Мой старший брат Геннадий был одаренным музыкантом. Играл на многих инструментах, пел под гитару. После музыкального училища его ждала консерватория. Но он выбрал службу в армии.
Из Узбекистана он был призван на Украину, в город-герой Одессу.
Это был 1968 год.
В Вооруженных силах СССР произошли реформы. Срок службы был сокращен.
В сухопутных войсках — с трёх лет прохождения службы до двух, а в морфлоте — с четырёх — до трех.
Можно представить, как изощрялись деды над новобранцами!
Тут надо добавить, что, кроме музыки, Гена был страстным книголюбом и прекрасным рассказчиком. Оказывается, это пригодилось в армии.
Вечерами он не только играл на баяне или гитаре, но и увлекательно пересказывал
исторические романы. Дембеля пополнили свои знания о Петре Первом, Екатерине Второй, о судьбах рода Романовых...
И уже скоро Гена стал неприкасаемым:
— Музыканта не трогать!
С Ферганского военкомата вместе с Геной был призван на службу в Одессу узбек,
Кабулов Икром. Он плохо говорил по-русски, за что и получил прозвище «чурка». И доставалось ему не только морально, но и физически.
Однажды, после подъёма, Гена заметил, что Кабулов долго стоит над умывальником
и смывает с лица кровь, которая сочилась не переставая.
— Что случилось, Икром?
Тот ничего не ответил, только показал исполосованную щеку.
Какой-то дембель, спрятав между пальцами лезвия для бритья, нанес ему удар по лицу.
Гена, пользующийся уже авторитетом, выдвинул дедам требование:
— Моего земляка не трогать. Это равносильно тому, что мне нанесли оскорбление!
С тех пор Икром был под защитой Геннадия.
Служба во внутренних войсках (ведомство МВД) подходила к концу. Геннадию предложили остаться в Одессе. Специально направили в вечернюю школу для изучения украинского языка и украинской литературы.
Но Гену ждала молодая жена, да и с музыкой он не хотел расставаться.
Прошли годы. Жизнь больно била и крутыми виражами испытывала судьбу Гены.
Но он оставался верен своим увлечениям.
Музыкант и книголюб, он был записан во все библиотеки города и районов. Имел
доступ к запрещенной литературе («самиздат»). Булгаков, Шаламов, Солженицын...
Однажды, засидевшись в читальном зале Центральной библиотеки и дожидаясь запрещённых книг, Гена опоздал на последний автобус.
Пешком до дома нужно было идти примерно шесть километров. Распределив книги по сумкам, он торопливо зашагал по проезжей дороге.
И вдруг, из густой темноты, его догоняет милицейская машина.
Выскакивают два милиционера (в Узбекистане в милиции служили только узбеки) и под белы рученьки тащат в машину.
— Что случилось? За что? По какому праву?
— Всё узнаешь в отделении.
Гена лихорадочно стал думать о запрещённых книгах:«Что бы такое сказать, не подставляя тех, кто мне доверяет?» Но до книг никому не было дела.
Оказывается, поступило заявление от некой молодой гражданки об изнасиловании. И по горячим следам хватали всех мужчин в радиусе двух-трёх километров от «места преступления.»
Набралось семь человек.
Привели «пострадавшую», изрядно выпившую. Она долго разглядывала мужчин. И, по-видимому, ей понравился интеллигентный красавец с большими карими глазами и волнистыми с сединой волосами.
— Вот этот! — указала она на Гену.
— Что? Я тебя первый раз вижу!
Всех отпустили, а Гену повели на допрос.
В догонку мадам выкрикнула:
— Если женишься, заберу заявление!
— У меня есть жена и сын.
— Подумай хорошо, если не хочешь сидеть по этой статье.
«Вот так попал! Ничего себе поворот! Сейчас состряпают «дело»... Времена такие — ничего не докажешь,» — думал Гена, внутренне холодея от ужасной ситуации.
Допрос длился до утра.
— Фамилия, имя отчество? Домашний адрес? Место работы? С какой целью и куда шёл в позднее время?
И как бы анекдотично не звучало, Гена правдиво отвечал, что шёл с библиотеки.
— Вот книги, на формулярах сегодняшнее число, вот читательский билет. (Паспорт в те времена с собой не носили)
Согласен на экспертизу, хоть и увидел пострадавшую сегодня у вас впервые.
Но задача у служивых была другая — раскрыть преступление по «горячим следам»!
«А может вымогают деньги? Но ни намека не было с их стороны. И с её стороны тоже,
— рассуждал Гена.— Не зря говорят, что от сумы и от тюрьмы...»
Гену прессовали всю ночь:
— Пиши признание. У тебя нет вариантов — потерпевшая тебя опознала.
— Мне нужен адвокат, — Генндий был сдержан. Понимал, что провоцируют, и если сорвется, то к нему будет применено физическое воздействие.
Наступило утро. Недоброе. Тяжелое.
В отделении появился начальник. Зашел и в кабинет для допросов. Подчиненные встали, вытянулись по струнке и доложили по форме о ночном происшествии. О том, что потерпевшая опознала насильника, который упорно всё отрицает, и что осталось чуть-чуть его «дожать» и дело будет раскрыто.
— Ким бу? (Кто это?) — спросил начальник у следователя.
Тот, вычитывая из протокола, медленно произнес:
— Ефименко Геннадий Геннадьевич...
— Как ты сказал? Ефименко? — Тут только начальник удосужился взглянуть на задержанного.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Гена, это ты?
В располневшем мужчине Гена не сразу узнал армейского товарища Икрома.
Они обнялись как старые друзья. Кабулов увидел сумки с книгами и рассмеялся.
— А ты совсем не изменился!
После грозной взбучки следователи порвали протокол, извинились.
Гену доставили до подъезда дома на личной машине начальника ГОВД.