ЛЕНИН В ШУШЕНСКОМ. Из серии ненаписанных мною книг, которые я никогда не напишу. Сегодня поделюсь своей новой ненаписанной книгой – «Ленин в Шушенском». Эпитетами к ней я не выбрал – а если написал бы книгу, то выбрал бы - слова самого Владимира Ильича, написанные им в его ссылке:
«Здесь тоже все нашли, что я растолстел за лето, загорел и высмотрю совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь! Сразу все питерские болести побоку!».
И еще:
«Наняли девочку, которая теперь и помогает маме по хозяйству и всю чёрную работу справляет».
В этой книге «пленник царизма» делал бы то, что на самом деле делал в Шушенском – лопал ежедневно котлеты из свежей баранины, кучу картошки и зелени, катался на коньках, ходил на охоту, и, вероятно, как настоящий барин, за которого его и принимали в деревне, тискал деревенских девок. Тетёрки, утки, зайцы, дупеля не сходят с его стола. Он получает, через мать, большие средства из Швейцарии, открыто занимается подготовкой революции, пишет и рассылает открыто, почтой инструкции товарищам за рубежом – как лучше, быстрее развалить Россию. Получает через родных тюки журналов, газет, русские, немецкие, французские книги, нелегальные издания. Ведёт обширную политическую переписку, составляет книги, пишет статьи в журналы и революционные брошюры для издания в Женеве. Открыто призывает к свержению царизма и убийству царской семьи. Да, тяжело жилось жертвам царизма. Царизм просто свирепствовал, кровь из Ильича пил, да и из всей страны.
Так вот, три года такого роскошного курорта. Здравница. Совмещенная с неприкрытым центром терроризма. Но вот в конце этих трех лет Владимир Ильич чего-то загрустил. На самом деле. Непонятно отчего. Историки недоумевают. Похудел даже. А ведь ссылка шла к завершению, и его ждали с нетерпением в швейцарских банках и в немецких отелях, в питерских террористических кружках и в дорогих московских ресторанах. Ждали товарищи. Ждали спонсоры. Ждали издатели, которым были заказы печатать его книги. А Ильич – загрустил.
И чего это вдруг? Вот об этом и была бы моя книга. О том, как человек гадит прямо туда, откуда пьет, разрушает то, что его созиждет, и навеки уничтожает тот устой жизни, которым наслаждался в Шушенском. И людей. А так как это было бы литературное произведение, и было бы оно о жизни, как в жизни, то там была бы и та девочка, пятнадцати лет, как записал Ильич в своем дневнике, которая служила ему эти три года. Звали ее Леной. И как она забеременела – единственным наследником Ильича. Бесплодная и бесполая Крупская, которую Ленин именует не иначе, как «мамой», и которая эту роль и выполняла по жизни, вместе с ролью революционной фурии, не противится этой увлеченности ее фиктивного супруга, его минутной «животной страсти», слабости. Но она против ребенка. Ведь ребенок Ильича может оказаться козырем в руках «агентов охранки», или просто – мог пробудить в Ильиче человеческие чувства. Допустить этого Крупская и не могла. Во имя Революции. Да и сам Ильич понимал... И когда Лена родила, тогда товарищ Крупская сказала, что и Лену и ребенка необходимо принести в жертву революции.
В своем революционно-девственном-колдовском порыве она предрекает, что если он решится на этот шаг и убьет их – то он сможет и изничтожить всю царскую семью. Она предрекла ему, как Гомеровскому герою Илиады, царю Агамемнону, победоносный поход на Трою его дней – на Питер, на Россию. Но как Агамненон должен был принести в жертву свою дочь, чтобы достичь цели, чтобы захватить Трою и Прекрасную Елену, так и Ильич должен был принести в жертву и сына (и его не остановишь, как Авраама остановили), и прекрасную Елену.
Мощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,
Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце
Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.
Ведь, говоря словами Гомера, «в душе он желал черноокую деву
В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре» (Крупской).
Вот он и ходил, Ильич, грустный. И царя с семьей вроде хочется извести, отомстить, вознестись над всеми. И как-то вроде не-по-человечески получается все это. Эта добрая к нему деревня, эти радушные крестьяне, готовые простить ему даже его слабости, эта размеренная жизнь, эти песни, эта девочка, подарившая ему столько тепла, наконец, его сынишка, такой милый, доверчивый, улыбающийся... Все это надо было принести в жертву Революции. И он принес. Не стало ни Лены, ни ребенка. Но появился зато Ленин.
Вот такую книгу я не напишу. Потому что времени нету. Потому что книга грустная. Потому что народ все равно не читает большие книги маленьких писателей, коих я и представляю. И потому, что я уже и так все написал и сказал по этому вопросу.