In Color. 6

Герберт Грёз
 Серебряные искорки звезд уже давно горели в черном теплом небе, когда машина остановилась около дверей гостиницы. Соня вдохнула влажный воздух, полный ароматов сосны и каких-то нежных цветов, раскинула руки и закружилась в молчаливом танце. Матвеев тем временем невозмутимо выгружал багаж и рассчитывался с водителем.
 - Ты какую музыку любишь? - внезапно спросил он, прикоснувшись к руке Сони, смотрящей высоко в небо. - Рок, я полагаю?
 - Металл, - ответила девушка. - Не ожидал?
 - Почему же? Чуть-чуть не угадал. А почему?
 - Ну... Не знаю. Всегда любила. А ты?
 - Не обо мне речь, - лукаво усмехнувшись, ответил профессор. - Мы, интересно, так и будем стоять на крыльце, или все же найдем в себе силы войти?
 Удивительно мягкая, ласковая тишина встретила гостей. А еще какая-то необычно легкая атмосфера, какая бывает только в родном доме, когда тебя заждались из дальнего путешествия.

 Комната на четвертом этаже. Высокое окно, оранжевый свет уютного бра на стене. Мягкая кровать, в которой можно утонуть. Везде дерево, теплый и терпкий запах. И сотня тысяч неясных образов перед глазами. После долгой дороги хотелось укутаться в подушку, вытянуть ноги, упасть в абсолютную темноту и выключится. Но уснуть не получалось.

 То ли сказывались новые впечатления, то ли мистическая атмосфера вокруг, то ли еще что-то, но Соня впервые в жизни посмеялась над своим именем.
 А тут еще непрошеная мысль закралась в голову: «И что дальше? Впечатления, подвиги... Круто. А всего-то я хотела быть любимой и любить». На Соню обрушилась целая лавина переживаний. И были в ней и огонь желания, и страх потерять все, и холод разочарований, и искрящийся восторг новых надежд...
 Она то закутывалась в одеяло, то отбрасывала его, не в силах совладать с жарой, то закрывала глаза, то открывала, пугаясь нахлынувших видений. И только часам к трем ночи реальность отступила, и Соня тихо засопела, сложив руки под щеку.

 На завтрак успели впритык. Было видно, что Матвеев тоже не сразу уснул. Взгляд его был тяжел и хмур. Набор продуктов, которые он сложил к себе в тарелку, поражал несовместимостью. Селедка вперемешку с форелью и луком, взгромоздившиеся на политые горчицей сосиски, вокруг круасан и блинчики с шоколадной пастой. Соню при взгляде на все это немного замутило. Тем более, что она ограничилась йогуртом и вареным яйцом.
 - Ты не гурман, - презрительно сказала она.
 - Я не в настроении, - холодно ответил профессор. - Надеюсь, ты хоть выспалась. У меня не получилось.  Ладно. Теперь слушай. Сейчас к нам подъедет проводник по местной точке сопряжения. Она хорошая девочка, любит животных и вкусно покушать. Зовут её Флорентина. Знает только румынский и испанский, поэтому на тебя вся надежда.
 - Здешняя дверь — Синяя Бархатная Комната?
 - Ага, - кивнул Матвеев. - Не самая страшная из дверей, и здесь редко кто появляется, но как бы это не оказался коммуникационный узел. В этом случае твое присутствие тут просто необходимо. Никто из Великих не заходил в Комнату после получения записки. Если там есть еще сообщения, мы готовы отдать их только филологу. Кстати, Флорентина будет здесь через одиннадцать минут, поэтому у нас есть еще время выпить кофе.
 - Одиннадцать?
 - Не забывай, кто я, - буркнул Матвеев. - И почаще вспоминай ту ночь в своем доме. Когда на стене твоей появился Темный-и-Сухой.
 - Так это был... О, Господи.
 - Не случайно всё, Лисичка, нет. Кофе! Идем за кофе.

 Кофе оказался весьма посредственным. А вот Флорентина — совершенной. Если не считать ее удовлетворенную легкую склонность к полноте, она вполне могла бы стать образцом для подражания. Впрочем, некоторая наполненность фигуры совсем не портила эту чудесную девушку, из-род куртки которой торчала мордочка кролика.
 Разговор после недолгих колебаний принял формат «испанский-испанский-русский» и наоборот. Флорентина курила, бросала непарламентские выражения, громко и заливисто смеялась. И тут же гладила своего нового найденыша, целовала его в мордочку и подкармливала с помощью пальца, обмакнутого в молоке.
 - Да, Синяя Бархатная Комната... Да захолустье тут, подружка! Редкий раз кто-нибудь явится, так тут у нас куча парней с дубинами! Ха! Шутка. Всего три Великих на всю Румынию. Матвеев твой шутник.
 - Конечно, бедолаги! Всего трое! - смеясь, воскликнул профессор. - У нас на всю Россию восемь, посчитай среднюю плотность Великих на тысячу населения! Мажоры.
 - Ну хорошо, хорошо. Только вот с запиской наши друзья из лампочек промахнулись. Кстати, Софи, ты хоть раз дралась в двери? Нет? Так ты малышка еще... Ну, прости. Не знала. Мы ждем новых сообщений. Как вы эти чертовы буковки понимаете, мать вашу? Ой, ладно, ладно... Мороженое будешь, ясельная группа? Я угощаю. Матвеев, и ты туда же. Ладно, сначала мороженое, потом Комната. Никак иначе. Вот и хорошо.
 
 Около ворот отеля стояла длинная и сверкающая «Шевроле Каприз Классик». С трудом верилось, что эта девчонка справляется с такой махиной, но Флорентина легко и непринужденно, с тоненькой сигареткой в зубах, плюхнулась в кресло водителя и включила зажигание.
 - So feed the spark, welcome to the land of dark, - заревела страшным голосом акустика.
 - Фло, выключи, ради Бога!
 - Фло, прибавь, ради Бога! - одновременно воскликнули Матвеев и Соня.
 Знание языка сделало свое дело. Корабль отчалил под ревущие гитары Haggard. Профессор негодовал.

 До Синей Бархатной Комнаты езды было минут двадцать, но Соня хотела бы растянуть их на целый день. Фло и её машина казались ей сошедшими со страниц какой-то сказки или фантастической саги. И впервые Соня почувствовала, как какие-то незримые нити связывают ее с другими Великими, так прочно, что даже смерть не властна над ними.
 
 Дверь в маленьком доме в два этажа. Покосившаяся, выкрашенная в мерзкий коричневый цвет. Фло, окутанная сизым дымом, отдала Соне ключ и тихо сказала:
 - Удачи, Лисичка. Если что — мы рядом. А так, вообще-то, сражайся. Ты- Великая, помни это.
 И Соня вошла в дверь.
 Маленькая комнатка с двумя окнами на стене, завешанными сиреневыми шторками. Тусклый светильник на тумбочке. Холодный пол. Потрескавшийся потолок. И длинный узкий стол. Стены покрыты синим бархатом. Где-то сверху играет фортепиано.
 Ужас.