Марио позвонил в пятницу около полудня:
- Привет, Вадим. Как поживаешь?
- Привет. Спасибо, все нормально. А ты как?
Он не отвечая, будто не заметив мой вопрос, продолжал, как артист, который заучил роль и боится забыть свои слова:
- Ты бы не мог ко мне приехать? У меня тут что-то странное, то есть возникают проблемы. Я надеюсь, что ты сможешь помочь мне с ними справиться. То есть, я надеюсь, ты поможешь разобраться, - он явно сильно волновался, говорил не так, как обычно, торопился, повторялся.
- Хорошо, не волнуйся, я могу приехать завтра.
- Спасибо. Я буду ждать. Пока.
- Пока.
Он меня, с одной стороны, немного напугал своим волнением, а с другой, порадовал.
Возраст не способствует излишнему энтузиазму и легкости на подъем. С каждым годом все проще удается найти повод что-то не сделать, вместо того, чтобы исполнить свое желание.
Я бы согласился поехать к Марио и без его путанной речи, просто чтобы еще раз побывать в этом чудесном городе, вдохнуть его свежий воздух, насладиться его волшебной атмосферой, погрузиться в прекрасные воспоминания.
Познакомился я с Бергамо, когда ушел от Марты, а Мария уехала на полтора года в Италию заканчивать свою диссертацию в архиве Верхнего Города.
Я тогда каждую пятницу после работы садился за руль и ехал в Бергамо, чтобы уже рано утром обнять Марию, провести с ней два незабываемых дня, а в воскресенье вечером отправиться назад и успеть к началу первого рабочего дня очередной недели.
В те годы я был молод и безумно влюблен, что по сравнению с этим пара бессонных ночей – просто мелочь, о которой даже не стоило задумываться.
Позже, уже после расставания с Марией, я был три раза в Бергамо на полицейских конференциях-семинарах, которые задумывались для обмена опытом между правоохранительными органами европейских стран, а на деле превращались в некую профессиональную тусовку, которая позволяла обзавестись связями и знакомствами в соседних странах.
Не так велика Европа, частенько при расследовании очередного дела приходится обращаться за помощью к коллегам в соседней стране. А это гораздо приятнее и легче делать, если за голосом, звучащим из телефонной трубки, ты видишь хорошо знакомый образ собеседника, с которым на конференциях выпит не один бокал, личная жизнь которого хорошо знакома, по его же рассказам, гримасу которого по поводу твоей просьбы затратить дополнительные усилия, ты прекрасно представляешь.
В этот раз я не стал срываться в ночь, выспался и в субботу не очень рано стартовал.
Дорога, как обычно, заняла около шести часов.
Уже к четырем я въехал на вокзальную площадь Бергамо, повернул налево на улицу Папы Джованни, проехав перекресток с Палеокапа, припарковался, вышел из машины, пересек улицу и зашел в ту самую кофейню, куда являлся каждое утро, когда приезжал к Марии.
Удивительно, ничто не изменилось, только постарел хозяин, а тот его малолетний сын, который когда-то суетился рядом с отцом, превратился в очень солидного молодого мужчину, но не узнать его было не возможно – те же веселые, искрящиеся карие глаза.
Я заказал эспрессо.
Нельзя приехать в Италию и не пить при каждой возможности кофе.
Наверное, я так и не разрешу, мучающую меня загадку, почему кофе только в этой стране настолько прекрасен? Ни здесь, ни в одной иной европейской стране кофе не растет, кофе-машины везде стоят одинаковые, но нигде больше этот напиток не обретает такой ни с чем несравнимый аромат и очарование. Может просто итальянский воздух примешивается к заварке и создает что-то неповторимое, неподражаемое, а может этому способствует всеобщее поклонение местных жителей чашечке черного напитка.
Не посмев лишить себя удовольствия проехать под стенами Верхнего Города, я сделал петлю, но уже через минут двадцать остановился у домика Марио на окраине города.
Он встретил меня в дверях, пожал руку и гостеприимно отступил вглубь помещения.
- Спасибо, что приехал. Хотя чувствую себя виноватым, может и не стоило разводить панику. Что-то нервы сдали.
- Марио, расскажи, что случилось?
- Вадим, проходи. Потом. Все потом. Ты извини, даже теперь стыдно признаваться в своих страхах и волнениях. Выпьешь?
- Да.
Прошел в гостиную, сел в кресло.
Я уже бывал в доме у Марио, как и он в моей квартире в Маленькой стране с видом на наше знаменитое озеро.
Познакомились мы несколько лет назад на побережье, в Тиррениа, под Пизой, где проводили свои отпуска.
Я не очень часто выезжаю в отпуск на курорты, но, если позволяю себе это, то предпочитаю курорты рядом с Пизой, это мои любимые места для безделья – красиво и комфортно.
Там мы столкнулись с Марио, познакомились, очень хорошо проводили время. Он был лет на пятнадцать младше меня, но, несмотря на это, мы на удивление легко находили темы для бесед, очень хорошо понимали друг друга, я бы даже сказал - подружились. В то лето он имел роман с некой Джиной, но днем с радостью сбегал от нее, отправляясь со мной на прогулку в Пизу или в поездку в мой любимый городок Лукка. Пару раз съездили даже во Флоренцию.
Марио объяснял:
- Вадим, она тупа, как пробка, но в постели богиня. Ни одной ночи с ней не пропущу, но днем – это выше моих сил. Я люблю общение, а с ней… Даже не знаю, что сказать. Обожаю курортные романы. Никаких обязательств, никаких последствий. Порой везет, и попадаются дамы, с которыми интересно и днем. Но в этот раз какой-то просто ужас!
После того лета мы с Марио созванивались, переписывались, несколько раз он приезжал ко мне в гости, я знакомил его с достопримечательностями Маленькой страны, пару раз я бывал у него, воспринимая эти поездки, как подарок – встреча с Бергамо.
Мы никогда не обсуждали наши жизни, не делились воспоминаниями или чем-то личным, всегда находились и без этого интересные темы для бесед и споров.
В этот раз, как я понял, что-то изменилось, и наша встреча определилась просьбой Марио, так или иначе, вмешаться в его жизнь.
- Марио, что случилось? – я поставил стакан на подлокотник кресла.
- Вадим, я весь в сомнениях.
- Не томи.
- Мне кажется, за мной следят. У меня ощущение, что кто-то в мое отсутствие бывает в моем доме.
- Откуда такие выводы?
- Я стал замечать в последние дни, что некоторые вещи меняют свое место во время моего отсутствия, - он явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Ты пойми правильно, я не паникую, но иногда не могу найти записную книжку, которая всегда лежит на письменном столе. Не смотри с удивлением, в этом плане я старомоден, люблю все записывать на бумагу, как-то с недоверием отношусь ко всяким программам-планировщикам в компьютере. Все веду в своем еженедельнике. И вот три дня назад не могу его найти. Решил, что оставил на работе, а потом обнаружил его на кухне в шкафу с бокалами. Вчера, перед тем, как тебе звонить, обнаружил, что с рояля, - он кивнул на инструмент, стоявший у окна, - пропали фотографии родителей. Эти снимки я так и не нашел.
Я встал и подошел к роялю.
На его крышке были расставлены фотографии в деревянных рамках. Вот Марио – маленький ребенок, вот какие-то черно-белые снимки пожилых людей, вот фото красивых морских побережий, а между ними оставленные на давно не протираемой пыли отпечатки еще двух рамок.
- Видишь? – голос Марио дрогнул.
- Да. А что ты говорил про слежку?
- Даже не знаю, прав ли я. Но когда начались эти странности дома, я начал, как бы это сказать, оборачиваться на улице и везде, где был. Мне кажется, я несколько раз видел одну и ту же машину за своей. Мне кажется, она несколько дней ездила за мной.
- У тебя пропало что-нибудь ценное из дома?
- Нет. Ничего не пропало, кроме фото родителей. Но некоторые вещи несколько раз поменяли свое место.
- У тебя есть дома ценности?
- Нет. Самое ценное – это коллекция вина в подвале. Чтобы ее похитить, надо нанять грузовик.
- А ты часто пользуешься этой коллекцией?
- Вадим! – от возмущения он даже замер. – Ты же знаешь, я очень воздержен в этом плане!
- Извини, Марио, это профессиональная привычка задавать глупые вопросы, чтобы скрыть отсутствие нужных. Следователь не должен делать пауз, это вызывает недоверие к его способностям.
Я вернулся в кресло:
- Что ты хочешь от меня?
- Если честно, то хочу, чтобы ты нашел правдоподобное объяснение всему этому и убедил меня в нем.
- Что ж, вполне такое логичное и понятное желание. Я его разделяю. Но… Но, Марио, я не Шерлок Холмс и даже не комиссар Мегре. Их времена прошли. Сейчас все решает наука. Сняли отпечатки, провели спектральный анализ, обработали кадры с видеокамер, запихали все это в компьютер, и он вам распечатал имя преступника, список мотивов и доказательств.
- Смеешься?
- Отнюдь. Я говорю печальную правду. Дедукция ушла в литературу, если она когда-нибудь и существовала в следственном деле. Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, почему ты не можешь вспомнить, куда переставил или переложил свои вещи?
- Ты мне не веришь.
- Абсолютно верю. Я сам вижу, что на рояле отсутствуют снимки, которые там недавно стояли. Сразу предупреждаю, я не верю в призраков и в полтергейст. Прими это, как аксиому. Глядя на тебя, у меня возникает мысль, что ты готов во все это поверить. Это так?
- Я не знаю, что думать.
- Ты сильно устаешь в последнее время? Как у тебя дела на работе? Ты влюбился?
- Я не влюбился и не собираюсь этим грехом страдать…
- Я бы не назвал это грехом.
- На работе все хорошо, даже очень. Я сейчас планирую выиграть очень важный тендер.
- Какой?
- Реставрация Санта-Мария-Маджоре.
- Что это?
- Храм двенадцатого века в Верхнем Городе.
- Удивительно, мы столько лет знакомы, а я не знал, что ты связан со строительством.
- Не со строительством. У меня реставрационная компания, я ее создал уже больше десяти лет назад. Я выигрывал тендеры даже в Милане. Я очень известен в этом бизнесе.
- А с этим храмом в Верхнем Городе, это очень выгодно?
- Да.
- Конкуренты?
- Конечно.
- Много?
- Несколько. Но основной – один.
- А что будет с твоей компанией, если с тобой что-то случиться?
- Что? Что ты имеешь в виду?
- Не бери в голову, я просто строю предположения. Так что?
- Не знаю. Я единственный владелец. Я холост, как и ты, ты же знаешь, детей у меня нет, то есть наследников.
- Понятно.
- И что из этого следует?
- Ничего, кроме того, что я ничего не ел с утра.
- Ох, Вадим, извини. Я даже не подумал, что ты с дороги. Пойдем, поужинаем.
- С удовольствием.
- Я предлагаю…
- Нет, не предлагай. В этом городе для меня существует только Ла Брускетта.
- Не могу не разделить твой вкус.
Этот подвальный ресторанчик на углу Папы Джованни и Альдзано я знал много лет и ничего лучше не мог найти – простецкий антураж и великолепная кухня. Порой, чтобы попасть в него, даже выстаивал длинные очереди на улице, рассматривая витрины находившегося рядом магазина муранского стекла.
В этот раз мы подъехали к ресторану, когда еще не настало время основного наплыва субботних посетителей, спустились в подвал и прошли в зал через кухню. Такова уж «фишка» этого заведения – каждый клиент может при желании посмотреть, как и из чего готовится его блюдо.
Я даже не стал смотреть меню, заказал Casoncelli Bergamaschi и мясо под перцем. Вино мы взяли красное домашнее.
- Ты счастливый человек, Марио, - я пока решил не возвращаться к теме своего приезда, - живешь в древнем городе. Наверное, в детстве бегал в Верхний Город и играл в рыцарей?
- Нет. Я в детстве жил в другом городе.
- Ты не здесь родился?
- Нет. Я родом из Прато. Это под Флоренцией.
- Я знаю, где Прато. А когда сюда перебрался?
- Родителям пришлось… Родители переехали сюда, когда мне было лет двенадцать. Давно уже.
- Почему переехали? – мое внимание по привычке привлекла пауза в его ответе, вопрос задал, даже не задумываясь.
- Так получилось. Там что-то случилось, я не знаю, маленький еще был. Как тебе еда?
Я не стал настаивать на ответе на свой вопрос, почувствовав нежелание собеседника продолжения темы. Поймал себя на том, что, как хорошая собака, которой только намекнули, что надо брать след, уже перестал относиться ко всему, что говорит Марио, как к беседе со старым знакомым. Все же неизгладимый отпечаток имеет в нас наша профессия. А так хочется быть нормальным человеком, слышать в словах то, что они значат, а не то, что они могут скрывать.
Перед выходом из ресторана Марио вызвал такси.
- Тебя куда? – спросил он, прекрасно зная, что я никогда не останавливаюсь у знакомых, предпочитая гостиницу и независимость от режима жизни принимающей стороны.
- Марио, в любом случае, сначала к тебе. Там моя машина и чемодан, - улыбнулся я.
- Ах, да.
Его дом встретил нас незапертой дверью.
- Я же запирал, - голос Марио начал дрожать. - То есть я точно помню. Ты помнишь?
- Я не обратил внимания. Я же раньше вышел, проверял, запер ли машину.
- У тебя есть оружие?
- Марио, моя лицензия не действует в твоей стране, - с этими словами я прошел к своей машине, открыл ее и достал из перчаточного ящика пистолет – хорошо, что теперь в Европе не существует границ даже с теми ее странами, которые не признают евро в качестве местной валюты.
- Заходим? – Марио стоял в нерешительности, я заметил, что его рука, в которой он все еще сжимал ключ, сильно дрожит.
- Пробуем, - отодвинув хозяина, я толкнул дверь и шагнул внутрь.
Мы прошли все комнаты, последовательно включая в них свет.
Никого.
А вот портрет Марио в кабинете имел печальный вид – он был забрызган красной краской.
На хозяина было больно смотреть, поэтому на его произнесенный шёпотом вопрос, я, не задумываясь, ответил:
- Конечно, я переночую у тебя.
Ночь прошла спокойно, но почти без сна – неудобство дивана в гостиной не давало мне забыться и отдохнуть после дороги и переживаний знакомого. Я ворочался и думал, или думал и потому ворочался, хотя причинно-следственные связи не имели значения, в любом случае, я утро встретил в совершенно разбитом состоянии.
А уж состояние Марио меня окончательно расстроило.
Он был напуган, не мог сосредоточиться ни на чем, бродил по дому, как лунатик, но больше всего меня поразило то, как он открывал дверцы шкафов на кухне – было полное ощущение, что он перебарывает очень сильный страх прежде чем потянуть за ручку.
Он был бледен, почти не говорил, руки дрожали, глаза бегали – картина была ужасна.
И тогда я сделал, по-моему, единственно правильное предложение:
- Марио, мы переезжаем в отель. Я забронировал себе номер в Excelsior San Marco, - а что еще я мог выбрать, кроме этой гостиницы, где завтраки подают на крыше, с которой открывается чудесный вид на Верхний Город. – Собери, что тебе может понадобиться, мы, видимо, проживем там несколько дней. Мне надо разобраться.
Он, как послушный ребенок, не задавая никаких вопросов, собрал сумку, оделся и встал молча у дверей, ожидая меня.
Воскресный день мы провели в холле отеля, в его баре, в прогулке по Верхнему Городу, в обеде на фуникулерной площади, в разговорах обо всем, что угодно, кроме того, что нас обоих волновало в это время больше всего.
В какой-то момент, когда Марио отлучился в туалет, я позвонил во Флоренцию Франко Джованни, предупредив, что завтра навещу его, и что мне будет нужна помощь.
Вечером, перед тем, как мы должны были разойтись по своим номерам я, сжав плечо Марио, внушал ему:
- Завтра мне надо будет уехать, но к вечеру я вернусь. Я же работаю. Ты никуда из отеля не уходи. Позвони на работу, скажи, что заболел. Никуда, жди меня.
Встал я рано.
Позвонил Герману, предупредил, что буду несколько дней отсутствовать.
Дорога заняла больше трех часов, но к началу рабочего дня я уже был у дверей Управления Полиции Флоренции.
Франко провел меня к себе в кабинет:
- Вадим, какие проблемы привели тебя в нашу страну?
- Мне нужна информация. Более четверти века назад что-нибудь необычное, что связано с семьей…, - я назвал фамилию Марио.
- Ты сменил специальность и стал историком? - усмехнулся Франко, стуча пальцами по клавиатуре своего компьютера.
Я молча ждал. Было не до шуток.
- Ну вот, есть. Прато. Одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Ограбление. Что тебя интересует?
- Подробности. Там же был ребенок.
- Ну да, Марио – одиннадцати лет. Он был один дома, когда забрались грабители. Родители содержали магазин одежды на улице Антонио Мартини, отличное место для магазина, жили в пригороде. Родители были в гостях, ребенок дома один, - Франко быстро бегал глазами по экрану. - Ребенок спрятался под кроватью. В доме была собака. Фокстерьер. Ее убили грабители, тут написано, как раз перед кроватью, где прятался ребенок. Так вот еще, ребенок… Так психическое расстройство. Мания преследования. Его поместили в клинику. Он там год провел. Потом выписали. Потом опять попал в клинику. Потом выписали. Семья переехала отсюда. Грабители не найдены. Дело закрыто по истечению срока давности. Что тебя интересует?
А что меня интересует? Я сам не знал, зачем ехал на родину Марио. Это какое-то десятое чувство, воспитанное годами службы в полиции. Что меня может интересовать? Конечно клиника и история болезни.
- Клиника. Болезнь. История болезни.
- Вадим, почти тридцать лет прошло. Это не убийство премьера, даже не депутата. Ты думаешь, кто-то что-то помнит?
- Архивы.
- Кто тебя в них пустит? Врачебная тайна.
- Поможешь?
Франко тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что до пенсии еще несколько лет, за это время может многое случиться. Когда-нибудь он может оказаться в Маленькой стране на пороге моего кабинета с неразрешимой в пределах его юрисдикции проблемой.
- Поехали.
В клинике – печальном, отгороженном от мира оградой, пространстве нам удалось, благодаря должности Франко, выяснить, что врач, который наблюдал Марио уже давно на пенсии и живет рядом с Прато.
Звали его Джузеппе – маленький, сухонький старичок с очень ясными и колкими глазами.
Мы сидели на террасе его дома, потягивая легкое красное вино.
- В моем возрасте ваши вопросы можно воспринимать только, как комплимент. Вы хотите узнать подробности того, что произошло тридцать лет назад, - Джузеппе открыто и широко улыбался, в его тщедушном теле чувствовалась неимоверная энергия и живость. Я смотрел на него с нескрываемой завистью. – Молодые люди, при всем моем уважении, я не могу вам открыть детали болезни своего пациента.
- Доктор, - Франко говорил тихо, смотря на солнце сквозь вино в бокале, - нам не нужны детали болезни конкретного пациента. Мы хотим узнать у вас симптомы некого заболевания, с которым вы сталкивались в своей практике. Так же, Вадим?
- Да, - подтвердил я.
- Удивительно, - Джузеппе сделал глоток из своего стакана, прищурился, облизал губы, - прошло три десятка лет, и вот в течение пары месяцев ко мне приходят дважды с одним вопросом.
Он молчал, еще пару раз прикладываясь к стакану, выжидая, понимая, что своим словами он вынуждает нас задать вопрос. Он наслаждался нашим изумлением, он ждал с чувством победителя, который может среагировать на мольбы просителей, а может просто не обратить на них внимания.
Первым сдался я:
- Кто спрашивал?
Улыбка растянула губы Джузеппе. Он был востребован, этот, судя по всему, одинокий человек почувствовал, что в нем заинтересованы, что он опять нужен, что он еще может играть свою роль. А роль удавалась. Он без суеты встал, взял со стола глиняный кувшин, заглянул в него и молча удалился.
Было слышно, как он спускается в подвал.
Потом он вернулся.
- Молодые люди, одну секунду, - Джузеппе скрылся в доме, появился с чистыми стаканами. – Это вино другого года, я рекомендую попробовать. Мне кажется, оно удалось лучше.
Он налил.
Мы сделал по глотку, я опять не выдержал:
- Кто вас спрашивал про Марио?
- Он про него не спрашивал. Он сказал, что журналист, пишет про манию преследования, хотел бы проконсультироваться.
- И…?
- Он назвал некоторые симптомы, которые были у того мальчишки. Но без имен. Я поделился.
- А у вас были еще подобные случаи?
- Нет.
- То есть вы рассказали про конкретного человека, не называя его имени и понимая, что вас спрашивают именно про него?
Джузеппе выглядел обиженным ребенком, он хотел нас удивить, поразить информацией, а теперь оказался в чем-то виноват.
- Джузеппе, - вмешался Франко, - объясните нам в чем была суть болезни того мальчишки?
Хозяин отвернулся, он уже не выглядел победителем даже, видимо, и в своих глазах, голос был ровный, равнодушный:
- У него проявилась на фоне жуткого шока мания преследования, обусловленная страхом перед определенным местом. Это очень редкое проявление. На моей практике – единственный раз. В течение года нам удалось вытащить его. А потом он попал домой, и все началось снова. Именно дом стал катализатором, это было именно то место, которое пугало и вызывало рецидив. Пришлось убедить родителей сменить место жительства. Надеюсь, это спасло ребенка.
- Это возможно вызвать повторно в другом месте? – я навалился на стол, вглядываясь в ставшее равнодушным и неэмоциональным еще несколько минут назад такое живое лицо.
- Да. Его надо заставить бояться того места, где он находится.
- И вы это сказали тому журналисту.
- Да, это мое открытие. Это я провел исследование…
- Как выглядел журналист? – я в сердцах хлопнул ладонью об стол.
- Мужчина, лет сорока, чернявый, высокий. На лбу небольшой шрам. Обычный.
Я встал и начал спускаться с террасы, за мной последовал Франко, а на столе остались почти нетронутые стаканы с вином другого урожая.
Марио я нашел в его номере.
Он сидел перед телевизором.
Не отрывая взгляда от экрана, он спросил:
- Ты что-то узнал?
- Да, Марио. Я был в Прато. Кто еще знал о твоей… о том, что там случилось?
- Никто.
- Никто? Ты никогда ни с кем не говорил на эту тему?
- Теперь никто. Она умерла три года назад.
- Кто?
- Моника.
- Кто это?
- Это одна из моих любовниц, - он продолжал смотреть на экран, отвечая спокойно, ровно, равнодушно.
- Чем она отличалась от других?
Марио нажал кнопку на пульте, переключил канал:
- Она забеременела.
- От тебя?
- Да.
- И…?
- Она сделал аборт.
- Ты настоял?
- Да. Так сложились обстоятельства.
- Какие?
- Все. Она была замужем.
- И…?
- Муж был… муж бесплоден.
- А ты?
- Я не бесплоден.
- Ты не хотел быть с ней?
- Зачем? Мне хорошо так. Я не хочу связываться ни с кем. Она слишком далеко зашла, я это не подразумевал.
- Почему ты ей рассказал про Прато и все это?
- Она не верила, что все кончено… Что мне не надо… Мне нужен был предлог. Я рассказал, сказал, что моя болезнь может передаться. Мне нужно было объяснение. Я его придумал. Я его рассказал, - голос Марио звучал монотонно, он не отрывал взгляд от телевизора, щелкая кнопкой переключения каналов.
- Что с ней случилось?
- Она умерла.
- А муж?
- Жив.
- Ты с ним знаком?
- Да.
- Кто он?
- Он мой конкурент. Мы познакомились давно на одном из приемов в мэрии. И с ней там.
- Тендер на реставрацию храма, там он тоже?
- Да.
Картина начала складываться:
- Он высокий? У него есть шрам на лбу?
- Он невысокий, у него нет шрама, ему сейчас уже под семьдесят. Ты думаешь, он хочет мне отомстить? Это бред. Мы с ней расстались уже лет восемь назад.
- Она намного моложе мужа?
- Да. Она младше меня.
- Кто про вас знал?
- Никто.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- Ты общался с ее мужем после всего этого?
- Да. Регулярно. И тогда, когда она была жива тоже.
- Ты уверен, что это не он пытается свести тебя с ума?
- Вадим, я абсолютно здоров. Я уже очень давно здоров. У меня были проблемы в детстве, но теперь все нормально. Я такой же, как все, - он поднял на меня взгляд, - я только очень не люблю собак, они такие слабые! Ты, похоже, многое успел узнать, но только не то, о чем просил я.
- Я полагаю, что я все узнал. Включая то, что ты хотел, несмотря на то, что ты не хочешь в это верить. Я уверен, что сегодня или завтра я добуду очевидные доказательства. Но мне нужна твоя помощь.
- Что от меня требуется?
- Мы сейчас сделаем вид, что ты возвращаешься домой, - Марио напрягся, - потом выйдем из дома, ты вернешься сюда, а я к тебе домой. Я останусь на ночь. Если ничего не произойдет, то завтра повторим тот же ход. И так, пока он не поверит, что ты дома и только вышел на время. Он придет что-нибудь передвинуть или убрать. Я буду там.
Марио смотрел на меня с изумлением и недоверием:
- Ты уверен, что ты сможешь…, что их можно видеть, что они есть?
- Успокойся, Марио, это все совершенно очевидно. На тебя пытаются воздействовать. Я был у твоего врача, он сказал, что это возможно. Надо только заставить тебя бояться того места, где ты живешь.
- Как интересно, - он ухмыльнулся и опять уставился в экран. – Я не боюсь, я поеду с тобой к себе в дом, - пауза, потом недоверчивый взгляд в мою сторону. – Ты же сказал, что ненадолго.
- Да, мы занесем вещи, выпьем и выйдем, будто на ужин.
- В этом нет ничего страшного. У тебя же оружие с собой?
- Да.
- Я готов, - он встал, одернул пиджак, прошел вглубь номера, вытащил из шкафа пустой чемодан, запер его и вернулся к двери. – Пошли?
В доме Марио не прошел дальше холла. Я сказал, чтобы не вызывать подозрений, если за нами следят, то надо пробыть дома хотя бы полчаса. Эти полчаса он простоял около входной двери. Туда я ему принес стакан с виски. Он выпил и аккуратно поставил бокал на подоконник, под который до этого пристроил свой пустой чемодан.
Заранее отперев дверь черного хода на кухне, я вызвал такси, которое высадило меня на первом же перекрестке, а Марио повезло в отель.
В темноте я нащупал стул на кухне сел и приготовился к долгому ожиданию.
Но он появился довольно скоро, отпер входную дверь, что-то с шуршанием протянул за собой по полу холла и вошел в кухню, его высокий стройный силуэт четко, как в театре теней, вырисовывался на фоне подсвеченных уличными фонарями окон.
- Только без глупостей, - я громко щелкнул предохранителем пистолета и включил лампу на столе.
Ему было лет сорок, высокий, черноволосый, с небольшим, видимо, заработанным в детстве шрамом на лбу, ясными глазами, у его ног лежала большая брезентовая сумка.
- Может, представитесь? – спросил я. – Вы же пришли в гости. Меня зовут Вадим. И…?
- Антонио, - голос низкий с легкой хрипотцой.
- Ваши планы?
Он молчал.
- Пододвиньте ко мне сумку.
Он попытался наклониться.
- Ногой, - я, на всякий случай, поднял ствол пистолета.
Он выполнил.
Не опуская оружие, я левой рукой расстегнул молнию. В сумке была дохлая собака с заляпанной кровью головой. Это был фокстерьер.
- Садитесь, - я указал на стул по другую сторону стола.
Он сел. В его глазах не было ни страха, ни напряжения, скорее обреченность.
- Зачем? – спросил я.
- За Монику.
- Кто она вам?
- Сестра.
- За что?
- За ее смерть.
- Вы уверены, что это его вина?
- Да.
- Откуда информация.
- От нее.
- Она вам рассказывала про Марио?
- Да. Рассказывала. Но она не называла имени. У нас с детства нет… не было тайн друг от друга.
- Да ради Бога. Только не надо мне тут разыгрывать сцены из индийского кино. Мне нужна правда. За что? Он не убивал, не насиловал ее, она взрослая женщина, она сама делала свой выбор.
- Она очень любила его. Он предал…
- Секунду. Она изменяла мужу, она завела любовника, с которым потом рассталась. Вы считаете историю вашей сестры в чем-то оригинальной?
- После аборта она уже никогда не могла иметь детей. Она спивалась, сходила с ума. Я хотел, чтобы он также ушел из жизни. Я хотел свети его с ума, чтобы он почувствовал…
- Что? Он это уже чувствовал, еще в детстве. Откуда вы узнали его имя?
- Андриано сказал.
- Кто это?
- Муж Моники.
- Он знал?
- Да. Он говорит, что всегда это знал. Даже когда она была с этим, - Антонио мотнул головой в сторону гостиной.
- И ничего не делал?
- Он любил ее. Для него самое страшное было потерять ее. Он верил, что здесь все ненадолго. Он терпел. Он дождался, а потом она начала сходить с ума, спиваться, были и наркотики. Мы очень с ним ее любили… по-разному, но одинаково сильно… Я уезжал в Австралию, работа там… Она умерла, когда меня здесь не было.
- Откуда вы узнали про болезнь Марио?
- Андриано рассказал.
- А он откуда?
- От Моники. Она, когда уже не в себе была, все ему рассказала, что, если бы не эта болезнь этого, они были бы счастливы, что у них были бы дети, а теперь у нее их никогда не будет…
- Все это очень проникновенно, но вы уверены, что дело не в тендере, на который идут Марио и Андриано?
- Какой тендер? – его изумление было неподдельным, по крайней мере, так мне показалось.
Может действительно все так, как он говорит, и такие страсти могут в наши дни случаться не только в сентиментальном фильме.
Мы молчали.
Я взвешивал. Что мы имеем? Доказать проникновение в жилище – легко. Попытку влиять на психику – легко. Попытаться доказать, что цель этого влияния – попытка доведения до самоубийства – трудно, почти нереально. Что ж можно добиться возбуждения дела, а как это повлияет на психику Марио? Не приведет ли это к тому, чего добивается этот Антонио? Вполне может. Никто не знает этой психики до конца. Начнет Марио бояться всего мира, как места своего жительства и проведет остаток дней в клинике. Поможет ли это Монике? Кончено, нет. Поможет ли это Андриано? Конечно, нет, ему, пусть и не долго, но жить со знанием того, что уже не изменишь. Нельзя прошлое изменить, у каждого оно такое, какое случилось.
Хотя может иногда стоит присматриваться, так ли у тебя дома стоят и лежат вещи, как ты их оставлял. И если заметил, что что-то сдвинуто, то, наверное, стоит оглянуться и задуматься, что же в твоем прошлом поведении привело к этому сдвигу, и, может, еще не поздно что-то сделать, изменить, чтобы вещь эта на место вернулась.
Я не был готов рассуживать людей, с которыми столкнула меня жизнь на этом этапе, пусть сами решают.
Я убрал пистолет в карман:
- Уходите и заберите сумку. Не пытайтесь становиться судьей чужой жизни. А тем более, палачом. Я вас предупреждаю, что я все расскажу Марио, для этого меня и приглашали. На мой взгляд, никаких преследований с его стороны не будет, ему бы со своими скелетами в шкафу справиться. Прощайте.
Антонио еще какое-то время сидел, глядя на меня, потом тяжело поднялся и ушел, таща за собой сумку с еще одной невинно погибшей собакой.
27 мая 2017 года