Свернули с асфальтовой на гравийку.
- Сколько лет прошло, а дорогу так и не заасфальтировали, тут всего-то семь километров, - с грустью сказала мама.
- Если раньше не сделали, то сейчас кому это надо? Жителей-то в деревне почти не осталось, - вступила в разговор моя тетушка.
- Ну как же? Несколько домов стоит, живут там люди.
- Кто по дешевке дома с огородами купил, те и живут, фермерством занимаются, а наших-то, деревенских, никого не осталось.
В машине установилась какая-то тягостная тишина. Грустно было ехать на малую родину и наблюдать почти тот же пейзаж, что и много лет назад, но при этом четко осознавать, что никто уже тебя в родном гнезде не ждет. Остались у нас за деревней, в окружении высоченных берез, несколько могил. Мы ехали на кладбище.
А ведь еще накануне на работе говорили, почему Радоница так называется. И все сходились на том, что от слова радоваться. Только трудно было представить радость, отправляясь в столь печальное место, чтобы прибраться на могилках.
Протарахтев по гравийке, свернули на степную, едва заметную дорожку, по которой ездят местные пастухи. Вот и последний березняк, а за ним покосившийся забор деревенского кладбища. Молча подошли к заросшим прошлогодней травой могилкам.
- А листьев-то сколько! – воскликнула мама.
- А чего удивляться?! Деревья вон какие вымахали, от них и листва, - поддержала разговор тетя.
Мы с грустью вглядывались в портреты близких нам людей. Затем старательно сгребали листву и сухую траву.
Я вспоминала, как когда-то приезжала к бабуле и по субботам прибиралась в доме: мыла полы до самого крыльца. А потом сидела на чистых досках крылечка, отдыхая от физического труда, наслаждаясь ароматом тихого летнего вечера.
Мы старались не смотреть в сторону деревни, до которой около километра. Видеть знакомый домик, когда-то родной нам, было больно.
- А что-то сегодня мы одни, может позже кто приедет прибираться, - посетовала тетушка.
- Савченковы каждый год ездят, а сегодня не видать, может завтра решили приехать, - предположила мама.
Постояв у прибранных могилок, вернулись к машине. И тут увидели, что подъехал еще один автомобиль, из которого вышла немолодая пара. Они всматривались в нас, а мы смотрели в их сторону.
- Юра! – воскликнула мама, - Надо же, а мы думаем, когда же кто-нибудь еще подъедет.
- Галя, ты что ли?! Годами ведь не видимся, а ты почти не изменилась.
- Ой, и Клава с тобой!
- Здравствуйте девчата! – а я смотрю, никак Панченко сестры, - подошла следом за седовласым Юрой его супруга Клава. – Ой, а этого парнишку не узнаю.
- Так это внук мой, - представила моего племянника тетушка.
- А вот Таню сразу узнала. А ведь помню тебя вот такой малюсенькой девчонкой.
- Ой, мои вы хорошие! - почти со слезами на глазах сказала мама. Сколько лет ездим, а все не удавалось повстречаться, а ведь в одном городе живем.
- Да, с грустью сказал Юрий, а когда-то все жили в одной деревне. Слышали, Пашка-то Рубанов умер?!
- Да что ты! А мы его в прошлом году здесь, на кладбище, видели.
- Дом родительский успел отремонтировать, вон крыша виднеется, - продолжал Юрий, - а только пожить не успел.
- Не осталось деревни, - с грустью заметила мама.
- Ну ладно, девчата, рады были повидаться, пойдем и мы поработаем.
И все мы, словно самые родные на свете люди, обнялись друг с другом.
Машинка шустро катилась по степной дороге, приближаясь к гравийке.
- Небольшая была деревня, и добираться сюда было всегда тяжело, автобус через раз ходил, - вздохнула тетушка.
- Да и родителям нашим не просто пришлось – всю жизнь в совхозе трудились, а дома с хозяйством да в огороде. – А помнишь, как мы гусят по очереди пасли?
- Конечно помню! Хотелось с подружками побегать, а тут моя смена их караулить.
- А что делать? Родителям помогали, уставали они на работе.
- А все равно хорошо жили! – с удовольствием отметила тетушка.
- Это точно, хорошо было, - поддержала мама.
И в машине наступило короткое молчание, как будто после чего-то светлого и доброго. На душе стало как-то легче.
И все-таки Радоница – это радоваться. Вот как сейчас: с благодарностью к прошлому и к тем, кто ушел от нас.