Рассказ опубликован впервые в газете "Рубеж" № 12 (24) декабрь 2006.
Июнь. Двери настежь. У порога, в пристройке, выводок рыжих щенков демонстрирует нам «борьбу без правил». В одной компании с выводком двухлетний «паренёк» с розовым куском юколы в смуглом кулaчке. Он и собачки поочерёдно прикладываются к северному деликатесу. И жажду утоляют снегом. Так и не растаявшим в холодке за бочками.
Полгода назад отец именинника, коренной рыбак Вася, по прозвищу «Чирок», пришёл к нам в избу. Бригада обедала.
– Дитё сгорает, – сказал он, – не найду лекарство – приду к вам гроб делать.
– Мы, Васёк, плотники... не врачи, – сказал бригадир, – в город звонил?
Вася только рукой махнул.
Я взвесил свои возможности. В Норильске сердобольная жена. Завуч школы. Бывшие её ученики в поликлинике и аптеке. И взял рецепт.
– Вечно ты липнешь не в свои дела, – проворчал бригадир, когда Вася вышел, – лети, но дни тебе не ставлю и туда-сюда за свой счёт.
Я улетел первым рейсом. Рецепт попетлял по городу. На третий день в аптечном складе мне вручили желанную коробочку.
Теперь я за столом на почётном месте. Рядом с хозяином. Вася щедро подливает в кружки пенистую брагу из чёрного от копоти чайника.
– Начальник у тебя как еврей, – жалуется он, – два гвоздя попрошу – рыбу давай!... шкуру давай!...
– Он не еврей, – говорю я.
– Для нас как еврей, – убеждает меня Вася.
– Ты еврея видел?
– Нет, не видел, – признаётся Чирок.
– Еврей, – кричит через стол Васин брательник, – самый хитрый народ!...
Признание Васи умиляет меня. Я – еврей. И, если мой мозг окончательно не отморожен, то Вася сейчас завертится на табуретке как набедокуривший школьник.
– На Таймыре, – рассказываю, – есть два еврея. Имею ввиду одного Себя в недавнем шахтёрском прошлом. А второго Себя в плотницком настоящем.
– В Банке денежки считают?!, – язвит брательник.
– Один под землёй...
– Знаем! Золото ищет!
– Может и ищет. При мне медную руду грузил.
– Какая там погода? – интересуется Вася.
– Пурга в шахте бывает редко, – не моргнув глазом, сообщаю братьям, – мужики в забоях в рубахах работают.
– Летом?
– И летом, и зимой.
Вася скрипнул зубами от зависти.
– Еврей шубу жалеет, – комментирует брательник, – евреи самые жадные люди...
– В шахте, – объясняю, – шуб не носят. Дышать нечем. Пыль идёт – друг друга не видишь.
– Пусть идёт, – не унимается брательник, – пока там евреи.
– Как он зарабатывает? – спрашивает Вася.
– Понятия не имею. Пыль пошла – мы потерялись.
– К еврею не подходи, – предупреждает брательник, – у них деньги к рукам липнут. Не заметишь, как всё отымет.
Героическое шахтёрское прошлое для потомственных рыбаков явно ничего не значило. И в их нетрезвом сознании реабилитировать еврейский народ не могло. Другое дело – плотницкая страда в снегу на морозе. Это они наблюдают каждый день.
– Вахта закончится – обещаю – прилечу в город. Пойду к шахтёру-еврею. Дождусь, когда из шахты выйдет. Скажу: рыбак Вася евреев не видел. Но сильно их жизнью заинтересован. Шахтёра не найду – пойду к другому еврею...
У Васи на лице появляется решительное выражение.
– Ну! – мысленно помогаю ему, – спроси о втором еврее: кем он работает. И я тебя ошарашу!
«Чирок» приблизил ко мне изжёваное холодом лицо. Скрюченный палец примял толстые губы:
– Будет пурга... никто не узнает... можно убить...
За столом стало скучнее скучного. Мой план развалился. До финиша я не донёс всего полторы фразы.
– Кем работает? – должен был спросить Вася.
– Плотником в вашем посёлке. В нашей бригаде.
– Кто???
– Я....
Не свершилось. Мы с Губерманом переоценили Васю.