Арбузная корка

Олег Шейченко
Чердак был сырой и холодный. Но его это не волновало. Его мысли были далеко, а нервное напряжение выжимало из тела достаточно тепла, чтобы не обращать внимания на колющий холод сырого помещения. Время от времени он проверял свой карабин «Ли-Энфильда» и снова возвращался к своим мыслям. Здесь, в сырой темноте реальности его воображение обретало особую четкость и мысли собирались в замысловатые конструкции, выстраивая последовательность его жизни.  Он не верил в судьбу и не ходил в церковь. Но сейчас, когда нить жизни привела его на этот чердак, он впервые огорчился, что не носит на груди распятие.
   А чем собственно ему сейчас поможет бог? Он давно не пытается  понять, на чьей он стороне? Если слушать этого мерзкого англичанина, то, безусловно, на стороне бога. Если слушать сердце – на стороне дьявола. По крыше застучал дождь. Капли рассыпались по кровле горошинами, нарушая утреннюю тишину. Звук капель перекрывал все остальные звуки, отчего возникало ощущение одиночества, словно, там снаружи  ничего нет. Он взглянул в окуляр прицела и увидел пустую улицу. Оптика «Алдиса» позволяла рассмотреть даже самые мелкие детали каменной брусчатки.  Снайпер – дурацкое английское словечко. Как рассказал ему этот мерзкий англичанин, так называли стрелков, которые могли поразить маленькую птичку, болотного бекаса. Так вот, птичку эту называли «снайп», а стрелка соответственно «снайпер».  Совсем недавно, даже в самом страшном сне он не мог представить себя стрелком.  Сегодня он сидел на грязном чердаке со снайперской винтовкой и ждал свою цель, и цель эта была совсем не болотная птичка.
  Где-то залаяла собака. Город не спеша пробуждался. И он почувствовал, как бешено, колотится сердце. Ждать оставалось немного.  Он поправил гиллес, чтобы оставаться незамеченным. Иногда он спрашивал себя, что будет потом, когда он выполнит свое предназначение? Когда он выйдет на финишную прямую и магазин «Ли-Энфильда» опустеет. Как он будет с этим жить? Англичанин обещал много денег. Гораздо больше, чем он мог бы заработать, работая обыкновенным  плотником.  Спасут ли деньги его душу? Почему так надрывно стучит его сердце. Англичанин сказал, что это великая миссия. Родине нужна свобода, свобода нужна его детям, его старой больной матери. Это его долг.  Иначе он всегда будет нищим мужиком, а его дети всегда будут бегать в рваной одежде.  Чтобы это изменить, надо всего лишь выстрелить. Но вся загвоздка  и была в том, что стрелять надо не в птичку.
  Он вспомнил первые тренировки по стрельбе. Англичанин привозил его на заброшенный пустырь, и они стреляли по пустым бутылкам. Двадцать шагов, тридцать, потом пятьдесят. Чем больше становилось расстояние, тем трудней было попасть. Англичанин научил его чувствовать ветер и определять расстояние, маскироваться и вести наблюдения в оптический прицел, очень быстро заряжать и разряжать карабин.  Через месяц он стрелял практически без промахов.  Во время тренировки они разговаривали. Поначалу вроде не о чем, но со временем англичанин сумел внушить ему, что родина в  опасности. Царь обезумел и ничего не видит, народ голодает, полиция совсем распустилась, а в городской управе коррупция. Надо что-то делать. Вот у них в Англии рабочие получают в пять раз больше, могут ходить в театр, покупать много еды и одежды. Знает ли он, что такое театр?
Он не знал, что такое театр, но хорошо знал, что такое нужда. Когда англичанин назвал сумму, он решил, что ослышался. Тысяча рублей до и еще тысяча после. От такой суммы закружилась голова. Такой аргумент действовал куда сильней политической пропаганды. И он согласился. С той поры они тренировались каждый день. Англичанин требовал точной стрельбы и нередко ругался. Но его умение росло и скоро он без труда бил с сотни  шагов водочную рюмку.
Шум за чердачным окном возрастал. Появились первые люди. Отступать уже не было возможности. Вскоре всю улицу заполнили люди с плакатами, иконами, крестами и портретами царя. Путь им преградили полицейские и солдаты.  Он должен был следовать инструкциям.  Затвор щелкнул как-то особенно громко, и он упер приклад в плечо.
  Свой первый выстрел он сделал в плотного хорунжего, прострелив ему пуговицу на груди. Хорунжий упал, как подкошенный.  Второй,  в усатого подпоручика. Выстрелы были безупречными. Мишени падали на мостовую, как ярмарочные болванчики. В ответ, ничего не понимающие солдаты, стали беспорядочно палить в толпу демонстрантов. В толпе раздались крики, и началась паника. На землю полетели иконы и портреты царя с крестами. Против пуль они были бесполезны. Когда толпа побежала, на освободившейся части улицы остались лежать убитые и раненные.
    Он закрыл глаза. Его тело сотрясала дрожь. Левой рукой он нащупал в кармане пакет с деньгами, и сильно сжал его, словно, таким образом, надеялся успокоить себя. Как учил его Стив, надо восстановить дыхание. Он три раз глубоко вздохнул. Но дрожь не проходила. В глазах все стаяли отлетающие куски плоти и закатывающиеся глаза солдата. Это совсем не походило на стрельбу по бутылочкам. Неожиданно он почувствовал, как подвело желудок и его стошнило на каменный пол.
    За чердачным окном стало тихо. В проеме окна он увидел падающие снежинки. Суетливо кружась, они осыпались вниз и накрывали крыши домов, улицу и мертвых людей на мостовой. Он скрутил в тугой тюк гиллес и сложил винтовку в чехол. Оставалось ждать. Англичанин должен принести остаток денег. Мысли о деньгах помогали ему не сойти с ума. Он обязательно уедет. Подальше от этих мест. Навсегда. Он сменит паспорт, чертов англичанин обещал ему. И начнет с чистого листа. Он и жена с детьми. Матери будет присылать переводы, ей хватит. И почему он не носит крест. Это нужно для свободы. Для хорошей жизни.  Царь деспот, чиновники взяточники. Насилие это путь к свободе. Он пережевывал эти мысли, пытаясь заглушить внутреннюю боль, но в глазах стояли мертвые люди. 
     Он услышал шаги англичанина сразу. Эту манеру двигаться практически без звука он отметил сразу, еще при первой встрече. Англичанин профессиональный военный знающий все и обо всех. Он испытывал внутренний трепет и страх, когда общался с этим человеком. Что ему нужно так далеко от дома? Его волнует свобода в России или он ищет выгоду? Но, в чем эта выгода? Человек, который может пойти в театр вдруг приезжает в такую дыру, чтобы научить кого-то убивать. Ему платят большие деньги? Он никак не мог отыскать в этом логику. Англичанин появился в темном проеме. Черный силуэт с неизменным черным чемоданом. Идеальная мишень мелькнуло в его голове.
    Он медленно пересчитывал деньги. Чем больше становилось купюр, тем легче становилось на душе. Он уедет, все с чистого листа, ради свободы.  Семь, восемь, девять…  Это было не больно, верней только в самом начале боль, а потом нет. Последнее, что он увидел наган в руках англичанина. Деньги разлетелись веером, а в проеме окна, по-прежнему, падал снег. Но он уже не видел его и уже не мог сожалеть  по этому поводу.
     Англичанин наклонился к телу и приложил пальцы к шейной артерии. Пульса не было.  Затем он собрал деньги, положил их в саквояж и направился к чехлу со снайперским карабином. Опустошив магазин, он тщательно собрал пули и гильзы. Распустив гиллес, он набросил его на бездыханное тело. За столько лет бесконечных убийств и огромного шлейфа грехов его сердце очерствело и практически ничего не чувствовало. Но в этот раз он ощущал непонятную досаду. Это почти не беспокоило его, скорей удивляло. Он двинулся к выходу, где его снова ждали дела. Убивать и организовывать революции его профессия.  Но эти русские совсем не похожи на остальных. Они все время ищут возвышенное в самых отвратительных вещах. Без конца крестятся, но живут явно без бога. Они слишком доверчивы и наивны, но рука у них тяжелая и воюют они лучше всех. Но, убивая, их всегда тошнит. Двигаясь в выбранном направлении, они нередко наступают на арбузную корку и, упав, забывают куда шли. И главное, они также легко продают свою душу. А значит, будет революция и будет много глупцов, готовых стрелять через крест на прицеле в чужое сердце. А потому его работа никогда не закончится.
Англичанин торопливо шагал по улице. С неба падал снег. И глядя на осыпающиеся снежинки, он думал о том, что  в аду все будут говорить на английском.