Первая встреча с художником Игорем Геко

Марина Ермошкина
               
 Впервые об этом человеке я услышала лет пятнадцать назад. Поэтесса  Галина Дюмонд позвонила мне и с присущей её неподражаемому голосу хрипотцой,  проговорила, словно  пропела: "Знаешь, я давно дружу с художником  Игорем Геко. Мне так  нравятся его самобытные и колоритные картины. А он ещё и стихи пишет необычные. Моцарта на гитаре  играет. И сам имеет нестандартную  внешность. Он устраивает в ближайшую пятницу приём.   Хочешь, присоединяйся!" 
Заинтригованная  приглашением, я не смогла отказаться от удовольствия отправиться в гости, давно убедившись, что нет дороже  знакомства с незаурядным человеком. А тут художник, музыкант и поэт в одном "флаконе", да ещё и у себя дома. Интересно!
Сестру и подружку я прихватила с собой за компанию, соблазнив их тем же, чем меня  Галина, чтобы позже обменяться впечатлениями. По дороге, а жил наш герой   на севере Питера в Шувалово, начиная   с эскалатора метро, мы почему-то дико хохотали, будто школьницы удравшие с уроков.
Помню, что на улице было по-питерски слякотно и промозгло. На выходе из метро нас встретили гигантские лужи,  эдакое  чавкающее месиво талого и  грязного снега, что выносили с собой из узкой горловины метро потоки людей. Мы  брели по тротуару, с трудом преодолевая  обледеневшие  ноздреватые   сугробы.  Непогода нас ничуть  не обескуражила и мы  продолжали хохотать,  балансируя и маневрируя на неприветливой скользкой дороге, боясь всей троицей с конфузом завалиться в суровые глыбы.
Ещё в разговоре по телефону Галина Дюмонд мне прозрачно намекнула, что художник перебивается лишь своим безыскусным искусством, а потому разносолов не хлебает. По этой причине каждая из нас торжественно тащила что-то с собой: одна коробку конфет  и шампанское, другая торт и фрукты, третья колбасу и селёдку.
Обвешанные, будто новогодние ёлки, мы, наконец, позвонили  в синюю дверь на пятом этаже. Дверь тотчас распахнулась. На пороге предстал виновник нашего визита. Увидев дамскую живописную троицу, хозяин тут же расплылся в широкой улыбке. А мы втроём дружно оторопели,  увидев перед собой живого гнома из сказки. Только наш  гном был высокого роста.  Портрет его был необычайно выразителен.  Серебристая борода обрамляла чуть толстоватые щёки, задорно выделялся мясистый и чуть  вздёрнутый  нос, длинные и серебристые, в тон бороде, тонкие волосы ореолом пушились вокруг головы. Большие голубые глаза озорно искрились и смеялись, но взгляд  при этом был цепким, прицельным и пристальным.  Это был взгляд художника. 
Необычное лицо обитателя квартиры моментально заставило нас заулыбаться.  Хихикая, мы смотрели на него во все глаза, а хозяин, забыв пригласить нас в дом,  охотно смеялся вместе с нами.
Наконец мы прошли. Дом  удивил не меньше. В углах стен, в каждом закуточке, обитали немыслимые персонажи.   На нас смотрели лешие, кикиморы, химеры, диковинные куклы. Вились живые растения, восседала  лесная коряга, посредине комнаты расселся пузатый пень с рельефными кольцами лет. Прямо на   стенах кружились  пёстрыми  хороводами   коллажи, сотворённые из репродукций Брейгеля,  Босха, Кандинского,  Филонова. И во всём этом ирреальном пространстве легко умещалось огромное количество книг по искусству, философии, совсем отдельно, но  на самом видном месте, столпились томики стихов самых замечательных и разных поэтов.               
 Квартира была не только жилищем, но  и мастерской художника. Поразительным образом, но при этом  как-то абсолютно естественно, в её сюрреализм органично вписывались картины самого хозяина. И они-то завораживали более всего. Они были
словно говорящими. Они будто шаманили. Казалось, в этих застывших мазках разноцветных красок, слышалось стариковское ворчанье лешего,  шелест озёрного камыша, шепот набегающих волн. Белые гривастые кони  неслись на нас прямо через берёзовые рощи, раздувая ноздри, их тёплое дыханье слышалось возле самого уха. Свинцово-синяя вода речек и озёр, казалось, прямо выплёскивалась на пол, а кору шершавых   крапчатых стволов берёз - так и тянуло пощупать руками! Под картинами вязью струились стихи Игоря Геко:

"В доверие холсту вотрусь щетиной кисти,
с палитры слизывая жареных опят,
из тюбиков  повыдавив сырую жухлость листьев..."

Вот так, со случайного приглашения петербургской поэтессы, в мою жизнь празднично и навсегда вошло творчество  художника-ребёнка, поэта-философа, лесного гнома  из сказки. Мне подумалось: быть может, бесшабашные смех и весёлость совсем  взрослых тётенек, неудержимо смеющихся, когда мы ещё только ехали на встречу  к  незнакомому художнику, были весточками  из  неизгладимой памяти  особого детского мироощущения, где без  причин  всегда хочется смеяться, ибо мир детства прост и безыскусен? 
Не об этом ли стихи и картины Игоря Геко?

"Честно сказать, сумятица жизни меня не смущает.
 Пишу то, что думаю, как ребёнок дурачась.
 Мысль моя пятится тропочкой рачьей.
 Для тебя это – тьфу! А для меня это – счастье!"