Бумеранг вернулся. Тихо "сделать ноги...” “Крот”. "Раненый гладиатор".
“Если и жив...” "Оглоблей не вылечишь…”
Именно в этот вечер (бывают же такие совпадения!) в клубе поселка демонстрировался фильм "Ответный удар". Нашелся шутник в районном кинопрокате и так логично совместил картины. Не теряя боевой настрой, выбрав себе заранее позицию неподалеку от клуба, Павел с нетерпением ждал своего противника, в полной уверенности, что тот наверняка объявится. Обладатель коронного удара не заставил себя долго ждать и почти сразу вальяжно, вразвалочку, подошел. На сей раз, он был один. Парни, покуривая в сторонке, с интересом ожидали развязки. Выйдя навстречу "Каюру", Пашка без опаски тронул его за локоть и произнес:
- Дело есть небольшое, отойдем, поговорить надо…
Следуя за обидчиком, он машинально расстегнул “москвичку” и высвободил левую руку. Не выказывая недоумения, боксер тоже вынул руки из карманов и, встав спиной к стене, совершил непростительную ошибку. К такому обороту Васька оказался абсолютно не готов. Он и в мыслях не мог допустить что-либо подобное, ведь бил всегда первым и наверняка. На сей раз чрезмерная наглость и завышенная самооценка не сработали и подвели его в самый критический момент. Впрочем, и самого момента не было, а была доля секунды, которая все и решила…
Сценка у западной стены клуба выглядела будничной, и с точностью до наоборот. Исключая “рысенышу” любую возможность для прыжка с выпусканием “когтей”, следуя принципу: опередил - победил, Вербин мгновенно выбросил кулак в ненавистное лицо. Клацнули зубы. Удар с подключением корпуса вышел не хуже и себя оправдал: Васек затылком влип в стенку и бесформенным кулем, полностью выключившись, сполз по ней к Пашкиным ногам.
- Теперь и ты отдохни малость, - добавил он, с облегчением выдохнув. Бумеранг закономерно вернулся к своему хозяину. Павел отомстил сторицей за тот подлый удар, начисто реабилитировал себя перед Верой и друзьями. Парни под руки, волоком притащили безвольного Ваську в фойе клуба и уложили на скамью. От трескучего мороза неотапливаемые стены фойе были сплошь покрыты ледяным куржаком, с потолка с шуршанием осыпались мелкие льдинки-кристаллы.
Роли поменялись - народу на фильм прибывало толпами, и многие не верили своим глазам, увидев вырубленного, лежащего у стены “боксера-разрядника”. Подошел Толян Жданов и, мельком глянув в сторону того, кто еще недавно пытался стать грозою деревни, одобрительно хлопнул Павла по плечу:
- Молодцом, не подвел нашу краинку! Есть повод отметить…
Подошли и остальные ребята, дружески поздравляя Павла. Анатолий кратко обрисовал ситуацию:
- Вот что, парни, после кино из клуба ни ногой, остаемся на танцах и будьте начеку - есть вероятность, что к боксеру скоро подтянется подмога, компашка у него сколочена. Сам он, правда, еще не оклемался, надо бы спирту нашатырного… Чую, орелики, придется побарахтаться, так, что полный обзор и держите ухо востро! Пока веселитесь, а дальше поглядим.
Громко зазвучала музыка, вихрем закружились пары, затем во всю мощь, собрав в круг ползала, грянул твист Остервальда “На мосту”. Танцы были в самом разгаре, но нарастающая тревога, казалось, камнем повисла в воздухе. Заглянув через некоторое время в фойе, Вербин обнаружил, что лавочка опустела: видимо, придя в себя и очухавшись, боксер куда-то убрался, чему окрыленный победой парень не придал особого значения.
Все же большинство ребят из ждановского окружения, поддавшись панике, под разными предлогами предпочли тихо “сделать ноги”, оставив Толяна и Павла одних в этой рискованной ситуации. Находился среди сбежавших и “крот - доброжелатель”, сдавший всех чохом стану противника. Участь этой категории людишек-двурушников омерзительна и заканчивается для них плачевно…
Трижды моргнул свет: так завклубом оповещал неугомонную молодежь об окончании танцев. Разгоряченные посетители очага культуры, оживленно переговариваясь, двумя потоками устремилась к выходам из зала. Пашка, ничего не подозревая, направился в ближние к сцене двери. В дальнем углу фойе раздавались дикие крики, топот, возня и четкие звуки оплеух. Там в одиночку, в неравной схватке, рыча от ярости и катаясь в клубке тел, словно раненый гладиатор, отбивался от троих мужиков Жданов.
На рукаве одного из нападавших Вербин заметил красную повязку дружинника. “А где все наши-то? - мелькнула ожогом мысль: - сбежали к чертям собачьим…” Ни один человек, прикинув риски, не сделал попытки разнять дерущихся, пресечь беззаконие. Все отворачивались, убыстряли шаги, втягивали головы в плечи, норовя поскорей убраться. Павел понимая, что ему не пробиться и никоим образом не помочь Жданову, решительно рванулся на выручку, но тут, ухватившись за воротник “москвички”, на него крепеньким бычком насел великовозрастный сынок управляющего Шипицин:
- А-а-а, это ты тут затеял бучу!? Не рано перья распушил? Погодь, давно к тебе присматриваюсь, а ну выйдем на пару ласковых… - рывком потянул он Пашку на выход. На них согласно приналег народ и, закрутив, вынес обоих во двор. Легко отбив его цепкую руку и, щупая карман, Павел нажал на психику:
- Не хватайся, не запряг! Пробуй, налетай, есть чем угостить!
Шипицин быстро растворился в толпе. Павел медленно, не оборачиваясь, ожидая в любую секунду удара сзади, пошел по тропинке в сторону библиотеки. Убегать после одержанной победы было смерти подобно. “Вот-вот, сейчас, в сию минуту ахнут чем-нибудь по затылку и… конец! - пульсируя, билась мысль в его голове. Пусть убьют, умру без позора, не беглецом. Что они медлят, гады?! Скорей бы уж…” Мертвое оцепенение и тупое равнодушие сковало парня. Позади Павла послышался грузный топот нескольких пар ног.
- Где он?! Не дайте ему уйти! - завопил кто-то истошно, набегая со спины…
Последнее, что почувствовал, - полыхнувшая вспышка в глазах. И словно подрубленный под корень молодой дубок, не издав стона, он рухнул в заветренный сугроб. Не видел Паша, как обошлись дальше с Толиком, как мимо него прошли взрослые заступники-мужики, очевидно думая, что он готов. Пашка лежал на снегу, отрешенный от всего мира, - не почувствовал даже сильнейшего пинка ногой под ребра, который с удовольствием продемонстрировал один из них:
- Ишь ты, разлегся как на перине, и не шелохнется, сволочь. Будет знать на кого рыпаться! Это тебе за Васюху… Если и жив, то к утру точно окочурится. С участковым уладим - он мне знаком, замнет это дело. Двигаем по домам. Мало Жданову перепало, но и он свое огребет… Кто бы ожидал, что он встрянет сюда, - здоров же, вражина! Гвозданул так, что один глаз у меня совсем заплыл, придется просить жену - примочки делать.
- А мне, когда барахтались и ломали его, похоже, руку выставил. Плечо пухнет, и пальцами шевелю с трудом, - в тон ему, болезненно кривясь, пожаловался другой…
- А потом изловчился, вырвался - схватил скамейку, а она под три метра, не меньше, и начал ею махать, чуть не перекалечил.
- Да-а, молодняк в селе стал борзой - оглоблей не вылечишь, - заключил с горечью любитель орудовать ногами, - смена нам видно пришла, пора и угомониться.
- Нет, ты послушай их, - заныли, как старухи у паперти, сами виноваты: влезли в пацаньи разборки из-за Васьки, вконец обнаглевшего, карты побросали, за колья схватились. И поделом он ему врезал. Идиоты конченные! Хороши… “Связались с ребятней и рады, - вмешался высокий, рассудительным тоном, - а ну как не выживет малый? На верху объявлена борьба с хулиганством, там не посмотрят, что мы в дружинниках числимся. Надо бы парня не добивать, а по-хорошему в тепло, да в чувство привести. Сомневаюсь, что Кочетов станет нас выгораживать. Кто мы ему, братья, сваты?.. Могли бы просто морду начистить, зачем же поленом? Теперь, хоть в снег его закапывай, свидетелей пруд-пруди, короче - засветились мы по полной, и Кочетов вряд ли выручит”. Четверо, уходя, проскрипели по жесткому снегу и растворились в ночи.
Продолжение: [link]http://www.proza.ru/2017/06/04/700[/link]