы, пока ни одна модель меня не впечатлила так, чтобы возникло желание ее приобрести в постоянное, а тем более, пожизненное пользование. Это тебе повезло, когда-то встретить маму. У меня пока что такого везения не случилось.
–Hijo[139], да, мне повезло, что однажды твоя мама вошла ко мне в кабинет  в Одессе.  Но весь мой «тест – драйв» состоял из поездки от Винницы до ее дома в селе. Мальчик, имей ввиду, что все люди, а в особенности женщины, отличаются друг от друга. Найти двух похожих, тем более одинаковых, невозможно. Поэтому не рассчитывай встретить дубликат своей мамы. Мама – она единственная и второй такой нет!!! Мне довелось за свою жизнь пересекаться с множеством людей, но я не видел никого, кто хотя бы отдаленно напоминал мне нашу маму. И дело здесь, парень, не в тест-драйвах. Метод проб и ошибок, возможно, и  применим при выборе обуви или брюк, но выбрать так женщину не получится. Это напрасная трата времени и сил. Подумай, а не случится ли так, что в один прекрасный(?) день у тебя не хватит сил и желания для очередной тестовой поездки! А может быть это и была так долго разыскиваемая модель?!  И, знаешь, что я тебе еще скажу: относись с сомнениям к тем, кто легко предоставляет себя на испытание, ты же знаешь, что все дилеры распродают машины, на которых проходили тест-драйв с большими скидками ввиду сильного износа. Так что, если ты настроен на приобретение достойной модели на долгие годы, то не ведись на бывшие в употреблении, интересуйся только новьем! А тест-драйвы устраивай уже опосля покупки. Так выйдет надежнее.
–Понял тебя, отец. Но я пока вообще не собираюсь ничего в постоянное пользование приобретать. На данном этапе мне просто требуется иметь достойный агрегат для ежедневных поездок. А для надежности требуется каждый раз ездить на новой…
Микаэль осознал, что ему не побороть этот цинизм сына, но понимал его. Молодой, красивый, высокий атлет, наверняка, девки на нем виснут и борются за право «пробной поездки».    Его возраст пока позволял не зацикливаться на создании семьи, да и на своих ногах он еще  для этого стоял недостаточно твердо. Разумеется, он мог рассчитывать на их с Броней помощь, хотя после того, как Ханни с близняшками оказались полностью на их иждивении, они уже были вынуждены несколько экономнее относиться к своим расходам. Ничего, закончит училище, наденет лейтенантские погоны, будет получать приличную зарплату, тогда можно будет и снова попытаться обсудить с ним этот вопрос.
Именно так Микаэль и объяснил Броне результаты своей беседы с сыном. Броня похихикала, услышав, как ее мальчик воспринимает свои похождения. При этом она восхитилась неожиданным поворотом, который сделал Микаэль в этой скользкой теме. О чем не преминула тут же сказать мужу:
–Дорогой, но, согласись, что по этой логике, я тоже «бывшая  в употреблении» или, если продолжать в тех же категориях автолюбительства, « с пробегом» Но это же не помешало тебе «приобрести» именно эту модель.
Бронюшка, у меня просто не было выбора! Я же получил смертельный «удар » сразу и бесповоротно, причем, обрати внимание – Вообще без тест-драйва.  У меня был только «драйв»[140], но не было тестов.
 –Ах ты, шалунишка мой. Тестов у него, видите ли не было! Ты бы только посмел заикнуться про испытательные заезды – совершил бы пробный полет в свою Одессу с билетом в один конец! 
  Наконец, настал день, когда Броня решила, что хватит кататься ежедневно в Ленинград. У нее было достаточно стажа для максимальной пенсии, да и все прежние выплаты никуда не делись. Разве что прекратили выплачивать деньги на Арусь, которая давно стала совершеннолетней. В институте ее заявление стало громом среди ясного неба. Она так давно здесь работала, что всем казалось, что Бронислава Гликман и Пушкинский дом – это синонимы, понятия суть неразрывные. Ее легкий в общении, ровный, жизнерадостный и жизнелюбивый характер создал вокруг нее ауру  вечной молодости, и никто не заметил, что Брониславе Моисеевне стукнуло пятьдесят семь. Ее уговаривали, сулили прибавки к окладу, обещали ускорить защиту докторской, которую мариновали уже последние лет десять. Собственно говоря, Броня не сильно рвалась.  Защитив блестяще кандидатскую, она была полностью морально удовлетворена. Теперь она была в равном положении с большинством своих коллег. Сначала она, было, начала собирать материал, но в какой-то момент ей дали понять, что, несмотря на все ее несомненные заслуги и перед Родиной, и перед наукой, квоту на защиту докторских диссертаций евреями институт уже давно исчерпал. Она на следующий  же день написала заявление, но еще через день, ей позвонили  из ведомства, которое ее когда-то сюда и определило. Очень доброжелательный голос неведомого собеседника, извинился, сообщил, что он в курсе возникших проблем, понимает ее настроение, но рекомендует не горячиться, а наплевать, ибо, как сказал ваш мудрый предок, «Все проходит» 
[139]hijo –исп: сын, сынок, сыночек.
[140]Драйв–Влечение, драйв — инстинктивное желание, побуждающее индивида действовать в направлении удовлетворения этого желания. Психическое состояние, выражающее недифференцированную, неосознанную или недостаточно осознанную потребность субъекта, — уже имеющее эмоциональную окраску, но ещё не связанное с выдвижением сознательных целей.

–Я думаю, что Вы замечаете перемены, происходящие в стране. Бронислава Моисеевна! Будьте выше всех этих обид и  не бросайте любимую  и нужную стране работу. Если вдруг будут  действительно обижать, звоните, заступимся. Здесь, у нас в «конторе» Вас уважают и в обиду не дадут. И Броня задержалась еще на семь лет. Но теперь пришло время. Сил на работу и дом не хватало, да и дорога изматывала. Два часа с лишним за рулем в одну сторону – это непозволительная роскошь. Они с Микаэлем долго советовались, и Броня уволилась, отправившись, как было принято говорить, «на заслуженный отдых» В институте ее проводили «по полной». Профком выделил деньги, Броня добавила свои и в актовом зале устроили фуршет с шампанским, тортами из «Севера» и французскими конфетами, присланными по ее просьбе из Парижа в счет полагающихся ей выплат. Ее наградили медалью «Ветеран труда», которая давала ей какие-то льготы по оплате жилплощади, за которую она и так ничего не платила, так как дом был собственный, воды, которую они набирали из собственного колодца,  водопровода в доме не было, тепла, которое они получали только от печки,, а также газа  и  электроэнергии. Но газ они покупали в баллонах, так что только электричество попадало в эти льготы. Несмотря на то, что на ее груди уже собрался увесистый и достойный набор наград, эта медалька была Броне приятна, так как явилась результатом довольно существенного отрезка ее жизни. Она так и рассуждала: сначала я воевала, у меня много наград за это, значит. я воевала достойно. Потом я работала на Украине – Секретарь ЦК не только щупал мою грудь, он еще и наградил меня.  Значит, опять же я не опозорила своей фамилии и своих предков. Теперь и здесь в Ленинграде руководство отметило мой труд наградой. Вероятно, я и в институте приносила какую-то пользу своими знаниями. Нет, я, пожалуй, могу собой гордиться. Вот только воспоминания о крепких жадных руках Первого заставили ее покраснеть. Броня знала, что этого человека уже давно нет, но она-то помнила, как он смотрел на нее, и понимала, что было бы, не смойся она тогда так удачно в Ленинград.
 Броня иногда задумывалась – довольна ли она своей жизнью? И приходила к выводу, что, несмотря на   несчастья и потери, которые, наверное, сопутствуют всем людям, ибо жизнь – не медовый штрудель[141]  и не яблочный пирог, в целом ей выпало прожить интересную и наполненную жизнь. Ей есть, что вспомнить, есть кого обнять и есть тот, кто с удовольствием обнимет ее, несмотря на ее годы. Их чувства с Микаэлем не угасли, не растворились в череде лет и забот. Они до сих пор с любовью относились друг к другу. Но это, как ни удивительно, не мешало Броне время от времени видеть сон, в котором ее ласкал Саша в тот день, когда они решили, что, несмотря на войну и угрозу смерти, а точнее вопреки всему этому, заведут ребенка. Саша хотел мальчика, а она девочку. И муж наивно спрашивал у нее :
–А скажи, им сер[142] , что я должен делать, чтобы получился мальчик?
–Не болтать, ахмах[143] , а стараться. А уж кто получится,  если получится, это один Господь ведает.
Получилась Арусь…А Саши не стало… Почему–то всегда, просыпаясь после таких снов, Броня испытывала чувство стыда, как будто она на самом деле провинилась перед Микаэлем, словно изменила любимому. Может она развратная женщина, если, лежа в постели с мужем, может думать о другом мужчине. Но ведь и Саша был ее мужем. Может это, наоборот, она с Микаэлем изменяет его памяти? Эти мысли не давали ей покоя уже долгие годы. Ее чистая натура никак не могла примириться с такой двойственностью своих чувств. Как-то она даже попыталась завести на эту тему разговор с мужем, но, как только тот понял, о чем речь, тут же заявил, что не хочет даже пытаться вытеснить образ Саши из ее сердца. Жизнь продолжается и, хотя он сочувствует Броне в ее потере, но должен признаться не может не быть счастливым, что встретил любимую женщину свободной, а то, что он не был первым в ее жизни – это для него не имеет значения. Важнее, что он вообще был и есть в ее жизни, а она в его, а все эти предрассудки на тему девственности - это все фигня и чушь.

[141]Штрудель – Мучное блюдо, первоначально австрийской кухни в виде рулета с различными начинками. Вероятно, из-за сходства знака @ и закрученного вида штруделя в разрезе, слово «штрудель»— стало разговорным названием данного знака в Израиле.

[142]  им сер –  арм: моя любовь.

[143]  Ахмах – врм: болван.




 Постепенно, как и положено, близняшки подрастали, начали бегать и говорить. Стало немного легче с ними справляться. Вообще оказалось, что близняшки – это намного труднее, чем просто два ребенка отдельно. Ханне пришлось нелегко. Броня замечала заплаканные дочкины глаза на невыспавшемся лице, но теперь, когда девочки подросли и ушли от груди, Ханни смогла немного отоспаться и отдышаться. Теперь Броня с Микаэлем могли перехватить Ханнины руки: покормить, переодеть, поиграть и погулять.
Как только Микаэлю исполнилось шестьдесят, Броня начала «капать на мозги» мужу, чтобы он последовал ее примеру и вышел на пенсию, однако он упирался руками и ногами. Он не представлял себе жизни без своих воспитанников и, хотя, детский дом уже давно перестал быть испанским, так как все «испанские дети» давно выросли, стали взрослыми и разбежались по свету. Некоторые решили вернуться на родину и поискать родственников, тем более, что политическая ситуация в Испании резко изменилась – ушел Франко, вернулся Хуан Карлос  и восстановилась монархия. Все вывезенные в тридцатых годах дети имели право на репатриацию, и некоторые этим правом воспользовались. Но много ребят уже так привыкли к здешней жизни, что никуда не хотели уезжать. Они женились, выходили замуж, рожали детей и уже считали себя полноправными гражданами СССР.  Но Микаэль очень любил детей и каждого нового воспитанника, поступавшего в детдом, воспринимал, как своего ребенка, отдавая этим детям, лишенным родительской заботы и внимания, семейного тепла и любви, всю свою энергию, свой опыт, стараясь, чтобы детдом не был для них казенным учреждением, а хотя бы частично заменил дом и семью. Поэтому Бронины поползновения на его любимое дело он принимал «в штыки». И старался уходить от этих разговоров.
Тогда Броня решила, что коли муж не может без работы, то и ей сам Бог велел не сидеть дома. Наверное, я еще могла бы делать что-нибудь более интеллектуальное, чем стирка пеленок, думала Броня, тем более, что Ханни теперь научилась строить свою жизнь так, что начала успевать делать все домашние дела. А я могла бы помогать ей вечером. И она стала просматривать объявления в газетах, но ничего подходящего не обнаружила. Тогда она  собрала все свои бумаги и, как поступала уже много раз в своей жизни, отправилась прямиком в Приозерский горком партии, где записалась на прием прямо к Первому. Секретарь принял ее вежливо, поразился ее биографии, обалдел при виде дипломов Сорбонны, ВАКовского диплома и перечня наград, а потом спросил:
–Так чего же Вы. Бронислава Моисеевна от меня-то хотите, чем я или партия могут быть Вам полезны.
–Может быть Вы могли бы посоветовать еще не очень старой, полной сил и энергии пенсионерке место, где она могла бы проводить время с пользой для страны, занимаясь чем-нибудь более интересным, чем стирка пеленок для внучек или варка борщей для семьи, хотя и это от меня никуда не денется.
–Понятно,– сказал секретарь, записал адрес и телефон и обещал подумать. К Брониному удивлению, уже через несколько дней ей позвонила женщина и представилась заместителем главы администрации города Приозерска, спросила сохранилась ли актуальность вопроса, с которым она обращалась к первому секретарю и, если сохранилась, предложила ей приехать в администрацию
 Броня тут же собралась, она всегда была легка на подъем, и поехала в Приозерск. Ее встретила ухоженная дама, примерно сорока лет в скромном, но явно недешевом брючном костюме бледно бежевого цвета, из-под которого выглядывала довольно нарядная белая блузка с темно-красным галстуком, все время норовившим выскользнуть наружу. Дама постоянно старательно отправляла галстук на место и смущенно пожимала плечами.:
–Ну, никак не хочет там лежать! – сокрушенно пожаловалась она Броне.
–А Вы у мужа заколку для галстука стащите, и все будет отлично.
–Точно, сама не доперла, к своему стыду, спасибо за подсказку – и перешла на деловой тон:
Бронислава Моисеевна, она сверилась со своими записями в блокноте и продолжала,– Ваш, как теперь принято говорить, «бэкграунд» меня несколько смутил, ибо я даже не представляю, что можно предложить человеку с двумя дипломами Сорбонны и степенью кандидата филологических наук в нашем захолустье. Насколько я могу себе представить, деньги – это не самая первая причина вашего желания работать,– она на мгновение замолчала, предоставив Броне возможность подтвердить свой тезис кивком головы, после чего  продолжила. – Я рассуждала, примерно, так: работа должна быть, прежде всего , интересной, связанной с общением, которого недостаточно дома и должна быть связана хотя бы косвенно с историей, литературой или археологией. И мне кажется, что я знаю, что вам предложить, но повторюсь: оклады у нас смешные. Правда, и на загруженность, думаю, жаловаться не придется, да и график достаточно свободный.
–Так что же это за синекура?  И за нее еще деньги платят? – Усмехнулась Броня.
 –У нас уже очень давно пустует место директора историко-краеведческого музея. Не знаю, известно ли Вам, что наш городок имеет достаточно древнюю и весьма любопытную историю. Первое упоминание об укреплённом поселении на месте нынешнего города относится к 1295 г. В русской хронике оно называется Корела, в шведской — Кексгольм так что еще не было Ленинграда, не родился Петр Первый, а здесь, на берегах Ладоги и Вуоксы уже воевали литовцы, шведы и новгородцы  в борьбе за эти стратегически очень важные  пограничные земли.  В  последнюю войну, к сожалению, город был сильно, очень сильно разрушен. Я, приехав сюда, еще застала многочисленные руины жилых домов и комбината, который построили финны после того, как город стал финским.  Сейчас, конечно, уже почти все восстановлено.  Наша задача, как патриотов своей страны постараться по максимуму сохранить память об истории наших предков. Поэтому я и предлагаю вам, Бронислава Моисеевна, взять на себя неблагодарное дело сохранения и приумножения фондов нашего музея. Думаю, что это будет правильным и разумным решением, которое устроит и вас и нас.
Броня не могла не согласиться, что  предложение, хотя и неожиданное, но привлекательное. Она немного представляла себе то, чем придется заниматься и не боялась ударить лицом в грязь. Несомненно устраивало ее и то, что рабочий день являлся ненормированным, что позволяло самостоятельно его планировать.
Но Броня решила вначале посоветоваться с Микаэлем:
–Вы правы, – прервала она паруминутное молчание, в течение которого зам. главы вопросительно ждала ее реакции. Ваше предложение мне весьма интересно, но я бы хотела еще посоветоваться с домашними.
–У Вас их много? – Уже неофициально начала расспрашивать дама.
–Сейчас не особенно – дети, в основном, разбежались. Осталась одна дочка с парой близняшек, муж, да сын, который с нами не живет, а находится на казарменном положении, он курсант училища им.Фрунзе, на следующий год выпускается и, вероятно, отбудет куда-нибудь на службу. Старшая дочь в Ростове с мужем и сыновьями,  по которым я ужасно скучаю, так как вижу не чаще раза в год, когда они изволят осчастливить нас, пожаловав в отпуск.
–Бронислава Моисеевна, я уже сказала, что зарплаты у нас здесь смешные, но мы стараемся компенсировать это разными социальными льготами, которые нам по силам. – Она, видимо, боялась, что столь удачный кандидат на место, которое уже много лет оставалось вакантным, в то время, как музей приходил в упадок и разворовывался, может не согласиться, и старалась дополнительно заинтересовать Броню, подкидывая ей пряники и коврижки:
–У Вас же, кажется, в Бригадном собственный дом, так?
–Так точно, дом.
–Значит, поможем с дровами, для нас это решаемый вопрос, так как свой деревообрабатывающий комбинат имеется. Если вдруг, какой ремонт в доме затеете или перестройку, то материал выделим без вопросов.
Броня замахала руками:
–Нет, милая. Хватит с нас уже перестроек, эту бы пережить и не  загнуться!
–Бронислава Моисеевна, можно нескромный вопрос?
 –Валяйте!
– Я прочла ваше личное дело в военкомате. Не обижайтесь, это моя обязанность – прежде всего, познакомиться с человеком. А правда то, что там написано?
– Знаете, в отличие от Вас я никогда этих записей не видела и не читала, так что не могу сказать, что там соответствует действительности, а что нет. Так что спрашивайте все, что Вам любопытно.
–Во-первых, правда ли, что Вы офицер французского иностранного легиона? принимавшая участие в боях в Африке?
–Что, так и написано?! –Расхохоталась  Броня.
–Почти дословно и еще действительно  ли Вам довелось голыми руками задушить немецкого высокопоставленного генерала.
 Здесь уже Броня чуть не свалилась со стула в приступе гомерического хохота.
 Немного отдышавшись, и  аккуратно промокнув выступившие на глазах от смеха слезы, чтобы не размазать тушь на ресницах, Броня весело посмотрела на собеседницу:
–Даже не знаю, как Вам ответить. Когда-то в Виннице на базаре  мне рассказали анекдот «Скажите, это правда, что Рабинович выиграл в лотерею сто рублей? Да это несомненно  правда. Таки я тоже об этом слышал, но только не Рабинович, а Вассерман, и не в лотерею, а в преферанс. И не сто, а только десять. И не выиграл, а проиграл! А в остальном – это несомненная правда!»
 Так и здесь. Я действительно являюсь лейтенантом отдельного корпуса горных егерей, входящего в состав альпийской горной бригады. Но, как Вы догадываетесь, это звание – скорее признание неких заслуг, но не действительная служба, «гонорис кауза»[144], если можно так выразиться по отношению к лейтенантскому званию. Правда и то, что я воевала, но не в самой Африке, а на Синае, который, хотя и граничит с Африкой, но относится все-таки к Азии,  и в составе диверсионной  десантной группы  десантировалась на египетский берег Суэцкого канала, хотя через два дня по требованию англичан и американцев, мы получили приказ оставить захваченный плацдарм и уйти. Мы взорвали все, что с великим трудом сумели захватить в целости и сохранности, но не тронули сам канал. Но это не было иностранным легионом, куда женщин, к сожалению, пока что не берут категорически. Я пыталась стать «дикой гусыней»[145] , даже ездила в Обань близ Марселя, где проходят тестирование те, кто мечтает надеть зеленые береты и зеленые же эполеты с красной бахромой на парадной форме. Бесполезно, традиция, черт побери! Но может, и к лучшему. Трое моих ребят, с которыми я воевала в «маки;» в Бельгии и Франции, погибли  при подавлении восстания на Мадагаскаре, а еще двое в Индо-Китае, то ли в Лаосе, то ли  в Камбодже, никто точно не знает, даже их родители. Что же касается удушения генерала, то опять же, генерал существовал, но не немецкий, а голландский, и я его действительно убила, застрелив из снайперской винтовки. А голыми руками, если не считать тяжелой ножки от садовой скамейки, я размозжила башку эсэсовцу в Амстердаме, но, насколько мне помнится, он до генерала, благодаря этому не дослужился. Кажется, это был оберштурмфюрер СС, это что-то вроде лейтенанта или старшего лейтенанта, но если честно, то я не ручаюсь, ибо особо разглядывать знаки отличия мне было некогда. В любой момент могли появиться его «дружки». И, кроме того, я тогда еще плохо разбиралась в погонах СС. Я вообще ничего в этом не понимала. Для меня он был просто немецким гадом, а генерал он или ефрейтор – это было неважно. Просто следовало уничтожить их, как можно больше!
[144]Почётный доктор (лат. honoris causa — «ради почёта», сокращённо h.c.) — степень доктора наук или доктора философии/доктора искусств (англ.)русск./доктора педагогики (англ.)русск./доктора богословия/доктора музыки (в зависимости от системы учёных степеней) без защиты диссертации, присуждаемая на основании значительных заслуг соискателя перед наукой или культурой. Присуждающее степень учебное заведение обычно тем самым даёт понять, что считает почётным присутствие данного лица в рядах преподавательского состава, даже если это присутствие носит символический характер
[145]  В XVII веке начались знаменитые «полеты диких гусей» — так называли свой путь в континентальную Европу отряды ирландских наемников. Первый такой «полет» состоялся в 1607 году, а в течение следующих трех столетий ирландцы, демонстрируя отчаянную смелость, сражались на всех известных войнах, причем не только в Старом Свете. Ирландские наемники участвовали в создании нескольких государств Чили, Перу и Мексики, четверо ирландцев были ближайшими помощниками Джорджа Вашингтона во время Войны за независимость, а другие четверо подписывали Декларацию независимости. Дикими гусями сейчас называют не только французский иностранный легион, но и другие наемнические формирования, хотя формально,  с точки зрения международного права, ни легионеры, ни гурхи, сражающиеся в составе британских вооруженных сил, наемниками не являются, но не являются они и комбатантами, а значит, не признаются военнопленными.


 – Броня уже очень давно никому не рассказывала об этих давних событиях, и сейчас неожиданно для самой себя, раскраснелась и возбужденно говорила, кажется, заново переживая эти моменты из своего прошлого: Знаете, я иногда и сама не верю в то, что все именно так и было. Мне кажется. что может это действительно, была не я, а совпадение фамилии и имени – чистая случайность. Но, когда я вспоминаю тех, кого похоронила на этих дорогах, то понимаю, что это было на самом деле и именно со мной.
–Что, не верится? Я же говорю, что и самой как-то не верится. Я ведь совсем девчонкой была, даром, что крупная и здоровая, не пила, правда покуривала изредка, когда попадали в руки египетские сигареты и сигариллы – уж больно они вкусные, да в девках еще ходила – мужики, как пчелы на мед лезли, предлагали этот «недостаток»  тут же исправить. А у меня в отряде были семейные, по несколько детей имели. Тяжко было такими командовать. Здесь авторитет нужен, а где его взять пацанке. Вот и приходилось геройствовать, иногда даже «на грани». Муж на меня постоянно ругался, кричал, что нам нельзя туда лезть, там опасно. Он всегда, пока я ребенка ждала, ко мне на вы обращался, подчеркивая, что нас двое: «Вы отдохните пока, Вы есть хотите? а у вас, девочки, патроны остались?» Да, странно, хотел сына, а как чувствовал, что дочка родится. Но недолго ему довелось с ней нянькаться. Вот только девочка мне на память и осталась о нем.
Видимо, не зря эту женщину назначили или выбрали в руководство города. Броня, которая не любила ни вспоминать эти события, ни, тем более, о них рассказывать, да еще совсем незнакомому человеку, с удивлением поймала себя на мысли, что ей как-то очень уютно и спокойно в ее обществе, что она прониклась полным доверием и уверена, что и собеседница к ней тоже питает теплые чувства. И это, действительно, так и было. Маргарита Семеновна, как звали даму, открыв рот и вылупив глаза слушала и смотрела на удивительную пенсионерку. Ей еще не приходилось в своей жизни сталкиваться с подобными экземплярами человеческой породы. Несомненно этот – был одним из лучших, из тех, что встречались на ее пути. Ей даже не верилось, что у этой, с виду вполне обычной женщины, было такое удивительное прошлое. Но Маргарита успела досконально изучить все имевшиеся в ее распоряжении документы, обратила внимание и на то, каким образом и за чьими подписями Гликман перевели в Ленинград, поцокала восхищенно языком перечитав список имеющихся наград, обалдело покачала головой, увидев перечень языков, которыми  та владела, несколько раз просмотрела автобиографию и пришла к выводу, что, если Броня согласится у них работать, то это будет самая большая удача за все время ее деятельности в этом кабинете.
 Броня с единодушного одобрения домашних, согласилась, что обозначило новый, очередной отрезок ее жизни.

Глава 13. http://www.proza.ru/2017/05/22/405