О.И.
Икряною кефалью плывёт золотая луна,
звёзд икринки мерцают, как зёрна в космическом севе,
я по дикому пляжу гуляю, где в грудь валуна,
за волною волна, море бьётся в припадочном гневе.
Ты придёшь через час, гнев морской поутихнет, замрёт,
смолкнет музыка в парке, и станут безлюдными скверы,
только будет блуждать между звёзд огонька самолёт
и наполнятся гулом далёким небесные сферы.
Будет птица полночная ухать за парком вдали,
будет стихший прибой бормотать что-то речитативом,
лунным светом янтарным настолько пропитан залив,
что сквозь ветви, как золота слитки, мерцает в ночи он.
На заре разойдёмся, чтоб ночь целый день торопить:
– Приходи поскорей!.. Уж багрянец гуляет по кронам… –
и ещё я не знаю, как будет запутана нить
нашей первой любви и удастся ль распутать её нам.
Эта осень и к нам тихой сапою в души вошла,
неизбежной разлуки тоска заструилась по венам;
на шпалерах висят вперемешку мускат и шасла,
и пируют дрозды с голубями лесными отменно.
И летят паучки на своих паутинках весь день,
и барашки забегали в море за мысом Мартьяном,
у хозяйки твоей разыгралась под утро мигрень,
говорит, это к ветру, закат, говорит, был багряным.
А когда закружит, наконец, золотой листопад
и потянутся птицы на юг, покидая твой Север,
я на пляж наш приду, где, волна за волной, невпопад
будет море о грудь валуна биться в праведном гневе…