Подарок для моей любимой Принцессы Изабеллы Кларк
Эвридика металась по амбарушке, на чем свет стоит кляня Илью Сохатых, буквально накануне куда - то задевавшего ее зубы, помнится, вечером пришли гости, принесли бражки, до первых петухов сидели, пили, пели песни, вспоминали минувшее, походы и бои Экспедиционного корпуса, а наутро - хвать ! - и нету зубов. Эвридика чертыхнулась и полезла в печь, вспомнив, как Сохатых рассказывал о народном обычае братьев - мордвы, мол, тыр - пыр, моются они в печках, отодвигают горшки и лезут прямо в самый жар и пекло, а поскольку печки у мордвы п...дец какие узкие, точно манда у школьниц, то вылезают они еще чумазее, чем были, красят волосенки басмой и уезжают с горя за океан, трахаются с врагами, а вернувшись, идут работать на РЕН ТВ.
- Да ты совсем обезумела, мать, - послышался тихий голос и Эвридика оглянулась, хотя и было это непросто : она уже внедрилась вертким телом в зев печки более, чем наполовину, наружу торчали ноги в ловких лапотках, лиловые кальсоны с кружевной оторочкой, срезанной со шторы благочинного о прошлом годе да подол бального платья, преподнесенного Ибрагимом - оглы на Троицу, он еще похвалялся, что снял его вместе с кожей с протопопицы. Ба, Паук !
- Вылазь, вылазь, - приговаривал махонький мужичок с бородой и топором, вытаскивая хозяйку за хвост, - ишь, чего удумала, время на дворе не ждет, а она по печкам хоронится. Ты чего ? - Захохотал разбитной купец, усаживая Эвридику на пол и примериваясь топориком к ее изогнутой прихотливыми изгибами шее. - А гдя у тя зубы - ту ?
Паук пригнулся, по всей видимости, от страха, но по слышимости : х...й его знает, так как напевал он в этот ответственный и судьбоносный момент страшные свой неопределенностью священные строки самоновейшего гимна Михалкова " Эй, шпана, дайте топор, сто старух прибью на забор ". Гимн этот приняли третьего года, как раз при конечной верстке социального бюджета, делегат Пушков - и - Косачев - делль Пьетро- эль Куно, полномочный посланник от Астурии и Кортезии Забайкальской прямо сказал господам Сенату, мол, тыр - пыр, е...ся в сраку, старух - на забор, президенту - прямую, как жизнь, линию, гнутую оглоблей в дугу всеобщего ахуя, Дане Гранину - орден, пока не помер. Эвридика задумалась : " Интересно, вот есть вот видимость и слышимость, а как нащот тактильных ощущений ? " Она потрогала купца за бороденку, потом ниже, а дойдя до ног вскрикнула и выбежала на улицу, ног - то ведь не было, вместо них красовались красочные ходули, умыкнутые Ибрагимом - оглы из китайского цирка, раскидывавшего шелковые расписные шатры в следующем году. Что есть сил убегая по улице, Эвридика снова задумалась : " Странная байда получается, однако, гости были вчера, штора - о прошлом годе, гимн - третьего года, а китайцы - в будущем, грядущем, стало быть. И откуда же я это знаю ? " Эвридика встала посреди улицы и поняла, резко и четко, что не иначе, как наделена она даром предвидения. " Да за такой дар никаких зубов не жалко ", - подумала Эвридика, боченясь врастопырь от гордости. " Да за ради оракульского искусству я и чужих зубов не пожалею ! " - решила она и, размахнувшись, вышибла одним махом зубы проходившего мимо по своим жандармским делам околоточного, массивного мужчины в куртке " Аляске " и белых кроссовках.
- На !
Околоточный охнул и пригнулся, выплевывая зубы на свежевыпавший снег.
- Чота я ни х...я не пойму, - честно признался маленький медвежонок, более известный как Пох, трижды перечитав вышенаписанное. - Зубы какие - то, Эвридики, околоточный.
- Это потому, что ты вообще ни хера не понимаешь, ты же медведь, - нагло ответил я, угощая приятеля сигаретой, - причем, медведь вымышленный, не настоящий.
- И чо, - распсиховался медвежонок, вскакивая на ноги, - мне теперь : эволюционно человеком становиться, что ли ? Да я на х...ю мотал всю гуманизму вместе с Даней Граниным. - Неожиданно он успокоился и начал цитировать Бальмонта. - В брабантских кружевах и с пистолетом ...
- Дурак, это Гумилев, - пробормотала Дита фон Тиз, проснувшись. Сгребла меня в охапку и прижала к пышной груди, а Пох сам залез. Куда надо залез.
Через час блистательная и матерая стриптизерша, заваривая чай выговаривала нам, тыча острым коготком прямо в наши жизнерадостные рожи :
- Вот на один день нельзя вас оставить. То у вас холокост, то революция, то Бальмонт. Бля, - для убедительности добавила она, сверкая глазами из - под начеса.
- А еще Эвридика и какие - то зубы, - пробормотал Пох, отпивая чай и закуривая сигарету. - Это ваще п...дец.
- Слушайте, - взмолилась Дита, молитвенно складывая ручки перед собой, - вот по кой хер вы всех с ума сводите ? Скажите прямо, мол, тыр - пыр, любим мы тебя, обожаем и хотим по - жизни. Может, - размечталась она, - даже в жопу.
Пох подтолкнул меня локтем и подмигнул, мол, видал, какая ушлая баушка. Сто лет уж, а все туда же. Тоже мне, Изабелла Кларк в стразах, сказала бы " спасибо " за возвращение в сферу интересов. Я довольно лыбился, думая о женском теннисе и длинноногих красотках в коротеньких юбочках, с сиськами и мускулистыми ногами, сжимающими меня так, что перехватывало дух и хотелось жить дальше.
- Ладно, - решила Дита, открывая нараспашку дверь. - Марш гулять, но чтоб через пару часов, - она посмотрела на часики, привинченные саморезами к голове премьер - министра, - были дома.
- А почему премьер - министр ? - Спрашивал меня Пох, шагая рядом с озабоченным видом. - Все, вроде, понятно стало, Дита, чай, теннисистки с ногами, и вдруг в самом конце - х...як ! - инсинуации какие - то ?
Я пожал плечами, словно француз, думая о спортсменках. Какие, в п...ду, премьеры ? Маленькая на пороге следующего круга, единственная и неповторимая чего - то там, а он о премьерах. Да на х...ю я мотал все премьеры и всех Звягинцевых с их фуфловой шнягой а - ля Вайда Бертолуччи.
Мы вышли на шоссе и поперли в сторону восходящего Солнца.