Вечной тайной великих глубин
душу трогает снова и снова,
и луна, как подводный рубин,
в нашей бухте мерцает багрово.
Отражаются в ней фонари
и, как пели когда-то рапсоды,
цвета юной рассветной зари
перламутрово светятся воды.
А когда налетает бора
и задраить спешат люди трюмы,
поднимается вал, как гора,
и на берег несётся угрюмый.
Что сметёт он, о том промолчу.
Тайны я никакой не открою,
что бывает под стать палачу
это море глумливой порою.
Но рассыплет росинки рассвет,
выйдут лодки, спеша за уловом;
тише нет и прекраснее нет
этих вод в переливе парчовом.
В них какой-то гипноз и магизм,
сам суди, выгнув чёрные спины,
прямо в небо торпедами из
глубины вылетают дельфины.
Чайки в солнечных бликах скользят,
отражаются в зеркале водном:
не любить это море нельзя,
до того всё душе соприродно…