de omnibus dubitandum 4

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА 1.

Экономические вопросы в ОВД.
ОБНИЩАНИЕ казачьего населения.

Вначале статистика:"Станица Котовская.
Список населенных мест по сведениям 1859 года, вып. 12: Земля Войска Донского. Санкт-Петербург, 1864. стр.80. Населенные места Хоперского округа. №1950. Котовская, станица казачья. При р.Хопёр. От окружного правления в 5 верстах. Число дворов 462. Число жителей муж.пола — 533, жен.пола — 553. Церквей православных 1 (Церковь Рождества Богородицы, 1731-1918 гг.).
Список населенных мест Области войска Донского по переписи 1873 года. Новочеркасск, 1875. Ведомость о поселениях области войска Донского по переписи 1873г. Хоперский округ. Стр. 166. №16 Котовская ст., при разливе реки Хпора, в 6 верстах от окружной станицы и Урюпинской станции ж.д. Число дворов 323. Отдельных изб несоставляющих двора 17. Число жителей муж.пола — 843, жен.пола — 852. Хозяйство: Плугов 38. Лошадей 676. Пар волов 114. Проч.рогатого скота 513. Овец 6959.
Список населенных мест области войска Донского по первой всеобщей переписи населения Российской Империи, 1897 года. Новочеркасск, 1905. Ч. 1. Ч. 2. стр. 288. Хоперский округ. Котовская станица. Число дворов 434. Число хозяйств 434. Число жителей муж.пола — 1020, жен.пола — 1051. Войского сословия: муж.пола — 769, жен.пола — 842. "

А теперь выступление Харламова Василий Акимович на заседании Г.Д. 20.3.1910г. Цитата:
"Итак, вы видите, 4 500 000 р. долгов на населении, и из них 3 200 000 р. продовольственных долгов. Гг., о какой-же доблести вы будете говорить среди нищего. полуголодного населения, к-е нуждается в продовольствии?... Возьмите Хоперский округ, станица Федосеевская; там - 55% хозяйств, у к-х не имеется достаточного скота и лошадей для ведения хозяйстива... Это значит, что нужно искать кума, свата, брата, с к-ми можно сложиться и ковырять этими жалкими средствами истощенную землю. Тишанская... - 46%... Преображенская... - 42%, Усть-Медведицкий округ: Березовская... - 62%, Островская - 53%, Сергиевская - 42%, Малодельская - 39%, Глазуновская - 34%. Второй Донской округ, - это тоже исключительно казачий округ: Нагавская - 91%, Верхне - Курмоярская - 65%, Потемкинская - 57%, Сиротинская - 48%. Первый Донской округ: Терновская... - 38%. Донецкий округ: Усть-Белокалитвенская - 36%, Луганская - 25%, Ольгинская, Черкасского округа - 32%... В той-же Островской станице - 24%, т.е.почти одна четвертая часть хозяйств совершенно не имеет живого инвентаря."

Заседание 13.07.1907г.:"Между тем, в силу этой непосильной тяготы, казачьи хозяйства в настоящее время расстроились до такой степени, что мы имеем, по оф.данным, за последнее время в нек-х местах области станицы, из к-х 28% казачьих хозяйств не имеют лошадей и скота для обработки своих полевых наделов. Мы имее целый ряд станиц, где % казачьих хозяйств, недостаточно обеспеченных живым инвентарем, превышается до 77% всего к-ва каз.хозяйств."

Заседание 8.05.1912:"...боюсь что когда 50% слишком казаков не имеют способности снарядиться на свой счет..."

Заседание20.03.1910:"по признанию оф.док.совещания 1899г, чуть ли не половина всех выходящих на службу казаков справляется на общественный счет. А вот, напр., в 1905г в Черкасском округе этот процент казаков, снаряженных на общественные суммы, повысился до 70%..."
и далее:
"Там гг.,живут не одни только те, кого вы видите гарцующими по Петербургу и джигитующими в Михайловском манеже: за их спинами горе и нужда их семей, их детей, их жен, матерей, стариков-калек; и вот, эту сторону казачьей жихни Воен.Мин.забывает, о ней не заботится".

Краснов П.Н.помнится где-то писал о этих разговорах, мол не казаку ли последние годы втолковывали про бедность, вот он мол и пошел за революцию. Не помню где искать. Главное смысл. А еще он писал, что если казака не заставлять держать строевую лошадь, казаки не будут их держать по экономическим причинам. И поэтому его надо заставлять...

Вот еще цитирую:
"Показательным для развития капитализма на Дону было разложение системы войскового казачьего землевладения, чему способствовало развитие аренды войсковых земель. Большое количество земли арендовали состоятельные крестьяне. Вместе с тем на эти земли набросились всякие спекулянты и дельцы. Беднейшие крестьяне, не имея средств на аренду земли, задыхаясь от малоземелья, разорялись. Задавленные налогами, обремененные недоимками, они массами стремились переселиться в Сибирь и другие места, надеясь там найти лучшую долю (документы №№ 6 и 7). Особенно тяжелым было положение пришлых, иногородних, крестьян, которые, живя в станицах и платя налоги, были вместе с тем совершенно бесправными (документ № 4).

{Заметьте, речь идет о всех крестьянах, а не о сословии. т.к.в конце есть уточнени про особо тяжелое положение у иногородних - СВД}

К концу XIX в. под влиянием развития капитализма претерпело значительные изменения также и станичное казачье хозяйство. Если по Положению 1835 г. величина земельного пая на мужскую душу была определена в 30 дес., то к концу века вследствие роста населения и сокращения войскового запаса она снизилась до 14 и менее десятин (ГАРО, ф. 46, оп. 3, д. 383, л. 5). {По Харламову и 7 и 5 десятин - СВД} К тому же не все казаки пользовались своим паем (документ № 8). Развитие капитализма приводило к тому, что в станицах, как и в крестьянских слободах, усиливалось имущественное и классовое расслоение казачества. Все большим становилось число казаков, не имевших паев. В 1890 г. толыю 66% из них были наделены паями (Очерки экономического развития Дона. Изд-во Ростовского университета, 1960, стр. 12). Необходимость снаряжения казака за свой счет на службу тяжелым бременем ложилась на его хозяйство. Даже середняцкое хозяйство, после снаряжения 1-2 человек на службу приходило в упадок. А хозяйство победнее вообще не могло снарядить казака без помощи станичного общества, попадая в долги к нему или к богатой верхушке станицы.

К концу XIX в. и в донской станице уже достаточно ясно обрисовываются два полюса: спекуляторы-мироеды и казачья беднота (документы №№ 8-10, 21)."

Глава 2. ВОССТАНИЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ В НИЗОВЬЯХ ДОНА И НАЧАЛО БОРЬБЫ С СОВЕТСКОЙ ВЛАСТЬЮ
        Март-май 1918 г.

    В конце марта месяца 1918 года в разных частях Донской области начались разрозненные, но местам удачные, восстания донцов против красных. В первый момент большевики, как будто бы растерялись, но затем они быстро сорганизовались и приняли ряд спешных мер, дабы в корне подавить вспышки казачьего негодования. В столицу Дона - Новочеркасск, все еще расцениваемую большевиками гнездом "контрреволюционеров", прибыл из Ростова карательный отряд Я. Антонова*).

*) АНТОНОВ Яков Яковлевич
   родился ...1896 г.
   расстрелян ...1920 г. ?
   из казаков станицы Новочеркасской Донского Казачьего Войска
   член РСДРП(б) с ...1917 г.
   во время Революции и Гражданской войны:
   член Ростовского Исполкома,
   начальник Красной гвардии г. Ростов-на-Дону (Область Войска Донского),
   Источник: Минаев Дмитрий Николаевич. Казаки на стороне красных. Командиры.
С началом восстания низовых станиц 1(14).04.1918 г., комиссар Яков Антонов (сын царского полковника Якова Петровича Антонова) вместе с красным командиром Рожанским взяли Заместителя Донского Атамана Митрофана Петровича Богаевского из Ростовской тюрьмы, вывезли его в Балабановскую рощу около г. Нахичевань-на-Дону и там застрелили двумя выстрелами в голову. Вот как это описывалось в еженедельнике «Донская волна» 1918 года: «…1-го (14) апреля к опушке Балабановской рощи в Ростове подъехал автомобиль. Из него вышли начальник ростовской красной гвардии юноша Антонов, а за ним быстрым шагом — Митрофан Богаевский… Спустились в ров, вышли на полянку. Антонов быстро повернулся и в упор выстрелил в Богаевского. Тот упал. Антонов пошел к автомобилю, но снова вернулся. Ему сказал его спутник Рожанский, что Богаевский жив. Действительно, пуля застряла во рту Богаевского и он прикрыл руками рот. Антонов вернулся и в упор еще раз выстрелил в глаз лежащему. Умер Богаевский.»

    Позже сам Яков Антонов (хромоногий дебошир Яшка, как звали его в Новочеркасском политехническом институте где он учился) был расстрелян своими же вместе с Думенко Б.М. в 1920 году.
   
    Ему было приказано возобновить красный террор и беспощадно задушить всякое проявление недовольства и протеста против советского режима.

    Новочеркассцы пугливо прятались в норы, с тревогой и трепетом, ожидая новых издевательств и новых ужасов. 27 марта большевики объявили в городе новую регистрацию офицеров. Вновь начались повальные обыски, глумление над беззащитным населением, аресты и расстрелы. Ростовские большевики, прибывшие карать казаков за их "вольнодумство" на это раз не ограничились только городом, а перенесли свою деятельность и на ближайшие к Новочеркасску станицы.

    Вечером 27 марта 5 конных вооруженных матросов, въехали в станицу Кривянскую, расположенную в 3-х верстах от города. Они начали там стрелять, затрагивать станичников, а затем набросились на казаков, ехавших из Новочеркасска и стали отнимать у них оружие. На выручку станичников прибежало несколько стариков казаков, работавших в поле. С их помощью матросов обезоружили. Казаки пленников отпустили, а о случившемся донесли в станичное правление. Между тем, в станице уже циркулировали разные слухи. Говорили, будто бы в Новочеркасске выгрузились матросы, которые грабят население, безобразничают, оскверняют святыни, а у Голубовцев**) силой отбирают оружие и будто бы сам Голубов уже бежал из города.

**) Казаки 10-го и 27-го полков

    Такие слухи сильно взволновали станичников. Они негодовали, видя, что дерзость незванных красных гостей, переходит всякие границы. Создалось крайне напряженное настроение, грозившее каждую минуту перейти в открытое восстание.
Рано утром 28 марта в станице ударили в набат. Собравшемуся станичному сбору было доложено, что из станицы Заплавской***) прискакал гонец с приговором Заплавцев о мобилизации всех казаков, способных носить оружие и о призыве к походу на Новочеркасск.

***) станица Заплавская расположена в 14 верстах от города
   
    В приговоре говорилось, что пришлые банды красных угрожают спокойствию станиц, посягают на собственность трудового казачества и крестьянства, забирают хлеб и скот. Это известие, как нельзя лучше пришлось по душе Кривянцам. В свою очередь, тотчас же постановили немедленно мобилизовать всех своих казаков и безотлагательно приступить к организации сотен и дружин, а о своем решении уведомить ближайшие станицы Манычскую, Старочеркасскую, Бессергеневскую, Мелиховскую, Раздорскую и Богаевскую, прося и их присоединиться.

    Уже к вечеру этого дня Кривянцы усилились. К ним подошли отряды Заплавцев и Бессергеневцев, а 29-го прибыла дружина пеших и конных казаков станицы Богаевской. С прибытием подкреплений воинственность станичников сильно повысилась.

    Собравшиеся в станице дружинники избрали себе начальником случайно очутившегося в станице Войск. старшину Фетисова ****).

****) Войск. старшина Фетисов пришел в станицу за покупкой муки. Казаки его задержали и уговорили принять командование над дружинниками.

ФЕТИСОВ Михаи;л Алексе;евич (дон.)(15 ноября 1880, ст. Баклановская — 16 сентября 1934, Санс, Франция) — донской казачий военачальник во время Гражданской войны.
Станичник генерала Бакланова, внук его адъютанта.
1904 — Окончил Новочеркасское казачье училище. Выпущен хорунжим в 4-й Донской казачий полк.
Август 1914 — Командирован в 53-й Донской казачий полк особого назначения (гвардейский 53-й запасной казачий полк).
Апрель 1916 — Есаул. Строевой помощник командира 7-го Донского казачьего полка.
Июнь 1917 — Войсковой старшина.
Ноябрь 1917 — Избран делегатом от полка на Первый Донской Войсковой Круг и на Общеказачий съезд в Петрограде.
Вернулся в Новочеркасск и демобилизовался.
Март 1918 — После разгона отряда "красных" казаков Голубова в результате ссоры с Ростовским Ревкомом ушел в ст. Кривянскую, где из восставших казаков, бывших сослуживцев по 7-му Донскому казачьему полку, сформировал отряд.
14 апреля 1918 — Во главе отряда взял Новочеркасск.
17 апреля 1918 — Выбит из Новочеркасска превосходящими силами красных.
28 апреля 1918 — Объединившись с отрядом походного атамана генерал-лейтенанта П.Х. Попова, выбил красных из Новочеркасска.
Май 1918 — Командующий Южным участком обороны Дона.
Август 1918 — Полковник.
Сентябрь 1918 — Командир Донской казачьей дивизии в войсках ВСЮР.
Март 1920 — Эмигрировал в Турцию.
Жил в Болгарии, Югославии, Чехословакии. Скончался в г.Санс, Франция.
«Среднего роста, ладно сло­женный, черноглазый и смуг­лый красавец-брюнет, Михаил Алексеевич Ф. был ярким пред­ставителем распространенного среди Казаков туранского ти­па; благодаря своей наружно­сти, он получил у своих дру­зей шутливое прозвище "Ахмет мирза Пей Наливай Бей Выталкивай Выгоняй Бек Ф.". Прекрасный строевик и сме­лый офицер, он вместе с тем отличался корректной незави­симостью со старшими началь­никами, особым тактом и оте­ческой справедливостью в от­ношениях с подчиненными. Воспитанный на преданиях ка­зачьей вольной старины, он, не в пример большинства ка­зачьих начальников, открыто стал и ряды возникшего за границей Вольно - казачьего идеологич. движения, как сто­ронник народоправства, равен­ства и братства в казачьем не­зависимом государстве [Казачий Словарь-Справочник].
   
    Последний поневоле согласился на это назначение. В тот же день, Войск. старшина Фетисов принял меры наблюдения и охраны станицы со стороны Новочеркасска.

    О событиях в Кривянке большевики были хорошо осведомлены. Не придавая им вначале серьезного значения. Ростовский "совдеп" приказал, однако, произвести боевую разведку. С этой целью 30-го марта большевики направили в станицу Кривянскую броневой автомобиль, вооруженный пулеметами. Но броневик, не выполнив задачу, застрял в грязи на полупути между городом и станицей. Тогда несколько казаков-смельчаков, в конном строю, с криком "ура" храбро атаковали автомобиль. Часть прислуги зарубили, часть взяли в плен.

    Через час, к общей радости казаков, броневик на быках был торжественно ввезен в станицу Кривянскую. Неудача сильно озлобила красных и они решили беспощадно расправиться с непокорными Кривянцами и силой оружия подавить бунт.

    С утра 31-го марта большевики, подтянув свои импровизированные красные отряды, повели наступление на станицу. В голове наступающих красногвардейских цепей шло два грузовика, с установленными на них орудиями и пулеметами.

    Первый орудийный выстрел по станице всполошил казаков. Все бросились к оружию: даже старцы, дети, женщины и те вышли отстаивать свою родную станицу.
Мало-помалу, бой начал разгораться. Под сильным огнем противника, казаки постепенно накапливались на заранее избранной позиции, вблизи станицы.

    Технические преимущества были на стороне большевиков. У них были пушки, пулеметы, винтовки и большое количество патронов. Станичники шли в бой, вооруженные шашками, вилами, топорами, граблями и пиками, а те у кого были винтовки, почти не имели патронов. Однако, у казаков неравенство в вооружении, восполнялось сильным их духовным подъемом и станичники чрезвычайно смело встретили наступление противника.

    А в Новочеркасске, в этот день, с самого утра, внимание обывателя было привлечено полным отсутствием на улицах города шаек красногвардейцев и матросов.
Одновременно весть о восстании Кривянцев молниеносно разнеслась по городу, вызвав оживленные толки и всевозможные предположения. Какие размеры примет восстание и какой будет его результат, предугадать было еще трудно. Строились лишь предположения да догадки и с тайной надеждой жители нетерпеливо ожидали развязки событий.

    В Новочеркасске уже третий день продолжалась регистрация офицеров. Понуря головы, робко и с тревогой брели офицеры к зданию Областного Правления. Но вот около двух часов дня, регистрация неожиданно была прервана. Появился "товарищ" Рябов, помощник комиссара по борьбе с контрреволюцией и обратился к присутствующим с такой речью: "Товарищи офицерья. Легистрация временно прекращается. Что-то неладное творится в Лихой, нам надо разнюхать. Могет быть, что и нас завтра не будет. Если не появится приказа об отмене легистрации, то приходите завтра. А пока все могуть быть свободны" *****).

*****)"Свободный Дон", No 1 от 2 апреля 1918 года.    
   
    Легко представить какая радость охватила офицеров, когда они услышали это. Между тем, город в этот момент принял уже довольно необычный вид. По улицам во все стороны, с ревом и шумом носились автомобили с испуганными комиссарами. Гремели тяжелые грузовики, наполненные красногвардейцами. Карьером, в сторону Тузловского моста, промчались казаки Голубова. Временами грохотали орудия, слышалась пулеметная трескотня и ружейная перестрелка. К кому примкнули голубовцы, я еще не знал, ибо рано утром "мои казаки" ******) куда-то скрылись со двора и больше не вернулись *******).

******) См. "Воспоминания" часть III.
*******) После я узнал, что Голубовцы походным порядком направились в станицу Каменскую, намереваясь разойтись по домам. По дороге их встретила Раздорская дружина. Она отобрала у них большую часть оружия, снаряжения, после чего им было разрешено продолжать путь. Сам Голубов бежал в ст. Заплавскую, где, как я говорил, был опознан Пухляковым и убит.

    К вечеру, любопытные горожане стали скопляться на спусках улиц, ведущих к реке Тузлов.********) Оттуда, как на ладони, была видна картина боя станичников с красными.

********) Небольшая река, протекающая в непосредственной близости северной и восточной окраин города. Почти всюду в брод проходима.

    Большевики занимали господствующее положение. Они с высот били из пушек и мели пулеметами, но стреляли более чем беспорядочно, не нанося никакого вреда казакам, которые густыми конными и пешими цепями медленно наступали к городу. Не лучше работал и большевистский броневик. Хотя орудий и пулеметов у казаков не было, но боевое счастье было на стороне станичников. Постепенно, нажимая на левый фланг красных, им удалось вскоре его охватить, а появившиеся здесь конные части Раздорцев, обратили большевиков в беспорядочное бегство. На выручку своих бросился броневик красных. Он успел несколько прикрыть это поспешное бегство и задержать дальнейшее продвижение казаков. Весьма характерно, что в этом боевом эпизоде большевики потеряли 74 человека убитыми, преимущественно холодным оружием. У казаков оказалось только два раненых.

    Часам к 9 вечера в городе воцарилась жуткая тишина. Точно вымерло все живое. Не слышно было даже обычного собачьего лая. На улицах не было ни души. Только около полуночи со стороны Хотунка *********) затрещал пулемет и раздалась ружейная стрельба, вскоре прекратившаяся.

*********) Восточное предместье Новочеркасска, где ютилась беднота, а во время Великой войны стояли запасные батальоны в специально выстроенных бараках.
   
    Немного позднее с грохотом и шумом по улицам к вокзалу промчалась красная артиллерия и долго после этого, то там, то здесь воздух оглашался пыхтением и храпом грузовых автомобилей приспособленных для установки на них пулеметов. С вокзала беспрестанно неслись тревожные гудки паровозов. Все, как будто, говорило за то, что товарищи готовились к бегству. А в это время, восставшие станичники, окрыленные своим первым успехом, лихорадочно готовились к бою. Они решили немедленно продолжить наступление и ночью с налета взять Новочеркасск. С этой целью, свои наличные силы они разделили на три части.

    Правую (северную) группу составили Заплавцы и Раздорцы, поддержанные Кривянцами, имея целью овладеть Хотунком и захватить железную дорогу, на Александровск-Грушевский; левая (южная), смешанная группа, двинулась через р. Аксай к хутору Мишкину с задачей взорвать железную дорогу и обеспечить наступающие войска со стороны Ростова. В центре находились Кривянцы, Богаевцы и Мелеховцы, которым вменялось в обязанность сначала захватить станцию Новочеркасск, а затем город. Предполагалось, что овладение железными дорогами, ведущими из Новочеркасска на Ростов и Александровск-Грушевский отрежет пути отступления большевиков и в то же время не позволит им увести награбленное казачье имущество.

    В полночь, через р. Тузлов, у станицы Кривянской казаки навели наплавной мост, по которому двинулась средняя колонна. Во главе ее, в виде авангарда, под командой хорунжего Азарянского**********) шло 20 охотников, которые соблюдая тишину, незаметно подкрались к станции и внезапно в нее вскочили. Большевики заметались.

**********) АЗАРЯНСКИЙ

    Отходившему эшелону с красногвардейцами казаки закричали - "стой!" и бросили под паровоз ручную гранату. Поезд остановился. Между красными началось смятение.
После короткого штыкового боя станция была занята. Большевики потеряли убитыми 37 человек и около 400 пленными. У казаков потери выразились несколькими ранеными. Из военной добычи победителям досталось два пулемета, несколько сот винтовок и много вагонов, груженых разным имуществом. Овладев станцией, казаки бросились в город занимать телефон, телеграф, тюрьмы и другие городские учреждения.

    Большевики бежали, почти не оказывая сопротивления. Последние их части во главе с Подтелковым и Антоновым рано утром спешно ушли в направлении Ростова.
Всю эту ночь я, не сомкнул глаз, напряженно наблюдая, что происходит на улице, мучаясь своим бездействием и обольщая себя радостными надеждами. В моем "товарищеском" одеянии я не мог ночью показаться казакам, ибо в суматохе легко мог быть ими принят за большевика, почему я и вынужден был дожидаться рассвета.
Около 4 часов утра на улицах раздались крики: казаки, казаки. Жители с сияющими счастьем лицами, кинулись навстречу освободителям. Многие от радости плакали, обнимали казаков, целовали их... Радостно загудели и церковные колокола и своими перезвонами повышали счастливое оживление и общее ликование.

    Только к 6 часам утра, я с трудом разыскал штаб Войск, старшины Фетисова, занявшего здание Областного Правления.

    Войдя в помещение, я увидел весьма приветливого, скромного, уже немолодого, небольшого роста В. Ст. Фетисова. От усталости и бессонных ночей он едва держался на ногах. Узнав, что я офицер генерального штаба и пришел предложить свои услуги, он без всяких церемоний, искренно поблагодарил меня, сказав: "Очень вас прошу помогите, ведь у нас ничего нет, - ни штаба, ни войск, ни средств...". Из разговора с ним, я кое-как выяснил обстановку. По словам Фетисова, дружинники не были организованы, ни достаточно вооружены. Не было почти и офицеров. Их заменяли вахмистры, урядники или влиятельные старики.

    Взятие города создало крайне неопределенное положение. От северного и южного казачьих отрядов, прикрывавших Новочеркасск, не было никаких сведений. Выполнили ли они свою задачу, что ими сделано и где они находятся, ему не было известно и с ними не было связи. Не лучше обстоял вопрос и с дружинниками, занявшими город: казаки перемешались и потеряли дружинную связь.

    Одни из них заняли городские учреждения, другие пачками бродили по улицам и ловили скрывшихся большевиков. Часть же, вероятно разошлась отдыхать, считая, что взяв город они выполнили свое дело. Положение сильно осложнялось неимением средств, неналаженностью вопросов продовольствия, снабжения дружинников боевыми припасами и полным отсутствием санитарной помощи.

    В "штабе", кроме В. Ст. Фетисова, уже находился генерального штаба подполк. Рытиков***********. Он явился несколько раньше меня и автоматически стал, как бы начальником штаба.

***********) РЫТИКОВ

    Эти два лица фактически и составляли весь "штаб".
Предстояла сложная и многосторонняя работа. Я считал необходимым прежде всего, призвать офицеров, влить их в дружины и переорганизовать эти последние, придав им характер сотенный или полковой. Установить с отрядами связь и дать им определенные задачи. Решить вопрос о пополнении дружин, их вооружении и снабжении боевыми припасами. Одновременно наладить продовольствие и санитарную часть. Столь же неотложным казалось мне скорейшее создание милиции, восстановление нарушенной жизни города и, наконец, создание, хотя бы временной, но твердой авторитетной власти, способной увлечь и повести казаков за собой, начать очищение Донской земли от красногвардейских шаек и воссоздать нормальные условия жизни, нарушенной большевистским владычеством.

    Не считая себя компетентным в области создания краевой власти, я сказал
В. Ст. Фетисову, что всецело посвящу себя лишь работе по вопросам военным и организационным.

    Вспоминаю, как в момент моего прихода в Областное правление, ничто не указывало на присутствие здесь "штаба". Нисколько не преувеличивая скажу, что не было даже клочка бумаги, карандашей, перьев, чернил, не говоря уже, о картах, телефонных и телеграфных аппаратах.

    Начал я с того, что выйдя на улицу, именем В. Ст. Фетисова остановил группу казаков и привел их в помещение. Составил из них караул, выставил у входа часовых с задачей охранять помещение и указывать место штаба. Остальных казаков обратил в посыльных. Приказал немедленно взломать шкафы, где в изобилии нашлись письменные принадлежности и даже карты окрестностей Новочеркасска, что для нас было ценной находкой.

    В это время, в штаб стали стекаться офицеры. Среди них нашлось несколько человек, знакомых со штабной работой. Вскоре удалось установить связь с дружинниками, осведомить население о событиях, а также опубликовать и несколько спешных распоряжений. К 11 часам дня было выпущено следующее воззвание *)
"Граждане Новочеркассцы. Штаб казачьего отряда, вступивший сегодня с боем в город и начавший очистку последнего от банд грабителей и негодяев и в то же время вынужденный безостановочно вести преследование их, крайне нуждается в денежных средствах и живой силе. Штаб призывает вас сегодня же, а также и всех верных казаков любящих вольный родной Дон, спешить нести пожертвования и свободных казаков, сочувствующих и бывших партизан, явиться сегодня же в штаб отряда в Областное правление (нижний этаж) для присоединения к отряду. Пожертвования приносить туда же и сдавать начальнику отряда А.А. Азарянскому. Квартальным старостам собраться сегодня же в здании реального училища, Московская улица, к 4 час. дня для организации обороны города. Начальник отряда Фетисов, 1-го апреля 1918 года".

*) Это воззвание было составлено лично В. Ст. Фетисовьм при помощи подполковника Рытикова.

    К полудню в штабе уже толпилась масса разных людей. Преобладали офицеры. Нас буквально засыпали вопросами. Наспех, кое-как наладили регистрацию офицеров и добровольцев и распределяли их по дружинам. Организовали прием пожертвований и сбор оружия, патронов и прочего воинского снаряжения. Городскую телефонную станцию взяли под свой контроль и установили непосредственную связь с Персяновкой, где оказался Северный казачий отряд и со станцией Аксайской на Ростовском направлении, в районе которой работал Южный отряд. Пользование городским телефоном ограничили только служебными разговорами. Для наблюдения за этим, я послал двух саперных офицеров и несколько студентов партизан. С целью пресечь большевикам возможность бегства из Новочеркасска, запретил временно выезд из города. Вследствие полного отсутствия и в то же время крайней нужды в технических частях, приступили к спешному формированию инженерной сотни. **)

**) "Объявление. Запись желающих поступить в инженерные части принимается в Инженерном управление (Платовский проспект). Необходимы: техники, бывшие саперы, подрывники, мастера разных специальностей и просто грамотные казаки. Командующий отделом Фетисов".
 
    Есаулу Алексееву было разрешено формировать партизанский отряд. С этой целью им было выпущено следующее характерное, по тому времени воззвание: " Орлы-партизаны! Зову вас в свой отряд. Время не ждет. Запись в реальном училище при входе (с 9 час. утра до 2 ч. дня и с 4 до 6 ч. вечера). Там же будут даны записавшимся дальнейшие указания. Есаул Алексеев***)".

***) АЛЕКСЕЕВ

    Очень остро стоявший вопрос о продовольствии казаков, занявших город, решили в первые два дня возложить на население Новочеркасска, объяснив эту необходимость следующим обращением: "От штаба казачьего отряда. Граждане. Столица Дона Новочеркасск вновь в руках казаков. Штаб казачьего отряда обращается к гражданам города всеми силами и средствами прийти на помощь Штабу, в деле скорейшей организации продовольственного вопроса для защитников Тихого Дона. Поэтому штаб просит граждан не отказать в продовольствии казакам, которые не останутся в долгу и в свою очередь с благодарностью ответят тем же. Квартальных старост Штаб просит немедленно организовать дело продовольствия в своих кварталах"****)

****) Вместе с тем, через особых нарочных, потребовали от ближайших станиц немедленно начать подвоз продовольствия, как своим дружинникам, так и городскому населению.

    Выпуская такое объявление надеялись, что, быть может, числом довольствующихся, хотя бы примерно будет установлено количество казаков, находящихся в городе. Комендантом Новочеркасска назначили В. Ст. Туроверова*****).

*****) ТУРОВЕРОВ

    Ему было приказано безотлагательно приступить к сбору казенного имущества и оружия, запретить продажу спиртных напитков и изъять учащуюся молодежь из рядов дружин и отрядов.******)

******) Приказ городу Новочеркасску No 2 от 2 апреля 1918 года.
- Учащимся всех средних и низших учебных заведений немедленно покинуть ряды дружин и отрядов и приступить к учебным занятиям. Начальникам дружин запрещается принимать учащихся вышеуказанных заведений в состав своих отрядов. Комендант города В. Ст. Туроверов.

    На проведение последнего я особенно настаивал. Даже в тяжелые и критические дни борьбы на Дону, мне казалось нельзя рисковать жизнью детей и оборону Края надо стремиться сразу поставить на прочные и нормальные основания. Я считал, что бороться с большевиками обязаны все граждане, достигшие призывного возраста, а не дети. И позднее, при Атамане Краснове, мне пришлось неуклонно проводить в жизнь то же самое. И странно было, что некоторые не только не разделяли этого взгляда, но даже за это негодовали на меня. Но еще знаменательнее то, что после ухода ген. Краснова и моего, новый Атаман ген. А. Богаевский, вероятно, в угоду лицам, на детях делавшим карьеру, опять возродил детские партизанские отряды. И вновь погибли сотни юношей не окупив своими жертвами достигнутых результатов (На этом вопросе я подробнее остановлюсь в V части моих "Воспоминаний").

    Организация милиции была поручена известному старожилу города ген. Смирнову*). Он только счастливым случаем остался жив и был освобожден казаками утром 1-го апреля. С большой энергией ген. Смирнов принялся за установление в городе порядка. Он особенно умело вылавливал оставшихся большевиков и очень быстро создал внутреннюю охрану города, для чего широко использовал и самих жителей.

*) СМИРНОВ

    Учредили также и должность инспектора артиллерии, возложив на него сбор оружия, его исправление и снабжение войск огнестрельными припасами. продовольствием поручили областному интенданту, дав ему соответствующие инструкции и весьма широкие полномочия (При поспешном отступлении большевики оставили в городе около 2 тысяч винтовок и несколько легких орудий, требовавших небольших исправлений).

    Когда самые острые вопросы были, если не разрешены, то во всяком случае не забыты, было решено вновь обратиться к населению с таким призывом: "К вам обыватели и казаки наше последнее слово. Вы пережили уже одну Вандею; ужасы большевистской резни и террора до сих пор жуткой дрожью пробегают по Черкасску и смертельным холодом сжимает ваши сердца... Сколько отцов, мужей, братьев и детей не досчитываетесь вы? Неужели недостаточно? Неужели же вы и до сих пор останетесь безучастными зрителями происходящих событий? Идите в ряды наших войск и помните, что ваша жизнь и судьба в ваших же собственных руках. Позорно и преступно быть безучастным. Дон оскорблен и прислав вам с окрестных станиц своих казаков, властно требует от каждого из вас стать под ружье. Спасайте свою жизнь и поруганную честь седого Дона - как один, а не прячьтесь поодиночке в задних дворах ваших домов... Помните, что над нами реют тоскующие тени убитых атаманов и зовут вас очистить некогда Великий Дон от большевистского сора. Запись производится: 1) В Областном правлении 2) В 6-м батальоне (Реальное училище). Командующий корпусом Фетисов. 4 апреля 1918 г."

    Мы надеялись, что этот призыв не останется без результата и найдет живой отклик в сердцах горожан. Нам казалось, что Новочеркассцы, испытавшие уже на себе всю тяжесть красного режима, не останутся больше инертными и в подавляющем количестве станут на защиту родного Края и собственной жизни. Но наши ожидания далеко не оправдались. К сожалению, приходится признать, что большевикам потребовалось еще раз основательно и жестоко похозяйничать в Новочеркасске, дабы, наконец, окончательно пробудить обывателя из спячки и побудить его взяться за оружие.

    Одновременно с мерами, принятыми по упорядочению военной стороны дела, происходило и конструирование власти.

    1-го апреля в 5 часов вечера в помещении зимнего театра состоялось соединенное заседание членов бывшего Правительства (Калединского), оказавшихся в городе, "Войсковых есаулов", советников Областного Правления, членов Войсковых кругов и офицеров Штаба по вопросу создания власти на Дону. В принципе было постановлено воздержаться пока от избрания постоянного органа власти, образовав лишь Временное Правительство из представителей дружин Новочеркасска. При обсуждении этого вопроса, в его основание были положены соображения о необходимости, чтобы власть опиралась на реальную силу; последняя же фактически была в руках казачьих дружин, поднявших восстание, следовательно, представители этих дружин и должны были составить главный остов новой власти, поддерживая, в нужных случаях, ее авторитет силой оружия. На вечернем заседании было закончено формирование "Совета Обороны" Донского края, как высшего временного органа власти в Области. В состав его, кроме представителей станичных дружин вошло еще 8 человек (7 казаков и 1 неказак) с правом решающего голоса, избранных представителями дружин, как лица, пользовавшиеся их доверием и могущие принести своей работой пользу обороне Дона (Член Калединского "Паритетного" правительства В.Н. Светозаров. См. "Воспоминания", часть II.).

    Вместе с тем "Совет Обороны" просил принимать участие в его работе всех наличных членов Войскового Круга. Наконец, в его состав вошли и представители штаба. Я лично, ни на одном заседании "Совета Обороны" не присутствовал. Произошло это не потому, что я умышленно избегал участия в работе "Совета", а лишь оттого, что у меня не было ни одной свободной минуты и все время днем и ночью я находился в штабе. Хотя номинально начальником штаба считался подп. Рытиков, но как-то, само собою вышло, что вся спешная организационная работа лежала на мне. Ко мне обращались за всеми справками, разъяснениями, указаниями и я же отдавал все распоряжения и приказания, то от имени В. Ст. Фетисова, то начальника штаба, а чаще всего непосредственно от себя. При тогдашней обстановке резко и часто менявшейся и при отсутствии мало-мальски налаженного управления войсками, я не мог отлучиться из штаба. Но о работе нового органа власти, я был отлично осведомлен, ибо все его заседания посещал или Войск. Ст. Фетисов, либо кто-либо из офицеров штаба, всегда детально меня информировавшие.

    Председателем "Совета Обороны" единогласно был избран есаул Г.П. Янов*). Человек большой энергии, прекрасно владевший даром слова. Он энергично приступил к работе, воодушевляя своим примером и остальных.

*) ЯНОВ Г П

    Без излишних разговоров и дебатов, "Совет Обороны" сразу повел деловую работу. Прежде всего, он категорически запретил всякие самовольные реквизиции без его или командующего армией согласия и выделил из своего состава комиссию для разбора дел арестованных, число каковых было уже весьма велико. Вместе с тем, принял меры улучшения положения дружинников и назначил два своих представителя для встречи и устройства, прибывающих в город станичных дружин. Одновременно, "Совет Обороны" стремился насколько возможно лучше решить продовольственный и финансовый вопросы и с этой целью провел ряд соответствующих мероприятий. В первую очередь, было решено использовать деньги в сумме 620 тыс. рублей, собранных большевиками с жителей города, как контрибуция и случайно оставшиеся в Новочеркасске. Что касается золотого запаса, который был оставлен большевикам 12 февр. при бегстве из Новочеркасска штаба Походного Атамана  (См. "Воспоминания", часть II.), то несмотря на все самые тщательные розыски, нам не удалось отыскать никаких его следов.

    "Совет Обороны" крайне озабочивала судьба М. Богаевского, увезенного большевиками, как известно читателю,(См. "Воспоминания", часть III.) в Ростов, почему было постановлено послать Ростовским большевикам ультиматум с требованием немедленно освободить как М.П. Богаевского,(Бывший помощник Атамана Каледина) так и других казаков, содержащихся в Ростовских тюрьмах. (Вечернее заседание "Совета Обороны" 2 апреля. Газета "Вольный Дон" от 4 апреля 1918 года).

    Дабы подействовать на Ростовский совдеп и побудить его выполнить это наше требование, решено было сообщить ему, что в случае его отказа, все арестованные в Новочеркасске большевики будут расстреляны. Сначала предполагали с таким ультиматумом послать делегацию в Ростов, но опасение что большевики могут ее арестовать и расстрелять, побудили нас воздержаться от этого и прибегнуть к переговору с большевиками по телефону. Приведение этого в исполнение было поручено мне. Я приказал восстановить прерванную с Ростовом телефонную связь. После долгих попыток, в конце концов, удалось получить Ростовский исполнительный комитет. К телефону подошел какой-то субъект назвавший себя заместителем председателя комитета. Когда он узнал о цели моего вызова, он разразился по моему адресу потоком площадной брани, высказал сожаление, что меня не розыскали в Новочеркасске и не расстреляли и обещал при новом занятии города не забыть это сделать. Я предложил ему за М. Богаевского отпустить всех комиссаров и видных большевиков, арестованных нами в Новочеркасске, а за каждого казака - по несколько красногвардейцев, но он и это мое предложение категорически отвергнул. Моя угроза в случае неисполнения нашего требования - расстрелять всех пленных большевиков также не подействовала. Она вызвала лишь новую брань с его стороны и угрозы, не оставить камня на камне при будущем занятии большевиками Новочеркасска. Я видел, что всякие дальнейшие переговоры бесполезны и потому, предупредив говорившего со мной, что за каждого расстрелянного ими казака, мы будем расстреливать 10 красногвардейцев, приказал прервать телефонное сообщение. Так неудачно окончилась попытка спасти М. Богаевского тогда, когда его фактически в живых не было. (Еще 1 апреля 1918 года, т.е. днем раньше, М. Богаевский был убит Антоновым недалеко от г. Нахичеваня в Балабановской роще выстрелом в висок. Говоривший со мной заместитель председателя Ростовского исполнительного комитета не рискнул мне это сказать, очевидно опасаясь репрессий в отношении захваченных нами большевиков).

    Что касается моих угроз по отношению к пленным большевикам, то мы от этого воздержались. Объяснялось это многими причинами. С одной стороны не хотелось уподобляться большевикам и расстреливать всех без разбора, а с другой - у нас не было уверенности, что мы удержим город. Хотя настроение дружинников и не оставляло желать ничего лучшего и они горели ненавистью к большевикам, но мне казалось, что одного этого еще мало. При всяком успехе они сильно воодушевлялись, но еще острее станичники воспринимали неудачу. Последнее объяснялось главным образом тем, что дружинники далеко еще не были по-настоящему организованы и вооружены и вступали в бой толпой без начальников-офицеров. Отсутствие нужной спайки и начальников, делало их чрезвычайно впечатлительными. Были случаи, когда при неуспехе станичники просто распылялись. Для устранения этих недостатков и придания дружинникам минимальной устойчивости, нужно было время. Во всяком случае, требовалось несколько дней, дабы создать организованные ячейки отрядов, которые могли бы впитать в себя казаков дружин и дать им некоторую стойкость. Но большевики не дремали и нельзя было рассчитывать, что они дадут нам время и своим наступлением не расстроят наши планы. Поэтому, было рисковано применять к арестованным нами большевикам особо жестокие меры. Ведь в случае вынужденного нами оставления города, весь свой гнев за наши действия, красные вылили бы на беззащитных жителей. Это свое мнение я высказал В. Ст. Фетисову и последний со мной вполне согласился.

    По сведениям, полученным с боевых участков, к полудню 3-го апреля, обстановка складывалась так: на Ростовском направлении станичные дружины продвинулись далее ст. Кизитеринка (на линии Новочеркасск-Ростов, в 15 верстах от последнего), где разобрали полотно железной дороги, лишив возможности броневые поезда красных продвигаться в нашу сторону. В Нахичевани находились большевики. Время от времени они пытались производить разведку, которую легко прогоняло ружейным огнем наше сторожевое охранение. По словам бежавших из Ростова, там царила паника. Большевики спешно вызывали подкрепления из Таганрога. Судя по донесениям, настроение дружинников было превосходное и они усиленные казаками Аксайской и Александровской станиц, крепко держали свои позиции. Как бы в подтверждение этого в штабе был получен и приговор Аксайской станицы. (1918 г., апреля 2-го дня. Мы нижеподписавшиеся граждане казаки Аксайской станицы. Черкасского округа В. Д., собравшись по колокольному звону, выслушав речь делегата из Новочеркасска хорунжего Димитриева о том, что город Новочеркасск занят Донской казачьей властью и устанавливается прежнее правление, постановили: приветствовать свою Донскую казачью власть и подтвердить настоящим приговором, что мы все присоединяемся к мнению города Новочеркасска, для чего сделать мобилизацию четырех переписей казаков нашей и других станиц и в случае надобности дать надлежащую помощь закрепления казачьей власти. В дополнение к приговору сообщаем, что Аксайская станица уже выступила на фронт и сражается в передовой цепи). Благополучно было и на северном направлении. Там дружины Раздорцев, поддержанные Заплавцами и Новочеркассцами, после непродолжительного боя, заняли Персияновку.
Отобрав у крестьян ближайших хуторов оружие, они успешно продвигались вперед. Уже овладели Каменоломней (примерно в одном переходе от Новочеркасска) и безостановочно продолжая наступление, имели целью захватить и Александровск-Грушевский - оплот большевиков шахтеров. Такие блестящие действия казачьего отряда были отмечены в приказе по армии No 11 от 3-го апреля 1918 года: "К вечеру 2-го апреля доблестные казачьи дружины станиц Раздорской, Заплавской и Новочеркасской оттеснили красногвардейцев к Александровск-Грушевский. По полученным донесениям казаки действовали выше всякой похвалы. Благодарю этих верных сынов Тихого Дона, грудью вставших на защиту его и народных прав. Командующий армией Фетисов".

    В общем, положение на боевых участках, как видно, было для нас благоприятное. Много сложнее была обстановка в городе. Формирование новых частей шло вяло. Офицеры записывались в отряды неохотно. Не была даже приблизительно установлена численность казаков в городе, которыми мы могли располагать, как бойцами. Не успели еще наладить, как следует вопросы расквартирования и продовольствия казаков, прибывающих в город. Во главе небольших казачьих отрядов появлялись нередко неизвестные начальники. Могли быть, конечно и большевистские агенты.
Часть офицеров, хотя и зарегистрировалась, но разгуливала по городу и уклонялась от поступления в ряды войск. Не было и порядка в городе: все еще продолжались самочинные незаконные реквизиции, а иногда попытки расправы самосудом с ранеными красногвардейцами, оставшимися в больницах. Часто ночью происходила беспричинная стрельба, сильно волновавшая население. Дабы уменьшить хаос и сколько-нибудь упорядочить положение, 2-го апреля 1918 г. был отдан следующий приказ:
"Приказываю начальникам станичных дружин ежедневно к 12 часам дня
доносить в штаб армии (атаманский дворец (В это время штаб перебрался в Атаманский дворец): 1) Численный состав дружин (пеших и конных отдельно) 2) Число вооруженных (система винтовки и количество к ним патронов) 3) Фамилии начальников дружин. В случае прибытия пополнений из станиц доносить об этом немедленно. 4) Ввиду того, что офицеры без дела разгуливают по городу, приказываю под страхом предания военному суду немедленно забрать у инспектора артиллерии оружие и
присоединиться к станичным дружинам, согласно сделанного при регистрации
распределения. 5) Строго воспрещаю брать из лечебных заведений каких бы то
ни было больных и раненых, без согласия старших врачей впредь до их
выздоровления, в необходимых случаях нужно приставлять караул и считать то
или другое лицо арестованным. Виновные в неисполнении приказа будут
предаваться военному суду. 6) Какие бы то ни было реквизиции могут
производиться лишь с разрешения и письменного приказания командующего
армией или начальника штаба армии. Подтверждается, что обыски и аресты
могут производиться лишь по письменному приказанию начальника милиции или
коменданта города. Командующий казачьей армией Фетисов".

    Одновременно для пополнения дружин, командующий казачьим корпусом В. Ст. Фетисов объявил мобилизацию всех казаков в возрасте от 17 до 50 лет включительно, как Новочеркасской, так казаков и других станиц, проживавших в городе и его окрестностях.

    Не лишено интереса то, что название высшего соединения казачьих дружин, захвативших Новочеркасск, установлено еще не было. В одном случае В. Ст. Фетисов именовал себя "начальником отряда", в другом - "командующим отделом", в третьих - "командиром казачьего корпуса" и наконец- "командующим армией".

    В эти дни в Новочеркасск прибыл председатель районного штаба (Такой штаб образовался в станице Манычской). Он сообщил, что 1-го апреля в ст. Манычской состоялся съезд 11 станиц Черкасского округа, начавших борьбу с большевиками и что казаки Кагальницкой, Хомутовской, Мечетинской и Егорлыцкой станиц, после боя с красными, отбросили большевиков к Ростову. Дошли сведения и из 1-го Донского округа о том, что в округе настроение бодрое, что все станицы и хутора мобилизуют казаков и посылают в Новочеркасск дружины. Шли утешительные слухи и с крайнего севера - Хоперского округа, о восстании казаков против советов. Если эти вести в известной степени были правдоподобны, то наряду с ними в городе циркулировали, находя место даже в печати, самые фантастические и нелепые слухи.

    Приведу только некоторые из них, подтверждающие, как местная пресса обманывала доверчивого обывателя. Газета "Вольный Дон" ("Вольный Дон", No 1 от 4 апреля 1918 года) в рубрике "на фронте" печатала буквально следующее: "Корнилов и Великий князь Николай Николаевич двигаются на Ростов с юга" и там же: "Отряды генерала Корнилова берут Батайск. Гайдамаки подходят к окрестностям Таганрога и заняли Гуково" (в 17 верстах от станции Зверево). Не отставая от "Вольного Дона" газета "Свободный Дон" сообщала: "С часу на час ожидается вступление в Новочеркасск отрядов ген. Попова и Семилетова, находящихся где-то неподалеку" ("Свободный Дон", No 2 от 3 апреля 1918 года).

    На самом деле, все это далеко не отвечало действительности. Фактически Новочеркасск со всех сторон был окружен большевиками и никто не спешил ему на помощь. Однако психология тогда была такова, что невозможное признавалось возможным, а вымысел часто сходил за истину. Такими сведениями местная печать, очевидно стремилась поддержать в населении бодрость духа, а в сущности оказывала медвежью услугу: находились лица, а среди них и офицеры, рассуждавшие так: идут отряды Великого князя, ген. Корнилова, Попова, подождем их прихода, а тогда, в зависимости от обстановки и определимся.

    К вечеру 3-го апреля, несмотря на царившую еще в Новочеркасске сумятицу, неналаженность вопросов снабжения оружием и патронами и продовольствия станичных дружин и, наконец, неорганизованность и неустойчивость их в боевом отношении, все же обстановка, как будто, складывалась в нашу пользу.

    Я воспользовался благоприятным моментом и решил впервые за три дня отлучиться из штаба. Мне хотелось повидать тех, у кого я скрывался в последнее время, а также отыскать мое военное обмундирование, спрятанное где-то моими друзьями.
Мое отсутствие продолжалось не более часа. Но когда я вернулся в штаб, я был глубоко потрясен резкой в нем переменой. Все панически суетились. Офицеры и писаря штаба торопливо разбирали бумаги, жгли многие документы и спешно собирали имущество. Готовились к укладке телеграфные и телефонные аппараты, - в общем, все указывало на то, что происходит лихорадочное приготовление к поспешному бегству. Причиной такой неожиданной перемены послужило, как я узнал, сообщение одного из чинов железнодорожной администрации станции Аксайская, что большевики большими силами при поддержке броневых поездов, повели наступление со стороны г.
Нахичеваня, опрокинули и совершенно рассеяли наш южный отряд. Ввиду этого, с часа на час можно было ожидать занятия красными названной станции, почему телеграфисты, предупредив штаб о случившемся, прервали связь, испортили аппараты, а сами разбежались. Вот эта весть и произвела такое ошеломляющее впечатление на чинов штаба.

    Если все это отвечало истине, то Новочеркасск со стороны Ростова был совсем открыт и, значит, каждую минуту броневые поезда большевиков могли очутиться под стенами города. Как я ни старался проверить это сообщение и выяснить истинное положение у станицы Аксайской, мне это не удалось. Тогда я принял меры, чтобы сколько-нибудь успокоить чинов штаба. Вначале мои настояния возымели некоторое действие, но наступившая темнота вновь усилила нервность настроения. Очень жуткое и тягостное впечатление произвел на всех истерический припадок начальника штаба подполк. Рытикова. Схватившись за голову, он начал бегать и кричать: "Все пропало, все потеряно, что теперь будет со мной, с моей семьей" и т.д. Не выдержало сердце и у Фетисова. Измученный бессонными ночами и нервной работой, он впал в полную апатию и спокойно говорил, что теперь ему все равно, что он никуда не побежит, останется здесь и что сейчас у него единственное желание - отдохнуть и хотя бы часок заснуть.

    Скажу откровенно и меня охватило страшное отчаяние. Хотелось бросить все и скрыться от этой кошмарной действительности. Нервы уже не выдерживали. Хотелось забыться, ничего не знать, никого не видеть. Не слышать все одни и те же ужасные вопросы: "что нам делать, как быть, удержим ли город, не появятся ли сейчас большевики, успеем ли уйти" и т.д. и т.д. Я всячески старался переломить себя и хоть немного собраться с мыслями.

    "Психологический кризис" у Фетисова и Рытикова продолжался и мне одному пришлось выкручиваться из создавшегося хаоса, будучи при этом среди людей уже охваченных паникой. Положение ежеминутно ухудшалось. По городу ползли зловещие слухи, разжигавшие расстроенное воображение и еще более усиливавшие общее смятение.

    Волнуясь говорили, что в городе будто бы уже появились матросы; что наши караулы бросили свои посты и бежали; что арестованные большевики в тюрьмах выломали двери и вооружившись, направляются для захвата штаба. Тревога из штаба быстро распространялась по городу. Вскоре на площади около Атаманского дворца, скопилась большая толпа. Она явно сочувствовала большевикам. Слышались недвусмысленные выкрики по адресу штаба. А в это время, в штабе никакой охраны не было.

    К счастью, вскоре во дворец прибыло несколько десятков офицеров и явился начальник милиции ген. Смирнов. По моему указанию, он стал наводить внутренний порядок. Наспех кое-как сорганизовали прибывших офицеров. Они быстро очистили площадь и установили охрану штаба. С целью не допустить к городу с Ростовского направления бронепоезд красных, я отобрал 8-10 партизан с двумя надежными офицерами и направил их к хутору Мишкину с задачей разобрать и взорвать возможно на большем расстоянии полотно железной дороги. Этой команде были приданы телеграфисты с необходимым имуществом, дабы прибыв на место, они могли включиться в линию и ориентировать штаб в обстановке и о ходе работы.

    Оценивая положение, я неуклонно приходил к выводу, что оставление нами города вопрос лишь ближайших часов. Но при сложившейся обстановке вывести офицеров и дружинников из города, мне казалось делом чрезвычайно трудным. Не скрывая своего решения, я, прежде всего, принял меры дабы оповестить об этом всех офицеров, бывших в Новочеркасске, а не бросить их, как это было сделано 12-го февраля 1918 года, когда из города уходил отряд Походного Атамана. С этой целью, несколько расторопных офицеров было послано в разные районы Новочеркасска. Они должны были отыскать квартальных старост и через них передать приказание всем офицерам безотлагательно прибыть к Атаманскому дворцу. Одновременно несколько других офицеров было послано на автомобилях (Телефонная связь штаба в это время была почти вся прервана, вероятно местными большевиками) в места расквартирования казачьих дружин. Им было приказано во чтобы то ни стало розыскатъ дружинников, составить из них команды, зайти, если нужно, в арсенал за оружием и патронами, а затем привести команды к штабу. Меня сильно озабочивали наши караулы у тюрьм и гауптвахты, где сидело по несколько сот арестованных большевиков. Поэтому, дабы проверить все городские караулы и выяснить фактическое положение там, я послал двух штаб-офицеров. Наконец, своего единственного энергичного помощника подъесаула К., я отправил с группой казаков на вокзал. Он должен был там восстановить порядок и по телефону держать меня в курсе происходящего на станции. Прилегающий к станции район кишел рабочими, настроенными большевистски. Поэтому, на вокзале все время происходила невообразимая сутолока и хаос. Оттуда беспрерывно по телефону какие-то неизвестные лица, явно с провокационной целью сообщали, то о занятии станции красными, то о прибытии карательных отрядов, то о появлении броневых поездов большевиков, чем еще больше усиливали беспорядок и панику.

    Только после полуночи настроение в штабе заметно улучшилось. Некоторое успокоение внесло появление на площади перед зданием дворца, верхом на лошади, известного своей удалью сотника Гавриленкова*). Несмотря на ампутированные конечности ног, он отлично держался в седле и в боях обычно появлялся в самых опасных местах.

*) ГАВРИЛЕНКОВ

    Снабдив партизан патронами и дав для пеших людей грузовик, я отправил эту команду на Ростовское направление с задачей, заняв хут. Мишкин, выдвинуться дальше к югу до соприкосновения с противником и всемерно задерживать продвижение его по железной дороге, взрывая и порча таковую. Сотнику Гавриленкову подчинил ранее высланную туда команду подрывников, вменив ему в обязанность останавливать и включать в свой отряд всех казаков, которых он встретит по дороге.

    Вспоминая то сумбурное время, могу сказать, что мною тогда, как мне казалось, было сделано все возможное, чтобы выиграть время до рассвета и спасти положение.
Уже рано утром 4-го апреля сотник Гавриленков донес, что он достиг хутора Мишкина и что его разведчики продвигаются к станице Аксайской. Вместе с тем, он сообщал, что большевики, под прикрытием артиллерийского огня бронированного поезда, восстанавливают железную дорогу и что одновременно его команда основательно ее разрушает в районе хутора Мишкина.

    На северном направлении положение было крепче. Наступательные попытки противника сдерживались огнем наших дружинников.

    Примерно часам к 9 утра к Атаманскому дворцу собралось несколько сот офицеров и партизан, решивших разделить судьбу с нами. К сожалению преобладали пожилые, иногда глубокие старцы, отставные генералы, старые полковники, т.е. элемент мало пригодный, как рядовые бойцы. Молодых было меньше. Собиралась и учащаяся молодежь, - студенты, юнкера, кадеты и гимназисты старших классов.

    Когда обстановка прошедшей жуткой и кошмарной ночи, а также и состояния штаба стали известны "Совету Обороны", он в спешном порядке решил произвести, еще ранее намеченную реорганизацию высшего командного состава.

    Командующим армией был назначен ген. К. Поляков*), а начальником штаба генерального штаба полковник С. Денисов**) (Впоследствии известный командующий Донскими армиями. В то время ни ген. К. Полякова, ни полк. С. Денисова я не знал).

*) ПОЛЯКОВ К

**) ДЕНИСОВ С

    Около 10 час. утра названные лица пришли принимать "армию и штаб". Никакой армии, конечно, не было.

    За таковую считали, державшийся еще где-то в районе Персиановки северный казачий отряд, неизвестной численности, бродившие по городу небольшие кучки казаков, бежавших из южного отряда, к тому же крайне деморализованных неудачей, да толпившихся около штаба несколько сот неорганизованных и невооруженных офицеров и мирных обывателей, решивших встать в ряды бойцов. Вот это все и составляло "армию". Не было, в сущности, и штаба, в том смысле, как это принято понимать. А беспорядок и сумятица, царившие в помещении, ясно говорили, что "штаб" пережил крайне тревожную ночь. К этому прибавлялась еще и критичность нашего положения, ибо каждую минуту к городу могли подойти броневые поезда красных.

    Донесения сотника Гавриленкова становились все более и более неутешительными. Он сообщал, что большевики крупными силами энергично продолжают наступление, что железная дорога ими быстро восстанавливается и что он скоро будет вынужден оставить хут. Мишкин и отойти к городу.

    Вот при каких необычайно тяжелых условиях новым лицам пришлось принимать бразды правления и становиться во главе казачьего движения.

    После моего доклада обстановки и всех обстоятельств, только, что проведенной ночи, новый командующий армией Ген. К Поляков принял решение - оставить город, уйти в район станицы Заплавской, переорганизовать дружины в станичные полки, придать им стойкость и затем уже пытаться освободить столицу Дона - Новочеркасск.

    В новом штабе на меня были возложены функции, как бы 1-го генерал-квартирмейстера, т.е. ведение оперативной частью, разведкой, службой связи, организационными и другими вопросами, с непосредственным подчинением мне офицеров генерального штаба (Кроме меня и подп. Рытикова в штабе находились еще подполковники Шляхтин*) и Дронов**).

*) ШЛЯХТИН

**) ДРОНОВ

    О принятом решении оставить город мы широко оповестили население города, особенно офицерство, предложив всем желающим покинуть город вместе с нами.
После полудня, в северный отряд нами было послано приказание незаметно начать постепенный отход к станице Заплавской*). К этому времени жидкие цепи сотника Гавриленкова, оказывая посильное сопротивление противнику, уже откатились к городу. С целью возможно дольше задержать большевиков на окраине города, наспех были составлены две сотни из толпившихся около Атаманского дворца добровольцев и посланы на усиление команды Гавриленкова.

*) ЗАПЛАВСКАЯ – донская станица (количество жителей - 2607 человек) расположена на ровном, довольно низком месте. Первое упоминание датируется 1778 годом: это был хутор, населенный в начале 18 века рыболовами из Прибылянской - одной из семи станиц, составлявших Черкасск - и названный Заплавским станом. Предание говорит: по весне Аксай, разливаясь, приносил много заплавника - камыша, хвороста. Есть и другое объяснение - каждую весну «заплавляло», из-за чего пришлось перенести его на теперешнее место, повыше. В 1811 году стан Заплавский присоединен к Бессергеневской и снова становится хутором. Но 24 сентября 1878 года, в связи с возросшим числом населения, вновь производится в станицы. С хуторами Нижне-Янченков, Верхне-Янченков, Янченков.
    На 1879 год в станице Заплавской значится дворов 461, население станицы составило: мужского пола – 1393, женского пола – 1307. Станица юртовая. Население станицы занималось земледелием, скотоводством, виноградарством. В средней части юрта на половинном протяжении заливается полою водой с Дона и называется займищем. Здесь пересекают юрт реки Дон и Аксай. В степной северной части юрта, среди пахотных полей, лежит, нарушающая общий равнинный характер, гористая местность под названием «Венцы». Соблюдали севооборот. На толоке или по залежи сеяли пшеницу или просо, на второй и третий год ячмень, а на четвертый – озимый хлеб. А далее оставляли под залежи. Из всех хлебов больше всего сеяли ячмень и пшеницу – горновку. Озимых хлебов сеяли мало. Мало сажали картофель. Обрабатывали землю  заводскими железными орудиями, преимущественно букарями, усовершенствованными ралами.
    Скотоводством  в станице занимались тоже. Были заинтересованы в улучшении породы коров.
    Казаки обрабатывали и пахали землю в основном волами. Виноградарством Заплавцы начали заниматься в 1886 году. Некоторые хозяева при виноградниках разводили и фруктовые сады: вишни, груши, абрикосы, яблони. Но основной доход получали от виноградников. В 1906 году было собрано 35000 пудов винограда, выдавлено 1767 ведер вина. Продано вина и сусло 250 ведер на сумму 750 рублей. Винограду продано на сумму 37518 рублей. Кроме того, заготовляли впрок: его сушили, мочили, солили, мариновали и сохраняли в свежем виде, употребляя его всю зиму до пасхи.
    В станице имеется кирпичная церковь Во имя Одигитрии Божьей Матери с приделами: правым святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, и левым святой Великомученицы Варвары. Заложена в 1812 году. Освящена в 1834 году. До построения каменной церкви в станице была деревянная во имя Одигитрии Божьей Матери, заложенной 4 апреля 1780 года, при станичном атамане Михаиле Кужелеве. Освящена в 1793 году.
    Недалеко от станицы имелись богатые залежи камня-ракушечника. Казаки вручную добывали этот камень, вывозили его на быках и строили дома.
    Дважды - 1804 и 1811 году - обращались станичники в Войсковую канцелярию с просьбой о строительстве новой – каменной взамен давно обветшавшей старой. 23 марта 1811 года им было позволено строить каменную церковь. Деревянная была разобрана и годный материал употребили на ограду. В 1834 году каменная церковь встала в центре станицы. В 1906 г. из такого камня была построена церковь, а в 1909 г. - придел к ней. Дата была выложена кирпичом над входом в придел. В 1915 г. по переписи населения в ст. Заплавской значилось: дворов - 461, земли - 5460 десятин, мужчин -1393 человек, женщин -1307 человек. Расстояние до Новочеркаска -16 верст. В народе заплавцев зовут "кугутами" потому, что они плавали по Дону на плотах из куги. Куга - это род камыша. Вот отсюда и возникло прозвище.
    В годы антирелигиозной пропаганды рука ярых атеистов не поднялась на Одигитриевский храм. В первый раз ее закрыли в 30-е годы. Годы антирелигиозной пропаганды и фашисткой оккупации причинили Церкви заметный ущерб, после войны не раз местные жители ездили на быках в Новочеркасск - заказывать иконы городским мастерам. В 1961 году ее закрыли опять - теперь уже надолго. Здание приспособили под хранилище зерна и ядохимикатов. И опять усилиями местных жителей в 1992 году Церковь вновь открыли. Напротив церкви стоит школа. Построена в 1906 году. Вначале она была Церковно - приходской, потом начальной. Несколько раз достраивалась.
    Много ей пришлось перетерпеть – в 1918 году – во время Гражданской Войны в здании располагалось Временное Донское правительство. Во время оккупации - находился  немецкий госпиталь. После освобождения в здании был сделан ремонт, к началу занятий школа была готова. В 2006 году в школе был сделан капитальный ремонт, и свой 100 летний юбилей школа встречала обновленной.
В станице есть старинный особняк - построенный в 1913 году одним из братьев Шолоховых - местных торговцев. Сейчас там находится ФАП.
В 1878 году в станице встречались такие фамилии: Калмычкин, Кухмистров, Буданов, Сулинов, Мингина, Золотовской, Куербахов, Пуцуренко, Чумаченко, Ноженко, потомки этих древних родов живут в станице и сейчас с 1878 года в станице правили атаманы:
1878 - 1880 гг. - Минаев Алексей Артемович - урядник
1880 – 1881 гг. - Кухмистров Илья Васильевич - урядник
1881 – 1883 гг. - Чеботарев Матвей Титович - урядник
1883 - 1886 гг. - Янченков Николай Федорович - урядник
1886 – 1888 гг. - Армейсков Василий Никифорович - урядник
1888 – 1891 гг. - Рубцов Иван Петрович - урядник
1891 – 1893 гг. - Поляков Алексей - урядник
1893 – 1896 гг. - Буданов Василий Михайлович - урядник
1896 – 1902 гг. - Рубцов Петр Петрович - урядник
1902 – 1903 гг. - Янченков Николай Федорович - урядник
1903 – 1905 гг. - Базавов Михаил Васильевич - есаул
1905 – 1908 гг. - Добрынин Василий Иванович - войсковой старшина
1908 – 1909 гг. - Кухмистров Михаил Ильич - урядник
1909 – 1910 гг. - Вакансия
1910 – 1912 гг. - Чеботарев Ефим Матвеевич - урядник
1912 – 1913 гг. - Вакансия
1913 – 1916 гг. - Янченков Григорий Александрович - урядник
1916 – 1917 гг. - Михайлов Михаил Васильевич - урядник
Источник: Сайт Бесергеневского сельского поселения.

    Красные наседали и наше положение с каждым часом становилось безнадежнее. Гул артиллерийских выстрелов, пулеметная и ружейная стрельба на окраинах и даже в самом городе, наглядно показывали приближение конца нашего пребывания в Новочеркасске. Нам было особенно важно, как можно дольше удержать в своих руках железнодорожную станцию и восточную окраину Новочеркасска. В противном случае большевики отрезали нам единственный путь отступления. Необходимость отхода, казалось, окончательно созрела.

    Трезво оценивая обстановку и опасаясь, что потеря нами Новочеркасска может убить в казаках веру в конечный успех борьбы с большевиками, командующий армией счел целесообразным, вместе с членами "Совета Обороны" немедленно отправиться в станицу Кривянскую, где скопилось уже много бежавших дружинников. Там он намеревался собрать станичный сход, переговорить с казаками, объяснить им обстановку, успокоить их, поднять среди станичников упавший дух и убедить их не отчаиваться и не класть оружие до конечной победы. Мне командующий приказал сопровождать его, а вывод "частей" из города возложил на начальника штаба полк. С. Денисова.

    Сев в автомобиль, приготовленный заботами урядника У. и взяв с собой часть телеграфного и телефонного имущества, мы отправились в станицу Кривянскую. Однако, отъезд командующего армией, некоторыми чинами штаба, настроенными панически, был истолкован по-своему. Несколько офицеров, как мне потом рассказал полк. Денисов, пользуясь царившей суетой и наличием свободных автомобилей, бросилось к ним, чтобы овладеть ими. Но этому их намерению во время воспротивился полк. Денисов.

    Он буквально вытащил их из автомобилей и приказал все время оставаться при нем, помогая ему "в руководстве отступлением неорганизованных и к тому же панически настроенных людей".

    Справедливость требует особенно отметить, что полк. Денисов проявил тогда не только редкое спокойствие и распорядительность, но и выказал большое мужество и личную храбрость. Часто только своим примером, он увлекал малодушных и спасал положение. До последнего момента Денисов оставался в городе, дав этим возможность всем желающим покинуть город, не забыв своевременно снять и все наши караулы.

    Свой "арриергард" он составил, главным образом из милиционеров и офицерской дружины полк Киреева. Ими он занял вокзал и в короткий срок навел здесь порядок. Железнодорожники явно сочувствовали большевикам, но несмотря на это Денисов под страхом расстрела, заставил их пустить навстречу бронепоезду красных паровоз. Последний где то в нескольких верстах от города свалился и загромоздил путь.

    Вследствие этого большевистский бронепоезд уже не мог безнаказанно с близких дистанций обстреливать орудийным огнем вокзал и город. На вокзале Денисов задерживался довольно долго, все время личным примером воодушевляя казаков. Все кто хотел покинуть Новочеркасск, могли выйти из города и беспрепятственно переправиться через р. Тузлов. Только после этого полк. Денисов во главе "арриергарда", нагруженного патронами, снарядами, замками от орудий и другим военным имуществом, оставил станцию и начал вброд переходить р. Тузлов. Местные большевики, преимущественно железнодорожники, видимо, этого ждали. Тотчас же с крыш и окон по отступающим был открыт жестокий ружейный огонь. Проходить приходилось по совершенно открытой равнине, но, к счастью, стреляли беспорядочно и наши потери оказались ничтожными.

    Начинало смеркаться, когда хвост отступающих перешел р. Тузлов. На западной окраине станице Кривянской спешно выставили жидкое сторожевое охранение под командой В. Ст. Фетисова.

    Новочеркасск снова перешел во власть красных.

    Со всех сторон на восток группами и в одиночку тянулись люди. Большинство громко обменивались впечатлениями дня. Многие, как часто бывает, открыто во всем винили начальство. Лучше всех, были настроены казаки - старики и станичники Кривянцы. Они решительно говорили, что несмотря на неудачу, они будут продолжать борьбу до тех пор, пока не прогонят последнего большевика с Дона.

    Часам к 5 вечера станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы, были заполнены чрезвычайно пестрой толпой, как по составу, так и одеянию. Скорее казалось, что происходит большая и шумливая ярмарка. В огромной и шумной толпе в хаотическом беспорядке мелькали офицерские, чиновничьи и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, картузы, папахи и традиционные платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом, лошадей, скота, овец и многочисленных собак, неистово лаявших, бегала плачущая детвора, ища родителей. Кое-где виднелись женщины с грудными детьми. Все находились под впечатлением пережитого, все были в нервно-приподнятом настроении. Военное командование и члены "Совета Обороны" должны были проявить нечеловеческие усилия, дабы хоть немного успокоить это бушующее море и не дать еще больше разгореться страстям. Принятые в этом отношении меры, уже начали давать положительные результаты, как вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска, раздались орудийные выстрелы и несколько шрапнелей на большой высоте, разорвалось над станицей. Словно по команде, охваченные паникой, все стихийно ринулись на восток к Заплавам, дальше от города, дальше от противника. Через несколько минут площадь была пуста. На ней задержались лишь чины штаба в ограниченном количестве, члены "Совета Обороны", небольшое число офицеров, да несколько десятков казаков, не считая выставленного сторожевого охранения. Станица совершенно опустела.

    Такой неожиданный оборот дела грозил нам лишением нас нашей "армии". Дружинники могли, минуя Заплавы, разойтись по своим станицам. Собрать их потом и поднять против большевиков, едва ли бы удалось, тем более, что они уже достаточно были деморализованы неудачей. Поэтому, первой нашей заботой было каким-нибудь способом не допустить дружинников распылиться по домам.

    Употребить для этого силу мы не могли, ибо никакой надежной вооруженной воинской частью мы фактически не располагали. Нам оставалось одно - единственное средство - попытаться убедить казаков словом. Иного выхода не было и мы решили испробовать это последнее средство. Посадив в автомобили по несколько вооруженных казаков под командой офицеров или влиятельных стариков из "Совета Обороны", мы выслали их на главные перекрестки дорог, дабы они попытались убедить казаков не расходиться по домам, а идти всем на Заплавы, которые мы решили сделать пунктом сосредоточения всех дружинников. Вместе с тем, с надежным гонцом послали станичному атаману Заплавской станицы приказание выставить вокруг станицы вооруженные заставы и никого не выпускать из Заплав и Бессергеневки (Эти станицы расположены почти рядом). Дав затем нужные указания начальнику сторожевого охранения у станицы Кривянской В. Ст. Фетисову и предоставив свои автомобили раненным и больным, мы, т.е. командующий армией, начальник штаба и я, в сопровождении небольшой группы офицеров и казаков, отправились пешком на Заплавы, - цель нашего похода, надежда на отдых и база для дальнейшей борьбы. Настроение было грустное. Шли молча, понуря головы, стараясь заглянуть вперед и разгадать неизвестное будущее. В станице Кривянской начались пожары. Жуткое зарево их огней далеко отражалось на горизонте, еще более удручая настроение. Оглядываясь временами назад, я в неясном вечернем тумане различал мерцание тусклых огней родного мне Новочеркасска.

    Только около полуночи мы достигли станицы Заплавской. Нас встретил станичный атаман из бывших урядников. Он весьма разумно рассказал нам о положении в станице.

    Выставленные им по нашему приказанию заставы никого не пропустили далее, почему станицы Заплавская и Бессергеневская оказались забиты дружинниками и беженцами до отказа. Эти сведения нас немного утешили. Где-то в глубине души начинала теплиться надежда, что наше дело еще не совсем проиграно.

    Вконец измученный нервной беспрерывной работой последних дней, бессонными ночами, недоеданием и утомительной ходьбой, я едва держался на ногах, не будучи уже в состоянии преодолевать свою усталость. Сказав об этом полк. Денисову, я пошел в соседнее здание школы, где и свалился на первой парте. В тот момент я ни на какую работу способен не был. Меня охватила странная апатия. Я испытывал лишь непреодолимую и безотчетную потребность, во что бы то ни стало, отдохнуть и забыться хотя бы на короткое время. Но ночью, несмотря на крепкий сон, я был разбужен дикими криками пьяных голосов. Оказалось, что это была сотня пьяных Кривянцев, решившая учинить над офицерами штаба самосуд, считая их виновниками в оставлении большевикам Новочеркасска, а главное их станицы. Охраны у нас не было. Все казаки спали мертвым сном. Только мужество и редкое самообладание полк. Денисова спасло положение. Он смело вышел к казакам и стал толково объяснять им положение. Он простыми словами сумел доказать им не только преступность их решения, но и заставить их смириться и подчиниться. Казаки притихли. Наиболее буйных оставили в Заплавах, а остальные покорно отправились на позицию в район станицы Кривянской в распоряжение В. Ст. Фетисова. Если бы только не выдержка полк. Денисова и не его знание души казака, этот инцидент кончился бы более чем трагически и для офицеров штаба и для начатого дела, каковое развалилось бы в самом зародыше.

    День 5-го апреля надо считать днем зарождения Донской армии. С отходом дружинников в Заплавы, здесь началась кипучая деятельность. Трудно в немногих словах описать, сущность той картины, которая развернулась в Заплавах. Это был продуманный, но бурный по своему темпу, процесс организации, развертывания, плана борьбы и самой борьбы. Целую ночь с 4-го на 5-ое апреля тянулись казаки по дороге от Новочеркасска и Кривянской станицы к Заплавской. А ранним утром 5-го апреля, маленький человек, с большой душой и еще с большей энергией полк.
Денисов, уже бегал, суетился, кричал своим характерным голосом, деятельно распоряжался на улицах станицы, которая тогда напоминала собой пестрый цыганский табор. Весь день без отдыха и перерыва Ген. К. Поляков и он сортировали казаков по станицам. Отделяли конных от пеших. Подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, полки. Из толпы выуживали офицеров и назначали их на командные должности. Я умышленно употребил слово "выуживали", ибо оно лучше всего определяет мою мысль. Как ни странно, но именно офицерский состав больше всего был тогда потрясен событиями и мало кто из офицеров верил в успех дела. Большинство офицеров всячески стремилось незаметно остаться в роли рядовых. Они видимо рассчитывали, что при неудаче и захвате их большевиками, последние не применят к ним особо строгого наказания, иначе говоря не расстреляют. Отыскать офицеров среди толпы было очень трудно, тем более, что внешние признаки офицерского звания отсутствовали. И смешно и в то же время грустно вспоминать, как в тот день полк. Денисов, знавший многих офицеров в лицо, извлекал их из толпы. - "Иван Петрович" - кричал он - "и вы здесь, очень приятно, а я вас искал, нам очень нужен командир для такого-то полка. Да, кажется рядом с вами - есаул X. Пожалуйте господа сюда. Вот вам казаки такой-то станицы. Вы назначаетесь командиром полка, а есаул командиром 1-й сотни. Составляйте из казаков сотни, подыскивайте себе офицеров и т.д."

    И Иван Петрович и есаул, оба крайне смущенные, протискивались вперед и волей, неволей, принимались за порученное дело. Но иногда встречались и весьма сомнительные лица офицерского звания, возможно что большевистские агенты. Они. наоборот, всячески стремились попасть на командные должности. Несколько человек было обнаружено тех, кто раньше работал у большевиков (Среди них оказались и офицеры генерального штаба подп. Рытиков и Дронов. В Заплавах к работе они допущены не были).

    Поэтому, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, дабы разобраться в офицерском вопросе и, вместе с тем, очистить район от большевистских шпионов. Уже к вечеру 5-го апреля дружины были реорганизованы в полки, которым присвоили наименования по станицам. Общая численность Донской армии 5-го апреля была около 4 тысяч, а к 10-му она достигла 6 тысяч человек (Пехоту составляли следующие полки: Кривянский 1000 человек, Новочеркасский 700, Заплавский 900, Бесергеневский 800, Богаевский 900, Мелиховский 500 и Раздорский 200. Кроме того, пластунский батальон из казаков, служивших в нем в Германскую войну - 160 ч. и одна сводная сотня из казаков Аксайской, Ольгинской и Грушевской станиц. В состав конницы вошли: 7 Донской казачий полк - 700 ч. Сводный полк - 400 ч. и команда конных ординарцев штаба - 45 чел.). Из невооруженных сформировали при полках особые команды, надеясь в ближайшие дни вооружить их оружием за счет большевиков. Пока же эти команды использовали на тыловых работах. Артиллерия состояла из 6 орудий, но пригодных для стрельбы было только 4. Запряжек имелось лишь на 2 орудия. Снарядов было около 120. Пулеметов оказалось 30. Распределение их по полкам вызвало протесты, ибо пулеметы были трофейные и дружинники, имевшие их, не хотели делиться с другими. Когда казаков распределили по полкам, каждому полку отвели точный район квартирования, приказав местонахождение штабов полков и сотен обозначить флагами и значками и регулярными донесениями поддерживать непрерывно связь с штабом армии. От командного состава категорически потребовали неотлучно быть с казаками, знать каждого бойца, приложить все усилия, чтобы спаять казаков, объединить их, служить им во всем примером, завоевать их доверие, и вместе с тем, стать действительными их начальниками, вернув былое значение офицера.

    Как видно, задача, возложенная на командный состав, была чрезвычайно сложная и трудная. Однако, к чести скромного донского офицера, могу засвидетельствовать, что он с нею справился прекрасно. Большая заслуга в этом и ген. Полякова и полк. Денисова. Они не пропускали дня, чтобы не побывать на позиции и не ободрить казаков. Они проверяли расположение частей, заботились об их питании, часто разговаривали со станичниками, а когда нужно было подтягивали их, чем естественно поддерживали престиж командного состава. У казаков постепенно проходил революционный налет и они привыкали видеть в офицере, прежде всего, своего старшего наставника и начальника.

    Работа в Заплавах, надо сказать, протекала в необычайно своеобразных условиях. К вопросу о введении настоящей дисциплины, учитывая психологию дружинников, приходилось подходить осторожно и деликатно. Легко было какой-либо несвоевременной мерой получить обратные результаты. Нельзя было не считаться, что казаки только что начали выздоравливать от большевистского угара. Их можно было уподобить выздоравливающему тифозному больному, которому, если дать сразу сытую мясную пищу, значило бы его убить.

    Очень много вызывал хлопот вопрос продовольствия казаков, отрезанных от своих станиц. Они очутились на положении пасынков, ибо станицы с которыми связь существовала, заботу о продовольствии своих полков целиком взяли на себя, но чужих кормить не желали. Однако, в конечном результате, все же удалось убедить станицы все продовольствие и фураж доставлять в Заплавы, где оно интендантом армии полк. Бобриковым*) будет уже распределяться по частям. Для раненых и больных учредили подобие госпиталя. Нашлось 2-3 врача и несколько сестер милосердия. За неимением медикаментов и перевязочного материала пользовались подручными средствами.

*) БОБРИКОВ

    Наши новые полки по очереди несли сторожевую службу на позиции. Район между Новочеркасском и Заплавами - открытая равнина, пересекаемая изредка неглубокими лощинами. Нашу главную позицию мы выбрали примерно в 2 верстах к западу от станицы и в ночь на 6 апреля приступили к рытью окопов и ее оборудованию. Штаб армии расположился в станичном правлении и был связан телефоном с позицией.
Довольно далеко вперед, на левом фланге у станицы Кривянской обстоятельства вынуждали иметь авангардную позицию (С военной точки зрения эта позиция была совершенно ненужной, но Кривянцы, настроенные весьма воинственно и составлявшие отличный полк под командой полк. И. Зубова*), настойчиво просили не оставлять их станицу и держать около нее наши части. Пришлось, в ущерб делу, согласиться с этим, причем только Кривянцы, и несли, на ней службу, не пропуская в то же время свою очередь и на главной позиции).

*) ЗУБОВ И

    Большевики допустили огромную ошибку, что 4 апреля нас не преследовали. Они упустили наиболее благоприятный момент разогнать "казачью армию", бывшую тогда в образе полувооруженной и панически настроенной толпы. Оставались они пассивны и 5-го апреля, тем самым позволив нам переорганизовать дружины и несколько упорядочить самые важные и неотложные вопросы.

    С нами в Заплавы несомненно проникли и большевистские агенты. Когда они донесли в Ростов, что здесь закладывается прочный фундамент будущей армии и что вскоре может создаться серьезная угроза существованию советской власти не только в Новочеркасске, но и в целой области, большевики крайне обеспокоились и решили уничтожить эту опасность.

    С 6-го апреля они начали активные действия против Заплав. Главный удар большевики направляли на станицу Кривянскую, предварительно обстреляв ее сильным артиллерийским огнем. Наши части это наступление успешно отбили. Столь же были неудачны атаки красных и 8-го апреля. Зарвавшись в наше расположение красногвардейский Титовский полк потерпел поражение, потеряв при этом около сотни человек убитыми и ранеными и в том числе своего влиятельного красного командира. Последнего хоронили в Новочеркасске. Церемония торжественных похорон заняла у большевиков два дня. В течение этих дней они нас не беспокоили, а мы пользуясь передышкой, лихорадочно налаживали дело организации и сколачивания частей. Первые успехи сильно ободрили казаков. Большевики же, ввиду неудачной борьбы с казаками оружием, решили испробовать на них свой излюбленный прием, т.е. агитацию. И вот, как-то перед нашей позицией показались автомобили противника с белыми флагами. Их появление вызвало в окопах разные комментарии и горячие споры по вопросу - стрелять или нет. На другой день, такие автомобили приблизившись к окопам, бросили несколько пачек прокламаций и затем удалились. В оставленных прокламациях большевики предлагали казакам мир на условиях выдачи ими своего командного состава. В них же они поясняли казакам, что им нет никакого смысла воевать против таких же трудовых казаков и крестьян и что их в междуусобную борьбу обманным путем втянули офицеры и помещики. Такая пропаганда была тогда крайне опасна и могла иметь для нас весьма тяжелые последствия. Это зло было самое опасное и с ним приходилось бороться весьма осмотрительно. Я помню, как на мое категорическое приказание начальнику боевой линии открыть по большевистским автомобилям огонь и не допустить их к окопам, он мне ответил, что казаки отказываются стрелять в противника, едущего к ним с белыми флагами.

    Только на одном участке и то хитростью удалось захватить одного главаря делегации красных. Он был доставлен в штаб и оказался казаком Лагутиным*). Я лично его опрашивал и скажу, что держал себя он крайне вызывающе. После короткого опроса, он был предан "Суду защиты Дона" (Этот суд был учрежден нами и состоял из пяти лиц: двух от "Совета Обороны", двух от полков и председателя по назначению командующего армией, каковым был назначен полк. К. Греков, добрый по натуре, но сильной воли человек. Суд руководился только законами совести и его решения обжалованию не подлежали. Высший над ним контроль был командующий армией).

*) ЛАГУТИН

    Его судили и приговорили к смертной казни. В тот же день он был повешен на видном месте в станице. - "На изменника казачеству и служителя сатаны, - говорили казаки, - жаль тратить патрон".

    Столь строгая и быстрая кара сразу отрезвила казаков, а вместе с тем у них сильно возросла ненависть к большевикам. Красные сами увеличивали ее тем, что делая налеты на станицу Кривянскую, они грабили казачье добро и многое увозили с собой в город. Больше всех были озлоблены на большевиков, конечно, Кривянцы. Они негодовали на красных и своей злобой заражали и остальных казаков. Особенно беспощадно и жестоко расправлялись Кривянцы с мародерами. Их обычно приводили в Заплавы, где на площади всенародно судили. Суд и расправа были коротки. Нередко в них принимали участие и казачки. Были случаи, что мародеров засекали насмерть. Остановить и запретить подобные расправы было тогда совершенно невозможно. Да к тому же и большевики не щадили наших пленных, особенно офицеров. Последних они часто немилосердно мучили. Выкалывали им глаза (бои под Александровск-Грушевский) или вырезывали лампасы и погоны, т.е. с живого сдирали с ног и плеч полосу кожи, шириной примерно в полтора вершка.

    Борьба становилась ожесточенной и беспощадной. Однако, настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, чтобы было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления, такая решимость сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых им все равно не победить, ибо за ними стоит вся Россия. Случались и худшие моменты, когда они не прочь были "замириться" с красными и выдать им своих старших начальников. Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых операций, но и зорко следить за настроением дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно. Нам было ясно, что первая неудача, могла бы погубить все дело и оказаться гибельной своими последствиями для командного состава. Поэтому требовалось сколачивать войска и закалять их дух только на победах.

    Большую помощь в деле сколачивания Заплавских войск, оказывал командованию "Совет Обороны", переименованный 8-го апреля во "Временное Донское Правительство". В тот момент, когда большинство умов было захвачено повстанческой энергией и сердца бились счастьем и верой в свободу, это был исподволь создавшийся орган, временную власть которого никто не оспаривал и в котором власть военная черпала силу и авторитет в своих действиях. Командный состав, зародившейся армии тесно жил с "Советом Обороны", который разделял с ним все тяготы боевой жизни (Из состава Правительства, занимавшего помещение вблизи штаба во время одного наступления большевиков были ранены И. Любимов и П. Сычов).

    Без преувеличения могу сказать, что дни совместной работы в Заплавах, - были лучшими днями единения власти военной и гражданской. В дни боевой тяжелой работы долетали до нас различные слухи. В один из светлых весенних дней, прибыли из-за Дона казаки и рассказали нам обстановку в Кагальницкой станице и о своей борьбе с красными. Они просили нас помочь им снарядами и патронами. Их прибытие было для нас особенно дорогой вестью. Как-то невольно исчезало чувство жуткого одиночества в борьбе с большевиками и увеличивались шансы на конечный успех. Мы наладили связь и стали обмениваться сведениями. Скоро пришла другая весть о том, что в Задонье прибыл разъезд полк. Барцевича Добровольческой армии. Мы узнали, что армия еще жива, но потеряла своего вождя ген. Корнилова. Наконец, глухие и противоречивые сведения о Пох. Атамане, который, как известно читателю, 12-го февраля ушел с отрядом из Новочеркасска в степи, стали определеннее. Его отряд в составе около 1 000 человек с 3 пушками и двумя десятками пулеметов, посаженный на пароходы, 9-го апреля причалил к пристани станицы Константиновской. К нам в Заплавы прибыло несколько офицеров из этого отряда и рассказали нам подробности похода.

    Говорили, что поход был тяжелый. Шли в холодную зиму по широким степям, занесенным снегом. Не хватало теплой одежды. Не было запаса снарядов и патронов.
Движение отряда стеснялось ранеными и больными, которых приходилось вести с собой. Пополнений не было и отряд постепенно таял. Участники теряли веру в благополучный исход похода и уже начали искать спасение удалением из отряда одиночным порядком или группами.

    Положение делалось отчаянным и потому, еще в степи, возник вопрос о распылении отряда. К моменту перехода через реку Сал этот вопрос уже созрел окончательно и считался решенным в положительном смысле в кругах близких к Пох. Атаману. Участники похода утверждали, что в штабе Поход. Атамана был даже заготовлен приказ о распылении всего отряда. И только случай - вести о восстании в Суворовской станице, да настойчивые просьбы казаков, удержали штаб от опубликования этого приказа.

    Измотавшийся душевно и физически отряд Пох. Атамана, полетел из степи, как мотылек, на огонек в район Суворовской станицы. В этом, надо считать, было его спасение: уже в пути в районе Ремонтная-Котельниково ген. Попов встретился с отрядами восставших казаков... И спасенные казаками, усвоив роль спасителей, отряд ген. Попова, поехал вниз по Дону, совершенно забыв о том, кто кого спасал.
Спускаясь по Дону, отряд нес весть о свободе и о восстании. Истосковавшиеся за порядком станицы жаждали присоединиться к какой-либо власти. Пох. Атаману никто не возражал в его стремлении объединить повстанцев около своего имени, как лица по принципу преемственности власти, ставшего на вершину волны казачьего освободительного движения.

    Между тем, предоставленная самой себе в борьбе с большевиками, наша Заплавская группа имела о Пох. Атамане своеобразное представление. В его приходе видели спасение не только казаки, но и начальники. Это был богатый содержанием психологический фактор. Открыто ставшая на борьбу за Дон, успевшая сформироваться в полки, выдержавшая уже не один бой, Заплавская группа ждала от Пох. Атамана помощи и искала пути соединения с ним.

    Для встречи Пох. Атамана и для доклада ему военной и политической обстановки в Заплавах, было решено послать 10-го апреля в станицу Константиновскую делегацию. В нее вошли от Вр. Донского Правительства Янов и Горчуков, а от военного командования - я.

    Невольно в моей памяти встает картина нашей встречи на пароходе "Москва" с генералом Поповым и его приближенными. Чтобы быть правдивым, следует сказать, что свидание это было крайне тягостным. Нас приняли и холодно к сухо. Мало того, наш приезд стремились истолковать, как какое-то покаяние заблудившихся. Но в чем состояли наши грехи, нам не говорили. Особенно же поражало то, что и Атамана и его окружение, состоявшее из полк. Сидорина - начальника его штаба, полк. Семилетова - командующего отрядом и без определенных занятий полк. генерального штаба Гущина (крайне себя скомпрометировавшего во время революции") - больше всего интересовали вопросы персональные, нежели общая обстановка в Заплавах.
Надменность "свиты" Попова временами переходила всякие границы. В этом отношении побивали рекорд - Гущин и Семилетов. Несколько сдержанее держал себя Сидорин.

    Я довольно подробно изложил Атаману положение в районе Заплав, оттенив при этом состояние духа войск, их организацию, а также и ту стойкость, которую неоднократно проявили станичники, отбивая атаки красных. Мой доклад вызвал и со стороны Походного Атамана и его окружения, только неуместные, иронические и порой даже оскорбительные замечания и реплики. Только к концу нашего заседания, можно было уже уловить причину сухости и недовольства ген. Попова и его штаба.
Чувствовалось, что Пох. Атаману и особенно его свите приятнее было бы видеть у себя депутацию рядовых казаков, заявивших о своей готовности мобилизоваться по приказу Пох. Атамана, нежели встретить представителей высшей Временной власти на Дону и представителя уже организованной казачьей армии, к тому же далеко превышающей численность отряда Пох. Атамана. Видно было, что руководители степного похода крайне раздражены, что дело организации казачьего восстания проведено без них и без их благословения и главное лицами, обладавшими достаточным опытом и знанием. Их сердило и то, что эти лица уже стали популярными среди казачьей массы и потому беспричинное устранение их могло иметь неприятные последствия не только для общего дела, но и для окружения Пох. Атамана.

    Тяжело было это свидание, еще тяжелее оказались его последствия для Заплавцев. Вернувшись в Заплавы, мы подробно рассказали о нашем свидании с Пох. Атаманом. Тогда командующий армией и начальник штаба полк. Денисов, решили 12-го апреля сами отправиться к ген. Попову. К этому времени флотилия Пох. Атамана бросила якоря у станицы Раздорской, в одном переходе позади станицы Заплавской. Как мне передавал полк. Денисов, их в Раздорах приняли далеко не радушно. Повторилась точно та же картина, как и в станице Константиновской с той лишь разницей, что после этого свидания ген. К. Поляков оставил командование Донской армией. На эту должность назначили полк. Денисова а меня начальником штаба.

    Наша армия была переименована в "Южную группу" степной отряд ген. Попова в "Северную группу", восставшие казаки Задонья, составили "Задонскую группу". Эти три группы образовывали Донскую армию, численностью более 10 тысяч человек, раскинувшуюся на десятки верст. Возглавил ее Пох. Атаман. После долгих и горячих дебатов, гражданскую власть все-таки нам удалось сохранить за Времен. Донским Правительством. Но Пох. Атаман и его окружение в отношении этого высшего органа Донской власти, заняли явно враждебную позицию. Такое их беспричинное отношение к органу Донской власти, конечно, сильно обижало казаков, тем более, что в его составе было много представителей наших воинских частей.

    Только 13-го апреля Пох. Атаман решил посетить Заплавскую группу. Прибыл он к нам почему-то в сопровождении полк. Гущина (По свидетельству ген. Денисова имеются снимки, на которых этот офицер запечатлен рыдающем на плече Керенского. "Гражданская война на юге России" 1918-1920 гг. Стр. 71). Для встречи Атамана нами были выстроены полки, находившиеся в резерве. Здесь следует отметить одну весьма характерную деталь, показывающую до какой степени неутомимой работой нашего офицерского состава, была изменена психология станичников.

    Накануне приезда Атамана, казаки сами пришли просить начальство, разрешить им на приветствие Атамана ответить по старому - "Ваше Превосходительство", а не "Г-н, генерал".

    Для Заплавцев день приезда Атамана был большим праздником. Уже с утра казаки мылись, чистились, суетились, нервничали, с нетерпением ожидая команды строиться. Мы встретили Атамана со всеми подобающими почестями. Ген. Попов сначала обошел выстроенные полки и поздоровался с ними, а затем обратился к казакам с речью. Каждое слово Атамана глубоко западало в казачьи души. Ген. Попов немного побранил казаков за прошлое, поблагодарил их за настоящее предсказал им лучшее будущее и призвал теперь стойко и до конца отстаивать свои права и казачью свободу.

    Впечатление осталось бы отличное, если бы Пох. Атаман в конце своей речи не перешел на офицерский вопрос. Начал он с того, что всех офицеров разделил на три категории. Первую, по его словам, составляли те, кто ушел с его отрядом в степи, кто честно выполнил свой долг перед Родиной, и кто только и заслуживает название - офицера. В третью категорию он включил, назвав преступниками, оставшихся сейчас в Новочеркасске. Наконец, в среднюю он соблаговолил зачислить нас, т.е. тех кто, как он выразился, немного искупили свою вину тем, что 4-го апреля ушли из Новочеркасска.

    Такая неуместная, публичная оценка офицеров, произвела ошеломляющее впечатление, и глубоко оскорбила наш офицерский состав. Во II части моих "Воспоминаний" я подробно излагал обстановку оставления Новочеркасска Пох. Атаманом, когда он и его штаб выказали полную неспособность, хотя бы сколько- нибудь, обеспечить офицерам возможность выхода из города. Еще так памятна и свежа была у меня тогда картина оставления Новочеркасска 12-го февраля и поспешное бегство штаба Пох. Атамана с группой приближенных. Неужели же, думал я, все это так быстро испарилось из его памяти и ген. Попов уже забыл, что не только офицеров, но даже и партизан не предупредили об оставлении города и тем самым бросили их на произвол судьбы.

    Скорее можно было считать, что это ловкий, но и крайне неудачный маневр реабилитировать себя за свое постыдное поведение во время ухода из Новочеркасска и тем предотвратить могущие быть обвинения (Ген. Попова я раньше не знал, но ген. Денисов, а также и ген. П.Н. Краснов считали его весьма ограниченным, но крайне тщеславным, ставящим всегда свои личные интересы и благополучие на первое место). Во всяком случае, непродуманный выпад ген. Попова имел следствием то, что офицеры Заплавской группы войск считали себя оскорбленными, а казаки обиженными за своих начальников, которые разделяли с ними все невзгоды боевой жизни и наравне с ними ежедневно рисковали своей жизнью. Неоспоримо то, что радость встречи Заплавцев с Пох. Атаманом этим инцидентом уже была сильно омрачена. Неприятное впечатление еще более увеличилось, когда после Атамана, выступил с речью полк. Гущин. Его манеры, жесты и приемы, живо напомнили казакам большевистских агитаторов в памятные и недавние дни "бескровной".

    После отъезда Пох. Атамана, мы могли убедиться, что желаемого эффекта на войска нашей группы, его приезд не произвел. Наоборот, образовалась, как бы трещина в отношениях между ним и участниками событий в Заплавах в период 5-23 апреля, прозванный впоследствии "Заплавским сидением". Хотя мы поведение ген. Попова и порицали, но все же ждали, что в ближайшие дни произойдет усиление Заплавской группы уже потому, что с приходом Пох. Атамана, восставшие казаки дальних станиц тянулись к Раздорам, откуда и направлялись далее по указанию штаба Атамана.

    Но этого не только не случилось, но вскоре нам пришлось еще более разочароваться, когда пришло приказание Пох. Атамана два наших орудия (У нас было только четыре орудия) со снарядами передать в тыл, в "Северную группу" полк. Семилетова. Выходило, что Заплавскую группу, которой приходилось ежедневно отбиваться от противника и боем добывать средства к жизни и войне, не только не усиливают, но наоборот ослабляют. Для людей, близко стоявших к делу управления войсками в штабе Пох. Атамана, уже не было секретом, что мотивы таких решений были глубоко персональные. Вопрос шел о первенстве в лаврах славы. Чтобы почить на них, полк Семилетову следовало идти на Новочеркасск - столицу Дона, но на этом пути стоял Полк. Денисов с Заплавской группой войск, которая его уже полюбила и свою судьбу связала с его судьбой. Не было причин устранять его. Искали выхода и нашли: решено было в первую голову "Северной группой" атаковать г. Александровск-Грушевский и, таким образом, первую ветку венка славы, мог бы взять себе полк. Семилетов и, значит, степной отряд ген. Попова.

    Боевые действия под Александровск-Грушевский вскоре показали цену такой стратегии. Троекратные атаки этого города полк. Семилетовым были безуспешны. В результате, своеобразная партизанская тактика в конец измотала силы "Северной группы", а для "Южной группы" также имела не менее пагубные последствия. Наши полки, направляемые по приказу Пох. Атамана на усиление войск полк. Семилетова, возвращались к нам почти небоеспособными.

    В бою у Бурасовского рудника наш лучший доблестный Новочеркасский полк, успешно атаковал красных. Но части Семилетова запоздали и во время его не поддержали. Новочеркассцы отступили, понеся при этом огромные потери. Столь же сильно потрепанными и почти небоеспособными оказались Заплавский и Богаевский полки, а Мелеховский полк даже самовольно бросив позиции, отошел в свою станицу и привел с собой большевистских фуражиров (За это Мелиховцы понесли строгое наказание. Наш особый отряд успел захватить хвост большевистского обоза и вместе с Мелиховцами доставить в Заплавы).

    Неудачи под Александровск-Грушевскпй сильно понизили моральное состояние наших войск. Не было поведение Пох. Атамана без влияния на Заплавцев и по другим причинам. Засев в тылу в Раздорах, Пох. Атаман не считал нужным появляться в войсках и поддерживать их дух. Народная молва несла различные слухи, создававшие настроение. Особенное внимание масс привлекало к себе то обстоятельство, что Атаман продолжал жить на пароходе. К этому добавляли, что пароходы стоят под парами, а злые языки Пох. Атамана называли атаманом "пароходным".

    Эти слухи имели под собой некоторое основание, так как в день первой неудачи полк. Семилетова под Александровск-Грушевский, слухи взволновали обитателей пароходных кают и они, настроившись панически, были совершенно готовы отплыть из Раздорской.

    Между тем, крепло сознание, что прибытие Пох. Атамана нам никакой пользы не принесло. Вместо усиления наших войск, ген. Попов беспрестанно нас ослаблял выделением наших полков в "Северную группу". После каждой неуспешной атаки наши полки возвращались в Заплавы, но уже в сильно уменьшенном составе и значительно деморализованные. И сердце казака дрогнуло. Среди них родилось недовольство.
Пошел глухой ропот. Были даже попытки к неповиновению и нежелание исполнять боевой приказ. Создалось положение грозившее катастрофой.

    Полк. Денисов, со свойственной ему прямотой, 16-го апреля обрисовал Пох. Атаману истинное положение в Заплавах. Дабы окончательно не развалилась наша "Южная группа", он настойчиво просил Атамана: 1) Впредь не ослаблять наши войска, а выделенные части вернуть обратно, 2) Занять гарнизоном из частей "Северной группы" станицу Мелиховскую, как ненадежную и находящуюся на единственном пути между Заплавами и Роздорской, 3) Убрать из ставки лиц, заклеймивших себя недостойным поведение во время революции (полк. Гущин), нахождение которых при Атамане дает пищу разным толкам и 4) Атаману оставить пароход и переехать в Заплавы, дабы своим присутствием здесь прекратить вздорные слухи и ободрить казаков.

    Вместе с тем, мы и сами приняли меры, чтобы удержать войска от дальнейшего распада и успешно отражать непрекращающиеся атаки противника.

    17-го апреля, нам стало известно, что большевики, учитывая ослабление "Южной группы" и неустойчивое ее состояние, решили в день пролетарского праздника 1-го мая (18 апреля) окончательно покончить с нею.

    В этот день, как обычно, я около 4 часов утра взобрался на церковную колокольню, откуда открывался широкий кругозор на равнину между Новочеркасском и Заплавами. Пользуясь цейсом и напрягая зрение, я в предрассветном тумане, внимательно осматривал подступы к нашей позиции, стараясь уловить, то или иное движение со стороны противника.

    Сначала все оставалось спокойным. Но вскоре вдали, стали появляться, то черные точки, то какие-то длинные змейки или широкие ленты. Они отделялись от города, направляясь в нашу сторону и временами принимали неясные очертания человеческих силуэтов. За ними, дальше, виднелись другие, более крупные, двигающиеся пятна.

    То были орудия, зарядные ящики, автомобили, повозки. Все это расползалось по равнине, резко меняя ее обычный пустынный вид. Вдруг, в сырой утренней мгле, блеснула зарница и прогремел орудийный выстрел. Его подхватили, гулко затрещав, далеко впереди, пулеметы. Начинался бой. Мы отменили смену войск на позиции и подняли все полки по тревоге.

    Под прикрытием огня нескольких батарей, большевики крупными силами вели энергичное наступление на Заплавы. К ним непрерывно шли подкрепления из Новочеркасска.

    Следя за движением противника, мы определили, что большевики главный удар направляют на наш правый фланг и тыл, стремясь отрезать нас от "Северной группы".
Наши жидкие передовые цепи, сбитые красными, постепенно жались к станице.
Подтянув свои батареи, большевики с открытых позиций, стали безнаказанно громить Заплавы. Наши 3 орудия стреляли редко, ибо у нас было только 40 снарядов. Всем было строго приказано беречь снаряды и патроны и стрелять лишь наверняка. Слабый наш артиллерийский огонь, конечно, придавал красным храбрость. Броневики противника и грузовые автомобили с установленными на них пулеметами, временами, нагло подскакивали к станице и почти в упор расстреливали ее защитников.
После полудня, артиллерийский огонь красных усилился. Большевики буквально засыпали станицу снарядами. Несколько гранат попало и во двор штаба. Убило и ранило несколько ординарцев и лошадей, выбило в штабе стекла, сорвало карнизы, засыпав всех штукатуркой. В штабе тогда, кроме меня, находился ген. М. Свечин, есаул Алексеев и 2-3 писаря. Остальные офицеры штаба были посланы в части для непосредственного участия в бою (Весь мой штаб тогда состоял из шести лиц: начальник службы связи - есаул Алексеев, начальник контрразведки - капитан Иоль-де-Монклар, он же и помощник по оперативной части, очень энергичный и неутомимый работник (оказал мне особенно ценную помощь в работе в первые дни взятия нами Новочеркасска), офицер для поручении - подъесаул П. Греков, начальник команды ординарцев - есаул Сафронов, заведующий довольствием штаба полк. Карпов и в роли писаря генерального штаба ген.-лент. М. Свечин, не желавший занять какую-либо должность, но охотно помогавший мне в работе своим знанием и опытом).

    Обстановка складывалась не в нашу пользу. Численность, богатство вооружения и неисчерпаемость снарядов и патронов, были на стороне противника. За нами оставались лишь знание и опыт. "Северная группа" войск не давала о себе знать, оставаясь пассивной в роли безучастного зрителя.

    Примерно часов около 4-х дня, наша артиллерия замолкла. Прибежавший ординарец (телефонные линии все уже были перебиты) доложил мне, что артиллеристы расстреляли последние снаряды и ждут дальнейших приказаний. Молчание наших орудий воодушевило большевиков. Они начали еще больше неистовствовать. Густыми толпами красные охватывали наш правый фланг и тыл, стремясь прижать нас к Дону, разлившемуся тогда на десятки верст и тем поставить нас в безвыходное положешю. Обходные колонны большевиков, сопровождаемые вооруженными автомобилями, уже выходили глубоко нам в тыл. Часть артиллерии красных, снявшись с позиций, походным порядком направлялась к Заплавам.

    Не было никакого сомнения, что большевики с полной уверенностью считали себя победителями и бой оконченным, тем более, что в это время в наших частях произошло замешательство, они перемешались и почти прекратился ружейный огонь.
Полковник Денисов и я руководили боем и весьма внимательно следили за его дыханием. С самого раннего утра, Денисов носился с одного участка на другой, появляясь в наиболее опасных местах и ВСЮДУ личным примером воодушевлял казаков и поддерживал в них веру в победу.

    Создавшееся положение, мы как будто учли правильно. Наспех приведя в порядок наши конные части, мы пустили их в атаку против обходной колонны красных. В то же время, последний наш резерв - сводную сотню подъесаула Сафронова, состоявшую наполовину из ординарцев штаба, да очутившуюся под рукой полусотню пеших казаков, бросили в лоб противнику победоносно шедшему к станице. И полк. Денисов и я в эти атаках приняли непосредственное участие.

    Эффект бы неожиданный. Большевики, очевидно, никак уже не ожидали какого-либо сопротивления с нашей стороны (Насколько большевики считали себя уже победителями, показывает телеграмма красного главковерха хромого Яшки Антонова, посланная им - всем, воем, всем и найденная позднее нами: "победа полная, белогвардейские банды у Заплав совершенно уничтожены и вместе с Денисовым и Поляковым сброшены в Дон"). Они растерялись. Это их минутное замешательство было для них роковым. Наши конные части буквально врезались в красногвардейские толпы. Успех в одном месте, молниеносно покатился по всему фронту. Через несколько минут, вся равнина была покрыта бегущими большевиками.

    Из домов, садов, кустов, ям и огородов выскакивали наши станичники. Они подхватывали "ура", на бегу подбирали, брошенные большевиками винтовки и патроны и безостановочно гнали противника. Разгром красных был полный. Преследование противника велось до самого Новочеркасска. Казаки горели желанием на плечах большевиков захватить и самый город. Но этому намерению мы категорически воспротивились, учитывая урок В. Ст. Фетисова 1-го апреля. Город мы взяли бы, но едва ли удержали, принимая во внимание сильную перемешанность наших частей и отсутствие управления ими.

    Всю ночь до утра свозили трофеи. Они по тому времени казались нам необычайно огромными и чрезвычайно ценными. Нам досталось 8 исправных орудий с запряжками, около 5 тысяч снарядов, более 200 000 патронов, около 2 тысяч винтовок, несколько пулеметов, броневик, 4 грузовых и 1 легковой автомобиль, лошади, повозки, разное имущество и даже гурт скота. Но пленных оказалось мало. Большинство красных было или убито, или тяжело ранено.

    Бой 18-го апреля явился, в сущности, первым серьезным испытанием наших войск. И следует признать, что "Южная группа" блестяще выдержала этот экзамен, сама, без помощи войск Пох. Атамана. Станичники ликовали. Их воинственность сильно возросла. К ним вернулось утерянное равновесие, они стали больше верить своим начальникам и бодрее смотреть на будущее. Сильно возрос и удельный вес "Южной групп" в глазах остальных войсковых групп, особенно принимая во внимание, что и Северная и Задонская группы получили от нас снаряды и патроны, т.е. самое ценное по тогдашнему времени.

    Учитывая благоприятное настроение Заллавских войск, а также и общие положение, мы решили, что наступил момент для начала операций против главного объекта наших действий, т.е. Новочеркасска.

    К этому времени обстановка была такова: 1) По железнодорожной линии Лихая-Ростов, наша разведка установила большое движение красных воинских эшелонов на юг, на Ростов, откуда не задерживаясь эшелоны следовали на Кавказ; в обратном направлении шли только порожние подвижные составы. 2) В направлении станицы Каменской временами слышалась отдаленная артиллерийская канонада. 3) Жители, бежавшие из Ростова и наши лазутчики подтверждали слухи, что какие-то антибольшевистские войска - будто бы заняли Таганрог и наступают на Ростов, что в Ростове среди большевиков заметно замешательство и что многие видные комиссары спешно уезжают на Кавказ или в Царицын. 4) Стало известно, что Добровольческая армия уже находится в пределах Донской области и своими разъездами связалась с восставшими казаками Егорлыцкой, Мечетенской и Кагальницкой станиц. 5) Усилились слухи об успешных восстаниях казаков 1-го и 2-го Донских округов и на севере области.

    Совокупность перечисленных данных указывало, в общем, на то, что под давлением какой-то неизвестной силы (оказались то немцы) большевики спешно уходят на Ростов и далее на юго-восток. При таких условиях можно было надеяться, что большевики не окажут нам серьезного сопротивления при атаке Новочеркасска. Число местных большевиков в нем было не особенно велико, а элемент пришлый, по-видимому, торопился уйти. Все это повышало наши шансы на успех, а новая победа, вне сомнения, еще больше подняла бы дух нашей группы. Овладев Новочеркасском и оставив наблюдение за Ростовским направлением, главные наши силы можно было сосредоточить на север и коротким ударом покончить с Александровск-Грушевский, что, как увидит читатель позднее в действительности и было выполнено.

    Кроме того, мы учитывали, что операция против Новочеркасска понятна каждому казаку, что также повышало шансы на победу. Казаки горели желанием, прежде всего, освободить свою столицу. Не использовать их этот порыв, было бы по крайней мере непростительно (Я сам слышал, как офицеры говорили: "чего доброго мы досидимся здесь до тех пор, пока наши жены на извозчиках приедут за нами").

    Освобождение Новочеркасска от красных имело бы, конечно, и огромное моральное значение. Весть об этом молниеносно разнеслась бы по всей области и послужила бы сигналом для общего восстания что потом фактически и случилось (По тем же причинам. надо полагать, и ген. Корнилов так упорно стремился освободить столицу Кубами - Екатеринодар, где сам погиб и где легла большая часть Добровольческой армии).

    К нам переходил административный центр, прерывалась бы железнодорожная магистраль, разъединялись самые крупные группы противника, расположенные в районах Зверево-Алексанровск-Грушевский и Ростов-Тихорецкая и являлась бы возможность бить их по частям. Наконец, мы могли рассчитывать на большие склады снарядов и патронов скорее в Новочеркасске, нежели в Александровск-Грушевский. Занятие последнего пункта наоборот никаких выгод не сулило, а успех между тем был сомнителен. Неудачные атаки этого пункта " Северной группой" при содействии и наших частей уже подорвали у казаков веру в победу здесь. Неуспешные операции против Александровск-Грушевский следует объяснить не только ошибками и неуменьем командования "Северной группы" согласовать атаки по времени, но еще и упорством шахтеров. Они здесь защищали свои дома, свое имущество и проявляли редкую устойчивость. Все эти соображения и побуждали командование "Южной группы" упорно настаивать на атаке в первую очередь Новочеркасска.

    Я остановился на этом подробно только потому, что на страницах "Донской Летописи" вопросу необходимости атаки сначала Александровск-Грушевский, а не Новочеркасска, отведено большое место. Такую точку зрения пытается оправдать и ген. Быкадоров.

    Отстаивая свое мнение, названный генерал не задумывается всем инакомыслящим и расценивающим тогдашнюю обстановку не по его шаблону, бросить обвинение даже в преступности ("Донская Летопись", том III. Заметка в статье "Освобождение Новочеркасска"), прием, надо сказать, своеобразный и мало применяемый.

    Не с целью полемики, а исключительно с целью установления обстановки того времени, я считаю необходимым дать исчерпывающие разъяснения по этому вопросу. Начну с того, что не будучи участником Заплавских событий, ген. Быкадоров уже по одному этому, не мог знать подлинной обстановки. За все время, он только раз был в станице Константиновской, т.е. в глубоком тылу где оказался в числе авторов пресловутого плана атаки Александровск-Грушевский. Этот план, как я уже говорил, был составлен вопреки здравому смыслу и лишь с определенным стремлением удовлетворить честолюбие "окружения" Пох. Атамана и тем разрешить вопросы персональные (Кроме него в составлении плана участвовали: полк. Сидорин, Гущин и Семилетов). Обстановка в ставке Пох. Атамана оценивалась главным образом, на основании моих данных. Я производил опросы пленных, перебежчиков и других лиц и мною же давались задачи нашей разведке. "Южная группа" войск стояла на главном направлении и всегда находилась в соприкосновении с противником (Штаб Пох. Атамана был далеко в тылу и разведки не производил).

    Все получаемые сведения, я лично суммировал, обрабатывал, делал выводы и в готовом виде посылал в штаб Пох. Атамана. Уже в силу этих условий, мне обстановка была известна более, нежели кому-либо другому. Ген. Быкадоров с видом военного знатока (Академию генерального штаба названный генерал окончил по второму разряду) оценивает боевую работу "Южной группы", т.е. тех войск, которых он сам никогда не видел.

    В таких случаях, то или иное суждение должно основываться исключительно на фактах. А факты-то, как раз говорят в пользу "Южной группы". Ведь только Заплавская группа (Южная группа) добывала от противника снаряды и патроны, снабжая ими все остальные войска, подчиненные Пох. Атаману. Ведя ежедневно бои с большевиками, она неизменно оставалась победительницей и ее успехи неслись по Донской земле, воодушевляя казаков и побуждая их к восстанию против Советской власти. Она освободила столицу Дона, а затем послужила ядром той Донской армии, которая в трехмесячный период очистила от большевиков всю казачью область, что подтверждают официальные документы (Отчет управляющего Морским и Военным отделами Войсковому Кругу). От генерала Быкадорова, конечно, нельзя ожидать беспристрастной оценки действий "Южной группы" и ее командования уже по одному тому, что позднее это командование устранило ген. Быкадорова от участия в борьбе, признав его неспособным к занятию ответственной должности. Однако и этими мотивами никак нельзя оправдать искажение исторической правды. Истории нужны положения, подтвержденные фактами, а факты говорят диаметрально противоположное тому, что высказал ген. И. Быкадоров (Свое полное незнание Донских событий тот же автор высказывает и на стр. 63 "Донской Летописи", говоря: "...Это написано после того, как в командование Денисова Донская армия весной 1918 года принуждена была с тяжелыми потерями отойти на север на р. Донец и от Царицина на р. Маныч, когда разъезды красных подходили к станице Богаевской, т.е. были в 18 верстах от Новочеркасска. Дальше этой объективности идти некуда".
    Да, скажу я, дальше такого поразительного незнания событий идти некуда. Ведь весной 1918 года весь Дон был под большевиками и только небольшими оазисами в разных местах были очаги восстания, а Новочеркасск полк. Денисов освободил только 23 апреля. Допустим, что ген. Быкадоров все перепутал и это относится к весне 1919 года, но и опять не отвечает истине. Причем же тогда ген. Денисов, который еще 2 февраля 1919 года. т.е. зимой, покинул пределы Дона. Если что-либо подобное и случилось, то должно быть отнесено уже не к генералу Денисову, а к новому командованию, т.е. к генералу Сидорину).

    Итак, как было сказано, обстановка настоятельно требовала начала активных действий против Новочеркасска. Но ни наши просьбы, ни наша уверенность в легкости победы, на штаб Пох. Атамана не действовали. Там снова затевали четвертую атаку г. Александровск-Грушевский и, конечно, опять намеревались ослабить нас выделением полков в "Северную группу". Требовались героические усилия, чтобы удержать Пох. Атамана от этого плана и указать действительно правильные пути борьбы.

    19-го апреля полк. Денисов сделал последнюю попытку убедить ген. Попова, послав ему обстоятельный доклад. В нем, между прочим, он говорил: "Обстановка ясна до очевидности и капризам Вашего штаба места быть не может. Если надо "другому лицу" быть во главе войск, победоносно входящих в столицу Дона, я отойду в сторону, уступлю место достойному, но нельзя губить и проваливать верное и святое дело. Если ставка, по-прежнему будет упорствовать, несмотря на ясную обстановку, срывать верную операцию на Новочеркасск и добиваться выполнения только своего плана (4-я атака Алек.-Грушевский) то "Южная группа", убедившись вполне, что наши дороги разные, пойдет одна на Новочеркасск и в, случае неудачи, будет пробиваться на восток для соединения с теми войсками, которые подходят от Таганрога к Ростову и от которых уходят большевики... Если такую обстановку,- закончил полк. Денисов, - в штабе Пох. Атамана не понимают, то только потому, что не желают".

    В ответ на это вечером 19-го апреля нами было получено приказание Пох. Атамана отправить еще один наш полк на усиление "Северной группы". Мы отчаивались, предугадывая вновь затеваемую Александровск-Грушевскую операцию, которая могла погубить не только "Северную группу", но и свести на нет и нашу всю работу.

    Дабы образумить ставку, полк. Денисов решил испробовать последнее средство, послав Пох. Атаману следующий рапорт: "Состояние моего здоровья и иные обстоятельства, о которых я доложу Вам лично, обязывают меня ходатайствовать об освобождении меня от занимаемой мною должности. Командующий войсками Южной группы Ген. штаба полк. Денисов. 19 апреля 1918 г. No 14".

    Против всякого ожидания этот рапорт, оказал действие на ставку, ибо 20-го апреля ген. Попов в сопровождении двух адъютантов прибыл к нам в Заплавы.
Ознакомившись на месте с обстановкой и выслушав наши доклады о целесообразности и необходимости операции против Новочеркасска, он, не без колебаний, утвердил наш план, а затем стал собираться к отъезду. Мы, однако опасались, что вернувшись в Раздоры Пох. Атаман под влиянием своего окружения переменит решение, или отложит его на неопределенное время и потому дали ему понять, что в наш план входит его личное присутствие среди Заплавской группы и въезд в г. Новочеркасск во главе победоносных войск. Быть может, это не убедило бы ген. Попова, если бы нам не помог случай.

    Как раз в это время, отряд большевиков из района Александр-Грушевский выдвинулся к станице Мелиховской и стал обстреливать участки р. Дона. Доложив об этом Пох. Атаману, я добавил, что ему нет смысла ехать сейчас в Раздоры и бесцельно подвергать себя опасности. - "В таком случае, - сказал он, обратившись к своим адъютантам, - попытайтесь вы пробраться в мой штаб и скажите начальнику штаба, что меня "арестовал" командующий "Южной группой" и я не протестую. Возможно, что и моему штабу придется сюда переехать".

    Как только это решение Атамана стало известно в ставке, оно вызвало там бурю негодования. Ставка считала себя обиженной. Она нервничала и сердилась. По телефону беспрерывно сыпались упреки. Весь ее гнев, конечно, обрушился на Денисова и меня. Но самое характерное было то, что штаб Пох. Атамана совсем не интересовался предстоящей операцией. Центр тяжести в переговорах занимали только вопросы характера персонального. Нас ежеминутно спрашивали: "Кто же теперь начальник штаба Пох. Атамана?". Почему принят ваш, а не наш план?". "Значит распоряжаетесь вы, а мы больше не нужны?". "Вы губите все дело и срываете нашу операцию против Александровск-Грушевский". Я не знаю как бы долго это продолжалось, тем более, что ген. Попов упорно не желал лично переговорить со ставкой по телефону, - если бы большевики не прервали нашу телефонную связь со ставкой, а я умышленно приказал ее не восстанавливать.

    Втайне, я был очень доволен этому обстоятельству, так как прекратились бесполезные разговоры и мы могли спокойно заняться отшлифовкой плана атаки Новочеркасска. Я сказал - отшлифовкой, ибо уже несколько дней тому назад вся операция до мельчайших подробностей была нами разработана. Не только сама атака города была детально изучена, но предусмотрены и задачи частям на первые дни.

    Войска в изобилии были снабжены картами и наглядными схемами города, разделенного на районы. Были заранее назначены начальники участков, указаны места расквартирования частей, предназначенных для гарнизонной службы и определен порядок их довольствия. В каждом районе были назначены пункты для пленных и сбора оружия и заранее составлены команды под начальством офицеров (каждый имел заместителя) для занятия главных учреждений.

    Будущее место расположения штаба было известно каждому станичнику. Даже заготовили объявления о призыве добровольцев на пополнение войск с указанием мест их явок и т.д.

    В общем, не только офицер, но и каждый боец в этой операции отлично знал свою задачу. Мало того, обязанности каждого были несколько раз проверены. Тяжелый урок 1-4 апреля был учтен полностью. Сделано было все, чтобы не повторить его ошибок, а использовать как опыт. Благоприятные данные разведки укрепляли в нас веру в успех операции и эта вера невольно передавалась нашим войскам.

    Атаку назначили в ночь на 23 апреля, т.е. под второй день праздника Святой Пасхи. Мы рассчитывали, что в первый день праздника красногвардейцы перепьются, будут спать непробудным сном и нам удастся достигнуть цели с наименьшими потерями.

    22-го апреля наши полки выступили с началом сумерек и, соблюдая полную тишину, в полночь заняли исходное положение. Все чувствовали серьезность момента. Кто мог переодел чистое белье. Шли молча, сосредоточенно, с твердой решимостью выполнить свою задачу.

    План операции состоял в полном окружении города. В первую очередь необходимо было прервать железнодорожное сообщение и заслонами прикрыть Новочеркасск с севера и юга. По условиям наличной обстановки, наступление главными силами мы решили вести с восточной стороны через м. Хотунок и Фашинный мост, - единственную переправу через р. Тузлов. Трудная задача выпадала на конницу полк. Туроверова, которая должна была прикрыть Новочеркасск с юга. Ввиду разлития Дона ей предстояло пройти ночью около 60 верст, переправиться через реку, обогнуть город с севера и запада и выйти на юг, где занять железную дорогу, прервав по ней сообщение.

    Я считался с возможностью запоздания нашей конницы и потому для перестраховки отправил на лодках через Дон команду охотников - подрывников, с задачей разрушить железную дорогу в районе ст. Аксайской. Другой заслон, высылаемый на север, обязан был захватить станцию Персияновку и продвигаться на север к Александровск-Грушевский, основательно разрушая железнодорожный путь.

    Остальные войска предназначались для атаки города. При их распределении пришлось помимо тактических соображений считаться и с иными обстоятельствами. Так например, Новочеркасский полк под командой популярного среди казаков полк. А. Фицхелаурова*), стремился скорее освободить свою станицу, составлявшую северо-восточную часть г. Новочеркасска. Кривянцы негодовали на железнодорожников за их предательскую стрельбу 4-го апреля при нашем отступлении из города и горели желанием скорее им отомстить. Эти полки составили фланги.

*) ФИЦХЕЛАУРОВ
   
    Полки менее стойкие пришлось поместить в середине и так их направить, чтобы они удалялись от своих станиц, а не приближались, дабы не иметь соблазна сбежать домой.

    Около 12 часов ночи, ген. Попов, Денисов и я во главе нашего резерва, состоявшего из двух конных сотен, оставили Заплавы и двинулись верхом в направлении Новочеркасска. Прикрытие района Заплавы-Бессергеневка, со стороны Александровск-Грушевский, Пох. Атаман возложил на "Северную группу". Для этого последняя должна была сделать небольшую перегруппировку сил и об этом уведомить нас. Мы до последнего момента нетерпеливо ожидали донесения об этом, но так его и не получили. Названный район пришлось бросить на произвол судьбы.

    Не было никакого сомнения, что в ставке личные побуждения доминировали над пользой общего дела и нам умышленно осложняли положение. Тяжело вспоминать об этом, но, к сожалению, таково было отношение к нам руководителей Степного похода, составлявших тогда "ставку" Пох. Атамана. Только поздно ночью мы получили уведомление о том, что в наше распоряжение для участия в атаке Новочеркасска направляется 6-ти сотенного состава пеший полк под командой есаула Климова**).

**) КЛИМОВ


    С исходного положения наши войска должны были начать одновременное наступление по сигналу зажженной вехи.

    И сейчас еще я вспоминаю эту тихую, весеннюю, звездную ночь. Совсем недалеко, в неясном ночном тумане виднелись причудливые очертания города, возвышающегося над равниной. То зажигались, то потухая, мерцали огни родного мне Новочеркасска. Я сошел с коня, и прислонился к телеграфному столбу, шумевшему тогда, как-то особенно жутко. В голове роились разные мысли. Я задумался, вспомнилось былое прошлое и еще кошмарнее стала ужасная действительность. Я ждал донесений от наших боковых отрядов, после чего должен был приказать зажечь веху, что послужило бы артиллерии сигналом открыть огонь, а войскам двинуться в атаку. Еще накануне я дал нужные указания начальнику нашей артиллерии. Ему было приказано стрелять только по станции и ближайшему к ней району. Когда же мы овладеем вокзалом, - перенести огонь на южную и северо-западную окраины, всемерно щадя самый город и мирное его население.

    Около трех часов утра раздался сначала гул справа, затем послышались глухие взрывы слева, - то наши подрывники рвали железную дорогу. У большевиков все, как будто, оставалось спокойно и не было заметно никакого оживления. Вскоре по летучей почте, отлично работавшей, я получил донесение из северного заслона о захвате им станции Персияновки и начатом разрушении железнодорожного пути. Я дал знак зажечь веху и войска двинулись вперед. Наша атака для большевиков оказалась неожиданной. Захваченные врасплох, они однако вскоре оправились и стали проявлять большое упорство. Наибольшее сопротивление большевики оказали в предместье города Хотунке, преграждая нам путь к единственной переправе через р. Тузлов. Их сильный пулеметный и ружейный огонь долго не позволял нашим цепям подняться в атаку. Желая ободрить казаков и лично проверить обстановку, полк. Денисов поскакал к Хотунку, передав мне общее руководство боем. Благоприятно для нас развивался бой в районе станции Новочеркасск. Здесь Кривянцы быстро сломили сопротивление красных. В этом им много помогла наша артиллерия. Ее на редкость удачные попадания в эшелоны груженые красногвардейцами, вызвали среди них страшную панику. Тревожные свистки паровозов огласили воздух. Поезда метались в разные стороны, но ввиду перерыва (разбора - Л.С.) железной дороги, вынуждены были возвращаться обратно. Артиллерийскими снарядами были зажжены несколько цистерн с бензином и нефтью, что еще больше увеличило беспорядок и смятение у противника. Невооруженным глазом я наблюдал картину боя.

    Было видно как станичники, овладели вокзалом и прилегающей окраиной и как они постепенно втягивались в город. Взбираясь вверх по улицам, они часто работали в рукопашную. Большевики отступали, но временами задерживались на улицах и оказывали упорное сопротивление. Нередко из-за утла или в зданиях, казаков ждала засада или сторожил пулемет. С последним отчаянным усилием, красногвардейцы цеплялись за местные предметы. Но все-таки не выдержали дружного натиска и стали спешно покидать город.

    Часов около 8 утра к нам прибыл полк из "Северной группы". Его командир есаул Климов явился ко мне и доложил, что люди его полка сильно устали, так как, сбившись с дороги, полк всю ночь плутал по степи. Хотя к этому времени мы и овладели городом, но тем не менее, прибытие полка было весьма кстати. У нас в резерве уже не было ни одного казака. (Две сотни резерва были уже использованы в бою у Хотунка). Одну сотню этого полка я тотчас же послал в распоряжение коменданта станции, дабы не допустить грабежа там (было много вагонов груженных ценным имуществом вплоть до мануфактуры), а другую поставил гарнизоном в Хотунке. Остальные сотни направил к городу. Здесь у окраины встретил Походного Атамана и командующего группой. По случаю победы мы взаимно обменялись поздравлениями, а затем решили ехать в город. На всем пути от Фашинного моста до Троицкой церкви жители нас восторженно приветствовали, как своих освободителей. Нас забрасывали цветами и многие с любопытством спрашивали: "Кто мы? Кто освободил город?". На это, полк. Денисов и я отвечали: "город освободил Походный Атаман ген. Попов". Наши слова видимо нравились Пох. Атаману и он самодовольно улыбался. К большому моему огорчению, мне не суждено было до конца продолжить это триумфальное шествие. Не доезжая Троицкой церкви, меня нагнал ординарец и доложил мне, что начальник Северного отряда (заслона) просит меня к телефону (Телефонное сообщение было уже установлено посредством включения в железнодорожную линию). В это время орудийный огонь противника по Новочеркасску заметно усилился. Шрапнели рвались преимущественно над центром города. Несколько гранат попало в Новочеркасский собор. Орудия красных очевидно были установлены где-то в районе Краснокутской рощи и кладбища. Ввиду этого, я предупредил полк. Денисова, что по окончании разговора с начальником Северного заслона, я тотчас же сам поведу четыре сотни нашего резерва к Краснокутской роще с целью выбить оттуда красных. Начальник Северного заслона ничего утешительного мне не сказал и только просил дать ему подкрепление. Я ориентировал его в обстановке и чтобы его успокоить обещал ему немедленно отправить в его распоряжение две сотни из резерва, а две другие, повел к указанной роще. Но не успели мы еще дойти до последней, как орудийный огонь противника внезапно прекратился (Позднее было получено донесение из нашего Южного конного отряда полк. Туроверова, которое разъяснило обстановку. Оказалось, что отряд блестяще выполнил свою задачу. Он овладел станицей Аксайской и захватил у большевиков в полной исправности 6-ти орудийную батарею с запряжками и зарядными ящиками. Батарея была та, которая, как я говорил, долго обстреливала город. Захват ее не лишен интереса. Овладев станицей Аксайской, полк. Туроверов естественно интересовался ходом событий у Новочеркасска, находившегося у него в тылу. Его сильно озабачивала продолжавшаяся артиллерийская канонада у Новочеркасска. Для выяснения обстановки он выслал разведывательную конную сотню. Незаметно подойдя к городу, сотня обнаружила стоящую на позиции батарею красных, которая обстреливала Новочеркасск. В тот момент батарея стояла спиной к сотне. Внезапно атаковав ее, казаки порубили прислугу и прикрытие. Среди казаков нашлись артиллеристы, которые взяли орудия в передки и победоносно присоединили их к отряду). Тогда я оставил сотни и поспешил обратно в Хотунок и затем на железнодорожную станцию, дабы водворить там порядок и наладить связь с Северным и Южным нашими заслонами.

    Только в сумерки я смог приехать в Атаманский дворец, где расположился штаб и доложить обстановку командующему группой. Из полученных донесений было видно, что победа досталась нам малой кровью. Убитых казаков было несколько человек, а раненых около сотни (Был легко ранен в ногу и я). Наоборот, потери большевиков были весьма значительны.

    Масса трупов красногвардейцев валялась на улицах, особенно много было их на спусках к р. Тузлов. Судя по характеру ранений, легко было заключить, что казаки были крайне озлоблены, действовали в рукопашную прикладами и штыками, не давая никому пощады.

    Этот день мне хорошо памятен еще и по одному эпизоду, чуть не стоившему мне жизни. Проезжая от Хотунка к станции, я услал куда-то своего адъютанта и всех ординарцев, бывших при мне и на момент очутился один. В своем штатском одеянии, я натолкнулся на группу Кривянцев. Они меня не узнали и приняв за убегающего большевика, меня арестовали. Я энергично протестовал, сердился, бранился, но думаю ни брань, ни просьбы, ничто не помогло бы и казаки со мной покончили, если бы в этот момент не подскакал ко мне ординарец с донесением. Он выручил меня из глупого, но и опасного положения.

    Кривянцы оторопели и слезно раскаивались в своей ошибке, и я лишь ограничился тем, что пожурил их за этот случай.

    В помещении штаба, мне бросилась в глаза огромная комната, буквально заваленная разнообразными пасхальными блюдами. Оказалось, что все это было принесено сердобольными дамами Новочеркасского общества. Нам в этот день, не пришлось ломать голову и изыскивать средства для довольствия чинов штаба. Всего было в изобилии и с большим резервом. Те же дамы охотно взяли на себя заботу о довольствии штаба еще в течение ближайших дней. Уже давно мы не ели так вкусно и обильно, как в этот день. Я просил не забыть ординарцев и посыльных и накормить их до отвала, но что касается спиртных напитков, то употребление таковых приказал ограничить для всех минимумом.

    Дни 23 и 24 апреля прошли в лихорадочной работе. Надо было спешно провести в жизнь заранее предусмотренные мероприятия по установлению в городе спокойствия и порядка, а также наладить сложную организационную работу, как административную, так и главным образом, по управлению войсками, оборонявшими ближайшие подступы к Новочеркасску. Большинство красногвардейцев Новочеркасского гарнизона, застигнутые атакой врасплох, бежали в разные стороны. Но часть их засела в Епархиальном училище и Политехническом институте, а некоторые нашли себе убежище в Краснокутской роще или на кладбище и кирпичных заводах. Поэтому, прежде всего, требовалось срочно привести в порядок наши полки, занявшие город и ликвидировать эти остатки красных, затем установить гарнизонную службу и, наконец, изыскать возможность усиления нашего Северного заслона, где противник упорно проявлял активность, пытаясь значительными силами переходить в наступление. Между тем, наше положение далеко тогда еще не было блестящим. Лучшие по составу и численности Новочеркасский и Кривянский полки, отлично работавшие при атаке Новочеркасска, в тот момент никакой реальной силы не представляли. Командир Новочеркасского полка отпустил почти всех своих казаков и партизан пойти навестить родных и узнать об их судьбе, а Кривянцы, разбившись на малые группы, рыскали в привокзальном районе, отыскивая большевиков и, главное, свое имущество, награбленное железнодорожниками в станице Кривянской. Казаки этих полков должны были вновь собраться только к полудню 25-го апреля. Полки Бессергеневский и Заплавский были слабого состава и несли службу ближайшего охранения города с юга, а отчасти и в городе. Кроме того, они занимались очисткой от большевиков Краснокутской рощи и кирпичных заводов, где по оврагам укрылись целые роты красногвардейцев. Наиболее слабым и мало надежным Богаевским полком пришлось сменить уже значительно потрепанный 6-й Пластунский батальон. Последний работал на северном направлении в районе Каменоломни и не сумел правильно выполнить поставленную ему задачу.

    24-го апреля большевики повели со стороны Александровск-Грушевский наступление на Новочеркасск. Первая и вторая атаки красных были нами отбиты. Однако я видел, что дальнейшего нажима противника Богаевцы не выдержат. Резервов у нас не было.

    Помощь могла оказать только "Северная группа", отдыхавшая в эти тяжелые дни в районе станицы Раздорской (40 верст от Новочеркасска). Но она на все наши повторные просьбы передвинуться в район станицы Заплавской и этим одним принудить большевиков отказаться от атаки Новочеркасска, из-за опасения подставить ей свой левый фланг, а отчасти и тыл, - упорно продолжала оставаться глуха и не сделала ни шагу. Не помогло и вмешательство Пох. Атамана.

    К вечеру 24-го апреля обстановка складывалась так: на Ростовском направлении было тихо; из Северного заслона шли тревожные донесения. Там противник усиливался и продолжал пытаться опрокинуть наш отряд. Наконец, была полная неизвестность о намерении "Северной группы" полк. Семилетова, при которой находилась ставка-штаб Пох. Атамана. Последний, в эти дни, занял как бы нейтральное положение между нами и своей ставкой и в сущности не хотел ни работать, ни 'вмешиваться в дело. При таких условиях мы были вынуждены собственными силами выкручиваться из создавшегося положения.

    Полагаться на Богаевцев было опасно. Поэтому, чтобы непосредственно прикрыть Новочеркасск с севера, мы наспех сколотили из свободных казаков, преимущественно легко раненых, две сотни и ими заняли Хотунок. Мера эта оказалась весьма удачной, ибо командир Богаевского полка, как говорится, потерял сердце. Под предлогом личного доклада обстановки, он оставил полк, приехал в город и стал готовиться к бегству. Когда же большевики нажали, то Богаевцы, оставшиеся без командира, не оказав почти никакого сопротивления, начали поспешно отходить к городу и частично распыляться. Таким образом, вся защита Новочеркасска с этой стороны легла на сборные казачьи сотни, которыми мы своевременно заняли Хотунок.

    Наступившая темнота, хотя и прекратила дальнейшее наступление противника, но тем не менее в городе создалось неопределенное и даже тревожное настроение. Этому значительно способствовали дезертиры из Богаевского полка и больше всех сам его командир.

    Оценивая обстановку и учитывая психологию наших станичников, я считал, что посылка ночью подкреплений на Хотунок или выдвижение их к Персияновке не даст положительных результатов. По-моему, гораздо было целесообразнее употребить ночь на сбор наших частей, дабы утром, когда противник несомненно возобновит атаку, дать ему решительный бой у северо-восточной окраины города. Эти мои соображения командующий группой, полк. Денисов, вполне одобрил.

    Уже три ночи мы не смыкали глаз. Поэтому я настоял, чтобы полк. Денисов пошел отдыхать и набираться сил для предстоящего боя, а я бы бодрствовал и занимался подготовительной работой. Условившись так, я тотчас же приступил к сбору свободных казаков и добровольцев. Вместе с тем, сформировал наспех и 4-х орудийную батарею из пушек, найденных нами в Новочеркасске. Командирам Новочеркасского и Кривянского полков приказал срочно собрать своих людей. Я полагал, что на Южном направлении можно было рискнуть, ограничившись там лишь наблюдением. Проведение всех этих мер требовало большой решительности, а между тем усталость брала свое. Я напрягал огромные усилия, чтобы совладеть с искушением присесть и тотчас же заснуть.

    К часу ночи, уже стали поступать в штаб донесения о постепенном сборе казаков в намеченные пункты. Было закончено формирование и батареи. Противник активности не проявлял. Все это увеличивало наши шансы на успех и я бодро смотрел на будущее. Как раз в это именно время у меня произошла чрезвычайно интересная встреча с полк. X., которая значительно расширила мой кругозор далеко за пределы занимаемого нами района.

    Обер-офицер для поручений подъесаул П.М. Греков (Высоко порядочный и кристальной честности человек. Впоследствии командовал калмыцким полком, участвовал в рейдах ген. Мамонтова, был ранен и умер в 1919 году от заражения крови), доложил мне, что какой-то штатский, именующий себя полковником, желает со мной говорить по весьма важному и срочному делу. Я приказал его впустить. Ко мне в комнату вошел небольшого роста какой то штатский, по виду 45-48 лет, отрекомендовавшийся мне полковником X. Свою личность и чин он удостоверил тем, что показал мне тщательно спрятанное удостоверение на военном бланке с незнакомой мне подписью "Полковника Дроздовского". И поныне помню еще отчетливо его чрезвычайно интересный рассказ.

    Он сообщил мне, что полк. Дроздовский сформировал на Румынском фронте небольшой отряд, преимущественно из офицеров и повел его походным порядком на Дон. Отряду пришлось каждый свой шаг пробивать боем. И вот два дня тому назад, достигнув Ростова, дроздовцы с налета почти взяли город, но трудность удержания такого большого пункта побудила полк. Дроздовского оставить Ростов. По словам рассказчика отряд Дроздовского в данный момент был расположен в районе селения М. Салы (Примерно в двух переходах от Новочеркасска). Но самая потрясающая для меня новость, которую сообщил мне мой собеседник была та, что рядом с ними деревню Б. Салы занимали немцы. Он же мне сказал, что немцы уже оккупировали всю Украину и продолжают свой марш в Донскую землю. С германцами у них установились добрососедские отношения, ибо немцы гонят большевиков, а последние являются и их врагами. И долго еще рассказывал мне полк. X. о мытарствах и подвигах своего отряда. Он назвал несколько офицеров мне лично знакомых в том числе и вр. исполняющего обязанности начальника штаба отряда генерального штаба подполк. Лесли*).

*) ЛЕСЛИ

    Как зачарованный, я слушал его и не знал: быль это или сказка. В свою очередь, я его ввел в курс наших событий и затем написал полковнику Дроздовскому записку, в которой обрисовав общую обстановку и положение у Новочеркасска, настойчиво просил, немедленно выслать нам конно-горную батарею, броневик, конницу, а затем и пехоту, посадив ее на подводы. - "Имейте в виду, - писал ему я, - что бой у Новочеркасска утром неизбежен". Когда же я кончил разговор с полк. X., то должен признаться, что почувствовал в себе какое то внутреннее недоверие. Поэтому для большей верности, я дал записку подъесаулу Грекову, который присутствовал при нашем разговоре. Ему приказал сейчас же на автомобиле вместе с полк. Х и двумя казаками, отправиться в отряд полковника Дроздовского, причем, если окажется, что все рассказанное вымысел, то добавил я, там же на месте поступить с полковником, как с большевистским провокатором.

    Они уехали, а я терзаемый сомнениями, задумался, не решаясь верить только что слышанному. Если рассказ полковника был правдоподобен, то для нас самое существенное было то, что мы могли базироваться не на Заплавы, бывшие под ударом противника, а на станицу Грушевскую, т.е. в юго-западном направлении. Вот каким образом дошла к нам первая весть о той неведомой силе - немцах, перед которой бежали большевики. А вместе с тем, мы узнали о небольшом числом, но крепким духом и дисциплиной отряде добровольцев Румынского фронта, под командой полк. Дроздовского. Только глубокая любовь к Родине и крепкая вера в возрождение России, дали этой горсти офицеров, учащейся молодежи и казакам, преодолеть трудный и длинный марш - маневр от Румынской границы до пределов Донской земли.

    В пять часов утра полк. Денисов был уже на ногах и в курсе обстановки. Вскоре прибыл подъесаул Греков. Он привез радостную весть, подтвердив, что все рассказанное полк. X. соответствует истине и что полк. Дроздовский уже выслал нам броневик, а также приказал конно-горной батарее под прикрытием эскадрона конницы рысью направиться к Новочеркасску (Утверждение И. Быкадорова (Донская Летопись, том III, стр. 67) о том, что "о движении отряда Дроздовского никому, как и самому полк. Денисову, ничего не было известно до момента развития операции под Новочеркасском" истине не отвечает. Столь же необоснованно и заявление, что отряд Дроздовского "случайно" подошел к Новочеркасску, что, как видит читатель, не соответствует действительности, ибо я просил полк. Дроздовского спешить к нам).
Полк. Денисов тотчас же отправился к войскам, дабы лично руководить предстоящим боем (Походный Атаман всецело предоставил командованию "Южной группы самостоятельно вести операции), а мне пришлось временно задержаться в Атаманском дворце и закончить последние распоряжения по сбору частей. Часов около 8 утра меня вызвал к себе командующий группой, дабы помочь ему руководить боем. Его я нашел занятым перегруппировкой частей и их размещением в Хотунке.

    Густые цепи противника при поддержке артиллерийского огня бронепоезда на широком фронте уже вели наступление с севера в направлении Хотунка. Большое численное превосходство красных и наличие у них бронепоезда, безнаказанно передвигавшегося с одного места на другое, подбадривало красногвардейцев и они энергично напирали на наши части, тесня их к Хотунку. Вскоре малочисленный гарнизон последнего стал постепенно очищать Хотунок и жаться к юго-восточной окраине Новочеркасска. На казаков, как я заметил, не столько материально, как морально действовал бронепоезд красных. Ввиду этого, я приказал срочно составить два пустых поезда и пустить их со станции, по обоим путям, навстречу бронепоезду противника (Паровозы были без машинистов).

    Как только бронепоезд большевиков заметил мчащиеся ему навстречу поезда, он дал несколько выстрелов и, опасаясь столкновения полным ходом стал уходить на север, преследуемый пустыми составами. В конце концов, поезда где-то в районе Персияновки соскочили с рельс и закрыли собою путь. С этого момента картина боя резко изменилась. Наша батарея, установленная по 2 орудия у Троицкой и Константино-Еленинской церквей, имея великолепный обстрел и прислугу исключительно из офицеров, развила меткий и губительный огонь по цепям противника. Красные замялись, часть отхлынула назад, другие приостановились и залегли. Мы воспользовались этим и перегруппировали наши части. К противнику с севера, толпами двигались подкрепления и непрестанно вливались в цепи. Бой начал принимать затяжной характер.

    На нашей стороне было преимущество в артиллерии, но численно мы значительно уступали противнику. Большевики наступали без какого либо определенного плана, шли беспорядочно, чувствовалось, что они стремятся лобовым ударом сбить нас с железной дороги и очистить себе путь на Ростов.

    Полковник Денисов и я находились у Троицкой церкви. Отсюда вся равнина, где происходил бой, была видна, как на ладони. Здесь же на площади образовалась огромная толпа любопытных. Все напряженно следили за боем и должен сказать довольно сильно мешали нам руководить им.

    Примерно часов в 11 утра из отряда полк. Дроздовского прибыл мотоциклист с донесением. Полк Дроздовский сообщал нам, что главные его силы подходят к хутору Каменобродскому (примерно около перехода от Новочеркасска) и что весь отряд он отдает в наше распоряжение, а броневик и конно-горная батарея под прикрытием эскадрона, уже должны быть у города и что он просит выслать им навстречу проводников. Видно было, что полк. Дроздовский, чутьем угадывая важность момента, спешил нам на помощь. Почти одновременно стало известно, что "Северная группа" только утром 25-го т.е. с большим и ничем не оправданным опозданием, выступила из станицы Раздорской в направлении Новочеркасска. Между тем, бой становился оживленнее. Красногвардейцы массой накапливалась в Хотунке, видимо намереваясь оттуда атаковать город. Дав противнику там собраться, мы перенесла огонь наших орудий на Хотунок. Через несколько минут Хотунок уже горел в разных местах и черные огромные клубы дыма совершенно заволокли строения. Красные, не поддержанные своей артиллерией (Бронепоезд, как я сказал, удалился) заколебались. Наступал перелом боя. Успех заметно склонился на нашу сторону. Не теряя времени, мы спешно вызвали для атаки противника две конные сотни, стоявшие наготове у арсенала. Не закрывая огня наших орудий, казаки стали гуськом вдоль домов спускаться вниз, Им было приказано, собравшись на окраине города, немедленно атаковать уже дрогнувшего противника. Только что мы отдали это приказание, как толпа зевак, стоявшая у церкви, испуганно шарахнулась в стороны. К площади лихо подкатил броневик. Из него молодцевато выскочил офицер и спросив начальника, подошел ко мне со словами: "Г-н полковник в ваше распоряжение из отряда полковника Дроздовского прибыл, прошу задачу".

    "Очень рад, - сказал я, - вы прибыли как раз вовремя. Перед вами горящее предместье города - Хотунок. Противник под действием огня наших орудий, начинает его очищать и отходит на север. Конным нашим сотням, которых вы видите спускающимися вниз, приказано, собравшись на окраине города, атаковать красногвардейцев вдоль железной дороги, левее ее. Ваша задача: обогните с правой стороны Хотунок и кладбище, что за ним и преследуйте противника вдоль железной дороги, держась правой ее стороны. Надеюсь, что ваш броневик всюду пройдет беспрепятственно. Вам все понятно? -спросил я (Вот точный смысл приказания, отданного мною начальнику броневика, из которого лучше всего можно судить о моменте и об участии в бою частей полк. Дроздовского).

    - "Так точно, г-н полковник", - ответил офицер и через минуту броневик мчался по спуску и своим грохотом ободрял станичников.

    Вскоре я видел как броневик, несся вдоль южной окраины Хотунка, беспощадно расстреливая красногвардейцев. Последние выскакивали из предместья и ища спасения, устремлялись на север, где находили смерть под ударами нашей конницы, дружно преследовавшей бегущих. Немного позднее мое внимание привлекли какие-то новые орудийные выстрелы, раздавшиеся в северо-западном направлении. Опасаясь, что это быть может, подкрепление большевикам, я послал офицера выяснить и был весьма приятно обрадован, когда он доложил что это стреляет батарея из отряда полк. Дроздовского. Она заняла у скакового круга позицию и губительным фланговым огнем поддерживала атаку своего эскадрона лихо преследующего противника.
Наконец, далеко на востоке, за буграми, показалась казачья лава. То были передовые конные части "Северной группы" полк. Семилетова. Они подходили к полю сражения и приняли участие в преследовании. Победа осталась за нами.

    Я умышленно подробно описал этапы этого боя, дабы точно разграничить участие в нем частей из отряда полк. Дроздовского и Семилетова и тем показать безобоснованность утверждений " (на стр. 126 "Поход Корнилова", А. Суворин, заблуждаясь, говорит: "23 апреля донцы взяли Новочеркасск с помощью Семилетова, а 25 и Ростов с помощью отряда полк. Дроздовского и немцев") будто бы полк. Дроздовский "освободил Новочеркасск" или "спас столицу Дона" и т.п.

    При жизни Михаил Гордеевич Дроздовский, как я знаю, был далек от мысли приписывать себе, что-либо подобное. Не нуждается он в этом и после своей смерти. Светлая память о нем, как герое, беззаветно любившем Родину и за нее отдавшем свою жизнь, навеки запечатлена в сердцах русских патриотов.

    По окончании боя, я поспешил в штаб, дабы сделать ряд спешных распоряжений. В числе их, для успокоения населения города, нами было выпущено к 20 часам 25-го апреля нижеследующее объявление: "Красногвардейцы, наступавшие на Новочеркасск с севера и отбитые 23 и 24 апреля, сегодня, с утра 25 апреля, вновь собравши значительные силы, решили во что бы то ни стало захватить город. Положение красногвардейцев безвыходное, ибо в направлении на Сулин наступают Украинцы с поднявшимися на защиту Дона казаками и большевистским частям оставался один выход - завладеть Новочеркасском и постараться пробиться на присоединение к своим, доживающим последний день, в г. Ростове. С утра 25-го апреля большевики, под прикрытием бронированного поезда повели энергичное наступление. Это наступление красногвардейцев, припертых к стене, первоначально имело некоторый успех, и наши части, измученные непрерывными боями, немного поддались назад. Но поддержанные сильным и метким нашим артиллерийским огнем, наши пехотные цепи, оправившись и получив подкрепления, сами перешли в наступление. Навстречу бронированному поезду, послано два наших поезда. По шляху направлен броневик из отряда полк. Дроздовского, который расстреливал бегущих красных. Противник дрогнул и обратился в бегство. Наши конные сотни бросились его преследовать. В это время около 14 часов дня появилась на нашем правом фланге колонна полк. Семилетова, которая увидя наш успех, бросилась наперерез красной гвардии на Персияновку. На нашем левом фланге энергично действовал эскадрон с горными орудиями отряда полк. Дроздовского.
    Поражали своей смелостью четыре казака - смельчака Новочеркасской конной сотни, которые отделившись далеко вперед от сотни, беспрерывно рубили убегавших большевиков. Преследование продолжается. Население может быть спокойно и верить, что большевики больше в город не вступят. Командующий Южной группой п. Денисов.
Начальник штаба п. Поляков".

    Вечером 25-го апреля части полк. Дроздовского вступили в Новочеркасск и тем самым еще более уверили обывателя в безопасности, а 27-го апреля состоялся большой парад войск, освободивших город. Теперь столица Дона была надежно обеспечена. Наши конные части безостановочно преследовали красную гвардию верст на 20, а подошедшая пехота прочно закрепила положение. В этот же день вечером было получено донесение от полк. Туроверова. Он сообщал, что его отряд одновременно с немцами вступил в г. Ростов. Последнее обстоятельство дало право Донскому Правительству предъявить немцам свои притязания. Оно настояло на том, чтобы в Ростов был поставлен наш гарнизон, назначен комендант, а затем градоначальник и поровну поделена военная добыча. Назначением своего градоначальника мы стремились подчеркнуть немцам наше желание быть у себя хозяевами, а в населении укрепить сознание, что занятие Ростова германцами не может рассматриваться, как оккупация.
Однако, радость нашей победы была омрачена другим донесением. Оказалось, что передовые части германцев были выброшены к городу Батайску и станицам Ольгинской и Аксайской, а сторожевое их охранение с огромным количеством технических средств, полукольцом охватило Новочеркасск с юга в расстоянии 11 верст от него.
Вот та крайне запутанная политическая и военная обстановка, в которой очутились Донская власть и военное командование, освободив и обеспечив от большевиков Новочеркасск и имея впереди ближайшую задачу закрепить положение и восстановить нормальную жизнь в городе и его окрестностях. Что касается Добровольческой армии, в сущности, небольшого отряда добровольцев, то он не представлял тогда никакой серьезной вооруженной силы, расположился в нашем мирном Задонье, радуясь наступившему отдыху, после тяжелого похода.
Как при создавшихся условиях нужно было отнестись к немцам? Расценивать их нашими врагами по меньшей мере было бы наивно. Ведь нельзя же было не учитывать, что одного немецкого полка, богато снабженного тяжелой артиллерией, броневыми машинами и пулеметами, было бы достаточно, чтобы в короткий срок уничтожить, как слабые казачьи отряды, так и добровольческую армию, представлявшую тогда кучку измученных людей, при большом обозе раненых и больных. Придавать серьезное значение тому, будто бы наличие Добровольческой армии внушало германскому командованию большие опасения, конечно, не приходилось. Нельзя было предполагать и того, что немцы избегают открыто ее преследовать, боясь возможных осложнений в казачьих областях 118), что затруднило он им выполнение их плана по выкачиванию продовольствия из оккупированного ими района. Существовало еще и такое мнение: будто бы немцев пугает возможность образования "восточного фронта" в России и потому они настойчиво ищут путей сближения с казаками и Добровольческой армией. На самом деле ни то, ни другое далеко не отвечало истинному положению. Едва ли можно сомневаться, что через свою разведку,' немцы были прекрасно осведомлены о настроении казачества. Они знали что казаки страстно желали одного: скорее сбросить большевистское ярмо и заняться мирным трудом. Знали немцы, конечно, и то, что Добровольческая армия никакой реальной силы не представляет и, следовательно, не может быть для них серьезной угрозой.
Мало того, немцы были уверены, что против них Донское войско воевать не будет. Я не знаю, как бы поступили кубанцы, но будучи в курсе настроения донцов, смело могу утверждать, что о защите казаками Добровольческой армии, в случае ее столкновения с германцами, не могло быть тогда и речи. Вся же Кубань, тогда была еще под большевиками.
Вопрос осуществления "восточного фронта", по-моему, был лишь мечтой и мечтой далекого будущего. Требовалось раньше сломить восточный фронт большевиков, насадить в России хотя бы приблизительный порядок и только после этого, можно было утешать себя мыслью образования фронта против германцев. Наконец, надо помнить, что оккупация немцев на казачьи области не распространилась за исключением Таганрогского округа Донской области (вскоре по настоянию Донского Правительства он ими был очищен), значит не могло быть тех причин и последствий, каковые обычно вызывает оккупация, приводя к взаимной ненависти между оккупируемым населением и оккупирующими войсками. Серьезного значения заслуживает и отношение серой казачьей массы к немцам. Участники событий того времени, хорошо помнят, что сознание "непротивления" германцам и желание ослонитъся на них в своей борьбе с большевиками, глубоко проникло в казачьи низы. Всякую мысль о борьбе с немцами казаки считали совершенно абсурдной и дикой. Были случаи, когда они сами по собственной инициативе, искали сближения с германцами, видя в них неожиданного и могущественного союзника в их борьбе с большевиками. Наконец, русская интеллигенция, освобожденная германцами от красного террора, приветствовала немцев, как своих освободителей. Как ни было больно, а приходилось с горечью признавать, что такая почетная роль выпала на долю недавних наших врагов. Вот какова была реальная обстановка и соотношение сил на юге весной 1918 года. Поэтому было бы грубой и роковой ошибкой со стороны руководителей казачьего движения, не считаться с нею, а также и с психологией казачества и идти всему наперекор. Подогревать чувства ненависти к немцам, значило бы рубить тот сук на котором сидели сами. Не покончив с большевиками, ввязываться, да еще с негодными средствами, в борьбу с немцами, значило бы без всякой надежды на успех бесцельно залить казачьей кровью Донскую землю и снова бросить казачество в объятия Советской власти. И как ни странно, но этого не могли, или вернее, упорно не хотели понять ответственные круги Добровольческой армии. Они отстаивали иную точку зрения, о чем я подробно буду говорить в V-й части моих "Воспоминаний".
Положение добровольцев по сравнению с нами, конечно, было несравнимо легче. Они не были связаны с территорией, как мы. В крайнем случае, Добровольческая армия могла уйти от немцев на Волгу, в Астраханские степи или еще в какое-либо иное место. Казаки же, в массе, никуда от своих куреней уходить не желали. Они стремились только спасти свое добро и с помощью кого угодно избавиться от красных пришельцев. Не имели Добровольцы и непосредственного соприкосновения с немцами, а перед нами в 11 верстах стояли тяжелые орудия германцев, направленные на столицу Дона - Новочеркасск, которые каждую минуту могли заговорить и заговорить очень убедительно и красноречиво.
В общем, отношение кругов Добровольческой армии к немцам, вылилось тогда в весьма странную форму. Командование этой армии, прикрываясь нашими деловыми взаимоотношениями с германцами, всячески разжигало ненависть к немцам, а порой даже грозило им. Все это, естественно, вызывало и удивление и недоумение и прежде всего у немцев. А в то же время, добровольческое командование считало вполне нормальным, получать от нас военное снаряжение, хотя заведомо знало, что все это немецкое и кроме того, что оно получено нами только благодаря добрым отношениям, установившимся у нас с немцами. Вспоминаю, как часто при разговорах по аппарату с начальником штаба Добровольческой армии, последний на мое заявление, что в данный момент мы сами ощущаем недостаток в снарядах и патронах, говорил мне: "но вы же можете в любой момент все необходимое получить от немцев". Благодаря этому создавалось положение, каковое в жизненном обиходе можно было бы охарактеризовать такими словами: добровольческие крути хотели и невинность соблюсти и капитал приобрести. Устами своего начальника штаба Добровольческая армия говорила, что она отлично понимает обстановку и признает, что при известном контакте с немцами от них можно получить все средства, необходимые для успешно борьбы с большевиками. Но поступать сама так уклонялась, больше всего заботясь о сохранении принципа верности нашим бывшим союзникам, того принципа который горячо культивировался в ставке Добровольческой армии, часто даже и в ущерб интересам самой армии. Было бы еще полбеды, если бы все это происходило без ненужного шума и вредной кичливости. К сожалению. вынужденный и безусловно необходимый наш контакт с немцами, служил предметом самых яростных нападков на Донское командование руководителей Добровольческой армии.
Отношение немцев к большевикам было тогда довольно неопределенное. В их действиях временами проглядывала какая-то неуверенность и осторожность, что порождало слухи о том, будто бы немцы одной рукой освобождают Украину, а другой помогают большевикам. Возможно, что такие колебания происходили в главной германской квартире, еще не установившей окончательно курса своей политики к Советской власти. Однако, представители немецкого командования на Дону, с которыми мне проходилось иметь дело, не только недружелюбно, но явно враждебно относились к большевикам. Они просто считали их бунтовщиками-разбойниками, подлежащими беспощадному усмиренью самими крайними мерами. Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всем том, что касалось непосредственно борьбы с большевика лги. Как тогда, так и теперь у меня нет сомнения, что возьми руководители Добровольческой армии иной курс в отношении немцев, нам бы совместными усилиями при помощи германцев, быстро удалось использовать богатейшие запасы Украины и Румынского фронта, в короткий срок создать настоящие армии, каковые, двинутые вглубь России, легко бы справились с большевиками, не имевшими тогда, как известно, никакой организованной надежной силы. А союзники победители не посмели бы за это бросить нам упрек и считались бы с совершившимся уже фактом. Не пришлось бы нам и особенно Добровольческой армии "базироваться" на большевиков и жить на то, что отбивалось у последних, платя за это чрезвычайно дорого, ценой человеческой крови. Но верхи Добровольческой армии предпочитали за снаряды и патроны платить жизнью лучших представителей нашего офицерского корпуса119), нежели "унизиться" до непосредственных переговоров с немецким командованием, в результате которых могло быть обильное снабжение Добровольческой армии всеми предметами техники и военного снаряжения. К сожалению, жили предрассудками. Руководились больше сердцем, нежели здравым рассудком, не понимая, что наносят ущерб не только себе, но и нам, стоявшим на иной точке зрения.
Донская власть спрятала свои личные чувства симпатий и антипатий к немцам. Она руководилась исключительно пользой делу, всемерно стремясь использовать германцев в целях успешного завершения борьбы с большевиками.
Для выяснения причин появления немецких частей на территории Войска Донского и дальнейших намерений Германского командования Вр. Донским Правительством 27 апреля была отправлена в г. Ростов делегация. Ее очень любезно принял начальник штаба 1-го армейского германского корпуса и заверил ее в лояльности германцев в отношении Войска Донского, обещая в ближайшие дни очистить станицы Ольгинскую и Аксайскую и увести оттуда германские части. Вместе с тем он рекомендовал нашей делегации отправиться в г. Киев в главную квартиру германской армии, оккупировавшей Украину, дабы там на месте выяснить и закрепить дальнейшие намерения высшего немецкого командования и закрепить добрососедские взаимоотношения. Это пожелание нами было выполнено и 30-го апреля Донское посольство в составе 4-х человек с одобрения уже собравшегося "Круга Спасения Дона", отправилось в Киев. К этому времени общая военная обстановка была для нас благоприятной. Освобождение столицы Дона, облетев Донскую землю, всюду подняло дух казаков и послужило толчком к новым восстаниям, 17-го апреля казачьим отрядом у Белой Калитвы был отбит у красногвардейцев целый поезд с боевыми припасами (около 5 тыс. артиллерийских снарядов и 600 тыс. ружейных патронов).
Несколько раньше Мигулинцы одержали блестящую победу над красногвардейской группой, вторгнувшейся в пределы Верхне-Донецкого округа, причем победителям достались огромные трофеи (3 000 пленных, 28 орудий, около 3 000 снарядов, 74 пулемета, и более 2 000 винтовок). Одновременно стало нам известно, что Гундоровцы, Митякинцы и Луганцы, которые изнемогали в борьбе с большевиками, пригласили немцев помочь им и части германского корпуса Фон-Кнерцера вошли в Донецкий округ и заняли Каменскую, Усть-Белокалитвенскую станицы и часть линии юго-восточной железной дороги. К этому же времени Добровольческая армия вернулась из похода в свою колыбель под защиту Дона, расположившись в районе ст.
Мечетенской. Свыше двух месяцев, окруженные слепой злобой и предательством шли добровольцы по Кубани, бесчисленными могилами павших героев, усыпая свой крестный путь. Половина добровольцев и ген. Корнилов легли под Екатеринодаром.
Силы с каждым днем таяли, а число раненых и больных возростало. Отряд добровольцев представлял тогда, в сущности, прикрытие огромного обоза с ранеными и больными. Условия похода стали еще тяжелее. В командовании росло сознание, что рисковать дальше бесполезно, что единственной надеждой на спасение может быть Кубань. Но казаки кубанцы еще спали. Еще крепко действовал на них большевистский дурман. Надо было уклоняться от боя, дабы сохранить силы отряда и выиграть время. И потянулись серые, холодные, без просвета и надежды дни. Участники похода не скрывали от меня, что временами в их сердце уже закрадывалось сомнение в благополучном исходе похода и постепенно гасла вера в успех начатого дела. И вот тогда-то неожиданно блеснул светлый луч у страдальцев. В станицу Успенскую прибыл разъезд казаков Егорлычан. Они заявили, что Дон восстал и сбросил ненавистные советские оковы. Велика и радостна была эта весть. Участник Корниловского похода ген. А. Богаевский 3-го февраля 1919 года в речи, произнесенной им на заседании Большого Войскового Круга, так характеризовал этот момент: "Я никогда не забуду того счастливого момента, когда 17 казаков Егорлыцкой станицы принесли весть, что казаки-донцы поднялись". А ген. Деникин в этот же день сказал Кругу:120) "В феврале я с тяжелым чувством покидал Донскую землю, в апреле я с великой радостью узнал, что Дон очнулся от навождения и встал на защиту поруганной свободы своей".
В сборнике "В память 1-го Кубанского похода" стр. 42 в "Степной легенде" автор, повидимому юнкер, так описывает день 12-го апреля: "Ура. Донцы восстали. Мы скачем прямо на север, опять милое Задонье, Егорлык, Мечетка, Кагальник, Олъгинская, а там и Новочеркасск. Душа ликует; и в топоте конницы и в скрипе сотен телег и в вое телеграфной проволоки - одна и та же песня: "Всколыхнулся, взволновался Православный, Тихий Дон..." "И это чувство, - говорит Н. Н. Львов - что мы не одни, что с нами подымаются казаки, так радостно волновало после того, как постепенно приходилось задумываться, нужны ли мы кому-либо" 121).
Неоспоримо, что известие о восстании донцов явилось психологическим фактором огромной важности. Не поднимись донцы, судьба Добровольческой армии, надо полагать, была бы иная. Весть о восстании на Дону, я бы сказал, воскресила добровольцев, зажгла в их сердцах яркую надежду в спасение и крепкую веру в светлое будущее. И радостно потянулись в Задонье к гостеприимному Дону, исхудалые оборванные, раненые и больные добровольцы. Дон радушно принял дорогих пришельцев. Освободил их от раненых и больных, разместив таковых по городам и станицам, снабдил их продовольствием, братски деля с ними свои скудные запасы вооружения, патроны и снаряды.
До половины июня красные в Задонье не проявляли особой активности и Добровольческая армия могла спокойно отдохнуть, пополниться, подремонтироваться, с тем, чтобы обновленной вновь вступить в бой за восстановление Единой и Неделимой России. Но от донцов обстановка повелительно требовала полного напряжения. Отдыхать не приходилось. С юга и запада столицу Дона прочно обеспечивали немецкие и наши части, на востоке - в низовьях Дона, казаки продолжали ликвидировать бродячие шайки красных, но на севере, в расстоянии двух переходов от Новочеркасска, еще держался оплот большевиков - город Александровск-Грушевский, служа источником неисчерпаемых резервов красных, осевших на ближайших подступах к городу с этой стороны. Поэтому, решено было, в первую очередь, овладеть г. Александровск-Грушевским. С этой целью, под командой полковника А. Фицхелаурова, был образован отряд в составе 122): 6 пеших и 2 конных полков при 7 орудиях и 16 пулеметах. Предварительно завладев подступами и заняв ночью исходное положение, полк. Фицхелауров, утром 26 апреля с боем овладел г. Александровск-Грушевский и затем, продолжая наступление, очистил от большевиков и весь угольный район, чем прочно обеспечил столицу Дона с севера.
Что касается работы штаба "Южной Группы" в эти дни, то она протекала в тяжелых и чрезвычайно ненормальных условиях. Номинально существовал высший штаб Пох. Атамана, приехавший в Новочеркасск 26 апреля, но фактически он не работал. Начальник этого штаба ген. Сидорин все время отсутствовал и его заменял ген. Денисов123). Последнему приходилось много времени уделять, как Пох. Атаману, так и Вр. Донскому Правительству, занятому тогда подготовкой созыва Круга и вопросом будущего Донского Атамана. Поэтому вся работа по военным операциям, а также и решение военно-административных вопросов, фактически, легла всецело на меня. Офицеров генерального штаба у меня в штабе не было ни одного. Между тем, было много больших, сложных и спешных вопросов. Нормальному течению работы больше всего мешала неопределенность положения частей "Северной Группы" и оппозиционное настроение ее главы ген. Семилетова 124). В то же время ответственным лицом за операции и за порядок в городе был я. Однако, распоряжаться частями "Северной Группы", я мог каждый раз, с особого разрешения Пох. Атамана. Мало того, последнему нередко долго приходилось "уговаривать" ген. Семилетова согласиться на использование мною той или иной части из "Северной Группы". А обстановка зачастую требовала принятия экстренных мер, что при создавшихся условиях выполнить было немыслимо.
Наряду с этим, в сознании офицерского состава "Северной Группы", посеянное руководителями Степного похода деление офицеров на "честно исполнивших свой долг" и "преступников", оставшихся в Новочеркасске 12-го февраля, дало пышные всходы. Оно вызвало у них не только высокомерное отношение к другим офицерам - неучастникам Степного похода, но зачастую и ложное понимание даже основ воинской дисциплины. Мне приходилось тратить драгоценное время еще и на борьбу с этим злом, дабы совершенно его искоренить. Укажу, хотя бы только на один случай, характеризующий нравы того времени. Мне по телефону сообщили, что в районе Персияновки (в тылу наших войск) взбунтовалось иногороднее население. Надо было срочно принять энергичные меры. Свободных войск, за исключением двух конных сотен партизан из "Северной Группы", которые уже несколько дней отдыхали, у меня не было. Ни Пох. Атамана, ни ген. Денисова в тот момент я отыскать не мог.
Терять времени нельзя было. Тогда я самостоятельно решил на подавление восстания выслать одну сотню и приказал ее командира вызвать ко мне. Вскоре ко мне явился довольно развязного вида сотник. На его лице уже были видны признаки явного недовольства, что его "потревожили" 125). Я объяснил ему обстановку и дал задачу. После этого, я ожидал обычного "слушаюсь". Но вместо этого, сотник разразился длинными разглагольствованиями вроде того, что я в походе не участвовал и потому не знаю, что они пережили, как измучились, (хотя его сытое, лоснящееся лицо говорило как раз обратное), что за их геройство они заслужили законный отдых и что теперь другие должны бороться, и т. д. Я выслушал его, умышленно не прерывая, а затем позвал адъютанта подъесаула П. Грекова и, смотря на часы, сказал последнему: "Я сейчас приказал сотнику через три четверти часа вместе с его сотней быть у штаба в полной боевой готовности. За исполнением моего приказания вы проследите, отправившись вместе с ним". Затем, обратившись к сотнику, я добавил:
"Предупреждаю вас, что если мое приказание не будет немедленно и точно выполнено, то я вас арестую и предам военно-полевому суду. При этом ручаюсь, что приговор суда будет приведен в исполнение сегодня же и ранее, чем могут последовать какие-либо вмешательства и заступничества. Я жду сотню ровно через три четверти часа".
Точно в назначенное время сотня прибыла и представилась мне в отличном порядке. Ободрив людей и объяснив им задачу, я немедленно отправил сотню по назначению. Этот случай, конечно, не остался тайной. Со стороны штаба Пох. Атамана, он вызвал разнообразные комментарии и резкое осуждение моей суровой решительности.
Только генерал Денисов поддержал меня и вполне одобрил мои действия, отлично понимая, что в переживаемое тогда время, надо было действовать решительно. В дело, как и нужно было ожидать, вмешался и ген. Семилетов. Он вызвал меня к телефону и начал меня упрекать в превышении власти и беззаконных действиях. Возмущенный его тоном и неуместным вмешательством, я категорически ему заявил: "Вашему превосходительству хорошо известно, что военными операциями сейчас руковожу я и я же отвечаю за спокойствие в городе, используя для этого все наличные средства. Все, что препятствует или умышленно не желает способствовать этому, беспощадно устраняю и впредь буду устранять, игнорируя юридические тонкости. За свои действия, в каждую минуту, готов дать ответ Донскому Правительству. Если же моя работа признается неудовлетворительной ген. Денисовым, то я могу передать ее другому лицу по его указанию. Но пока я занимаю эту должность, я буду ослушников карать по всей строгости законов военного времени, не считаясь ни с чинами, ни с положением, и предупреждаю, что никакие интервенции не помогут. Доказательством моих слов - добавил я - служит гауптвахта, где сидит не один десяток расхлебанных офицеров, в том числе и "степняков", а часть из них ожидает решения суда. Вместе с тем, не могу не высказать вам своего удивления, что вместо того, чтобы своим авторитетом поддержать среди офицеров дисциплину, вы способствуете ее расшатыванию". На этом наш разговор прекратился. Само собой разумеется, что после этого, я был причислен к лику заклятых врагов возглавителей Степного похода, что, откровенно говоря, меня нисколько не огорчало. Наоборот, меня сильно радовало другое. Я видел, что наши решительные действия для поднятия дисциплины, начали давать хорошие результаты: офицеры подтянулись и большинство "степняков", отрезвившись от привитых им идей, стали отличными офицерами, запечатлев своей кровью любовь к Донскому краю.
В связи с общей обстановкой, созрел вопрос и о создании прочной власти на Дону и в первую очередь необходимость созыва Войскового Круга, каковой вопрос Вр. Донским Правительством был детально разработан еще в Заплавах. Будущему Кругу решено было присвоить наименование "Круга Спасения Дона". По этому поводу Вр. Донское Правительство обратилось к населению со следующим призывом: "Граждане. Со времени захвата власти в Донской области большевиками и их управления на принципе диктатуры пролетариата вылившейся в уродливые формы хозяйничанья отдельных лиц - органы управления Войсковой власти в корне были разрушены. Когда же, трудовое казачество, сознав ложь и предательство большевистской власти, подняло знамя восстания, свергло советскую власть, заняв город Новочеркасск, то оно оказалось без органа центрального управления, могущего бы взять в свои руки планомерное проведение святого дела освобождения Родного Края и восстановления нарушенной деятельности правительственных учреждений. Эта власть и была образована 2-го апреля (старого стиля) из представителей дружин, занявших город Новочеркасск, некоторых общественных деятелей и делегатов ближайших станиц. По мере прибытия на фронт вновь сформированных частей, они высылают своих представителей в состав Временного Правительства и таким образом, настоящее Вр. Правительство состоит по большинству из представителей дружин и станиц, имея в меньшинстве общественных деятелей, которые своим опытом и знанием приходят на помощь в работе Правительства.
Первой и главной задачей настоящего Временного Правительства является дело освобождения Донского Края от пагубного хозяйничанья советской власти с красной гвардией, объединив в этом святим деле все население без различия классов, сословий и положений, твердо став на почву защиты интересов труда, предоставляя неограниченное право входа его представителей во все, имеющие быть открытыми к действию, органы подчиненного управления.
Неотложной задачей настоящее Временное Правительство ставит себе созыв в возможно кратчайшее время "Круга Спасения Дона", имеющего быть составленным из представителей дружин, полков, сотен и батарей, принимающих участие в деле освобождения Дона и его спасения, без различия казачьего и неказачьего населения, а также по одному представителю от каждой станицы области, с правом Круга приглашать общественных деятелей по его усмотрению. По созыве "Круга Спасения Дона", настоящее Временное Правительство слагает свои полномочия и предоставляет право названному Кругу избрать второе Временное Правительство, которое и приступит, согласно выработанному наказу на Круге, к созыву Большого Войскового Круга и съезда неказачьего населения области одновременно, по окончательному освобождению Дона от большевизма, в целях полного объединения всего населения.
Не теряя минуты, Временное Правительство берет на себя разработку вопросов, могущих быть поставленными на обсуждение "Круга Спасения Дона", не предрешая их, а только собирая фактический материал. Настоящее Временное Правительство берет на себя задачу в соответствии с переживаемым моментом, восстановления правильной и планомерной деятельности всех учреждений области, утерявших, со времени владычества большевиков, возможность работы и в особенности восстановление нормальной деятельности учреждений народного хозяйства.
Создавая реальные силы, Временное Правительство берет на себя задачу сохранения самостоятельности Донского края во всех отношениях, среди окружающих федераций, ни в коем случае не задаваясь какими-либо целями, выходящими за пределы Дона.
Временное Правительство, беря на себя тяжелое бремя власти, во имя общего блага, призывает всех к единению и дружной работе, призывает всех сомкнуть ряды и мощным ударом сломить советскую власть с красной гвардией, держащей в страхе трудовой народ за добытое потом и кровью свое благосостояние. Временное Донское Правительство".
Самое главное в этом призыве является стремление Вр. Донского Правительства сохранить, конечно, временно, самостоятельность Донского Края во всех отношениях, не задаваясь целями, выходящими за пределы Дона. Так думали представители серой казачьей массы, фактически боровшейся с большевиками. Во Временном Донском Правительстве они имели подавляющее большинство голосов.
Будущая Донская власть, какая бы она ни была, обязана была эти руководящие указания положить в основание своих дальнейших действий и намерений, иначе она не отвечала бы чаяниям казачества. На борьбу с Советской властью казаки восставали только для защиты своих очагов и станиц и потому конечную цель борьбы видели в освобождении от большевиков границ Войска Донского. Дальше этого их намерения в то время не простирались. Всякие разговоры о движении на Москву или для освобождения от большевиков соседних губерний тогда были еще и преждевременны и опасны для дела.
Не способствуя успеху, такие далекие цели давали однако благодарную почву для большевистской агитации и могли в корне разрушить начатое дело. Чтобы сдвинуть казачью массу с ее точки зрения и привлечь ее к выполнению общенациональных целей, надо было, прежде всего, дать время перебродить этому чувству, а, кроме того, требовалось к этому деликатному вопросу подойти весьма осторожно, исподволь работая над изменением психологии казачества.
Лица, возглавлявшие казачье освободительное движение и близко стоявшие к казачьей массе, прекрасно знали ее настроение. В соответствии с этим, они вынуждены были держать курс своей политики. Вожди Добровольческой армии, свободной от территории и народа, наоборот, высоко держали знамя движения на Москву и ее освобождения. С их точки зрения необходимо было те же лозунги муссировать и в Войске Донском, что, как я указал, по условиям того времени, было преждевременно и опасно. Ни реальные данные о настроении казачьей среды, ни наши горячие доводы об опасных и непоправимых последствиях от этого для дела, - ничто не могло их разубедить. Они упорно продолжали стоять на своем. Уже с первых дней соприкосновения Донского и Добровольческого командований, различное понимание и разная оценка положения, создали неблагоприятную почву для установления дружеских взаимоотношений. В дальнейшем, расхождения во взглядах на политику и характер борьбы с большевиками, стали рости. В дальнейшем все приняло такую острую форму, которая совершенно исключила возможность добрососедского сотрудничества между двумя главными организациями на юге - Доном и Добровольческой армией, преследовавших, в сущности, одну и ту же цель - уничтожение большевизма.
Для ознакомления с положением на Дону, 27 апреля в Новочеркасск прибыли представители Добровольческой армии. В тот же день они присутствовали на заседании Временного Донского Правительства. Наибольший интерес делегаты проявили к вопросу конструкции будущей Донской власти и особенно к вопросу верховного командования над войсками, оперирующими на территории Войска Донского и, наконец, отношению донского казачества к немцам сейчас и в будущем. Уже первые шаги посланцев Добровольческой армии ясно показали нам их стремление нащупать почву и отыскать пути для подчинения Дона Добровольческому командованию 126). На первый их вопрос им было отвечено, что вероятно будет избран Войсковой Атаман и ему вручена полная власть. Что касается отношения к Добровольческой армии, то Временное Донское Правительство заверило, что оно - самое дружеское и что Дон окажет Добровольческой армии полное содействие, потребное ей для организации и обновления сил, надеясь, что затем, совместно с нею, победоносно закончит борьбу с большевиками. По вопросу о верховном командовании, определенно было сказано, что таковое, всеми без исключения воинскими силами, действующими на территории Донского войска, должно принадлежать только Войсковому Атаману, а пока Пох. Атаману. Говоря о немцах, Временное Донское Правительство указало, что появление их на Дону произошло неожиданно для казаков, что это прискорбный и обидный факт, но, учитывая положение и свои силы, казаки никаких враждебных действий по отношению к германцам предпринимать не будут. Наоборот, признается полезным создать такие взаимоотношения с ними, чтобы мирным путем оградить себя от вмешательства их во внутренние дела Дона. Эта задача, было сказано, уже возложена на специально избранную делегацию для переговоров с Германским командованием в Киеве, а дальнейший курс отношений к немцам установит будущий Круг и Войсковой Атаман.
Ответы Временного Донского Правительства не понравились представителям Добровольческой армии. Недовольство их еще больше усилилось, когда на заседании 29 апреля "Круг Спасения Дона" 127), открывшийся накануне, одобрил все ответы Вр. Донского Правительства, данные делегатам Добровольческой армии и утвердил посольство на Украину.
Для нас не было тайной, что командование Добровольческой армии стремилось в лице Донского казачества получить богатые пополнения людьми и материальной частью, а в действительности нашло дружески к ним расположенное, но фактически от них независящее, временное государственное образование. В глазах генерала Деникина и его ближайшего окружения область Войска Донского была лишь частью России, как и всякая другая губерния. На самом деле, такое мнение было ошибочно. Ведь в то время, как население русских губерний пассивно приняло Советскую власть, казачество вообще, в частности, старшее из них - Войско Донское, активно выступило против красных насильников и с оружием в руках отстаивало свои права.
Да и у генералов Алексеева, Корнилова и всех Быховских узников с ген. Деникиным, были следовательно причины, побудившие их почему-то избрать себе убежищем область Войска Донского, а не какую-либо губернию. Следовательно, имелись какие-то "особенности", с которыми нельзя было не считаться. Наличие этих "особенностей", как природный казак, хорошо понимал ген. Корнилов. Еще в декабре месяце 1917 года он рвался в Сибирь, говоря: "что он (Корнилов) наконец, мало верит в успех работы на юге России, где придется создавать дело на территории казачьих войск и, в значительной степени, зависеть от Войсковых атаманов128)".
Нельзя было предполагать, что этих особенностей казачьего быта, традиций казачества, его чаяний и, наконец, психологии казачьей массы того времени, не знал ген. Деникин. Тем более, что он был тем лицом, которое предъявляло притязания на верховное командование и, в конечном результате, его осуществило.
Однако, мероприятия ген. Деникина доказывали обратное. Ген. Деникин не желал учитывать того простого факта, что не чем иным, как только волею обстоятельств и случая, Кубанские казаки и Кубанское Правительство, очутившись с Добровольческой армией, признали, и то условно и с большими трениями, главенство над собой Добровольческого командования. Как только добровольцы вернулись на Дон, ген. Деникин тотчас же проявил желание наложить свою руку и на войско Донское. Он не считался с тем, что оно само уже успешно боролось с большевиками и что он не только ничем не мог помочь войску, но, наоборот, сам нуждался в его помощи. Если бы представители Добровольческой армии, приехавшие в Новочеркасск, более глубоко вдумались в донские события того времени и беспристрастно оценили положение, они несомненно пришли бы к выводу, что при создавшихся условиях невозможно осуществить подчинение казачества Добровольческому командованию, даже при наличии самого искреннего желания этого со стороны Донской власти и Донского командования. Тогда возможно и ген. Деникин оставил бы свои притязания, а отношения между Доном и Добровольческой армией не приняли бы столь уродливой формы, как то было на самом деле.
Донское казачество само восстало против Советской власти. Оно само, своими собственными силами, уже частично освободилось от красных, верило в себя и верило своим вождям, положившим основание борьбе казачества с большевиками. Все это посланцы Добровольческой армии услышали из самой гущи казачьей массы, сказанной устами ее представителей на Круге. Ведь бесспорно, что "Круг Спасения Дона" был доподлинно народным. Он был действительно демократичным, состоя почти исключительно из простых казаков, выборщики которых на позициях грудью своей отстаивали свободу Дона. Недаром этот Круг прозвали "серым". Интеллигенция в нем была представлена ничтожным количеством голосов и потому-то не было и обычной болтовни.
Я был хорошо знаком с работой нескольких Войсковых Кругов и по совести могу сказать, что более деловитого, более мудрого и более быстрого в решениях, каковым был "Круг Спасения Дона", я не видел. В отличие от других кругов, "Круг Спасения Дона" не имел политических партий и потому не могло быть обычной политической борьбы и страстности при обсуждении вопросов. Была одна партия - простые казаки, горячо любившие Дон и готовые, если надо, сейчас же после заседания, идти на фронт. Важно и то, что эти казаки
- члены Круга, определенно знали, что им нужно. Они страстно хотели спасти
Дон и к этой цели шли прямым, кратчайшим путем. Если иногда нужно было разобраться в запутанной обстановке, им в этом помогали генерал Денисов и
Г. П. Янов 129) - большие донские патриоты, пользовавшиеся среди делегатов Круга влиянием и полным их доверием. Успешной работе Круга много способствовала и отдаленная артиллерийская канонада, улавливаемая привычным ухом казака-фронтовика. Она постоянно напоминала о грозном моменте и необходимости работать быстро и, главное, продуктивно.
В одном из первых же заседаний был решен вопрос об организации на Дону постоянной армии, упорядочении казачьих сил, боровшихся с большевиками, о создании законов об организации армии и поднятии ваясь от большевиков, прибыл в Новочеркасск.
Не давая своего согласил на выставление кандидатуры в войсковые атаманы, он, однако, после настойчивых просьб ген. Денисова и Г. П. Янова, согласился выступить 1-го мая перед Кругом и изложить политическую и военную обстановку того времени
Два часа непрерывно говорил П. Н. Краснов, выказав во всем блеске свой недюжинный талант отличного и увлекательного оратора. В гробовой тишине, будущий Донской Атаман дал краткий исторический очерк Войска Донского, красочным и, доступным пониманию простого казака языком, обрисовал тогдашнее положение, многократно подтвердив свои слова ссылками на историю. "России нет, Россия больна, поругана и истерзана, - говорил П. Н. Краснов
132), - Дон сейчас одинок и ему необходимо впредь до восстановления России, сделаться самостоятельным и завести все нужное для такой жизни. Казачество должно напрячь все силы и всеми мерами бороться с большевиками, участвуя в освобождении России от большевистского засилья. Все, кто против большевиков
- наши союзники. С немцами казаки воевать не могут; их приход надо использовать в целях успешной борьбы с большевиками и вместе с тем показать им, что Донское войско не является для них побежденным народом" Особенно ярко подчеркнул ген. Краснов необходимость тесного сотрудничества Дона с Украиной и доблестной Добровольческой армией и напомнил казакам их историческую задачу спасти Москву от воров и насильников. А сделав это, советовал не вмешиваться в дела Русского Государства и предоставить ему самому устроить свой образ правления, как ему будет угодно, а казакам зажить вольной жизнью, как было в отдаленные времена, когда казаки говорили:
"Здравствуй царь в Кременной Москве, а мы, казаки. на Тихом Дону".
С большим вниманием слушали казаки увлекательную речь П. Н. Краснова, столь близкую их сердцу и столь отвечающую запросам и пониманию событий самими членами Круга. После этого, имя ген. Краснова не сходило с уст. Все считали его единственным лицом, могущим стать Донским Атаманом и восстановить Дон.
Я впервые слышал ген. Краснова и должен сказать, что ясным пониманием обстановки, реальностью и трезвостью взглядов, он всецело подкупил меня. Покинув заседание Круга, я долгое время находился под впечатлением его речи. У меня невольно крепла мысль, что именно этот человек сумеет найти почетный выход войску из весьма сложных обстоятельств, сможет поднять и увлечь казачество на борьбу с большевиками и, кроме того, действительно осуществить идею временной самостоятельности Дона, с чем так долго бились Калединское Правительство и предшествующие Войсковые Круги и что им оказалось не по силам провести в жизнь 133).
Только после настойчивых просьб и убеждений П. Н. Краснов согласился, наконец, выставить свою кандидатуру в Донские Атаманы.
3-го мая на утреннем заседании Круг Спасения Дона постановил:
"впредь до созыва Большого Войскового Круга, каковой должен быть созван в ближайшее время и, во всяком случае не позже двух месяцев по окончании настоящей сессии Круга Спасения Дона, вся полнота власти по управлению Областью и ведению борьбы с большевиками принадлежит избранному Войсковому Атаману" 134).
На вечернем заседании того же числа закрытой баллотировкой были произведены выборы Атамана. С глубоким сознанием огромной важности этого вопроса для войска и связанной тяжелой нравственной ответственности Круг, без обычных прений, огромным подавляющим количеством голосов облек своим доверием П. Н. Краснова. Из 130 голосов, 107 было подано за П. Н. Краснова. 13 против, при 10 воздержавшихся. Надо заметить, что избрание произошло не путем подпольных и закулисных интриг, подкупов, агитации, партийной борьбы, а лишь единством взглядов, молчаливой волей представителей казачества, голосом общества и горячим желанием вверить дело спасения родного края в наиболее критический момент в надежные, крепкие руки. Все страстно искали выхода из тяжелых испытаний, выпавших на долю Донского казачества и в П. Н. Краснове видели спасение.
Оставалось только окончательно склонить ген. Краснова принять это избрание.
Трезво оценивая обстановку и условия предстоящей большой работы, а вместе с тем хорошо зная обстоятельства, приведшие атаманов Волошинова, Каледина, Назарова к трагической кончине, П. Н. Краснов, прежде всего, желал обеспечить себе возможность плодотворной работы. Поэтому он соглашался стать Донским Атаманом, только в случае принятия Кругом Спасения Дона "Основных Законов", составленных им для Войска Донского.
4-го мая Круг рассмотрел и одобрил предложенные законы. И в этом заседании, при торжественной церемонии и бурных овациях всех членов Круга,
П. Н. Краснов принял Атаманский пернач - эмблему Атаманской власти.
Принятием основных законов, вся власть из рук коллектива переходила к одному лицу - Атаману, что обеспечивало возможность работы, вне ежедневной критики деятельности Атамана Кругом или Правительством, назначенным Кругом, как то было в Каледино-Назаровский период.
Предстояло творить и П. Н. Краснов предпочел работать один, будучи убежденным сторонником того, что на такую работу коллектив не способен. Свою мысль он однажды образно выразил так: "Творчество никогда не было уделом коллектива.
Мадонну Рафаеля создал Рафаель, а не комитет художников". Заслуживает внимания и то, что серые члены Круга, простые казаки - фронтовики чутьем угадывали крайнюю нужду иметь в тот момент во главе войска Атамана, наделенного неограниченными полномочиями. И как ни странно, но часть интеллигенции понять этого не хотела. Особенно та, которая своеобразно восприняв веяния революции, привыкла лишь болтать, все критиковать и ничего не делать.
Большевики уже были далеко и потому животный страх за жизнь рассеялся. Спокойное и сытое пребывание в тылу, создавало подходящие условия для критики во имя критики. Атаману в первую очередь бросили обвинение в стремлении к абсолютизму.
Обвинение подхватили "степняки" во главе с Пох. Атаманом ген. Поповым.
Последний, кстати сказать, сославшись на переутомление, демонстративно не пожелал работать с ген. Красновым 135). У Попова нашлась кучка единомышленников, живших мыслью, что только он должен и может быть Донским Атаманом. Они забывали, что генерал П. Попов был случайно вынесен на вершину волной казачьего движения и не учитывали, что он совершенно неспособен к занятию такого поста. Избрание Краснова Атаманом разрушило их планы и сделало несбыточными их мечты о разных ролях и постах, заранее ими распределенных между собой. Раздраженные этим, горя личной злобой и местью, они ушли в лагерь недовольных, пополнив собой ряды зарождавшейся тогда "оппозиции".
А между тем Войско Донское еще находилось под непосредственной угрозой противника и переживало такой момент, когда обстановка повелительно диктовала необходимость полного напряжения всех живых сил, когда требовалось во имя блага Дона и России, отбросить личные счеты и работать не покладая рук.
Не нашли сочувствия "Основные Законы" и в кругах Добровольческой армии. В них видели лишь лишнее доказательство, что Дон стремится стать на путь временной самостоятельности, независимо от Добровольческой армии. Это не отвечало взглядам генерала Деникина и дало почву для обвинения Дона и особенно Атамана Краснова в "самостийности". Так выростала новая преграда искренней дружбе Дона и Добровольческой армии.
Уже 5-го мая П. Н. Краснов назначил Управляющих отделами (министерствами) причем руководство обороной Донской земли возложил на Управляющего Военным и Морским отделами генерала С. Денисова, а начальником Войскового штаба и начальником штаба Донских армий назначил меня.
В этот день Круг Спасения Дона закончил свою сессию и делегаты Круга разъехались с полным сознанием выполненного ими долга перед Краем.
Главная заслуга Круга Спасения Дона была в том, что, проявив редкое единодушие, он создал сильную власть, дал ей легальный титул, а сам, чтобы не мешать работе этой власти, разъехался.
Облеченный доверием и полнотой власти ген. Краснов самостоятельно приступил к творческой работе не только по воссозданию Дона, но и по возвеличению Войска Донского, что должно составить содержание V части моих "Воспоминаний".
К сожалению, начались разногласия с главным командованием, которое не понимало казаков, не знало казачьего быта и истории казачества. Я, заведуя коннозаводством и ремонтированием армии, не имел отношения к этому разногласию, но болел душой, видя, что это разногласие идет во вред общему делу борьбы с большевиками...     Депутаты Большого Войскового Круга (парламент), неопытные и не понимающие дела, настроенные недобросовестными людьми, считали своей обязанностью не работать, не помогать, а все критиковать. Однажды на заседании Круга они вынесли недоверие командующему армией генералу Денисову, и генерал Краснов заявил, что недоверие генералу Денисову он принимает на свой счет. Недоверие Денисову – это недоверие ему, так как они работают вместе. Он положил пернач на стол и покинул зал заседаний.

    Войсковым атаманом был избран генерал-лейтенант Богаевский. Командующим армией стал генерал Сидорин.

Глава П.Н. КРАСНОВ с ангичанами на станции Чир

"Пуль медленно стал обходить шеренгу казаков, вглядываясь в каждого, временами останавливаясь, рассматривая у казаков одежду, оружие, иногда поднимая полы шинелей, ощупывая пальцами добротность сукна. Подойдя к какому-то горбоносому, бородатому казаку, стоявшему в строю, Пуль ткнул ему кулаком в живот. Казак охнул и выронил из рук шашку. Иностранные офицеры засмеялись шутке генерала.

- Нельзя так солдату живот выпячивать, - строго поджав губы, сказал Пуль побагровевшему от стыда казаку. Краснов с нарочитой любезной улыбкой перевел ему фразу, брошенную английским генералом. И когда тот отошел, гневно посмотрев на казака, прошипел:

- Подвел, подлец!

Константин подошел ближе, взглянул на сконфуженного старика и побагровел от стыда: он узнал своего отца. Избегая его смущенного, страдальческого взгляда, он прошел мимо(...)

- Сынок, - сокрушенно сказал он.

Константин вздрогнул и воровато огляделся вокруг: не наблюдает ли кто. Убедившись в том, что на них никто не обращает внимания, он недовольно спросил:

- Ну что тебе надо, отец?

Старик ошарашенно посмотрел на него.

- Да ты сын мне али кто?

- Сын, - мрачно промолвил Константин.
- Но ты сегодня в такую глупую историю влип, что мне просто стыдно с тобой разговаривать...

- С отцом стыдно?!

- Да, - сердито выкрикнул Константин.
- Именно с тобой, с отцом. Какой тебя черт заставил в этот дурацкий почетный караул становиться?.. А если уж стал, то надо бы не выпячивать брюхо, как беременная баба. И вообще-то, зачем ты сюда попал? Почему ты бросил дом, мать, семью?.. Ведь не могли же тебя мобилизовать, старика.

- Сам пошел, добровольно, - угрюмо буркнул Василий Петрович.

- Сам, - озлобленно усмехнулся Константин.
- Глупость сделал. В твоих ли летах это делать?

- Хотел помочь..."

Источник: Петр Бирюк.

" Примитивные казачьи окопы совершенно занесло снегом, черные фигуры казаков стали далеко видными, войска, жившие раньше в поле под открытым небом или в неглубоких землянках, стали жаться к деревням и селам. Борьба с Красной армией часто шла уже не по тактическим соображениям закрепления за собою того или иного узла позиции, того или другого опорного пункта, а из-за тепла и крыши.Уходящий, кто бы он ни был, старался возможно более ухудшить положение врага и жег, что только мог успеть сжечь и уничтожить. Вместо домов доставались обгорелые стены с зияющими окнами и дверьми, без стекол и без мебели. Здесь новые части устраивались, как могли. Завешивали чем попало - мешками и рогожами - окна и битком набивались в комнаты, чтобы согреваться животным теплом. В брошенных большевиками деревнях находили лазареты, полные больных, среди которых нередко лежали мертвые. Сыпной тиф косил Красную армию, и сыпной тиф передался и на Донскую армию.Нужна была частая смена белья, а его не было, нужно было мыло - его не хватало, нужны были лазареты - их не успевали открывать.
Болезнь, полубредовое состояние перед нею понижали дух армии. Казаки приходили в отчаяние. Война шла уже десятый месяц, а не только не видно было конца, но с каждым шагом вперед положение становилось все более грозным и тяжелым. Красноармейцы осенью говорили, что они воевать будут только до зимы, а зимою разойдутся по домам, а на деле зимою их атаки стали более решительными и смелыми, нежели раньше.
- Нельзя, - отвечали красноармейцы. - Не пойдешь - расстреляют. Комиссар требует, чтобы шли. А откажешься, и самого убьют, и семье несдобровать.
Вся Россия шла на Дон. Вся Россия шла уничтожить казаков и мстить им за 1905 год. "

Фотография: на станции Чир, январь 1919 г. скорее всего:
"6 января атаман с двумя молодыми английскими офицерами Эдвардсом и Олькот и французами Бертело и Эрлихом поехал в Вешенскую станицу", "
28 декабря в 11 часов утра в Новочеркасск прибыли английский начальник военной миссии на Кавказе генерал-майор Пуль, его начальник штаба полковник Киз и с ними три английских офицера, и представитель генерала Франше д'Эспере - капитан Фуке, представитель генерала Бертело - капитан Бертело и лейтенанты Эглон и Эрлих."- Краснов П.Н., стоит в центре фотографии.










117) На стр. 126 "Поход Корнилова", А. Суворин, заблуждаясь, говорит: "23 апреля донцы взяли Новочеркасск с помощью Семилетова, а 25 и Ростов с помощью отряда полк. Дроздовского и немцев".
118) Подобный взгляд приводит ген. Лукомский (Архив Русской Революции. том
5).
119) Большинство частей Добровольческой армии состояло тогда почти сплошь из офицеров.
120) "Донские Ведомости" от 4 февраля 1919 года, No 30.
121) "Свет во тьме" - очерки Ледяного похода. Газета "Возрождение", No 497.
122) К этому времени "Северная группа", как самостоятельная, существовать перестала. Постепенно она влилась в состав войск ".Южной группы".
123) В чин генерала был произведен за взятие Новочеркасска. В виду отъезда в Киев ген. Сидорина 30 апреля, был назначен начальником штаба Походного Атамана.
124) В чин генерала был произведен за "взятие" Новочеркасска.
125) Фамилии этого офицера сейчас не помню.
126) Положение на Донском фронте, надо полагать, делегатов не интересовало. Они даже не сочли нужным побывать в штабе и узнать боевую обстановку и наши ближайшие намерения.
127) Круг состоял из 130 делегатов. Председателем был избран есаул Г. П. Янов, умело и энергично поведший работу Круга.
128) "Архив Русской Революции". Том 5. Из воспоминаний ген. Лукомского, страница 141.
129) Председатель Круга.
132) Я привожу только отрывки его речи, наиболее запечатлевшиеся в памяти.
133) К. Каклюгин в Донской Летописи, том III, стр. 70, по этому вопросу говорит: "Идея о необходимости организации на Дону самостоятельной государственной власти была не нова. Ее обсудили, вырешили и применили к жизни Калединские Войсковые Круги и Круг Спасения Дона, присвоивши себе верховную власть". Как участник донских событий, я с этим никак не могу согласиться.
Быть может, длительные обсуждения Калединским Правительством привели к зачатию этой идеи, еще дольше ее вынашивали, но все же в конечном результате, плод оказался мертворожденным и к жизни неспособным.
134) Из постановлений Круга Спасения Дона.
135) 5 мая ген. П. X. Попов был произведен Кругом Спасения Дона в генерал-лейтенанты. Должность Походного Атамана была упразднена. Вместе с ген. Поповым уклонились от работы ген. Сидорин, Семилетов и другие "степняки", их единомышленники. Генерал Деникин далек от истины, утверждая (Очерки Русской смуты, том III, стр. 249), что ген. Попов был устранен от деятельности.Напротив, ему неоднократно предлагалось занять видный пост, но ген. Попов упорно отказывался, считая себя обиженным, что не попал в Донские Атаманы.
136) См. "Воспоминания", часть IV.
137) Историческое наименование "Всевеликое Войско Донское" было присвоено войску Кругом Спасения Дона по предложению ген. П. Н. Краснова.
138) На железнодорожных линиях только что освобожденного района оказалось разрушено 85 мостов и труб, сожжено до основания 12 зданий, много повреждено частично, попорчено водоснабжение и разобрано дочиста 55 верст пути. Из 111 паровозов, бывших к 20 июля в распоряжении Донской власти, 70 было совершенно непригодно для употребления, а из 394 пассажирских вагонов можно было использовать лишь 120. Состояние товарных вагонов было несколько лучше.
139) С 1 мая по 10 июня в лечебных заведениях Новочеркасска прошло раненых 3193 человека и больных 3665, причем на долю Добровольческой армии из этого числа приходилось: раненых 2420 и больных 1901, т. е. около 70%.
140) Генерала Фицхелаурова, полковников: Туроверова, Алферова, Мамантова, Абраменкова, Топилина, Епихова, Киреева, Быкадорова, Толоконикова, Зубова, Войск, старшин: Старикова, Мартынова и есаула Веденеева.
141) См. "Воспоминания", часть IV.
142) См. "Воспоминания", часть II.
143) 1-м Генерал-квартирмейстером был назначен ген. штаба полк. Кислов, II-м ген. штаба ген.-майор Райский, дежурным генералом - полк. Бондарев. Остальные начальники отделов были назначены позднее.
144) В планы Донского командования не входило создание частей из офицеров, по мотивам, которые будут указаны ниже.
145) Изменения, сделанные в Дисциплинарном уставе, были незначительны и касались: титулования офицеров "господин", прибавляя название чина. обращения к воинским чинам на "вы", затем порядка подачи жалоб, наказаний и других, совершенно несущественных изменений.
146) 20 мая штаб ген. Мамантова за N 483 доносил: "Призванных казаков около 10000 чел., из них с винтовками около 5000, патронов на винтовку русскую 25, снарядов на орудие 60". Таково, а часто и хуже, было положение всюду.
147) "Донская Летопись", том III, стр. 73 и 74.
148) С. Денисов, Г. Янов, И. Поляков, К. Греков, А. Фицхелауров и др.
149) Полагаю, что этот факт известен К. Каклюгину, как члену Круга. Кстати сказать, К. Каклюгин часто впадает в противоречие. Так, например, сначала он утверждает, что казачий порыв увлек за собой и все иногороднее население области, за небольшим исключением (стр. 73), а на стр. 102 он уже говорит обратное, заявляя: "Казачество только своими силами изгоняло большевиков из области, спасая от советского ига и себя и неказачье население. Между тем, вся тяжесть борьбы лежала на плечах казаков. Иногороднее население в массе своей, за некоторыми исключениями, не признававшее Советской власти, все же косо смотрело на казаков, не доверяло им, чувствовало себя "бесправным" и чуждым казачеству, в борьбе казаков с большевиками активного участия не принимало". Такое противоречивое освещение исторических событий крайне затруднит будущему историку отыскание истины.
150) Число иногородних почти равно числу казаков в Донской области, но значительная часть казаков была на фронте и, следовательно, в тылу в преобладающем количестве оставались иногородние.
151) Генералов: Фицхелаурова, Мамантова, Семенова и полковников: Алферова, Киреева и Быкадорова.
152) См. "Воспоминания", часть IV.
153) Генерала Деникина, например, сильно раздражало наличие в Донском штабе, с его точки зрения компрометирующего документа, говорившего о совместных действиях добровольцев и немцев под Батайском, почему он и настаивал на его уничтожении.
154) Так характеризовал мне состояние Добровольческой армии в момент ее прибытия в Задонье ген. Марков, посетивший меня в Новочеркасске в начале мая 1918 года и просивший меня помочь им всем чем мы можем.
155) См. "Воспоминания", часть IV.
156) Горчуков, ген. Семенов, Сидорин и полк. Гущин.
157) Копия письма была препровождена командующему немецкими войсками на Украине ген. Эйхорну.
158) Я не привожу полностью текст этих писем. Интересующиеся могут найти их частично в "Донской Летописи", том III, и в "Архиве Русской Революции", том V.
159) Это произошло в самом начале восстания, еще до ген. Краснова, когда почти весь Дон был под властью большевиков.
160) За первые два месяца мы получили от немцев: 11651 винтовку, 46 орудий, 88 пулеметов, свыше 100000 снарядов и около 12 миллионов патронов. Значительная часть этого имущества была нами передана Добровольческой армии и Кубанцам.
161) Во главе отдела внешних сношений в то время стоял ген. А. Драгомиров.
162) Об "Южной армии" я буду говорить ниже.
163) Ген. Деникин в "Очерках Русской смуты" (том III, стр. 60) политику германцев называет "бездушной и беспринципной". Не входя в оценку такого определения, не могу объяснить, на каком основании мы могли рассчитывать на лучшее к себе отношение, если немцы были наши враги.
164) Интересующиеся могут его найти в "Архиве Русской революции", том V, стр. 210-212.
165) По этому поводу состоялось совещание указанных лиц.
166) Письмо было "выкрадено" из отдела иностранных дел и подпольным путем в искаженном виде и с разными комментариями распространялось среди населения. Управляющие отделом иностранных дел в то время был ген. А. Богаевский, державшийся ориентации верхов Добровольческой армии.
167) У меня невольно часто возникала мысль, в какую бы форму вылилось на юге Белое движение если бы и Донская власть заняла по отношению немцев такую же позицию как Добровольческая армия. Вероятно, что при тогдашней психологи казачества и обстановке, это привело бы к преждевременному краху Белой борьбы на юге, в самом ее зародыше.
168) См. "Воспоминания", часть I.
169) См. "Воспоминания", часть II.
170) Наименование "армия" совершенно не отвечало тому, что принято понимать под этим словом.
171) См. "Воспоминания", части II и III.
172) Ген. Денисов с женой и двумя детьми ютился в двух комнатах, хотя при желании мог реквизировать для себя любой особняк, что обычно практиковалось в Добровольческой армии лицами, занимавшими несравнимо меньшее положение, чем он.
173) См. "Воспоминания", часть IV.
174) Привожу донесение ген. Кислякова ген. Деникину:
"Правительство и Атаман (тогда еще Походный - ген. П. X. Попов), сообщал ген. Кисляков, - не считает возможным подчинение Донской армии командующему Добровольческой армией. Мотивы такого решения - крайние опасения, что такое подчинение не своему (неказачьему) генералу может послужить поводом к агитации, которая найдет благоприятную почву среди казаков. Заявляют, что приход нашей армии на Дон крайне желателен и что совместные действия с казаками послужат к укреплению боевого духа последних. Словом, от подчинения отказываются, "унии" весьма хотят". ("Донская Летопись", том III. стр. 85).
175) Несколько раз, после моих докладов командующему армией и Атаману о важности овладения г. Царицыном, ген. Краснов просил ген. Деникина занять Царицын и обеспечить этим область войска Донского с востока. См. "Воспоминания", часть IV.
176) "Очерки Русской смуты", том III, стр. 71.
177) Он ссылается на приказ.
178) Несмотря на то, что Добровольческая армия перешла к системе пополнения путем принудительного набора, ее вожди сохраняли за ней термин "добровольческая".
179) Об этом я писал в первой части.
180) "Свет во тьме", очерки Ледяного похода. Н. Н. Львов. Газета
"Возрождение".
181) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 126.
182) Юридически мое положение было бесспорно выше представителя
Добровольческой армии. Однако, не считаясь с этим, я охотно посещал ген.
Эльснера, пока не убедился, что такую постановку дела он признает для меня обязательной. Едва ли надо доказывать, что такое положение было ненормальным. Представителей при моем штабе было несколько, и не мог начальник штаба тратить время на посещение их. Обычно последние приезжали в штаб и возникшие вопросы решались по взаимному соглашению.
183) Том III, стр. 118.
184) Архив Русской Революции. Том V, стр. 205.
185) Я не придавал никакого значения разным слухам, которыми окрестили ген. Романовского - "черным гением" Добровольческой армии, связывая с его именем все несчастья и невзгоды, выпавшие на долю Добровольческой армии. Погиб ген. Романовский в Константинополе от руки убийц в форме русских офицеров, оставшихся неразысканными и поныне.
186) и раньше и теперь, вне Родины, мне неоднократно приходилось слышать рассказы офицеров о том, как специальные агенты Добровольческой армии отговаривали их от поступления в Донскую армию, рисуя порядки в ней в весьма непривлекательном виде, и как настойчиво убеждали записаться в Добровольческую армию, обещая соответствующие должности. Офицеры верили, ехали и в результате часто пополняли собой места рядовых.
187) Некоторые офицеры сделали из этого своеобразный промысел или занятие. Отрицая советскую власть, они записывались в одну из Белых армий, а затем, под всякими благовидными предлогами, просили разрешения о переводе в другую армию, обычно отстоявшую от первой на десятки тысяч верст. Получив таковое, они, уже на законном основании, освобождались от участия в борьбе, бесконечно долго "собирались в дорогу", а затем длинными месяцами совершали свой переезд. Когда они прибывали а другую армию, они заблаговременно уничтожали свои командировочные документы и поступали в армию уже как добровольцы, с тем, чтобы в ближайшее время вновь проделать ту же комбинацию в отношении какого-либо другого отдаленного фронта. В 1919 году я встретил много офицеров на пароходе Добровольного флота "Могилев". Они ехали из Англии и Франции к адмиралу Колчаку. Некоторые из них чистосердечно рассказали мне свою одиссею.
188) Я вспоминаю свой разговор с ген. А. Келчевским (профессор Военной академии и бывший командующий IX Русской армией), когда он приехал к нам и обратился ко мне с просьбой принять его в Донскую армию. Первое, что я ему сказал, было: "Но ведь ты, вероятно, зачислен в резерв Добров. армии и обязан пройти там через "чистилище" - "реабилитационную комиссию" (учреждение чрезвычайно уродливое), в этом случае тебе надо для поступления к нам запастись разрешением Романовского".
"Ничего подобного, - ответил он мне. - В Екатеринодаре я несколько дней ожидал аудиенции, пока, наконец, Антон Иванович не соблаговолил принять меня, а приняв, с царские величием "обласкал" меня за мое пребывание на Украине, определенно дав мне понять, что я им неугоден и могу убираться на все четыре стороны. Я выбрал одну и приехал к тебе".
189) Ниже читатель найдет подтверждение моим словам.
190) Насколько подобные заверения Добровольческого командования были далеки от истины, можно видеть уже из того, что в момент отъезда Атамана Краснова из Донской области 6 февраля (Краснов отказался от атаманства ночью 2 февраля 1919 года) на ст. Ростов, рядом с атаманским поездом стоял первый эшелон Семилетовското отряда, только что прибывшей из Екатеринодара. Этот эшелон и я сам лично видел. Подтверждение этому факту можно найти еще и в Архиве Русской Революции, том V, стр. 321.
191) В числе других лиц, из Новочеркасска за вредную агитацию был выслан и председатель Государственной Думы М. Родзянко. Я настаивал, чтобы они высылались в Советскую Россию, а не на юг, к добровольцам, где, оседая они увеличивали лишь ряды нашей "оппозиции". Только осенью 1918 г. первая высылка к большевикам была применена к еврейке-студентке за агитацию среди студентов Ростовского Университета и за призыв к забастовке.
192) Иначе говоря это было то, что по словам ген. Деникина составляло "общественность" и что при решении вопроса "Дон" или "Добровольческая армия", когда союзники потребовали единства военного центра, - сказало свое "решающее" слово за вторую. "Очерки Русской смуты", том III.
193) Донская Летопись, том III, стр. 76.
194) Несколько раз я получал угрожающие анонимные письма от "группы Донских штаб- и обер-офицеров". В них требовали моего ухода с поста и предоставления места другим, оставшимся не у дел. В случае неисполнения этого требования обещали из-за угла послать мне пулю или бомбу. Кто были авторы и вдохновители таких посланий, я не сомневался. Меня больше интересовало другое: наряду с указанными, такие же письма слали мне и большевики, приговорившие меня к смерти. Последние особенно негодовали на меня за облавы в больших населенных пунктах, как, например, в Новочеркасске, обычно дававшие блестящие результаты. И бывало в долгие зимние вечера, после 14-18 часовой работы, я сравнивал полученные послания и откровенно должен сказать, что в моем сознании авторы одних и других, - отождествлялись.
195) Калединский "паритет" см. "Воспоминания", часть II.
196) Из речи Донского Атамана Войсковому Кругу 16 августа 1918 года.
197) Основное ядро его войск составили части, взявшие г. Ал. Грушевской. Кроме того к ним были присоединены отряды: 1-го Донского округа Войск. старш. Старикова, полк. Шиплова и есаула Веденеева из Донецкого округа: подъесаула Попова и Войск, старш. Конькова.
198) В приводимой мною численности красных войск входят только штатные части. Кроме того, большевики располагали на Донском фронте значительным количеством разных отдельных полков, сборных команд и отрядов, частей особого назначения, карательных отрядов и т. п., что не поддавалось точному учету, но что, в общем, составляло еще не менее 40 тысяч человек.
199) Я не привожу содержания этой программной речи. Интересующиеся могут найти ее в книге "Донской Атаман П. Н. Краснов" Г. Щепкина (стр. 27) или в "Донской Летописи". том III, стр. 330.
200) Число депутатов было 339 (265 от станиц и 74 от частей фронта). По занятию большая часть Круга (65 проц.) были - хлеборобы. По образовательному цензу только 11 процентов имело образование высшее и среднее, домашнее - 33 проц., а остальные - низшее.
201) Где же "самостийность" ген. Краснова, столь раздражавшая ген. Деникина. Разве в том, что П. Н. Краснов беззаветно любил Россию?
202) Г. Щепкин "Донской Атаман П. Н. Краснов", стр. 41.
203) Надо иметь в виду, что в казачьей массе Войсковой Круг тогда не пользовался в сущности особым авторитетом. См. "Воспоминания", часть II.
204) П. Агеев, Назаров, Дудаков. Харламов, Сидорин, Уланов, Скачков, Семилетов. Бабкин, Семенов, Гнилорыбов и несколько других. Одни из них впоследствии остались на службе у большевиков, другие, раскаявшись, вернулись в Совдепию уже из эмиграции.
205) "Донская Летопись", том III, стр. 102-103. Такое утверждение более чем субъективно. На самом деле только демагогов, злобно настроенных к Атаману, его речь не удовлетворила.
206) Эту речь целиком приводит Г. Щепкин в - "Донской Атаман П. Н. Краснов", стр. 42.
207) ".. .Дон одинок в борьбе, что Добровольческая армия занята частной задачей - очищения Кубани..."
208) Из писем ген. Деникина ген Лукомскому (Архив Русской Революции, том VI, стр. 93 и 94).
209) Во главе отдела Иностранных дел был тогда ген. А. Богаевский.
210) Из постановлений Круга. "Донской Атаман П. Н. Краснов" Г. Щепкин, страницы 74 и 75.
211) Отличительной чертой ген. А. П. Богаевского всегда было его двуличие.
212) Был членом Круга.
213) Военный кругозор и подготовка этого офицера к ответственной работе лучше всего характеризуется тем, что для него непосильной задачей явилось составление схемы телефонных и телеграфных линий, которые необходимо было построить, дабы обеспечить на Дону полную и надежную связь как штаба с фронтом, так и последних между собою, конечно, с наименьшими затратами средств и времени. Вместо этого он каждый раз представлял схему существующей связи.
214) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 62.
215) Ген. Лукомский впадает в глубокую ошибку, утверждая, что оттяжка выборов Атамана была сделана ген. Красновым с целью выиграть время и дать страстям перебродить. Наоборот, для сторонников Атамана и для него самого было весьма выгодно ускорить выборы, так как обстановка крайне благоприятствовала нам. Выборы фактически затягивала оппозиция, дабы иметь время изменить настроения Круга в свою пользу. Архив Русской Революции, том V, стр. 94.
216) Ко мне временами приходили члены Круга и сетовали, что среди депутатов упорно распространяется слух, что я не казак, что я - не офицер генерального штаба, а незаконно присвоил себе это звание, что, наконец, при случайных военных неудачах намекают на мое умышленное содействие этому. Вот на какие подлости пускались некоторые депутаты Круга, ослепленные звериной злобой и местью.
217) Они, надо полагать, опасались, что в случае, если партии, настроенные союзнически одержат на Круге победу, то оружие, выданное ими, может быть, если не пущено в действие против них, то все же обращено в их сторону.
218) От кого он получил письмо, он не назвал и не мог бы назвать, ибо фактически такого письма не существовало.
219) Эта часть речи нигде не приведена в печати. Остальную ее часть можно найти у Г. Щепкина "Донской Атаман П. Н. Краснов", стр. 58 и 59.
220) Из Указа Большого Войскового Круга от 15 сент. 1918 г. (выдержка).
221) Приказ Донской армии No 844.
222) Выше я указывал, что обвинение в этом нам бросили и круги Добровольческой армии. См. письмо ген. Алексеева.
223) Совещание в ст. Манычской 15 мая 1918 года.
224) В общем это могло бы составить армию в 45-50 тысяч бойцов.
225) Наряду с явными вымыслами о каких-то тайных договорах Дона с Украиной, Екатеринодарская газета "Россия" (от 7 сентября 1918 года, No 19) не стеснялась помещать уже и такую чушь: "...В-третьих, Германия стремится использовать в борьбе с чехословаками так называемую "Южную армию"... от лиц, вступающих в Южную армию, отбирается обязательство воевать, если потребуется, против чехословаков и тех, кто будет с ними"...
296) Приказ Всевеликому войску Донскому от 11 окт. 1918 г. No 1192.
227) Около 2 тысяч человек.
228) Том III, стр. 120.
229) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 256.
230) Ген. Фицхелауров высоко ценил Полк. Манакина, как талантливого офицера.
231) Ни командующий Донской армией, ни я на этом свидании не присутствовали. Атамана сопровождали только ген. М. Свечин и два адъютанта.
232) Ген. Деникин в это время не желал уже непосредственно сноситься с Донским Атаманом.
233) См. "Архив Русской революции", том VI.
234) Приказ Всев. Войску Донскому No 844.
235) Шесть отлично организованных дивизий.
236) Все это касается только Действующей Донской армии. Молодая Донская армия, воспитанная на старых твердых основаниях, совершенно не была подвергнута этим явлениям.
237) Позднее свыше 1 000 верст.
238) Эта дивизия находилась на фронте против Добровольческой армии. Командование последней не уведомило меня об исчезновении дивизии с их фронта, почему ее появление у нас было неожиданным и неприятным сюрпризом.
239) Приказы Всев. Войску Донскому от 24 октября 1918 г. за No 1274 и от
15 ноября за No 1512.
240) "По заявлению одного из членов Круга, только что прибывшего их Екатеринодара и располагающего сведениями из вполне достоверного источника, десант союзных войск в Новороссийске ожидается в ближайшем будущем. Главный контингент десанта составят черные туземные войска - Сенегальские и Мадагаскарские". "Приазовский Край" от 6 ноября 1918 г.
241) Газета "Донские Ведомости", 2 февраля 1919 года, No 28.
242) Газета "Приазовский Край" от 14 ноября 1918 года.
243) Ген. Лукомский в гражданскую войну боевыми операциями непосредственно не ведал, близко к войскам не стоял, находясь все время в тылу, и ведая вопросами порядка административного. В силу этого, его рассуждения зачастую носили характер чисто кабинетный, вне зависимости от условий и обстановки. Военное положение было тогда таково: против Дона развернулось пять Советских армий, против Добровольческой армии и Кубанцев - одна, причем изолированная от центра и уже довольно потрепанная и дезорганизованная.
244) Ген. Лукомский сулил нам выгоды и говорил, что ими от союзников уже получено 13 тыс. винтовок и, если будет единое командование, то часть этого оружия пойдет и для Донской армии.
245) Это все целиком приведено в моем рапорте Управляющему Военным и Морским отделами от 14 ноября 1918 года за No 2511, написанном мною по возвращении в Новочеркасск. Между тем, ген. Деникин почему-то в своей статье "История", помещенной в "Донской Летописи" (том III, стр. 361-371), приписывает мне наивные по форме и искаженные по смыслу, речи. Сам он на этом совещании не присутствовал, а стенографического отчета не велось. Впрочем, это - дело его совести. Большего внимания заслуживает то, что тогдашнее состояние Донской армии тот же автор характеризует так: "Уже в ноябре месяце, - говорит он, - не взирая на успех, в армии чувствовалась некоторая моральная неустойчивость". (Очерки Русской Смуты, том IV, стр.62). Чувство - скажу я - качество чисто субъективное и, если ген. Деникин, сидя за сотни верст от Донского фронта, чувствовал моральную неустойчивость Донской армии, то честь ему и хвала, ибо это - дар от Бога. Но мне думается. что в этом кроется что-то и другое, быть может, не одно только чувство. Надо полагать, что ген. Деникину был известен доклад начальника штаба Донских армии о положении на фронте не только с внешней стороны, но, главным образом, с внутренней, невидимой, так сказать, для обычного наблюдателя, но зато хорошо известный начальнику штаба армий, отдававшему тогда все время фронту. И было бы с его стороны справедливее сказать, что в то время, как Донская армия в ноябре месяце 1918 года одерживала победу за победой, ее начальник штаба на совещании 13 ноября в Екатеринодаре, открыто заявил, что победы его не радуют, что за ними кроется мрачное будущее и что если через месяц-полтора Донская армия не получит помощи, то она надорвет последние силы и неудержимо покатится назад. Там же он горячо убеждал присутствующих бросить всякую мысль о возможности снятия с Донского фронта хотя бы одного бойца. Не было бы лишним здесь добавить, что такое утверждение Начальника штаба Донских армий представители Добровольческого командования встретили, по установившейся у них традиции, не только с недоверием, но и с явным негодованием и осыпали его упреками и градом эпитетов, каковым, во всяком случае, на деловом совещании не могло быть места.
246) Приказ Всевеликому Войску Донскому от 22 ноября No 1582.
247) В. Лебедев краткое время был у нас на роли министра. После некрасивой аферы, вскрытой мною при помощи начальника Донской авиации полк. Усова, о стремлении его продавать Дону непринадлежащее ему авиационное имущество, он перекочевал в Екатеринодар, где был, несмотря на это, генералом Деникиным возведен на пост министра.
248) Прибыло: три английских офицера: кап. Бонд и лейтенанты Блумфельд и Монро и 10 матросов; французов было тоже трое: кап. Ошэн и лейтенанты Дюпро и Фар и 10 матросов.
249) От Добровольческой армии присутствовали: ген. Боровский и полковники Скоблин и Шкуро; от Кубанского войска - ген. Гейман и член Рады П. Макаренко, от горцев - г. Гатагоу.
250) Я привожу речь в том переводе, как она была опубликована в газетах.
251) Мне думается, что после этого у иностранцев могло даже создаться впечатление, что на Дону настроение монархическое, но я бы сказал, это не совсем отвечало действительности.
252) Донские Ведомости, от 27 ноября (10 декабря) 1918 года. При оценке речей Французских и английских офицеров надо иметь в виду, что главы союзных военных миссий находились тогда в Екатеринодаре при ставке ген. Деникина и прибывшие в Новочеркасск иностранные офицеры уже получили от них соответствующие инструкции, как они должны себя держать и что говорить.
253) Офицеров не тронули, но принудили разойтись по домам.
254) Верхне-Донской полк.
255) Так говорил и устанавливал "границы" помощник главнокомандующего той армии, которая на своих знаменах имела: "Единую, Великую, Неделимую" и который обычно восставал против "самостийности".
256) О "величии" ген. Деникина мне много приходилось слышать от лиц, умудренных житейским опытом и убеленных сединами (ген. Н. Мартос, А. Кельчевский).
257) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 65.
258) Первый раз он прибыл в столицу Дона в начале февраля месяца, после отставки ген. Краснова.
259) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 65.
260) В эмиграции мне неоднократно пришлось встречать офицеров-добровольцев, искренне рассказывавших мне о порядках, существовавших в Добровольческой армии.
261) Что представляла контрразведка Добровольческой армии, испытал лично и я, проживая весной 1919 года в Гелинджике, как частное лицо, находясь, как начальник штаба Всевеликого Войска Донского в 4-х месячном отпуску. Произвол ее чинов дошел до того, что я был вынужден пригласить к себе начальника пункта и решительно ему заявить, что при повторении некорректностей его чинов, я протелеграфирую ген. Романовскому и попрошу его оградить меня от издевательств.Мое заявление подействовало и меня оставили в покое. Легко себе представить, что же они проделывали с теми, кто не был в состоянии себя защитить.
262) Думаю, что армия совсем бы не существовала и с этим согласится каждый, кто знал обстановку на юге России весной 1918 года.
263) Протокол составлен стенографически есаулом А. Агеевым, убитым в 1921 году в Болгарии, и является редким и единственным, весьма важным историческим документом. По моему указанию, он стоял вне вагона, в котором находились только лица, принимавшие участие в совещании, приоткрыв немного дверь, слышал все разговоры и, прекрасно зная стенографию, записывал их. Прибыв в Новочеркасск, он был изолирован и всю ночь в штабе переписывал протокол, который в готовом виде утром следующего дня получили: Донской Атаман ген. П. Н. Краснов, командующий армиями ген. С. В. Денисов и я.
264) Больше в вагоне-салоне никого не было. Все адъютанты и офицеры для поручений оставили вагон.
265) В действительности же специальный пароход, посланный Донским командованием для перевозки орудий, долгие недели стоял в Севастополе, ожидая разрешения на вывоз орудий.
266) Казачий офицер, перешедший к большевикам.
267) Прокламации Миронова.
268) Донские генералы, дезертировавшие с Дона в ставку Добр. армии.
269) От Кубанцев никто не присутствовал.
270) Приказ Российским армиям на земле Всев. войска Донского находящимся от 26 декабря 1918 года, No 9.
271) Газета "Донские Ведомости" от 29 декабря 1918 года.
272) Газета "Донские Ведомости" от 30 декабря 1918 года.
273) Архив Русской Революции. Том V, стр. 295-296.
274) Снаряды, конечно, высланы не были.
275) Газета "Донские Ведомости" от 30 декабря 1918 года.
276) разговор обычно происходил по аппарату Юза.
277) Представитель Донского командования при Ставке.
278) В "Очерках Русской Смуты", том III, стр. 61, ген. Деникин этого депутата уже именует "донским демагогом, социалистом, ныне большевиком".
279) Надо понимать - Донское командование.
280)Эта фраза в тот же день сделалась известной многим. Вечером ген. Смагин, наш представитель при Главнокомандующем, передал мне (возможно, по просьбе Деникина), что ген. Деникин как будто бы раскаивается, что дал волю своему чувству, забыв, что он - Главнокомандующий, выслушивающий доклад начальника штаба той армии, подчинить которую себе он так упорно добивался.
281) Ген. Май-Маевский запретил вывоз с порохового завода, находившегося на ст. Караванная, тринитротолуола и аммонала, необходимых для снаряжения снарядов на нашем Таганрогском заводе, работавшем для всего юга.
282) Посланный за этими орудиями на специальном пароходе офицер телеграфировал в Новочеркасск: "Адмирал Конин получил приказание ген. Деникина никому покамест ничего не давать".
283) После отставки Краснова на Донском фронте немедленно появились Добровольческие и Кубанские части.
284) "Архив Русской Революции", том V, стр. 300-306.
285) Кап. Фукэ выдавал себя за офицера генерального штаба, но как выяснилось, он кончил лишь ускоренные курсы военного времени и, в сущности, был лишь суррогат офицера генерального штаба.
286) "Архив Русской Революции", том V, стр. 309.
287) "Очерки Русской Смуты", том IV, стр. 76.
288) "Архив Русской Революции", том V, стр. 303.
289) Номера газеты "Истина" с циничными выпадами против Атамана и Донского командования появились, например, на фронте вместе с Рождественскими подарками. Таким образом казачий фронт засыпался прокламациями с двух сторон: спереди - большевиками, сзади - "своими".
290) 20 января 1919 года Краснов писал главнокомандующему: "1-го февраля съезжается Круг и, если я не получу от Вас моральной поддержки и требования остаться на своем посту, я буду настаивать об освобождении от несения обязанностей Донского Атамана"...
291) Ген. А. Богаевский был на Дону управляющим отделом Иностранных дел и одновременно председателем Совета управляющих. Как старый сослуживец ген. Краснова, он пользовался его любовью и особым доверием. К сожалению, этого доверия ген. Богаевский не оправдал. Примкнув к оппозиции Атаману, он исподволь вел интриги против ген. Краснова и в то же время являлся передатчиком всех наших тайн ставке, да еще с известными комментариями, соответствовавшими вкусам Екатеринодара. За эту его деятельность ген. Деникин дает ему блестящую аттестацию, говоря: "Было два человека - Богаевский и Эльснер (Очерки Русской Смуты, том III, стр. 126), оба люди спокойные и уравновешенные, которые больше других работали над тем, чтобы сгладить трения между Новочеркасском и ставкой Добровольческой армии, но им это решительно не удавалось". Если считать передачу наших секретных сношений отдела Иностранных дел - деянием полезным и могущим улучшить взаимоотношения Донского и Добровольческого командований, то тогда еще можно с этим согласиться. Но мне думается, что это было не что иное, как
подливание масла в огонь вражды между Донским и Добровольческим командованиями.
   Факты передачи секретных бумаг подтверждает и сам ген. Деникин, говоря: "...но вскоре мы получили копию инструкции, данной Атаманом послу своему ген. Черячукину, посланному в начале июня на Украину, а также второго письма, отправленного 5 июля Германскому Императору..." (Очерки Русской Смуты, том III, стр. 60). Роль ген. Богаевского весьма метко характеризовал ген. Денисов, неоднократно предостерегая меня держаться в стороне от Африкана Петровича и часто повторяя: "Петр Николаевич (Краснов) у себя на груди откармливает змею".
292) Председатель Круга.
293) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 249.
294) "Архив Русской Революции", том V, стр. 205.
295) Командующим фронтами мною было объявлено, что в любое время дня и ночи они могут вызывать меня к аппарату.
296) "Архив Русской Революции", том V, стр. 313.
297) В качестве добровольного защитника преступной и вредной для общего дела деятельности этих лиц, выступил ген. Деникин, выставляя их "жертвами Красновского произвола" ("Очерки Русской Смуты", том III, стр. 249).
298) Мой письменный доклад командующему армией и Атаману, после совещания в Екатеринодаре 13 ноября 1918 года.
299) Сообщения о заседаниях Войскового Круга 1-8 февраля 1919 года.
300) Совершенно правильно ген. Краснов описывает это заседание Круга и предельно точно дает оценку ораторам, выступавшим против Денисова.
301) Ускоренных выпусков академии. Сначала был в эмиграции, а затем передался большевикам.
302) "Архив Русской Революции", том V, стр. 315-316.
303) "Архив Русской Революции", том V, стр. 17.
304) "Донская Летопись", том III, стр. 143.
305) Представители Черкасского, Ростовского и Таганрогского округов, наоборот, вынесли доверие. Так фактически происходило это заседание. Между тем К. Каклюгин ("Донская Летопись", том III, стр. 143), давая волю своей фантазии, пишет, что вопрос недоверия командующему армией и начальнику штаба, поставленный на решение В. Круга, был решен всем В. Кругом, за исключением одного голоса, в смысле недоверия, что является беззастенчивым его вымыслом, искажающим фактическую действительность. Автор.
306) "Архив Русской Революции", том V, стр. 318.
307) В общем, члены Донского Парламента, в массе своей, не выдержали экзамена на политическую зрелость. Они пошли за кучкой демагогов и подстрекателей против Атамана, Донского командования и порядка существовавшего на Дону и не осознали, что являются лишь игрушкой в руках тех, кто в свои руки захватил В. Круг. Они не поняли того, что у этих вожаков нет никаких высоких побуждений в отношении Дона и что их главными побудительными мотивами является удовлетворение личной мести и злобы, стремление занять теплые местечки и обеспечить свое личное благополучие. Выдающегося Донского Атамана генерала П. Н. Краснова валили при помощи ген. Деникина... и свалили, передав пернач безвольному и во всем послушному заправилам на Круге. А свалив и подчинив во всех отношениях Дон ген. Деникину, сами выказали полную свою несостоятельность к созидательной работе.В конечном результате эти "правители и законодатели" докатились до Новороссийска, где нашли: "казакам нет места на судах", и где разыгралась небывалая в истории казачества трагедия, как следствие преступной их нераспорядительности. Казаки в числе десятков тысяч были брошены на милость большевиков, а "законодатели" озаботились лишь спасением самих себя.
308) Атаман Краснов не разрешил уволить меня в отставку, несмотря на мои повторные просьбы, в этом мне отказало и новое Донское правительство, считая необходимым привлечь меня к работе.
309) Обстановка на фронте к этому времени значительно улучшилась. Отовсюду шли хорошие, радостные вести о наших победах.
310) Приказ Всевеликому Войску Донскому от 2 февраля 1919 года No 280.
311) речь генерала Деникина приведена полностью в газете "Донские Ведомости" от 4 февраля 1919 года, No 30.
312) Приказ Всев. Войску Донскому No 281 от 5 февраля 1919 года. Интересно, что в этом приказе обо мне не упомянуто, и таким образом я, оставаясь начальником штаба Войска, числился в отпуску, что и было проведено в приказе по Войску от 2 февраля 1919 года.
314) "Донские Ведомости" от 6 февраля 1919 года, No 32.
315) "Донские Ведомости, от б февраля 1919 г.. No 32. Отчет о заседании Круга 4 февраля и доклад В. Харламова, в котором красной нитью проходит его настойчивое желание убедить депутатов Круга в пользе для Дона от ухода ген. Краснова.
316) Мне невольно приходит одно сравнение: когда в конце 1919 г. произошла трагедия вооруженных сил юга России, то войска потеряли веру в вождя генерала Деникина, что и решило его участь; иное произошло с Красновым: войска остались ему верны и преданы, а Донской парламент, подогретый кучкой демагогов, при участии верхов Добрармии, свалил Краснова.
317) Отчет о заседании Круга 7 и 8 февраля 1919 года.
318) Формирование этого отряда упорно отрицали генералы Деникин и Драгомиров.
319) "Донские Ведомости" от 12 февраля 1919 года, No 37. Постановление Круга об избрании комиссии для приветствия возродившихся партизан, и "Донские Ведомости" от 5 марта, No 54, статья "Смотр".
320) Я всегда был противником участия в гражданской борьбе детей, не окрепших физически, считая, что польза приносимая ими далеко не соответствует жертвам.
321) Известный своей вредной деятельностью в Петербурге в дни революции, а на Дону арестованный за поведение несоответствующее званию офицера и агитацию против Атамана. Наконец и в эмиграции его деятельность весьма сомнительна.
322) См. "Воспоминания", часть III и IV.
323) Об этом полковнике упоминалось выше.
324) См. "Воспоминания", часть II.



    Почти все время я был в разъездах. Несколько раз я побывал на своем бывшем зимовнике и иногда урывками охотился. Один раз, проезжая вдоль Манацких лиманов, я остановил автомобиль и спросил шофера: «Что это за темная полоса на воде у камыша?» – «Водоросли?» – «Нет». – «Это грязная отмель?» – «Нет». – «Так что же это?» – «Это сидит птица – утки, кулики, чибисы и прочее». – «Не может быть». – «Ну, поедем дальше». По мере нашего приближения птица разлеталась и, покружившись, опять опускалась сзади нас. Шофер был поражен и говорил, что никогда ничего подобного не видел.

    20 июля 1919 года приказом Донскому Войску я произведен в генерал-лейтенанты.

    В гирлах (рукавах – Ред.) Дона были заповедные воды. Никому там не разрешалось ловить рыбу сетями. Весной эта рыба расплывалась по всему Дону и его притокам. Сотня казаков под начальством офицера охраняла в гирлах эту рыбу. В распоряжении заведующего охраной гирл Дона был паровой катер.

    Военный министр генерал Куропаткин во время посещения им Донской области, покончив с делами, просил угостить его рыбной ловлей. От Ростова на катере повезли его в гирлы и, бросив якорь в одном месте, предложили начать рыбную ловлю. Через минуту генерал Куропаткин вытащил огромного сазана (карпа), потом сейчас же другого, и в самое короткое время карпами наполнился весь катер. Потом, в Петербурге, делая доклад о своей поездке, Куропаткин написал, что рыбы в Дону так много, что этой рыбой с Дона можно было бы прокормить всю Европейскую Россию.

    Во время Гражданской войны заведующим охраной гирл Дона был М.М. Алфераки*),  компаньон Балабина по охоте в гирлах Терека.

*) АЛФЕРАКИ М.М. -

    Он рассказывал, что иногда какая-либо станица подавала прошение на Высочайшее имя, чтобы закинуть «один раз» невод в гирлах Дона на построение храма в станице. Во время Гражданской войны такое прошение было подано Войсковому атаману при М.М. Алфераки. Разрешение было дано. В газетах объявили торги на этот невод. Было много желающих. Устроили аукцион и продали невод за огромную сумму, к сожалению, не помню какую. Купивший невод пригнал в Елизаветинскую станицу несколько барж и заручился продажей рыбы в нескольких магазинах Ростова, Нахичевани, Таганрога и других мест. Ко дню ловли, объявленному в газетах, съехались много любопытных. М.М. Алфераки, как заведующий всем, стал на лучшем месте, где рыба с невода будет течь в подставленную баржу. Он вооружился сачком, чтобы поймать более интересный экземпляр. Наконец страшная лавина рыб потекла с невода в баржу. Алфераки хотел схватить что-то мелькнувшее белое, но его сачок так потянуло этой лавиной вниз, что он едва удержал его в руках, конечно, без рыбы. Наполнили одну баржу, другую, третью... Не помню, сколько было барж.

   Конечно, были в гирлах и браконьеры. Ведь один удачный невод обогащал семью на всю жизнь. По браконьерам всегда стреляли без предупреждения – были и раненые, и убитые.

    Хотя наша Донская армия, продвигаясь на север после больших сражений, очистила донскую землю от большевиков, но чувствовалось, что нам не удержаться и все-таки придется эвакуироваться за границу. Ведь на Дон навалилась вся Россия. А из Петрограда и Центральной России многие, спасаясь от большевиков, прибыли в Новочеркасск...

Источник: Евгений Балабин. Далекое и близкое, старое и новое

С. Г. Сватиков — В.Л. Бурцеву
г. Ростов-на-Дону, 1919 — 29 янв[аря] ст[арого] ст[иля]
 
Бурцев за рабочим столом
Дорогой Владимир Львович.
Большим счастьем для нас обоих было узнать из какого-то большевистского органа, что Вы освобождены, а потом, что Вы уехали. Куда? Никто не знал 1). Я покинул С [анкт]-П [етербург] в ноябре 1918 г.2), когда мне в Смольном дружески посоветовали ехать. Я пришел снова хлопотать о свидании с Вами. Приезжал в П[етро]-П[авловскую] крепость, хотел пройти по старому разрешению, но там уже вожжи были подтянуты и тов. Благонравов 3) меня к Вам не пустил. Представьте себе горе Пол[ины] В[асильевны] 4) , в Вас влюбленной. Я был глубоко и искренне огорчен. На Дону я видел всех людей ноябрь-февральского казачьего движения, видался и работал с Корниловым и Алексеевым 5). Первый из них, памятуя нашу совместную работу в С[анкт] -П[етербурге], был ко мне очень внимателен. Когда кольцо у Ростова замыкалось, Корнилов вызвал меня, сказал, что совещался с дон [ским] атаманом Назаровым 6) и признал положение безнадежным. Эвакуация раненых началась раньше, но только что решено уходить. Предлагал мне идти с ними. Я сказал, что в обозе быть грузом не хочу, а ружья мне давать он не хотел. Рискнул остаться. В городе мало кто знал моем пребывании, а пришедшие большевики не знали меня. Я обнял Корнилова, который сменил свое пальто мещанина на офицерскую походную шинель. Папаха и сапоги остались те же.— “Увидимся ли, С[ергей] Г[ригорьевич] ?” — спросил Л[авр] Г[еоргиевич].— Я шутил: “Эх, Л[авр] Георгиевич]. Вы можете сказать: я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от Александра Федоровича, и из Быхован 7). Конечно, увидимся! Что бы Вас ни ждало — лавры Цезаря или корона, но терновый венец я уже вижу на Вашей голове. Во имя свободной России, единой России — с Богом — к победе!” Корнилов приказал караулу выходить. На улице строился еще последний отряд, на тротуаре. Подъезжали повозки Кр[асного] Креста с белым верхом.
Какая-то сестра милосердия, видимо, офицерская жена, причитает: “О, Господи, из Пруссии отступали, с Карпат, по так — никогда не приходилось”. Ночь упала на землю... И вдруг стало тихо на улице, все опустело... Я вошел в Парамоновский дворец 8), где только что звучали шаги в зале с колоннами, всюду было пусто... На столе в кабинете разведки пылали зажженные бумаги, огонь готов был охватить мебель.— “Что же, барин,— спросил меня сторож,— али дому гореть, чтобы большевикам не доставался?...” Я приказал тушить пожар, сложить все бумаги из дома костром на дворе. Прибежавшие в дом сестры милосердия помогали таскать бумаги. Когда они отъехали от дома, я стал у калитки в решетке дома. Скакали офицеры, спрашивали, здесь ли штаб, и спешили дальше на восток. Прибежала группа рабочих.— “Ушли?” — “Пет еще, в доме караул и останется до 2 ч [асов] ночи, уходите”.— Группа убежала. Прискакал старый полковник,— “Здесь ли поручик Ивановский? Скажите, если заедет, что отец достал лошадь и присоединяется к отряду”. С севера неумолчно гремели пушки и летели снаряды. Целили, видимо, по Парамоновскому дому. Снаряды рвались все ближе и ближе, недолет, перелет. Прибежали 2 англ [ийских] офицера.— “Где Корнилов?” — “Штаб выступил!” Тут снаряд упал вблизи. Англичанин, ложась, толкнул и меня:— “Да ложитесь же!” Через минуту встали, обнялись. Они пошли спешно в город, я в дом, обыскал столы Алексеева и Корнилова. У Л[авра] Г[еоргиевича] на столе лежал горчичник, ни клочка писаной бумаги. Костер с бумагами, снесенными мною и сестрами, уже догорал на снегу. Я выглянул на улицу. Выйти сюда было уже опасно. Справа и слева по Пушкинской надвигались группы местных жителей, большевиков и просто думавших пограбить. Дом был очищен от бумаг. Сторож причитал над обстановкой, лампами, горевшими на столах и пишущими машинами.— “Все „им" достанется”. Выходя из калитки на заднюю улицу со сторожем, мы услышали радостное “ура”. Толпа проникла с улицы, и новые хозяева радостно занимали дворец. На Садовой 9) было пусто, всюду лежал белый, глубокий, только что выпавший снег, ярко светили фонари, но нигде ни одного человека. Глухо, как в деревне...
Пушки за городом гремели. Большевики не решались входить в город, не веря слуху об уходе добровольцев... 10) Кое-где раздавались отдельные выстрелы!... Потом мы пережили 74 дня “советской” власти, видели убийства на улицах, обыски. Приходили арестовывать сестру за “саботаж”, хотели убить меня, обстреливали с перепугу дом из пулемета. Смерть была вокруг и вблизи — не раз. Па первый день Пасхи отряд Дроздова 11) ворвался в город с запада, у нашего дома стояла пушка, и по ней били оттуда, а от ее выстрелов сотрясался весь дом. На четвертый день канонада усилилась, за Доном горел поезд со снарядами, снаряды рвались непрерывно. И вдруг стало тихо. Дроздовцы-офицеры ехали верхом с востока по Б[ольшой] Садовой. Кто-то крикнул: “Корнилов, Корнилов — впереди!” Я выбежал, задыхаясь, на улицу, но это был не Корнилов, и не корниловцы 12). Дроздовский отряд обошел Ростов, помог восставшим казакам взять Новочеркасск и ворвался в Нахичивань. Толпы народа запрудили тротуары, кричали — ура, Христос воскресе. Но они ничего не знали о Корнилове, эти офицеры, пришедшие сюда с боем с румынского фронта. Вдруг кто-то закричал: “глядите, глядите, немцы!” 13) С запада черной сплошной массой двигались германцы в касках. Дойдя до Малого просп [екта] 14) они круто поворачивали на юг к Дону. Через 4 дня я уехал спешно на свидание с ген[ералом] Алексеевым, в ст[аницу] Мечетинскую. Деникин был в потрепанном тулупчике с обветренным лицом и бородою лопатой. Глядя на него думалось, как у Тургенева: “Экий чуйка!” — “Скажите, С[ергсй] Григорьевич],— спросил меня Алексеев,— не знаете ли, где этот сукин сын Керенский?”
Теперь о деле. Вы знаете, конечно, что II. Е. Парамонов приглашен Деникиным быть министром пропаганды и агитации. Мысль подал полк [овник] Киз, помощник ген [ерала] Пуля 15), присланного сюда для информации. Он говорил, что нужно вести пропаганду в Европе, ибо дело не в правительствах, а в народе; последний же под влиянием колоссальной большевистской пропаганды, утверждающей, что б[ольшеви]ки — социалисты etc. Н[иколай] Е[лпидифорович] предложил мне ехать в Париж, найти Вас (мы не знаем, где Вы), организовать издание книг, брошюр и листовок, а Вас просить взять на себя управление Российским] Тел[еграфным] А[гентством] за границею. Однако ему Краснов навязывает в товарищи Ф. Д. Крюкова, который из русскобогатовца превратился в яркокрасновца 16). Другим товарищем приглашен, кажется, Д. Д. Гримм 17), чтобы заменять Н[иколая] Е[лпидифоровича] в заседаниях в Ставке. Я остаюсь каким-то товарищем сверх комплекта, и не прочь отказаться, если не поеду за границу. Ставить меня на утверждение Н[иколай] Е[лпидифорович] не решается из-за моего столкновения с ген[ералом] Драгомировым 18). Этим летом два германских агента, офицеры, штабс-капитаны Панченко и Васильев сделали вооруженное нападение на мою квартиру ночью, чтобы убить меня за статью якобы о Николае II, на самом же деле из-за того, что я верно, все время германской оккупации, держался союзнической ориентации. Они разбили дверь и, не найдя меня (я побежал в соседнюю квартиру вызывать милицию по телефону), стреляли в упор в мою сестру — хозяйку квартиры, и бежали, услышав приближение людей на помощь. Они потребовали письменно от меня, чтобы я взял назад слова о Николае. Я отказался, равно и от дуэли, предложенною “группою офицеров, сторонников династии дома Романовых”. Я отказался, полагая, что писатель свободен выражать мнение об исторических деятелях, и узнавши, что означенные офицеры издают газету, т[ак] н[азываемый] “Бюллетень” на германские деньги. Этот поступок бандитов остался безнаказанным. Правда, Краснов выслал из Р[остова] отряд особого назначения, коего выходка по отношению ко мне лишь завершила ряд безобразий и злодейств, но покушавшиеся на убийство беззащитной и посторонней женщины остались безнаказанны. Все же Драгомиров, ярый царист, нашел, что правы были монархисты, а не я. Парамонов просил меня написать Вам, что он оплатит Ваши счета, но я все же очень советую делать наоборот: сперва получите деньги, а потом расходуйте. Нелепо, конечно, но у правительства, претендующего на всероссийское, даже на ю[южно]-росс[ийское] значение, денег мало, да и переводят неаккуратно. Парамонов испросил на 3 мес[яца] 8 милл[ионов] рублей. Желательно, чтобы Вы поставили [на] службу “Унион” или переименовали его в “Росста”. Как угодно! Пишите Н[иколаю] Е[лпидифорови]чу, что необходимо прислать к Вам полномочного представителя для решения всех вопросов о бюро не только печати, но и издательства и т. д. Мы могли бы обсудить все нужды, решить все вопросы и двинуть дело, о котором говорил полк[овник] Киз, т. е. пропаганду за границею. В России же лучшие пропагандисты — сами большевики!
Право! Пропаганда действием с их стороны очень активна.
Мне кажется, что и Пуль, и Эрлиш переоценили Краснова, который так усердно служил Вильгельму II и с такою неохотою глядит на союзников. Союзники явно делают ошибочную ставку на эту личность 19). Он — царист и proboches nous reslons anliboshes, quand m;me 20).
Что это за политическое совещание в Париже? Многие восторженно приветствуют кн. Львова и Савинкова. Не все еще слопали царисты. Хотя главная задача, конечно, разрушение большевистского Карфагена! Это главное! Хотя и много делают зла идее единой России злодейства реставраторов. Однако не они победят 21).
Целую Вас, тороплюсь кончить. Письмо пойдет с А. И. Гучковым. Прилагаемое разошлите.
Ваш Сергей Сватиков
Мой адрес через Парамонова.
ГАРФ, ф. 3802, on. 1, ед. хр. 535.— Автограф.
Примечания
1. После освобождения из тюрьмы в начале 1918 г. Бурцев эмигрировал сначала в Финляндию, затем в Швецию.
2. Так в тексте. Явная описка, речь идет, конечно, о ноябре 1917 г.
3. Благонравен Г. И.— большевик, комендант Петропавловской крепости.
4. Сватикова П. В.— жена Сергея Григорьевича.
5. Генералы Корнилов Л. Г. и Алексеев М. В.— организаторы Добровольческой армии.
6. Генерал А. И. Назаров был избран донским атаманом после самоубийства А. М. Каледина 29 января 1918 г. 25 февраля 1918 г. Новочеркасск был захвачен 10-м и 27-м революционными казачьими полками. Назаров и президиум заседавшего там малого Круга были арестованы. Казачий круг был распущен, а генерал Назаров расстрелян.
7. Сватиков намекает на побег Корнилова из австрийского плена, а затем из тюрьмы в г. Быхов, где содержались арестованные по указанию А. Ф. Керенского руководители корниловского выступления.
8. Ныне в этом здании помещается библиотека Ростовского университета.
9. Ныне улица Ф. Энгельса.
10. Ростов был занят 24 февраля 1918 г. красногвардейскими частями под общим руководством В. А. Антонова-Овсеенко. В. И. Ленин, придававший большое значение захвату Ростова, 23 февраля телеграфировал: “Экстренно. По нахождению наркому Антонову. Сегодня же во что бы то ни стало взять Ростов” (Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 46).
11. Так в тексте. На самом деле — М. Г. Дроздовского. Полковник Дроздовский сформировал в декабре 1917 г. на Румынском фронте отряд численностью около 1000 чел. В марте выступил в поход на соединение с Корниловым. 4 мая дроздовцы захватили Ростовский вокзал, но вскоре были выбиты частями 2-й Украинской армии, прорвавшейся к Ростову из Новочеркасска.
12. Генерал Л. Г. Корнилов был убит 31 марта 1918 г. при штурме Екатеринодара.
13. Немцы вошли в Ростов 8 мая.
14. Ныне пр. Чехова.
15. Генерал Пуль — руководитель Британской миссии на Кавказе.
16. Крюков Ф. Д.— известный донской писатель; большая часть его произведений опубликована в демократическом “Русском богатстве”. Депутат I Государственной думы. В августе 1918 г. избран секретарем Большого Круга.
17. Гримм Д. Д. — профессор права Петербургского университета, член левой группы Государственного совета, активный деятель партии кадетов.
18. Генерал А. М. Драгомиров — председатель Особого совещания при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России — фактически деникинского правительства. Впоследствии заменен ген. А. С. Лукомским.
19. Генерал П. Н. Краснов был избран войсковым атаманом 16 мая 1918 г. Приветствовал оккупацию части Донской области немецкой армией, заключил с Германией соглашение о поставках донским казакам немецкого оружия и боеприпасов в обмен на зерно, скот и сырье.
19 февраля 1919 г. подал в отставку и уехал в Германию. Причина отставки — военные неудачи и противоречия с командованием Добровольческой армии.
20. Франц.— Он царист и пробош, мы же останемся антибошами в любом случае. Боши — бранное прозвище немцев.
21. Однако правые все-таки “слопали” Парамонова вместе со Сватиковым. Уже 18 марта 1919 г. Сергей Григорьевич писал Бурцеву: “Я пробыл товарищем министра 2 месяца фактически и с 17 янв[аря] по 21 февр[аля] юридически, и подал в отставку. Парамонов — то же. Причина — крайнее черносотенство Драгомирова, коему подчиняется и Деникин, более осторожный, спокойный и разумный.... По-видимому, примирительная программа Парамонова отвергается и заменяется более правой. Я же хлопотал о том, чтобы меньшевики работали совместно с Добрармией. И удавалось! Эх, Львович. Ничему-то люди не научились и не забыли. Мстительные и злобные!..” (ГАРФ, ф. 5802, оп. 1, ед. хр. 535, л. 44—45 об.).
Электронная версия документа сделана на основании публикации: "Большевистский Карфаген" должен быть разрушен...: (Письмо С.Г. Сватикова В.Л. Бурцеву) / Сост. О.В. Будницкий // Отеч. история. - М., 1993. - N 2. - С. 148-152



Яков Серебрянский

{68} Троцкий Л.Д. История русской революции: в 2 т. / Т. 2: Октябрьская революция. — Ч. 2. — М., 1997. — С. 87–88.
{69} О военной деятельности В.И. Ленина. (Из воспоминаний Н.И. Подвойского). // Коммунист. — 1957. — № 1. — С. 34.
{70} Троцкий Л.Д. Указ. соч. — С. 102–103.
{71} Там же. — С. 103–104.
{72} Там же. — С. 109–110.
{73} Там же.
{74} Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 18. — С. 305.
{75} Шаумян С. Письма. 1896–1918. — Ереван, 1959. — С. 64–65.
{76} Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 50. — С. 109.
{77} Блюмкин Яков Григорьевич (1898/1900–929). Член ПСР с 1917 г. В январе — мае 1918 г. участник боев на юге России. В июне — начале июля 1918 г. заведующий отделением по борьбе с немецким шпионажем Отдела по борьбе с контрреволюцией ВЧК. В сентябре 1918 г. бежал на Украину, где участвовал в повстанческом движении. В апреле 1919 г. явился с повинной в Киевскую ЧК и был амнистирован Президиумом ВЦИК. С 1920 г. в РККА, с того же года — член РКП(б). Летом 1920 г. комиссар штаба Гилянской Красной армии. В 1920–1922 гг. слушатель Академии Генштаба РККА. В 1922–1923 гг. в секретариате председателя РВСР Л.Д. Троцкого, одновременно секретный агент Коминтерна. С 1923 г. сотрудник Иностранного отдела (ИНО) ГПУ — ОГПУ, резидент ИНО в Палестине. В 1924–1925 гг. помощник полномочного представителя ОГПУ в Закавказье. В 1925–1926 гг. ответственный сотрудник Наркомата торговли. В 1926–1927 гг. главный инструктор Государственной внутренней охраны Монголии. В 1928–1929 гг. нелегальный резидент ИНО на Ближнем Востоке. В апреле 1929 г в Константинополе встречался с Троцким. В середине октября 1929 г. арестован. Расстрелян.
{78} Цит. по: Красная книга ВЧК: в 2 т. / Т. 1. — М., 1990. — С. 256.
{79} РГАСПИ. Ф. 71. Оп 15. Д. 305. Т. 1 Л. 27.
{80} Шепилов Д. Непримкнувший [Воспоминания]. — М., 2001. — С. 120.
{81} Из архива семьи Серебрянских. Расшифровка кассеты № 323. — С. 4–5.
{82} Брегадзе Иосиф Георгиевич (1885–1937). Род. в г. Кутаиси, член РСДРП с 1903 г. В 1905 г. руководил Батумской боевой дружиной. Приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь. В октябре 1917 г. начальник боевой дружины в Самаре. В 1918–1919 гг. начальник разведывательного отряда 4-й армии, член Реввоенсовета Туркестанской республики, председатель Реввоенсовета Северо-Восточного (Актюбинского) фронта, главком войск Туркестанской республики, уполномоченный РВС Туркестанского фронта в Фергане. С 1920–1921 гг. уполномоченный Иранского бюро ЦК РКП(б) по организации персидских партизанских отрядов и групп особого назначения в Реште, начальник особого отдела Гилянской (Персидской) Красной армии. В 1925–1929 гг. нарком внутренних дел Аджарской АССР. На момент ареста в 1937 г. пенсионер. Расстрелян.
{83} Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874–1934). В революционном движении с 1895 г., член РСДРП с 1902 г. В 1905 г. входил в Военную организацию при Петербургском комитете РСДРП. В 1906 г. арестован, в 1907 г. бежал за границу. Во время эмиграции жил в Бельгии, Швейцарии, Франции, Америке, участвовал в работе заграничных организаций РСДРП. В июле 1917 г. возвратился в Россию, член Бюро военных организаций при ЦК РСДРП(б). После Октябрьского переворота первый нарком финансов. В 1918–1919 гг. генконсул РСФСР в Берлине. В 1919 г. возглавлял Рабоче-крестьянскую инспекцию Украины. С 1919 г. в ВЧК, зам. начальника Особого отдела (ОО). В 1920–1922 гг. начальник ОО, член Коллегии ВЧК. С января 1921 г. — начальник Секретно-оперативного управления ВЧК — ГПУ. В 1923–1926 гг. первый зампред ОГПУ. В 1926–1934 гг. председатель ОГПУ.
{84} Апетер Иван Андреевич (1890–1938). Из рабочих, член СДКПиЛ с 1906 г. Участник Первой мировой войны, унтер-офицер. С 1917 г. член РСДРП(б). С 1918 г. в ВЧК. В 1919–1920 гг. начальник Особого отдела 12-й армии, начальник Особого отдела Западного фронта. С сентября 1920-го по сентябрь 1922 г. начальник Административно-организационного отдела, затем начальник Административно-организационного управления ВЧК. С 1922 г. полпред ГПУ по Западному краю, с 1924 г. — по Уралу, в 1926–1928 гг. — по Крыму, в 1930 г. — по Центрально-Черноземной области. В 1931–1934 гг. начальник конвойных войск НКВД СССР. С 1934 г. в центральном аппарате НКВД СССР. В 1937–1938 гг. начальник Соловецкой тюрьмы. Расстрелян.
{85} Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. / Т. 2: 1917–1933 годы. — М., 1997. — С. 10.
{86} В начале 1920 г. в составе Особого отдела ВЧК было создано Иностранное осведомительное бюро для организации закордонной агентуры по выявлению контрреволюционеров, засылаемых на территорию РСФСР. В апреле 1920 г. оно было преобразовано в Иностранное отделение Особого отдела ВЧК под руководством Л.Ф. Скуйскумбре.
{87} Очерки истории российской внешней разведки. / Т. 2: 1917–1933 годы. С. 160.
{88} Эта лаборатория просуществовала в структурах ЦК КПСС до августа 1991 г.
{89} Пятницкий (наст. Таршис) Иосиф Аронович (1882–1938). Член РСДРП с 1898 г., занимался изданием и распространением партийной литературы, агент «Искры». В 1908–1913 гг. за границей. В 1914 г. арестован, выслан в Енисейскую губернию. С апреля 1917 г. член Московского комитета РСДРП(б). В 1918–1922 гг. член Исполкома Моссовета и член ВЦИК, одновременно, в 1919–1920 гг., председатель профкома железнодорожников. В 1920 г. секретарь МК РКП(б). В 1921–1922 гг. заведующий ОМС ИККИ, в 1922–1935 гг. секретарь Коминтерна, член Оргбюро и Президиума ИККИ. В 1935–1937 гг. заведующий Политико-административным отделом ЦК ВКП(б). В 1937 г. арестован и выведен из состава ЦК. Расстрелян.
{90} Фрунзе М.В. Единая военная доктрина и Красная армия. // Красная Новь. — 1921. — № 1. — С. 104–105.
{91} Ваупшасов (наст. Вайпшас) Станислав Алексеевич (1899–1976). Герой Советского Союза (05.11.44), полковник. В 1918 г. вступил в Красную гвардию, затем в РККА, окончил курсы политруков. В 1920–1925 гг. находился на нелегальной работе по линии активной разведки в Западной Белоруссии и Литве, командир партизанского отряда. Затем работал в органах ОПГУ. В 1927 г. окончил Курсы комсостава РККА. В 1930–1935 гг. участник подготовки к партизанской войне в Белорусском военном округе, командир Минского партизанского отряда. В 1936–1937 гг. начальник участка на строительстве канала Москва — Волга. В 1937–1939 гг. организатор диверсионной и партизанской работы в Испании, старший советник 14-го (партизанского) корпуса. В 1939–1940 гг. командир пограничного батальона в Карелии. В 1940–1941 гг. на нелегальной разведработе в Швеции и Финляндии. С сентября 1941 г. командир батальона Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН), с марта 1942 г. командир партизанского отряда специального назначения «Местные». Осенью 1945 г. командир опергруппы НКГБ в Маньчжурии. С декабря 1945 г. начальник разведотдела НКГБ — МГБ Литовской СССР, руководил борьбой с националистическим подпольем. С 1954 г. на пенсии.
{92} Орловский Кирилл Прокофьевич (1895–1968). Герой Советского Союза (20.09.43). Участник Первой мировой войны, унтер-офицер. В июне 1918 г. создал партизанский отряд, действовавший в районе Бобруйска. В 1918–1919 гг. сотрудник Бобруйской ЧК, окончил Курсы комсостава РККА. В 1920–1925 гг. на нелегальной работе по линии активной разведки в Западной Белоруссии, командир партизанского отряда. В 1930 г. окончил КУНМЗ. В 1930–1935 гг. участник подготовки к партизанской войне в Белорусском военном округе, командир Бобруйского партизанского отряда, уполномоченный Особого отдела ОГПУ БССР по линии «Д». В 1936–1937 гг. начальник участка на строительстве канала Москва — Волга. В 1937–1938 гг. организатор партизанской, диверсионной работы в Испании. В 1939–1940 гг. слушатель специальных курсов НКВД в Москве, помощник директора сельскохозяйственного института в Чкалове (ныне Оренбург). С марта 1941-го по май 1942 г. находился в Китае по линии НКВД. Затем работал в IV Управлении НКВД СССР. С октября 1942 по август 1943 г. командир партизанского отряда специального назначения «Соколы», был тяжело ранен. С августа 1943-го по декабрь 1944 г. сотрудник НКГБ Белоруссии. После войны — на хозяйственной работе.
{93} Корж Василий Захарович (1899–1967). Герой Советского Союза (15.08.44), генерал-майор. В 1921–1925 гг. находился на нелегальной работе по линии активной разведки в Западной Белоруссии. В 1926–1931 гг. председатель ряда колхозов. В 1931–1936 гг. участник подготовки к партизанской войне в Белорусском военном округе, командир Слуцкого партизанского отряда. В 1936–1937 гг. организатор партизанской и диверсионной работы в Испании. В 1938 г. проходил подготовку для поездки в Китай в Москве. Летом 1938 г. арестован в Слуцке местными органами НКВД. Освобожден осенью 1938 г. В 1939–1940 гг. директор совхоза, с 1940 г. заведующий финансовым сектором Пинского обкома КП(б)Б. 22 июня 1941 г. начал формирование истребительного (партизанского) отряда. В 1942–1944 гг. командир Пинского партизанского соединения. В 1946 г. окончил Академию Генштаба, затем в запасе. В 1949–1953 гг. замминистра лесного хозяйства БССР, в 1953–1963 гг. председатель колхоза.
{94} Рабцевич Александр Маркович (1898–1961). Герой Советского Союза (05.11.44), полковник. Участник Первой мировой войны, унтер-офицер. В 1918–1920 гг. боец партизанского отряда в Бобруйском уезде, затем в РККА. Окончил Курсы комсостава РККА, командир пешей разведки 29-го с.п. В 1921–1924 гг. на нелегальной работе по линии активной разведки в Западной Белоруссии, командир партизанского отряда. С 1925 г. сотрудник ОГПУ. В 1920–1935 гг. участник подготовки к партизанской войне в Белорусском военном округе, командир партизанского отряда. В 1937–1938 гг. организатор партизанской и диверсионной работы в Испании, командир разведотряда 18-й бригады. В 1939–1941 гг. сотрудник НКВД БССР. В 1941–1942 гг. командир роты и батальона ОМСБОН. С июля 1942 г. командир партизанского отряда специального назначения «Храбрецы». В 1945–1952 г. сотрудник МГБ БССР.
{95} Прокопюк Николай Архипович (1902–1975). Герой Советского Союза (05.11.44), полковник. С 1918 г. в Красной гвардии, участник восстания против поляков в Каменец-Подольской губернии. С 1920 г. в РККА, с 1921 г. в органах ВЧК — ОГПУ, секретный сотрудник, уполномоченный по борьбе с бандитизмом. В 1924–1931 гг. служил в Славутском и Могилевском погранотрядах. В 1931–1935 гг. участник подготовки к партизанской войне в Украинском военном округе, командир партизанского отряда, уполномоченный Особого отдела ОГПУ УССР по линии «Д». С 1935 г. сотрудник ИНО ГУГБ НКВД. В 1937–1938 гг. организатор партизанской и диверсионной работы в Испании, советник 14-го (партизанского) корпуса. По возвращении в Москву был исключен из парии и понижен в должности. В мае 1940 г. уволен в запас. С октября 1940-го по июнь 1941 г. на разведработе под прикрытием хозяйственной должности в посольстве СССР в Финляндии. В конце лета 1941 г. по рекомендации бывшего резидента в Финляндии Е.Т. Синицына был направлен в Особую группу НКВД СССР. С сентября 1941 г. командир 4-го батальона 2-го полка ОМСБОН. В ноябре 1941-го — январе 1942 г. старший оперуполномоченный 16-го отделения 2-го отдела НКВД. С августа 1942 г. командир партизанского отряда (затем соединения) специального назначения «Охотники». С декабря 1944-го по июль 1946 г. участник национально-освободительной войны в Китае. В 1948–1950 гг. заместитель начальника 8-го и 1-го отделов Главного управления по борьбе с бандитизмом МВД СССР. С 1950 г. в запасе.
{96} Трилиссер Меер Абрамович (1883–1940). Член РСДРП с 1901 г., в 1907 г. — руководитель Финляндской военной организации. В том же году приговорен к пяти годам каторги и сослан в Сибирь. После февраля 1917 г. на партийной работе в Сибири и на Дальнем Востоке. С августа 1921 г. — начальник Закордонной части ИНО ВЧК, одновременно заведующий Дальневосточным отделением ИККИ. В 1922–1929 гг. начальник ИНО ГПУ — ОГПУ, заместитель наркома РКИ РСФСР, член Президиума и кандидат в члены Секретариата ИККИ (под псевд. Москвин). Куратор спецслужб Коминтерна. Расстрелян.
{97} Бартини (наст. ди Бартини Роберто Орос) Роберт Людвигович (1897–1974). В 1916 г. окончил офицерскую школу, попал в русский плен. В 1920 г. вернулся в Италию, где окончил летную школу и политехнический институт. С 1921 г. член КПИ. В 1923 г. по решению ЦК КПИ нелегально отправлен в СССР. Выдающийся советский авиаконструктор.
{98} Беседовский Г.З. На путях к термидору. — М. 1997. — С. 63–64.
{99} Агабеков Георгий Сергеевич (1895–1937). Род. в Ашхабаде, в семье кузнеца. Участник Первой мировой войны, прапорщик. С марта 1918 г. в Красной армии. Член РКП(б) с 1920 г. В 1920–1922 гг. командир батальона Войск внутренней охраны республики (ВНУС) в Екатеринбурге, помощник уполномоченного в Екатеринбургской ЧК. В 1922–1924 гг. сотрудник ЧК Туркестанского фронта. С апреля 1924 г. сотрудник ИНО ОГПУ. В 1924–1926 гг. легальный резидент ИНО в Афганистане на должности помощника завбюро печати Полпредства СССР в Кабуле. В 1926–1928 гг. резидент ИНО в Иране. В 1928–1929 гг. начальник сектора Среднего и Ближнего Востока ИНО ОГПУ. С октября 1929 г. резидент ИНО в Турции. В 1930 г. бежал во Францию. Сотрудничал со спецслужбами Англии, Бельгии, Болгарии, Германии, Голландии, Румынии, Франции. Ликвидирован по приговору советского суда.
{100} Агабеков Г.С. Секретный террор: Записки разведчика. — М. 1996. — С. 21–22.
{101} Труммельдорф Иосиф (1980–1920). Бывший русский подданный, в 1902 г. поступил вольноопределяющимся в 27-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. Отличился при обороне Порт-Артура. Потерял кисть левой руки, но остался в строю. Георгиевский кавалер. С 1906 г. прапорщик. В 1911 г. выехал в Палестину. Один из создателей Еврейского легиона.
{102} В Российской империи Туркестан включал пять областей, расположенных к востоку от Каспийского моря по границе империи с Персией, Афганистаном и Китаем: Закаспийскую, Самаркандскую, Ферганскую, Сырдарьинскую и Семиреченскую, а также Бухарское и Хивинское ханства. В апреле 1918 г. на территории Туркестана была образована Туркестанская АССР. В 1924–1925 гг. на территории Туркестана были созданы советские республики. Со временем вместо Туркестана стали употребляться термины Центральная Азия или Средняя Азия.
{103} В ноябре 1949 г. города Тель-Авив и Яффа были объединены.
{104} Треппер Леопольд (1904–1982). С 1918 г. член левой сионистской молодежной организации «Ха-Шомер ха-цаир», с 1925 г. член компартии Палестины. В 1924 г. репатриировался из Польши в Палестину. Профсоюзный деятель, секретарь секции компартии в Хайфе. В 1927–1928 гг. подвергался арестам. В конце 1929 г. прибыл во Францию, где работал в контакте с компартией. В 1932 г. прибыл в СССР. В 1932–1936 гг. учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада (КУНМЗ). В 1936–1937 гг. выполнял задания Коминтерна и РУ РККА во Франции. В 1938–1940 гг. резидент РУ РККА в Бельгии. С 1940 г. один из руководителей «Красной капеллы». В 1942 г. арестован немцами, в 1943 г. бежал. В январе 1945 г. был арестован СМЕРШ, в 1947 г. приговорен к пятнадцати годам заключения. Освобожден в мае 1954 г. В 1957 г. переехал на жительство в Польшу. В 1973 г. эмигрировал во Францию, затем в Израиль.
{105} Треппер Л. Большая игра. — М., 1990. — С. 17–18, 21.
{106} Бергер-Барзилай Иосиф (наст. Ицхак Желазник) (1904–1978) — секретный сотрудник Коминтерна. В 1920 г. вступил в Польше в сионистское молодежное движение «Ха-Шомер ха-цаир» и в скором времени уехал в Эрец-Исраэль. Один их создателей нелегальной компартии Палестины и ее секретарь. Несколько раз тайно посещал Москву, в марте 1929 г. имел пятичасовую беседу со Сталиным. В 1931–1932 гг. секретарь Антиимпериалистической лиги в Берлине. В 1932–1934 гг. начальник Ближневосточного отдела ИККИ. В 1936 г. исключен из партии, арестован и осужден за «троцкистскую агитацию». В 1956 г. реабилитирован. Уехал вместе с семьей в Польшу, оттуда в 1957 г. — в Израиль.
{107} Треппер Л. Указ. соч. — С. 22, 23.
{108} Шарапов Э. Судоплатов против Канариса. — М., 2004. — С. 164–165.
{109} Нестерович Владимир Степанович (1895–1925). Участник Первой мировой войны, штабс-капитан. Член РСДРП(б) с 1917 г., в Красной армии с 1918 г., начдив 42-й сд и 9-й кд. Окончил Военную академию РККА, Высшие академические курсы. С 1924 г. сотрудник РУ РККА, резидент в Австрии.
{110} Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции: В документах центральных российских архивов начала — середины 1920-х годов: в 2 ч. / Ч. 2: Июнь 1924-го — декабрь 1926 гг. — М., 2003. — С. 509–510.
{111} Пятницкий В.И. Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории. — М., 2004. — С. 571.
{112} Жухрай В.М. Роковой просчет Гитлера. Крах блицкрига (1939–1941). — М., 2000. — С. 61–62.
{113} Вахания В.В. Личная секретная служба И.В. Сталина (стратегическая разведка и контрразведка): Сборник документов. — М., 2004. — С. 5.
{114} Цайссер Вильгельм (1893–1958). Участник Первой мировой войны, лейтенант. С 1918 г. член «Союза Спартака» и КПГ. В 1918–1920 гг. руководитель Красной армии Рура. В 1923 г. руководитель Военной организации КПГ в Руре. В 1924 г. закончил спецшколу в Москве. В 1925–1926 гг. на нелегальной работе в Палестине и Сирии, в 1927–1930 гг. — в Маньчжурии. В 1932–1936 гг. — инструктор Орготдела ИККИ, преподаватель Международной Ленинской школы (МЛШ) и КУНМЗ. В 1936–1937 гг. в Испании, командир 13-й интербригады. Один из создателей и первый министр госбезопасности ГДР (1950–1953 гг.).
{115} Певзнер Ю, Чернер Ю. И на щите Давидовом начертано «Моссад». — М., 2001. — С. 112–114.
{116} Гольденштейн Эфроим Соломонович (1882–1938). Член РСДРП с 1900 г., меньшевик. Неоднократно арестовывался. В 1906–1915 гг. жил за границей. В 1911 г. окончил медицинский факультет Венского университета. В 1915–1917 гг. служил военным врачом в действующей армии. После Февральской революции 1917 г. председатель Совета рабочих и солдатских депутатов и городской голова в г. Ровно. С 1918 г. на подпольной работе на Западной Украине, трижды подвергался аресту. В 1921 г. бежал в РСФСР С 1921 г. сотрудник полпредства РСФСР в Польше. В 1924–1926 гг. резидент ИНО (псевдоним Доктор) в Турции на должности второго секретаря полпредства СССР. В 1927–1930 гг. на аналогичной должности в Германии. С 1930 г. сотрудник Коминтерна. В 1932 г. исключен из ВКП(б) и арестован. Расстрелян.
{117} Вероятно, люди, привлеченные Я.И. Серебрянским.
{118} Агабеков Г.С. Указ. соч. — С. 323–324.
{119} Лубянка: Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД: Январь 1922 — декабрь 1936: Документы. — М., 2003. — С. 118.
{120} Лозовский (наст. Дридзо) Соломон Абрамович (1878–1952). Член РСДРП с 1901 г. Участник революции 1905–1907 гг. в Казани. Неоднократно подвергался аресту, четыре года провел в тюрьмах. В 1909–1917 гг. находился в эмиграции во Франции, член Французской социалистической партии. В 1917 г. возвратился в Россию, большевик. Участник Демократического совещания, член Предпарламента. В декабре 1917 г. вышел из состава РСДРП(б), восстановлен в декабре 1919 г. В 1919–1920 гг. ответственный секретарь профсоюза текстильщиков, затем профсоюза железнодорожников. В 1921–1937 гг. генеральный секретарь Профинтерна. В 1937–1938 гг. директор Гослитиздата. В 1939–1946 гг. заместитель наркома иностранных дел СССР С июля 1941 г. заместитель начальника, в 1945–1948 гг. начальник Совинформбюро. Расстрелян.
{121} Во многих публикациях фамилия пишется как Шпигельглас, но в доступных авторам документах она дается с окончанием на букву «з».
{122} Фен (Фын) Юйсян (1882–1948). Род. в провинции Чжили (Хэбэй) в семье каменщика. Окончил Баодинскую военную школу, служил в армии. После Синхайской революции 1911–1913 гг. занимал различные командные должности в войсках северокитайских милитаристов. В октябре 1924 г. вошел с войсками в Пекин, фактически совершив государственный переворот (из Запретного города был изгнан последний император Китая Пу И). Выказывал лояльное отношение к революционным силам Юго-Восточного Китая. Приступив к реорганизации своих войск (гоминь-цзюнь), в качестве советников пригласил советских военных специалистов. В 1926 вступил в Гоминьдан. Во время Северного походя 1926–1927 гг. поддерживал Национально-революционную армию Китая. Однако к середине 1927 г. его политические пристрастия изменились, и он открыто выступил против революции. В 1937–1945 гг., во время войны с Японией, снова сотрудничал с коммунистами. После войны эмигрировал в США. Погиб на палубе пассажирского судна «Победа», направлявшегося в СССР, в результате несчастного случая.
{123} Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн. 1919–1943: Документы. — М., 2004. — С. 462.
{124} Агабеков Г.С. Указ. соч. — С. 225.
{125} Цит. по: Прянишников Б. Незримая паутина: ВЧК — ГПУ — НКВД против белой эмиграции. — М., 2004. — С. 180–182.
{126} Агабеков Г.С. Указ. соч. — С. 324–325.
{127} Коммунистический Интернационал в документах: 1919–1932. — М., 1933. — С. 810.
{128} РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 25. Д. 1350. Лл. 34–35.
{129} Приложения не приводятся.
{130} РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 25. Д. 1350. Лл. 55–60.
{131} РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 25. Д. 1349. Лл. 77–78 об.
{132} Агабеков Г.С. Указ. соч. — С. 326.
{133} Старинов Илья Григорьевич (1900–2000). Участник Гражданской войны, член РКП(б) с 1924 г. В 1925–1932 гг. готовил подрывников в Украинском ВО. В 1933–1934 гг. на службе в РУ РККА. В 1935 г. окончил Военно-транспортную академию. В 1936–1937 гг. военный советник в Испании. Участник советско-финляндской войны 1939–1940 гг. В 1941–1945 гг. на боевой работе по линии «Д», полковник. После войны на преподавательской работе в высших военно-учебных заведениях.
{134} Украинский военный округ.
{135} Старинов И.Г. Записки диверсанта. — М., 1997. — С. 20, 23, 26–27.
{136} Якир Иона Эммануилович (1896–1937). Член РСДРП(б) с 1917 г., в РККА с 1918 г., начдив (1919 г.). В 1921–1924 гг. командующий войсками Крымского и Киевского военных районов и Киевского военного округа. В 1924–1925 гг. начальник Главного управления военно-учебных заведений РККА. В 1925–1937 гг. командующий Украинским (Киевским) ВО. В 1930–1934 гг. член Реввоенсовета СССР, с 1935 г. командарм 1-го ранга, с 1936 г. член Военного совета НКО СССР. Расстрелян.
{137} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 28–29, 31, 36–37.
{138} Артузов Артур Христофорович (наст. Фраучи Артур-Евгений-Леонард) (1891–1937). Член РСДРП(б) с 1917 г. В 1918 г. инспектор снабжения на северо-восточном участке Восточного фронта, комиссар и начальник отделения органов контрразведки РВСР. В 1919–1922 гг. сотрудник Особого отдела ВЧК. В 1922–1927 гг. начальник Контрразведывательного отдела ГПУ — ОГПУ. В 1927–1931 гг. помощник начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ. 1931–1935 гг. начальник Иностранного отдела ОГПУ — НКВД. В 1934–1937 гг. заместитель начальника Разведывательного управления РККА. Расстрелян.
{139} Ягода Генрих Григорьевич (наст. Ягода Енох Гершонович) (1891–1938). В 1905–1906 гг. член боевой дружины, с 1907 г. в РСДРП. В органах ВЧК с 1919 г. В 1919–1920 гг. сотрудник Особого отдела ВЧК, в 1921–1922 гг. заместитель начальника Особого отдела. В 1922–1929 гг. начальник Особого отдела ГПУ — ОГПУ. В 1927–1929 гг. начальник Секретно-оперативного управления ОГПУ. В 1929–1934 гг. заместитель председателя ОГПУ. В 1934–1936 гг. нарком НКВД. В 1936–1937 гг. нарком связи. Расстрелян.
{140} Мессинг Станислав Адамович (1890–1937). Род. в Варшаве в семье музыканта. Член СДКПиЛ с 1908 г. В 1908–1911 гг. в эмиграции в Бельгии. После возвращения в Варшаву в 1911 г. арестован. В 1913–1917 гг. служил в царской армии в Туркестане. В октябре 1917 г. секретарь Сокольнического совета г. Москвы и председатель районной ЧК. С декабря 1918 г. член коллегии и заведующий Секретно-оперативным отделом Московской ЧК. С июля 1920 г. член Коллегии ВЧК. С января 1921 г. председатель Московской ЧК. С ноября 1921 г. председатель Петроградской ЧК. С октября 1922 г. командующий войсками ГПУ Петроградского округа, председатель Петроградского (Ленинградского) ОГПУ. С сентября 1929 г. заместитель председателя ОГПУ. С 27 октября 1929 г. по 31 июля 1931 г. начальник ИНО ОГПУ. С августа 1931 г. член коллегии Наркомата внешней торговли СССР. В 1930–1934 гг. член ЦКК. В 1934–1937 гг. руководитель Советско-монголо-тувинской торговой палаты. Расстрелян.
{141} Пузицкий Сергей Васильевич (1895–1937?). Род. в г. Ломжа Привислинского края в семье учителя. В 1912 г. поступил на юридический факультет Московского университета. В 1915 г. окончил Александровское военное училище, прапорщик. С 1917 г. в Красной армии. В 1918–1920 гг. следователь Революционного трибунала республики. В 1921–1922 гг. начальник 16-го спецотделения Особого отдела ВЧК. С 1923 г. помощник начальника Контрразведывательного отдела ОГПУ. С 1930 г. заместитель начальника Особого отдела ОГПУ. В 1931–1935 гг. заместитель Полпреда ОГПУ в Северо-Кавказском крае. В 1935–1937 гг. комиссар строительства канала Волга — Москва в г. Дмитрове. В 1937 г. арестован обвинению в принадлежности к «троцкистско-зиновьевскому блоку». Расстрелян.
{142} Волович Захар Ильич (1900–1937). Род. в г. Кобеляки Полтавской губернии в семье торговца. Руководил боевой дружиной большевистского подполья в Крыму. Член РКП(б) с 1919 г. В 1919–1922 гг. служил в Красной армии, комиссар батареи, дивизии. В 1922–1923 гг. помощник инспектора артиллерии. С 1924 г. сотрудник ИНО ОГПУ. В 1924–1925 гг. и.о. резидента в Турции. В 1926–1928 гг. уполномоченный Закордонной части ИНО. В 1928–1930 гг. легальный резидент ИНО ОГПУ в Париже. С 1930 г. начальник отделения ИНО, с 1932 г. помощник, с 1935 г. заместитель начальника Оперативного (затем 1-го) отдела ГУГБ НКВД СССР. Старший майор госбезопасности (1936 г.). Арестован 22 марта 1937 г. Расстрелян.
{143} Предательство де Роберти было выявлено, он был арестован и после непродолжительного следствия расстрелян в мае 1930 г.
{144} Дьяконов Павел Павлович (1878–1943). С 1895 г. вольноопределяющийся в 5-м гренадерском Киевском полку. Участник русско-японской войны. Служил на различных должностях в Главном управлении Генерального штаба. С 1914 г. на военно-дипломатической службе. С 1916 г. командир полка 2-й Особой бригады во Франции. С 1917 г. генерал-майор Генерального штаба. В 1917–1920 гг. военный атташе в Лондоне. С 1929 г. проживал в Париже. В 1924–1940 гг. секретный сотрудник разведки, к сотрудничеству пришел на идеологической основе. В 1940 г. в Париже был арестован гестапо, освобожден после предоставления советского гражданства. В 1941 г. возвратился в СССР, где также был арестован, но по ходатайству разведки освобожден. Скончался от простуды.
{145} Цит по: Шварёв Н. Охота за генералами. // Родина. — 2006. — № 3. — С. 57.
{146} Далее реконструкция.
{147} Кузьмин Николай Николаевич (1883–1937). Род. в Санкт-Петербурге в семье унтер-офицера. Воспитывался в приюте. В 1901 г. окончил гимназию и поступил в Петербургский университет, откуда был исключен за неблагонадежность. Член РСДРП с 1903 г. Подвергался аресту, находился в ссылке. Во время революции 1905–1906 гг. член Петербургского комитета РСДРП(б). В 1906 г. член военной и боевой организаций Петербургского комитета РСДРП(б). В 1909–1914 гг. в эмиграции, близко общался с В.И. Лениным. В 1914–1917 гг. на подпольной работе в России. С июня 1917 г. член Петроградской военной организации РСДРП(б). С 7 ноября 1917 г. временный комиссар Гатчинского и Царскосельского дворцов. В 1917–1918 гг. комиссар штаба Юго-Западного фронта. Участник Гражданской войны. В 1921 г. комиссар Балтийского флота. В 1922–1923 гг. начальник Управления учебных заведений Ленинградского военного округа. В 1924–1925 гг. старший помощник прокурора Верховного суда СССР по военной прокуратуре. В 1925–1926 гг. начальник Политуправления Туркестанского фронта Средне-Азиатского военного округа. В 1927 г. прокурор Военной коллегии Верховного суда СССР, затем начальник Управления Высших военно-учебных заведений РККА. В 1929–1931 гг. генеральный консул СССР в Париже. В 1931–1932 гг. начальник Политуправления Сибирского военного округа. С 1932 г. на руководящей работе в Главсевморпути. Расстрелян.
{148} Фихнер (Фехнер) Андрей (псевдоним Афанасий). По мнению В. Бурцева, резидент ОГПУ в Берлине, «разоблачивший» похищение Кутепова. Сообщил Бурцеву имена четырех лиц, руководивших похищением Кутепова, из которых главными были названы Л. Гельфанд и В. Янович. Невозвращенец.
{149} Гельфанд Лев Борисович (1900–?). Племянник А.Л. Гельфанда-Парвуса, известного революционера-меньшевика, впоследствии сблизившегося с Троцким. С 1918 г. в РККА. Участник Гражданской войны, политработник. С 1922 г. на хозяйственной работе. С 1925 г. на дипломатической службе, работал в центральном аппарате НКИД СССР. Одновременно сотрудник ИНО ОГПУ — НКВД СССР В 1930 г. второй секретарь полпредства СССР во Франции. В 1933–1937 гг. первый секретарь, советник полпредства СССР в Италии. В 1938–1939 гг. поверенный в делах СССР в Италии. С 1940 г. невозвращенец. Умер в США под фамилией Мур.
{150} Якович Захар Моисеевич. (?–1937). В 1930 г. сотрудник советского полпредства в Париже. После возвращения в СССР работал в ОГПУ–НКВД. Расстрелян в 1937 г. как троцкист и немецкий шпион.
{151} Слуцкий Абрам Аронович (1898–1938). Сын железнодорожного кондуктора. С 1914 г. работал учеником слесаря, конторщика в Андижане (Узбекистан). В августе 1916 г. призван в армию, воевал на Юго-Западном фронте. В августе 1917 г. вернулся в Андижан. Член РСДРП(б) с 1917 г. В 1918 г. работал в советских и партийных органах в Андижане, в 1919 г. — председатель ревтрибунала. С 1920 г. в органах ВЧК. В 1921 председатель Пишпекского уездного ЧК, начальник Пишпекского, Скобелевского и Андижанского уездного политбюро ЧК. В 1921–1922 гг. начальник секретно-оперативной части в Ташкентской и Ферганской ОблЧК. С июня 1922 г. заместитель председателя Верховного трибунала Туркестанской АССР. С января 1923 г. секретарь Ташкентского горкома РКП(б). Окончил экстерном юридическое отделение факультета общественных наук Среднеазиатского университета. В июне 1923 г. переведен в Москву, председатель Военного трибунала 2-го стрелкового корпуса. С октября 1925 г. председатель ревизионной комиссии Госрыбсиндиката. С июня 1926 г. сотрудник Экономического управления (ЭКУ) ОГПУ: помощник начальника, начальник 6-го отделения, с декабря 1927 г. — начальник 1-го отделения, с декабря 1928 г. — начальник 2-го отделения, с июля 1929 г. — помощник начальника. С января 1930 г. в ИНО, с августа 1931 г. — заместитель начальника ИНО. В 1931–1933 гг. главный резидент ИНО по странам Европы. Под прикрытием должности сотрудника торгпредства СССР в Берлине выезжал в спецкомандировки, в том числе в США, лично принимал участие в спецоперациях в Германии, Испании, Франции, Швеции. В 1934–1935 гг. заместитель начальника ИНО. В 1935–1938 гг. начальник ИНО 7-го отдела ГУГБ НКВД. С 1936 г. член Военно-технического бюро при Комиссии обороны, с 1937 г. член Комиссии ЦК ВКП(б) по заграничным командировкам. Комиссар госбезопасности 2-го ранга (1935). 17 февраля 1938 г. скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности, похоронен на Новодевичьем кладбище. В 1939 г. посмертно исключен из партии как «враг народа».
{152} Горб (наст. Горбунов) Михаил Савельевич (?–1938). Род. в местечке Чуднов Волынской губернии. Учился в 1-й житомирской гимназии, затем в Петроградском психоневрологическом институте и на медицинском факультете Киевского университета; образование не закончил. С 1914 г. участвовал в революционном движении, член партии эсеров. После революции примкнул к большевикам. В РКП(б) вступил в апреле 1920 г. С 1919 г. член президиума исполкома Киевского совета. При белогвардейцах работал в подполье (в Киеве, Харькове и Одессе), член Зафронтового бюро (разведка). Член Одесского ревкома, в феврале — марте 1920 г. заместитель председателя одесской ГубЧК. С марта 1920 г. секретарь Киевского губернского ревкома. С апреля 1920 г. уполномоченный Особого отдела 12-й армии на Западном фронте, участник польской кампании. После Гражданской войны — заведующий учетно-распределительным отделом и помощник секретаря Киевского губкома. С января 1921 г. в ИНО ГПУ. В 1922–1924 гг. легальный резидент в Германии, работал под прикрытием должности сотрудника советского полпредства. С апреля 1924 г. — в ИНО ОГПУ. В 1933–1943 гг. начальник 4-го отделения, помощник начальника Секретно-политического отдела ОГПУ–ГУГБ НКВД СССР. С августа 1934 г. заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД, затем заместитель начальника 3-го (контрразведовательного) отдела (КРО) ГУГБ. В начале апреля 1937 г. назначен начальником Центрального управления мер и весов НКВД СССР, 29 апреля 1937 г. арестован. Через четыре месяца приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян.
{153} Эльберт (наст. Эльберейн?) Лев Гилярович (1898–1946). Род. в семье приказчика мануфактурного магазина, окончил гимназию, учился в Варшавском университете. Во время Первой мировой войны служил в студенческом батальоне. В 1917 г. секретарь Союза совторгслужащих г. Перми. С 1918 г. в Красной армии, воевал на Восточном фронте. В 1919 г. служил в Особом отделе Западного фронта. В 1920 г. работал в Главном политическом управлении путей сообщения. В 1921–1922 гг. сотрудник Наркомата иностранных дел (вероятно, прикомандирован от ВЧК). В 1922–1923 гг. сотрудник Секретного отдела ГПУ–ОГПУ. С 1923 г. сотрудник ИНО ОГПУ. Работал под дипломатическим прикрытием в Греции (резидент, 1926 г.) и Дании. В 1929–1930 г. сотрудник полпредства СССР в Париже. Умер в Германии от сердечной недостаточности.
{154} Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль: 1930–1950 годы. — М., 1997. — С. 58.
{155} Первая статья договора устанавливала взаимную помощь в случае нападения России на одну из договаривающихся сторон. При нападении третьей страны (не России) Германия и Австро-Венгрия обязывались соблюдать нейтралитет. При поддержке нападающей страны Россией в силу вступала первая статья.
{156} С 1926 г. в Париже издавался журнал с аналогичным названием. Идеологи программы «Прометей» намеревались использовать национальную эмиграцию и сепаратистские круги в СССР, отводя Польше роль координатора в будущей федерации государств-лимитрофов.
{157} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 465.
{158} В 1920–1954 гг. Московский институт востоковедения.
{159} В Архангельске и в Закавказье Никольский работал под руководством своего двоюродного брата З.Б. Кацнельсона. В 1920–1921 гг. З.Б. Кацнельсон служил заместителем начальника Административно-организационного управления, в котором тогда же секретарем работал Серебрянский.
{160} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 74, 75.
{161} РГАСПИ. Ф. 532. Оп. 1. Д. 114. Л. 35.
{162} РГАСПИ. Ф. 532. Оп. 1. Д. 114. Лл. 37–38 об.
{163} Сверчевский Кароль (1897–1947). Род. в семье рабочего. С 1909 г. ученик токаря. Во время Первой мировой войны эвакуирован в Москву. В 1917 г. доброволец Лефортовского отряда Красной гвардии, участник Октябрьского восстания в Москве. С 1918 г. член РКП(б). Участник Гражданской войны. В 1927 г. окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. В 1932–1936 гг. руководитель Центральной военно-политической школы ИККИ. С 1936 г. в Испании (генерал Вальтер), командовал 14-й интербригадой, затем 35-й интернациональной дивизией. В 1941–1943 гг. сражался в рядах Красной армии. В 1944–1945 гг. командующий 2-й армией Войска Польского. С февраля 1946 г. заместитель министра обороны Польши. Убит националистами.
{164} Подчеркнуто авторами, имеется в виду совместная работа РККА и ИККИ.
{165} Возможно, в Купянске.
{166} Спецшкола РУ РККА и ИККИ по подготовке кадров КПЗБ и КПЗУ.
{167} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 37–38.
{168} Триандафиллов Владимир Кириакович (1894–1931). Участник 1-й Мировой войны, штабс-капитан, с 1918 г. в РККА. Член РКП(б) с1919 г. В 1918–1920 гг. командовал батальоном, полком, бригадой. В 1923 г. окончил военную академию. В 1923–1931 гг. начальник отдела и начальник Оперативного управления Штаба РККА, командир и комиссар стрелкового корпуса, заместитель начальника Штаба РККА. Погиб в авиакатастрофе.
{169} Спрогис Артур Карлович (1904–1980). Член РКП(б) с 1920 г. В 1919–1922 гг. разведчик 7-го Латышского сп, сотрудник Особого отдела МЧК. В 1922 г. окончил 1-ю Советскую объединенную школу при ВЦИК. В 1922–1928 гг. служил на западной границе. В 1930 г. окончил Высшую пограничную школу ОГПУ. В 1930–1936 гг. уполномоченный Спецбюро ОГПУ — НКВД. В 1936–1937 гг. участник войны в Испании. В 1940 г. окончил разведфакультет Военной академии им. М.В. Фрунзе. В 1941–1942 гг. один из организаторов партизанского движения в Подмосковье и Белоруссии, начальник школы по подготовке партизан и диверсантов. В 1943–1944 гг. начальник Латвийского штаба партизанского движения. В 1944–1945 гг. заведующий военным отделом ЦК КП(б) Латвии. В 1946–1949 гг. заведующий военной кафедрой Института иностранных языков. С 1949 г. в отставке.
{170} Гендин Семен Григорьевич (1902–1939). В РККА с 1918 г., участник Гражданской войны. С 1921 г. в органах ВЧК. С 1925 г. сотрудник КРО ОГПУ, участник операции «Синдикат-2». В 1929–1930 гг. начальник 7-, 9– и 10-го отделений Контрразведывательного отдела (КРО). В 1931–1933 гг. помощник начальника 1-го и 2-го отделений. В 1933–1934 гг. начальник 2-го отделения Особого отдела (ОО) ОГПУ. В 1935–1936 гг. начальник 4-го отделения ОО ГУГБ НКВД. В 1937–1938 гг. и.о. начальника РУ Штаба РККА. Расстрелян.
{171} Цит. по: Боярский В.И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей. — Минск., 2003. — С. 54, 61–62.
{172} Бекаури Владимир Иванович (1882–1938). В 1905 г. с отличием окончил Михайловское техническое железнодорожное училище в Тифлисе. В 1905 г. сконструировал пушку для защиты демонстрантов. В конце 1920 г. вместе с академиком В.Н. Ипатьевым организовал Экспериментальную мастерскую по новейшим изобретениям при Государственном научно-техническом институте. В 1921–1937 гг. начальник Остехбюро. В 1932 г. «за исключительную самоотверженность, энергию и энтузиазм в деле укрепления обороноспособности страны» награжден орденом Красной Звезды. Расстрелян.
{173} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 36.
{174} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 128, 132.
{175} Из архива семье Серебрянских. Расшифровка кассеты № 323. — С. 5–6.
{176} Прянишников Б. Незримая паутина. — Нью-Йорк, 1979. — С. 190.
{177} Там же. — С. 192–194.
{178} Там же. — С. 195.
{179} Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции: В документах центральных российских архивов начала — середины 1920-х годов. / Ч. 2: Июнь 1924 г. — декабрь 1926 г. — С. 41.
{180} Ныне г. Даугавпилс (Латвия).
{181} Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. / Т. 3: 1933–1941 годы. — М., 2003. — С. 144.
{182} РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 3. Д. 296. Л. 109.
{183} РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 3. Д. 296. Л. 110.
{184} Abwehr (нем.) — защита, оборона, сопротивление.
{185} Николаи В. Тайные силы. Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время. — М., 1925. — С. 140.
{186} Цит. по: Чуев С. Украинский легион. — М., 2006. — С. 104.
{187} Там же. — С. 107.
{188} Мы не будем уделять внимание тому, почему и каким образом к власти в Германии пришли национал-социалисты. Эти события достаточно широко и разносторонне описаны во множестве научных, публицистических и художественных произведений.
{189} К 1933 г. в рядах партийных подразделений находилось: у социал-демократов — 3,5 млн человек, у коммунистов — 3 млн человек, у монархистов — 3 млн человек, у национал-социалистов — 0,5 млн человек.
{190} С января 1920 по сентябрь 1939 г. Данциг (ныне польский Гданьск) имел статус особой экономической зоны и совместно контролировался польскими и немецкими властями.
{191} H. Rauschning. Gesprache mit Hitler. — Stuttgart, 1939. // Цит. по: Неподаев Ю. Спецназ адмирала Канариса. — М., 2004. — С. 11–13.
{192} Де Йонг Л. Пятая колонна в Западной Европе. — М., 2004. — С. 23.
{193} «Правда», 5 марта 1934 г.
{194} де Йонг Л. Указ. соч. — С. 20.
{195} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 22–23.
{196} Сахновская (Флерова, Чубарова) Мирра Филипповна (1897–1937). Член РКП(б) с 1918 г., участник Гражданской войны. В 1924 г. окончила Военную академию РККА. В 1924–1926 гг. военный советник в Китае, в 1926–1928 гг. в распоряжении РУ РККА. В 1928 г. была обвинена в троцкизме, но через год, в 1929-м, восстановлена в ВКП(б). В 1932–1934 гг. начальник спецотдела Разведупра РККА по подготовке партизан и военных кадров ИККИ. Репрессирована. Расстреляна.
{197} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 40.
{198} Патрахальцев Николай Кириллович (1908–1998). Генерал-майор. В РККА с 1931 г., в 1932 г. окончил курсы комсостава. В 1933–1934 гг. командир взвода и роты. В 1935–1936 гг. командир саперно-маскировочного взвода. В 1937–1938 гг. старший военный советник в Испании. В 1939–1940 гг. заместитель начальника отделения «А», отделов «А» и 5-го Разведывательного управления Генштаба РККА. В 1940–1941 гг. находился в специальной командировке в Румынии. В 1942–1943 гг. начальник диверсионного отдела Главного разведывательного управления (ГРУ). В 1944–1945 гг. работал в Югославии и Греции. После окончания Высших академических курсов находился в зарубежной командировке. В 1949–1951 гг. руководил подготовкой специалистов для диверсионно-партизанских формирований. С 1952 г. на преподавательской работе. С 1953 г. начальник агентурно-диверсионного направления ГРУ. В 1958–1968 гг. начальник направления специальной разведки ГРУ. С 1968 г. на преподавательской работе.
{199} Цит. по: Болтунов М.Е. Диверсанты ГРУ. — М., 2004. — С. 116–117.
{200} РГАСПИ. Ф. 531. Оп. 1. Д. 250. Л 52.
{201} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 35.
{202} Васильев (наст. Гольберг) Борис Афанасьевич (1889–1937). Член РСДРП с 1904 г., член ЦК Воронежской с.-д. группы учащихся. Подвергался аресту в 1905, 1906 и 1907 гг. В 1908 г. выслан в г. Вельск Вологодской губернии. Из ссылки бежал, нелегально работал в Крыму и в Юзово-Петровском районе в Донбассе. В 1909 г. арестован в Юзовке. В 1909–1911 гг. находился в заключении. В 1911 г. эмигрировал за границу, жил в Женеве и Париже. В 1917–1918 гг. председатель Тамбовского губкома РСДРП(б). В 1918–1920 гг. председатель Тамбовского губпрофсовета. В 1920–1921 гг. заведующий Агитпропотделом Донбасского губкома. В 1921–1922 гг. член комиссии ВЦИК по борьбе с бандитизмом. В 1922–1925 гг. заведующий Орготделом Уралбюро ЦК (Уралобкома) и председатель Уральских ЧОН. В 1925–1926 гг. секретарь Восточного отдела ИККИ. В 1927–1928 гг. заместитель заведующего Орготделом ИККИ, в 1928–1934 заведующий Орготделом. В 1926–1934 гг. руководитель Постоянной комиссии ИККИ. С 1935 г. сотрудник аппарата ЦК ВКП(б). Расстрелян.
{203} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 40.
{204} Цит. по: Боярский В.И. Указ. соч. — С. 62–63.
{205} Штерн Манфред (1896–1954). Офицер австрийской армии, с 1916 г. в русском плену. С 1918 г. в РККА, с 1920 г. член РКП(б). В 1921–1923 гг. военный советник ЦК КПГ, в 1926 г. окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. В 1927 г. работал в Китае. В 1930–1931 гг. нелегальный резидент в РУ РККА в США, в 1932 г. резидент в Маньчжурии. В 1931–1934 гг. главный военный советник в Китае. В 1935–1936 гг. сотрудник Восточного секретариата ИККИ. В 1936–1937 гг. в руководстве интербригад в Испании, с 1938 г. — в ИККИ. Репрессирован в 1938 г., умер в лагере.
{206} Так до 1932 г. называлась часть территории Саудовской Аравии.
{207} Самолет имел максимальную скорость: 442 км/ч, практическую дальность 860 км, практический потолок 11 000 м, скороподъемность 14,85 м/с. Вооружение: 1x20 мм пушка Hispano-Suiza HS.9; 2x7,5 мм пулемета MAC 1934 в крыле. Выпускался в 1934–1938 гг.
{208} Зборовский Марк (1908–1990). Род. в г. Умань Киевской губернии. С 1921 г. проживал в Польше, где вступил в компартию. За организацию забастовки был арестован, год провел в тюрьме. Затем эмигрировал во Францию, где получил высшее образование. Летом 1933 г. агентом ИНО ОГПУ Александром Адлером (оперативные псевдонимы Б-138, Юнкер) был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой (оперативные псевдонимы Б-187, Тюльпан, Мак, Кант). В 1934 г. вступил в группу парижских троцкистов, в 1935 г. стал ближайшим помощником Л.Л. Седова. Имел доступ ко многим троцкистским документам, включая нелегальную информацию из Советского Союза. С 1941 г. проживал в США. После войны порвал отношения с советской разведкой. В 1955–1957 гг. давал показания комиссии Сената США по внутренней безопасности. Профессор антропологии. Работал в больнице Маунт-Сион в Сан-Франциско.
{209} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 110.
{210} Цит. по: Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. — М., 1995. — С. 289.
{211} Там же. — С. 302.
{212} Очерки истории российской внешней разведки. / Т. 3: 1933–1941 годы. — С. 136, 137.
{213} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 122.
{214} Цит. по: Царев О., Костелло Дж. Указ. соч. — С. 305, 307.
{215} Квашнин Константин Константинович (1913–2007). Родился в Омске в крестьянской семье. Там же получил начальное образование. С четырнадцати лет работал в Новосибирске на лесопильном заводе, сначала был учеником электромонтера, затем электромонтером. В 1929 г. вступил в комсомол, с 1931 г. кандидат в члены ВКП(б). В 1932 г. поступил в Государственный электромашиностроительный институт Москве. В 1933 г. институт был закрыт, а его здание и студенты переданы Московскому электротехническому институту народной связи им. Подбельского (МЭИС). В 1937 г. окончил МЭИС. В 1937–1938 гг. курсант спецшколы СГОН. С 1939 г. в НКВД. В 1939–1941 гг. заместитель начальника Радиоцентра контроля за эфиром, заместитель начальника отделения механических и пиротехнических аппаратов и устройств Отдела оперативной техники. С началом Великой Отечественной войны помощник начальника инженерной службы Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД (ОМСБОН). В 1942–1943 гг. сотрудник IV Управления НКВД — НКГБ. В 1943 г. находился в спецкомандировке в Англии. В апреле — июне 1944 г. был в Югославии у партизан И.Б. Тито. В 1945–1967 гг. преподаватель в Высшей разведывательной школе. С 1967 г. на научной и преподавательской работе в МЭИС.
{216} Квашнин К.К. Воспоминания ветерана. — М, 2002. — С. 21–24.
{217} Запись беседы с К.К. Квашниным. Из архива авторов.
{218} Цит. по: Очерки истории российской внешней разведки. / Т. 3: 1933–1941 годы. — С. 136–137.
{219} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 122–123.
{220} Очерки истории российской внешней разведки. / Т. 3: 1933–1941 годы. — С. 134–135.
{221} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 41.
{222} Там же. — С. 80.
{223} Там же.
{224} Третьяков Сергей Николаевич (1882–1944). Из семьи московских текстильных фабрикантов. С 1915 г. товарищ председателя Московского Военно-промышленного комитета. С марта 1917 г. товарищ председателя Всероссийского союза торговли и промышленности, с июля 1917 г. министр торговли и промышленности Временного правительства. С ноября 1919 г. заместитель председателя Совета министров в Омском правительстве, в январе 1920 г. эмигрировал. С 1929 г. агент ИНО ОГПУ. В августе 1942 г. арестован немцами и впоследствии казнен как советский агент.
{225} Скоблин Николай Владимирович (1893–1937). Род. в семье отставного полковника в городе Нежин. В 1914 г. окончил Чугуевское военное училище и в чине прапорщика был направлен на фронт. В середине 1917 г. в звании штабс-капитана вступил в 1-й Ударный (впоследствии Корниловский) отряд 8-й армии. В ноябре 1918 г. командир Корниловского полка, полковник. В Русской армии Врангеля начальник Корниловской дивизии, генерал-майор. В июне 1921 г. в Галлиполи женился на певице Надежде Васильевне Плевицкой. В эмиграции вступил в РОВС. В 1931–1937 гг. агент ИНО ОГПУ, псевдонимы «Фермер», «Еж/13». Сам Скоблин полагал, что работает на Разведупр Штаба РККА.
{226} Глинский Станислав Мартынович (1894–1937). Род. в Варшаве в семье рабочего-железнодорожника (отец — член СДКПиЛ). После окончания училища работал модельщиком на заводе. Член РСДРП с 1911 г. С 1918 г. в РККА, воевал на Урале. В 1918–1920 гг. оперуполномоченный по информации, начальник Особого отдела Екатеринбургской ЧК. В 1920–1922 гг. помощник начальника по агентурной работе Особого отдела 16-й армии; начальник Особого отдела при Белорусской ЧК, уполномоченный ударной группы по разработке иностранных миссий в Белоруссии, начальник Заславльского пограничного Особого отделения. С 1924 г. сотрудник ИНО ОГПУ. В 1926 г. помощник резидента в Данциге. В 1927 г. легальный резидент в Польше. В 1928 г. — легальный резидент в Финляндии. В 1930 г. легальный резидент в Латвии. В 1931–1933 гг. легальный резидент в Чехословакии. В 1934–1937 гг. легальный резидент во Франции. Репрессирован. Расстрелян.
{227} Григорьев (Александров?) Михаил Васильевич. Разведчик-нелегал. Работал во Франции. Других сведения у авторов не имеется.
{228} Гражуль Вениамин Семенович (наст. Гражуль Вениамин Соломонович) (1899–1965). Род. в Вильно в семье рабочего. В 1914 г. окончил два класса Виленского начального училища, затем выехал на заработки в Германию. В 1916 г. поступил плотником в полевую строительную организацию 12-й германской армии. С 1917–1918 гг. член Союза Спартака. В 1918 г. курьер Немецко-венгерской центральной хозяйственной комиссии в Киеве. Член РКП(б) с 1919 г., работал по снабжению в 12-й армии. В 1920–1921 гг. секретный сотрудник Особого отдела 12-й армии, начальник агентуры Особого отдела 1-й Конной армии, начальник Особого отдела 19-й кавалерийской дивизии. В 1922 г. начальник пограничного отделения на румыно-советской границе. По болезни откомандирован в распоряжение Киевского губкома КП(б)У. С августа 1922 по июнь 1924 г. на партийной работе. С июля 1924 г. уполномоченный Киевского губотдела ОГПУ. В 1926–1930 гг. начальник Секретного отделения Киевского и Днепропетровского окружных отделов ОГПУ. В 1930-х гг. нелегал ИНО в Голландии, Франции и Германии. В 1943–1946 гг. на преподавательской работе в Школе особого назначения. С 1946 г. в отставке по болезни.
{229} Цит. по: Заковский Л. Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца! — М., 1937. — С. 4.
{230} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 116–117.
{231} Заковский Л. Указ. соч. — С. 14.
{232} Там же. — С. 17–18.
{233} Пятницкий В.И. Заговор против Сталина. — М., 1998. С. 339.
{234} Сталин И.В. Соч.. — Т. 14. — С. 126.
{235} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 65–66, 67.
{236} Там же. — С. 68–69, 90.
{237} Там же. — С. 92–94.
{238} «Правда», 27 января 1939 г.
{239} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 214–215.
{240} Старинов И.Г. Указ. соч. — С. 123.
{241} Фитин Павел Михайлович (1907–1971). Генерал-лейтенант (с 1945 г.). Род. в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии в крестьянской семье. После окончания средней школы работал в сельхозкоммуне, возглавлял комсомольскую ячейку. В 1932 г. окончил инженерный факультет Института механизации и электрификации сельского хозяйства. В 1932–1934 гг. заведующий редакцией в издательстве «Сельхозгиз». В 1934–1935 гг. служил в РККА. После службы вернулся в издательство, в 1936–1938 гг. заместитель главного редактора. В марте 1938 г. по партнабору направлен в органы НКВД, окончил ускоренные курсы Школы особого назначения. С ноября 1938 г. стажер, затем оперуполномоченный 9-го отделения 5-го отдела ГУГБ (разработка троцкистов и правых за кордоном). С 1 ноября 1938 г. заместитель начальника отдела, с 13 мая 1939 г. начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД. С 26 февраля по 31 июля 1941 г. начальник I (Разведывательного) Управления НКГБ. С 31 июля 1941 г. по 12 мая 1943 г. начальник I Управления НКВД. С 12 мая 1943 г. по 15 июня 1946 г. начальник I Управления НКГБ — МГБ. В 1946–1947 гг. заместитель уполномоченного МГБ в Германии. В 1947–1951 гг. заместитель начальника Управления МГБ Свердловской области. В 1951–1953 гг. министр госбезопасности Казахстана. С 16 марта по 16 июля 1953 г. начальник Управления МВД Свердловской области. В ноябре 1953 г. уволен из МВД по служебному несоответствию. В 1954–1963 гг. работал на гражданских должностях.
{242} Цит. по: Коминтерн и Вторая мировая война. [Документы]: в 2 ч. / Ч. I: до 22 июня 1941 г. — М., 1994. — С. 10–11.
{243} Там же. — С. 72.
{244} Цит. по: Болтунов М.Е. Диверсанты ГРУ. — С. 142.
{245} На страже границ Отечества. Пограничные войска России в войнах и вооруженных конфликтах XX в.: в 3 т. / Т. 3. — М., 2000. — С. 201, 202.
{246} Бои в Финляндии. Воспоминания участников. — М., 1941. — С. 156.
{247} Шюцкор (от швед. skyddsker — охранный корпус). Создан в 1921 г. на основе добровольческих отрядов. В 1927 г. объявлен вспомогательной частью национальной обороны. В 1939 г. насчитывал свыше 100 тыс. человек. Распущен в 1944 г.
{248} Цит. по: Рязанов О.Е. История снайперского искусства. — М., 2004. — С. 33.
{249} Мамсуров Хаджи-Умар Джиорович (1903–1968). Герой Советского Союза (29.05.1945). Генерал-полковник (с 1962 г.). С 1918 г. в РККА, участник Гражданской войны. В 1923 г. окончил КУТВ. В 1923–1935 гг. на командных, политических и преподавательских должностях в кавалерийских частях РККА. В 1935 г. окончил Курсы комсостава по разведке при РУ Штаба РККА. В ноябре 1935-го — феврале 1936 г. в распоряжении Разведупра. В феврале 1936-го — апреле 1938 г. секретный уполномоченный Специального отделения «А» (активная разведка) РУ. В авусте 1936-го — октябре 1937 г. военный советник Штаба республиканской армии и 14-го (партизанского) корпуса в Испании. В апреле 1938-го — августе 1940 г. начальник специального отделения (с мая 1939 г. отдела) «А» РУ. Во время советско-финляндской войны 1939–1940 гг. заместитель начальника Оперативной группы Генштаба на Северо-Западном фронте, командир Особой лыжной бригады. В августе 1940-го — июне 1941 г. начальник 5-го отдела РУ Генштаба Красной армии. В июне 1941-го — январе 1942 г. специальный уполномоченный по руководству партизанским движением, начальник Особой оперативной группы РУ Генштаба Красной армии. В январе — августе 1942 г. командир 114-й кавалерийской дивизии, заместитель командира 7-го кавалерийского корпуса, начальник Южного штаба партизанского движения (Кавказ, Крым). В ноябре 1942-го — марте 1943 г. начальник Оперативного отдела и помощник начальника Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД). С апреля 1943 г. в действующей армии. В 1946–1957 гг. командир бригады, дивизии, корпуса, командующий армией. В 1957–1968 гг. начальник Центра особого назначения, заместитель начальника ГРУ Генштаба ВС.
{250} Цит. по: Соколов Б.В. Тайны финской войны. — М., 2000. — С. 173, 175.
{251} Бубер-Нейман М. Мировая революция и сталинский режим: Записки очевидца о деятельности Коминтерна в 1920–1930-х годах. — М., 1995. — С. 258, 259.
{252} В 1939–1944 г. Краков считался центром гитлеровского генерал-губернаторства.
{253} Немецкое название польского города Щецин.
{254} Цит. по: Прокофьев В. Внешняя разведка: боевое содружество. — Минск, 2002. — С. 137.
{255} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 192.
{256} Там же. — С. 105.
{257} Шварев Н.А. Нелегалы внешней разведки. — М., 2008. — С. 27.
{258} Иссерсон Г.С. Новые формы борьбы. — М., 1940. — С. 29–30.
{259} Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. — М., 1969. — С. 263.
{260} Цит. по: Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. / Т. 4: 1941–1945 годы. — М., 2003. — С. 18–21.
{261} Судоплатов П.А. Указ. соч. — С. 184–185.
{262} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. 1941–1945 годы. — М., 2005. — С. 189, 190.
{263} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. — С. 191–192.
{264} Там же. — С. 193.
{265} Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках: Записки чекиста. — М., 1971. — С. 201–202, 203.
{266} Цит. по: Смирнов Н. Партизан первого часа. // Советская Белоруссия. — № 61. — 2 апреля 2009 г.
{267} Там же.
{268} Лоссберг Бернхард, фон (1899–?). Выдающийся немецкий военный аналитик. С 1916 г. участник Первой мировой войны, с 1917 г. лейтенант. С 1939 г. оберст-лейтенант (подполковник), сотрудник Управления планирования Верховного командования вермахта (OKW). Один из авторов наиболее рационального плана единой структуры командования вооруженными силами, отвергнутого Гитлером. Участник разработки планов нападения на Польшу, Норвегию и др. Его проект «Фриц» лег в основу оперативного плана «Барбаросса», разработанного Верховным командованием сухопутных войск. Зимой 1941/42 г. вновь высказал идею о необходимости срочно сформировать единый орган управления вооруженными силами вместо четырех. Поддержки не нашел. С 1944 г. генерал-майор. С 1945 г. в отставке.
{269} Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки, документы и материалы: в 2 т. / Т. 2. — М., 1973. — С. 76–77.
{270} Несмотря на то что на начало января 1941 г. в РККА числилось 40 фронтовых, 845 армейских, 768 корпусных и 5909 полковых радиостанций, пользоваться ими в должной мере не умели и не любили, опасаясь пеленгации радиостанциями противника и возможных арт– и авиаударов.
{271} Германский институт зарубежных исследований: Борьба против Востока. 1941. [Обработал материалы д-р Ганс Фольц, 1944] / Ч. 1. — Берлин: Изд. Юнкер унд Дюннхаупт Ферлаг. [Русский перевод: http://www.hrono.ru/dokum/194_dok/1941frik.html].
{272} Веремеев Ю.Г. «"Линия Сталина" и подготовка партизанской войны». // http://army.armor.kiev.ua/hist/linia-stalina.php
{273} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. — С. 242–243.
{274} Церетели Шалва Отарович (1894–1955). Генерал-лейтенант (с 1945 г.). В 1920 г. в Кутаисской тюрьме познакомился с Л.П. Берией, в дальнейшем стал его доверенным лицом. В 1921 г. начал службу в милиции, работал начальником Отдела по борьбе с бандитизмом, начальником милиции Грузинской ССР. В 1938 г. переведен в Москву в составе «команды» Берии. С января 1939 г. заместитель начальника 3-го спецотдела НКВД СССР. Арестовывал бывшего наркома Н.И. Ежова. Участник убийства посла СССР в Китае И.Т. Бовкун-Луганца и его жены. С апреля 1941 г. заместитель начальника Главного управления милиции и начальник Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР В июле — августе 1941 г. заместитель начальника Особой группы при НКВД, возможно, контролировал деятельность П.А. Судоплатова. С 15 августа 1941 г. 1-й заместитель наркома внутренних дел Грузии. В 1943–1953 гг. заместитель наркома/министра НКГБ — МГБ ГССР. С 1953 г. на пенсии. Расстрелян.
{275} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. — С. 194.
{276} Богданов Павел Михайлович (1901–1973). Генерал-лейтенант. Участник Гражданской войны. Окончил Высшую пограничную школу и Военную академию механизации и моторизации РККА. В 1930-х гг. занимал различные должности в Пограничных войсках Среднеазиатского округа. В июне — октябре 1941 г. начальник войск Особой группы при НКВД СССР. После 1945 г. на командных должностях в системе пожарной охраны и в органах госбезопасности СССР.
{277} Орлов Михаил Федорович (1903–1983). Полковник. Род. в Тульской губернии, в семье рабочего-слесаря. В 1919 г. вступил в РКСМ, работал уполномоченным укома комсомола, председателем райкома комсомола. В 1920 г. добровольцем вступил в РККА, участник подавления антисоветских мятежей. Окончил Объединенную военную школу им. ВЦИК. В 1930–1931 гг. участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, в борьбе с бандитизмом в Азербайджане и с басмачеством в Средней Азии. Служил в войсках НКВД, окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. До мая 1941 г. начальник Себежского военного училища НКВД. С 16 октября 1941 г. командир ОМСБОН, с октября 1943 г. командир Отдельного отряда особого назначения (ОСНАЗ) НКГБ. После 1945 г. на различных должностях в органах КГБ и МВД; занимался преподавательской деятельностью.
{278} В Себежской военной школе (затем военном училище) НКВД в 1920–1930-е гг. осуществлялась подготовка будущих партизан и диверсантов.
{279} Более полными сведениями об этом человеке авторы не располагают.
{280} Гриднёв Вячеслав Васильевич (1898–1991). Генерал-майор (с 1944 г.). В 1917 г. — рядовой Запасного электротехнического батальона. С 1918 г. в РККА, участник Гражданской войны. С сентября 1921 г. сотрудник МЧК, уполномоченный декретной оперативной части. В 1924 г. окончил Высшую пограничную школу ОГПУ. С 1924 г. комендант погранучастка, начальник погранотряда на советско-иранской границе. В 1931–1932 гг. учился на курсах усовершенствования ВПШ ОГПУ. В октябре 1932–1936 гг. инструктор погранохраны в Монголии. В 1936–1939 гг. начальник погранотряда на советско-иранской границе. В 1939–1941 гг. начальник отделения в Главном управлении погранвойск НКВД СССР, затем начальник Волковысского горотдела НКВД БССР С июня 1941 г. в Особой группе при наркоме НКВД. В 1941–1942 гг. командир 1-го полка ОМСБОН. В 1942–1943 гг. командир ОМСБОН. С ноября 1943 г. по январь 1949 г. советник министра госбезопасности МНР, участник войны с Японией. В 1949 г. начальник отдела Комитета информации (КИ) при СМ СССР С 1950 г. начальник Высшей разведывательной школы МГБ–КГБ. С 1960 г. в отставке по здоровью.
{281} КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза: Документы, 1917–1981. — М., 1981. — С. 298.
{282} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. — С. 224–225.
{283} Коминтерн и Вторая мировая война. [Документы]: в 2 ч. / Ч. II: после 22 июня 1941 г. — М., 1997. — С. 9.
{284} Более подробно о резидентуре «Братушки», а также о боевой деятельности Особой группы и IV Управления НКВД — НКГБ см.: Линдер И.Б., Чуркин С.А., Абин Н.Н. Диверсанты: Легенда Лубянки — Павел Судоплатов. — М.: РИПОЛ классик, 2008; Они же: Диверсанты: Легенда Лубянки — Павел Судоплатов. 40-летию КУОС КГБ СССР посвящается.: 2-е изд. — М.: РИПОЛ классик, 2009.
{285} Мельников Николай Дмитриевич (1905–1944). Комиссар госбезопасности (с 1943 г.). С 20 марта по 1 июня 1939 г. старший помощник начальника 3-го отделения 1-го отдела Главного управления погранвойск НКВД. С 1 июня по 14 декабря 1939 г. начальник 14-го отделения 5-го отдела ГУГБ. С 14 декабря 1939 г. по 27 февраля 1941 г. заместитель начальника 5-го отдела ГУГБ. С 27 февраля по 1 сентября 1941 г. начальник 2-го отдела I Управления НКГБ. С 3 октября 1941 г. по 16 января 1942 г. зам. начальника 2-го отдела НКВД СССР. С 18 января 1942 г. заместитель начальника IV Управления НКВД НКГБ, начальник 1-го отдела IV Управления. С 6 марта по 3 августа 1943 г. заместитель начальника II Управления НКВД СССР. С 3 августа 1943 г. по 7 апреля 1944 г. 1-й заместитель начальника Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД. Покончил с собой.
{286} Дроздов Виктор Александрович (1902–1966). Генерал-майор (с 1945 г.). В РККА с 1920 г. В 1921–1935 гг. в органах ВЧК — ОГПУ на Украине. В 1935–1940 гг. на службе в милиции на Украине и Сталинградской области. С апреля 1941 г. заместитель начальника Управления милиции Московской области. С августа 1941 г. помощник начальника Особой группы при НКВД. С октября 1941 г. помощник начальника 2-го отдела НКВД. С января 1942 г. начальник 2-го, затем 3-го отдела IV Управления НКВД. С апреля 1943 г. начальник Отдела по борьбе с бандитизмом (ОББ) НКВД. С сентября 1943 г. нарком внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, с апреля 1944 г. начальник УНКВД по Грозненской области. С августа 1945 г. начальник отдела военнопленных Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД. С февраля 1946 г. начальник 1-го отдела II Управления ГУПВИ НКВД — МВД СССР С февраля 1947 г. начальник Управления «2-Н» (борьба с националистическим подпольем) и замминистра МГБ УССР. С января 1951 г. начальник Бюро № 2 МГБ СССР С 1952 г. начальник отдела II Главного управления МГБ СССР. В марте 1953 г. снят с работы и в сентябре 1953 г. уволен по состоянию здоровья.
{287} Камаева-Филоненко Анна Федоровна (1918–1998). Подполковник. Жена разведчика Михаила Ивановича Филоненко. С 1938 г. сотрудник ИНО НКВД (комсомольский набор). Вела оперативные дела нелегалов в европейских государствах. В 1941–1945 гг. сотрудник Особой группы, 2-го отдела НКВД, IV Управления НКВД — НКГБ, находилась в партизанских отрядах. В 1944–1946 гг. участник подготовки операции по вооруженному освобождению Р. Меркадера. В 1946–1960 гг. вместе с мужем находилась на нелегальной работе в Китае, Аргентине, Бразилии, Колумбии, Парагвае, Уругвае, Чили, США и Португалии.
{288} Кочергина Александра (?–?). Старший оперуполномоченный ИНО ОГПУ — НКВД. Оперативная «жена» Н.И. Эйтингона.
{289} Из архива семьи Серебрянских. Ксерокопия.
{290} Там же.
{291} Там же.
{292} Там же.
{293} Коммунистическая партия в Великой Отечественной войне (июнь 1941 г. — 1945 г.): Документы и материалы. — М., 1970. — С. 50.
{294} Судоплатов П.А. Победа в тайной войне. — С. 203.
{295} Квашнин К.К. Воспоминания ветерана. — С. 22.
{296} Из архива семьи Серебрянских. Ксерокопия.
{297} Тимашков Александр Эрастович. Подполковник. В 1930-е гг. начальник Отделения оперативной техники ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД. В 1938 г. отвечал за организацию технической подготовки при ликвидации лидера ОУН Е. Коновальца. В 1941–1942 гг. один их ведущих разработчиков оперативной техники. С 1943 г. начальник Отдела технического обеспечения НКВД СССР. В 1945 г. советник МГБ СССР при руководстве греческого партизанского движения.
{298} Хрусталева С. Рудольф Абель никогда не был в Америке, однако блестяще сработал там на нашу разведку. // Комсомольская правда, 10 января 2000 г.
{299} Колесников Юрий Антонович (наст. Гольдштейн Иойна Тойвович). Герой России (с 1995 г.), полковник. Род. 17 марта 1922 г. в Болграде (Бессарабия), в семье портного. Окончил начальную школу и лицей Короля Кароля II. Работал автомехаником в авиационной школе, откуда был изгнан как еврей. С 1940 г. работал в Одесском областном управлении НКВД. С июня 1941 г. в составе спецгруппы НКВД при штабе Кагульского пограничного отряда и штабе Южного фронта. В июле — августе 1941 г. выполнял задание в Румынии. По возвращении участвовал в диверсионных рейдах в тылу противника. В ноябре 1941 г. зачислен в ОМСБОН. Окончил спецшколу Коминтерна в Уфе. Сотрудник Группы «Я». В марте 1942 — октябре 1943 г. в составе РДГ воевал в южных районах Белоруссии. В ноябре 1943-го — июле 1944 г. в 1-й Украинской партизанской дивизии: помощник командира полка по разведке, командир батальона, командир 1-го полка. С 1944 г. на оперативной работе в I Управлении НКГБ. В 1946–1948 гг. на нелегальной работе в Румынии и Палестине. В 1948 г. отозван из-за границы и уволен из МГБ, работал автомехаником. После 1953 г. сотрудничал с I Главным управлением КГБ СССР до 1995 г. Член Союза писателей.
{300} Чудодеев А. Человек из группы «Я». // Итоги. — №18(256). — 8 мая 2001 г.
{301} Гусев В. Юрий Колесников: Я — из Группы «Я». // Красная звезда, 20 апреля 1995 г.
{302} Из архива семьи Серебрянских. Расшифровка кассет № 323–324. — С. 2, 9, 18–19.
{303} Немировская М. На грани катастрофы. // Русский Базар. — №18(524). — 4–10 мая 2006 г.
{304} Судоплатов П.А. Спецоперации. — С. 221, 263.
{305} Сташко Лев Ильич. Полковник (с 1945 г.). В 1932 г. помощник резидента в Париже по украинскому направлению. В 1938 г. сотрудник 5-го отдела (Внешняя разведка) ГУГБ. С 1941 г. в Особой группе при НКВД, организатор диверсионной работы на Украине. С июня 1942 г. заместитель начальника 3-го отдела IV Управления НКВД — НКГБ СССР, руководитель подготовки Н.И. Кузнецова. С июля 1944 г. начальник 4-го отдела IV Управления НКГБ СССР, куратор резидентуры в Венгрии. С июня 1945 г. заместитель начальника Отдела «Ф» НКВД СССР. С сентября 1945 г. начальник 4-го отдела IV Управления НКГБ СССР В апреле 1947 г. уволен на пенсию.
{306} Судоплатов П.А. Спецоперации. — С. 391–392.
{307} Гарбуз Иосиф Михайлович (1923–2004). Подполковник. Выпускник школы «Динамо». С 1941 г. боец ОМСБОН. В 1942–1946 гг. сотрудник IV Управления НКВД — НКГБ. Участник обороны Москвы и Сталинграда. Участвовал в операциях «Монастырь», «Березино» и «Басмачи». С 1945 г. на оперативной работе в Варшаве. С 1946 г. сотрудник Отдела «ДР» МГБ СССР. В 1946–1951 гг. на нелегальной работе в Румынии и Палестине. С 1952 г. в запасе по состоянию здоровья.
{308} Семенов Александр (наст. Таубман Эйл) (1916–1974). Род. в Париже в семье эмигранта-бундовца из Ковно (Каунаса). После 1922 г. семья вернулась в Литву. С первой половины 1930-х гг. сотрудник МОПР. Возможно, оперативник одной из спецслужб Коминтерна. Работал против троцкистов. В 1938 г. участвовал в ликвидации Рудольфа Клемента, секретаря Л.Д. Троцкого, в Париже. С 1940 г. в центральном аппарате НКВД — НКГБ — МГБ. С 1946 г. сотрудник Отдела «ДР» МГБ СССР. В 1946–1951 г. на нелегальной работе в Румынии и Палестине. После ареста Л.П. Берии уволен из органов МВД СССР без пенсии.
{309} Судоплатов П.А. Спецоперации. — С. 472.
{310} Судоплатов П.А. Спецоперации. — С. 403.
{311} Судоплатов П.А. Спецоперации. — С. 559–560.