ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Я поднимаю трубку рабочего телефона и слышу:
– Ха, ну и как живешь?
Фамильярный, надо отметить, вопросик. Не могу сообразить, что за женщина его задает.
– Плохо! – отвечаю я.
– Неправда! Я тебя часто вижу, выглядишь отлично!
Узнал! Это Наташа. Та ночь, год воспоминаний о ней! Возможно ли? Позвонила спустя столько времени! Почему-то я представлял, что стоит ее услышать или увидеть, со мною обязательно что-то произойдет. Ничего подобного, даже легкого волнения нет.
– Всю правду обо мне может знать только одна – единственная! – говорю я.
– Ну и как же зовут эту единственную? – спрашивает она игриво.
– Наташей. Но она вышла замуж за противного, родила сына и живет семейной жизнью! – тяжко вздыхаю я.
– Ха, надо же, счастье какое! Узнал миленок! – говорит она с томными нотками.
– Х–м! Наташа, а … как ты мой новый рабочий телефон раздобыла? – я хотел спросить, зачем она звонит, но так и не осмелился.
– Это все, что тебя интересует? – задает она двусмысленный вопрос.
– Я тебя не совсем понимаю. Ты – женщина загадка! – говорю я неопределенно, боясь попасть впросак.
– Так отгадки нужно искать в тысяче и одной ночи! А у нас тысячи пока не было, милый! – смеется она.
Это получается у нее так жизнерадостно, что я, не выдержав, поневоле включаюсь в ее игру и задаю вопрос в той же тональности:
– А почему ты думаешь, что я о них не мечтаю?
– Ха! В таком случае, помнишь, где клуб филателистов? – спрашивает она.
– Разумеется.
– Тогда в полседьмого. И не опаздывай! Чао! – кричит она, перекрывая шум проезжающего трамвая.
Происходит разъединение, и я недовольно бросаю трубку на место. Надо же, «чао!». Вот ведь, какая умная! Устроила себе любовь до востребования! А у меня, может быть, меланхолия. И с утра зуб болит. В общем, нет никаких желаний к ней, хоть убей! Да и дома воды в кране. Не бегать же по друзьям: братцы, дайте помыться, женщина пригласила! А по времени, я даже до клуба не успеваю! Работа заканчивается в шесть, пока туда–сюда, уже будет полседьмого. Никуда не поеду. Мало ли кому, что хочется!
Остаток дня проходит в сомнениях. Я то еду, то не еду. Когда сажусь в машину, так и не знаю, на что решится. А вокруг бурлит жизнь центрального проспекта города, гуляют разодетые франты, обольстительные девушки. Очень хорошенькая особа проходит мимо меня в толпе, и чем-то напоминает Наташу. Сразу воспоминания обрушиваются лавиной, я думаю – ладно, поеду, встречу и отвезу домой, посмотрю еще разок. Может быть, пойму, почему я тогда на нее «запал».
Я доезжаю до перекрестка и попадаю в пробку. Это оказывается весьма кстати: я замечаю цветочный ларек, и понимаю, что чуть не допустил непростительную ошибку. Как и в день нашей встречи, я покупаю три самые красивые розы, торопясь и переплачивая. Пробка, однако, держится долго, и я все–таки с опозданием подъезжаю к клубу филателистов. Он находится на тихой улице, где много декоративных кустов и деревьев с густой кроной. Остановившись в их тени, я осматриваюсь. Что-то никого не видно. Неужели девушка не дождалась меня?
По улочке легким ветерком проносится прохлада наступающего вечера. Вздохнув, я собираюсь уехать, но тут сзади, с проспекта, появляется такси. Моргнув фарами, машина останавливается вровень с моим «Москвичом».
Через секунду, слегка обомлев, я смотрю, как такси уезжает, а Наташа, хлопнув дверцей, садится рядом со мной. Да у нее все отработанно в мелочах! Интересно, с кем она шлифовала технику подобных встреч? Вряд ли ради моей персоны изучала конспирацию!
Я целую ее, поднявшуюся за цветами, руку, и говорю:
– Приветствую тебя, Наташа!
– Ха, как приятно!– говорит она, хотя я прекрасно вижу, что это не соответствует истине. Лично я испытываю разочарование от встречи, и, по-моему, Наташа тоже.
Улыбается натянуто, избегает моих глаз, рассматривает букет. Из женских прелестей ее козырь – грациозность, однако в машине и при таком освещении он не действует. Да и лицо у нее изменилось: стало холодным и официальным.
– Поедем. – Говорит она и показывает направление рукой. Я не интересуюсь, куда. По мне, так лучше я – к себе домой. У меня там суп в холодильнике стоит.
Через несколько кварталов, возле старинного дома оригинальной архитектуры, знаменитого тем, что арок, башен, навесных переходов, в нем больше, чем где – либо в городе, Наташа пальцами сжимает мое плечо. Я останавливаюсь.
– Зайдешь вон в ту дверь, будет открыто. Машину поставь метров пятьдесят дальше, – говорит она и выскальзывает наружу.
Дверь и правда оказывается открытой. Услышав мои шаги, в прихожей появляется Наташа. Она уже успела переодеться в эффектное вечернее платье, красиво облегающее ее фигуру. Я возле нее смотрюсь, как ржавый гвоздь, по ошибке вбитый в центр полированного стола.
Хозяйка делает приглашающий жест и направляется вглубь квартиры. Я сбрасываю обувь и иду за ней, источая запах несвежих носков. Наташа показывает мне гостиную, две спальни, кабинет, библиотеку, кухню. Роскошь, царящая здесь, так действует на меня, что я спрашиваю слегка осипшим голосом:
– И ты... живешь тут?
– Нет, это квартира отчима для деловых встреч и именитых гостей, – высказывание получается у Наташи даже небрежнее, чем бы ей хотелось. Будто она сказала:
«это все ерунда, вот там, где я живу, там действительно!..»
– А вдруг... сюда придут?– помявшись, спрашиваю я.
Наташа, чего я не мог в ней предположить, густо краснеет и отвечает:
– Не переживай, мой, так называемый муж, вместе с отчимом уехал в район, встречаться с чабанами по важному политическому делу. Ключ мне отчим сам отдал. А мой, так называемый, не знает о существовании этой квартиры.
– А ты как узнала?
– Как-то с отчимом случился сердечный приступ. Постоянный врач на звонки не отвечал. А вызывать сюда посторонних – сам понимаешь! Он позвонил ко мне, я приехала и сделала уколы.
Слушая Наташу, я постоянно чувствую фальшь, присутствующую в наших словах. Словно мы, хорошенько не выучив, играем чужие роли. Не найдясь, как продолжить разговор, я медленно прохожу в ванную. Включаю свет, и, присвистнув от изумления, говорю:
– Да тут у вас бассейн! Вы тут что, командные заплывы устраиваете?
– Ты почти угадал, – отвечает Наташа голосом, лишенным эмоций.
– Ну, тогда. – Говорю я, зачем–то шмыгнув носом, – выкупаться здесь точно можно. И еще – я кушать хочу.
Наташа, по-прежнему оставаясь бесстрастной, интересуется:
– Напитки, закуски? есть все, что угодно!
– Супа хочу. Горячего. – Сообщаю я, решительно скидываю рубашку и кладу руку на сияющий позолотой смеситель.
Наташа смотрит на меня пристально, и непонятная искра мелькает в ее глазах. Я не понимаю ее и думаю – вероятно, жалеет, что затеяла эту историю. Чтобы она вернулась к реальности, я спрашиваю ее:
– Наталья, так как, будет суп, или нет?
Наташа, вздрогнув, произносит с туманной полуулыбкой:
– Отчим всегда говорил, что его самое горячее желание – это посмотреть на человека, который меня обуздает. Сделай милость, вышли ему свой портрет. Иду готовить, мой господин!
Ванна наполняется, и в боковых зеркалах отражается моя довольная физиономия, окруженная миллиардом разноцветных пузырьков. Наташа подкатывает сервировочный столик с едой, какой я никогда не видел, и, пожелав приятного аппетита, уходит, избегая смотреть на меня. Это получается настолько грустно, что мне становится жаль ее.
Я одеваюсь, запах сигаретного дыма приводит меня на кухню. Наташа курит, стряхивая пепел в кофейную чашку. Она прячет лежащие на столе детские фотографии в сумочку и говорит глухо:
– Напрасно я это затеяла. Ты не такой, да и я не такая! Строю из себя!
Я говорю, обаятельно улыбаясь:
– Знаешь, Наташа!..
– Знаю, – перебивает она меня,– если хочешь, можешь идти. И извини меня, за этот... назовем его так, розыгрыш.
– Да нет, ты меня не так поняла. У меня есть идея!
– От идей мир не становится ясней. Ха! Рифмовать – твое влияние. Ступай, мне неловко!
– Да ты сперва послушай! Я считаю, что везде необходимо вдохновение, даже при обычном общении. А вдохновение – вольная птица! Она никогда не залетит в такой вертеп. Но я знаю место, где можно встретиться с ней и даже взять на память оброненное ею перо!
Наташа поворачивается ко мне, ее глаза немного светлеют, и она говорит:
– Ты, Гриша, я знаю, сухарь заговоришь, пряником покажется!
– Ох, Наташа, ты забыла розы, те, что я подарил, в моей машине, и точно также, будто забыла где-то душу! Поедем, поедем смотреть закат на море! – с надеждой на согласие прошу я.
– Миллион раз смотрела. – Неуверенно произносит она.
– Смотрела, но я убежден, не видела всю красоту заката! А я тебе покажу бухту, где он действительно прекрасен!
Наташа раздумывает, а затем, хитро глянув на меня, говорит:
– Уговорил, поедем. Но при условии: выполним мой каприз. Сделаем это не на твоей, а на моей машине. Мне в ней удобнее!
– А разве у тебя есть машина? – удивляюсь я.
– Ха! Спрашиваешь! Иди в гостиную, там, возле книжного шкафа, дверь в гараж. Прогрей пока двигатель, я приберусь и подойду.
– Что ж, твои желания для меня — закон!
В гараже я обнаруживаю обычный «Запорожец». Немного разочарованный (я ожидал большего), сажусь в машину и запускаю двигатель. Меня ожидает сюрприз: вместо привычного «Запиковского» грохота слышится еле уловимое шипение. Какой иностранной фирмы силовая установка, можно только гадать.
Я думаю, не забраться ли мне в моторный отсек, чтобы исследовать этот инженерный феномен, когда подходит Наташа. У нее в руках сумка и букет роз. Я галантно открываю дверцу. Разместившись на переднем сидении, она говорит:
– В твоей машине лежат розы, что я купила для тебя. А те, что подарил ты, вот они. Мои, кстати, значительно лучше. Мог бы быть внимательнее!
От смущения я краснею и засыпаю ее вопросами:
– А как открыть твой гараж? А документы на машину где? А права, на всякий случай, ты взяла?
Наташа, усмехнувшись, легким движением забрасывает цветы на заднее сидение и молча нажимает кнопку на передней панели машины. Тут же дверь гаража, дрогнув, уходит в сторону. Наташа говорит, чтобы я насчет ее прав не беспокоился – к этой машине, с проверкой, никто близко подойти не посмеет. Я недовольно хмурюсь: как у них в городе все «схвачено»!
Едва путь освобождается, я жму на газ. Но вместо плавного хода колеса машины крутятся «с дымком», как у гоночного болида. Нас буквально выбрасывает на узкую улицу, где стена дома, что напротив, угрожающе несется навстречу. Я резко выкручиваю руль, и после крутого, почти самолетного виража, мы остаемся живы чудом. Наташа громко смеется, а я зло кричу на нее:
– Ты чего не предупредила? Мы едва не разбились!
– Ты сильный и должен был справиться! Ты настоящий мужчина! – говорит она и целует меня в щеку.
Вспышка злости сразу проходит. Я думаю, что этак она скоро сделает меня совсем ручным.
До конца не разобравшись с управлением, на перекрестке я вынужденно останавливаюсь между полосами, на сплошной разграничительной линии. Перекресток регулируется передвижным патрулем ГАИ. Старший наряда, лейтенант, поворачивается к нам и буравит «Запорожец» взглядом. У меня возникает чувство, что все, приехали.
Наташа что-то говорит о внешности лейтенанта и показывает ему оттопыренный средний палец. Я думаю, ничего, сейчас заберут нас в каталажку, будет ей, где и с кем посмеяться. Но лейтенант, изучив наши регистрационные номера, направляется к верно стоящей машине и отчитывает водителя за не пристёгнутый ремень безопасности. Второй милиционер, в звании сержанта, жезлом показывает нам разрешенное направление движения, а затем наклоняется и принимается изучать приспущенное колесо красного милицейского «Москвича». Глядя на поведение милиционеров, я моргаю так часто, что чаще уже невозможно.
Однако водители стоящих сзади машин сигналят, и Наташа толкает меня локтем:
– Ты чего, Гриша? Шевели поршнями, людей задерживаешь!
Я трогаюсь, и опять неудачно: едва не сбиваю с ног лейтенанта, он едва успевает отскочить. Я с испугом смотрю в зеркало заднего обзора, цел ли милиционер, и вижу, как рассвирепевший лейтенант орет на своего растерявшегося напарника.
– Ой, сейчас плохо будет! Ой, довел до колик! Ты чего творишь на дороге, ведь завтра их начальник будет звонить отчиму, извинятся за неуклюжесть починенных! – хохочет Наташа.
Довелось же мне увидеть такое! Может быть, сон снится? Я незаметно щиплю себя, а затем бросаю на Наташу очень выразительный взгляд. А она продолжает смеяться:
– Я серьезно! Думаешь, они на перекрестке торчат, за порядком следить? В общем-то, да, за порядком, но только для кого он, этот порядок?
Я отворачиваюсь от девушки и сплевываю в окно. Образ жизни городских нуворишей всегда казался мне отвратительным. Я для них, получается, простак простаком!
Впереди круговое движение. Справа движется грузовик. Пропуская его, я останавливаюсь, уже вполне сносно справляясь с управлением. Наташа говорит с насмешкой:
– Ух, какой грамотный! Правила движения знаешь! И что самое интересное, мало того, что знаешь, так еще и выполняешь их!
У меня внутри все вскипает. Прелесть хочет дешевого кайфа – она его получит! Закусив губу, я вдавливаю акселератор до упора. Очередной патруль ГАИ я прохожу со скоростью молнии и по полосе встречного движения. Но инспектора сидят в своей машине тихо, как мыши, когда рядом кошка.
Следующий перекресток. На светофоре красный. Я не останавливаюсь. Водителю из района, на шикарно отделанной «семерке», словно шило в зад воткнули. Чабан сразу включает музыкальный сигнал и бросается в погоню за нами. Я его красиво подрезал, он теперь обязательно должен меня догнать и узнать имя. Это ему нужно, как пулемет зайцам, но таков местный «кодекс чести». Был в городе, а с городскими не погонялся? В родном ауле уважать перестанут!
На следующем перекрестке я проскакиваю на желтый сигнал. «Семерка» уже идет на красный, и подрезает вишневую «девятку». Эта машина тут же срывается за нами, завывая во всю мощь своих клаксонов. Происходит завязка шаблонной истории: иногда по городу гоняется до десятка машин, перекликающихся «оригинальными» музыкальными фразами. Главное удовольствие этих музык состоит в том, что они издаются контрабандными устройствами, и порой стоят половину машины, на которой установлены. Гонки обычно кончаются тем, что кто-то в кого-то врезается. Тогда, оказав помощь неудачникам и обменявшись впечатлениями, участники разъезжаются. Иногда дракой, но это редко.
Следующий патруль мы проходим уже в четыре машины, оглушая милиционеров страшной звуковой какофонией. «Гаишники» сидят в престижной «Волге». Не простые милиционеры, имеют право на разбирательство с «денежными» мира сего. Они пристраиваются за последней легковушкой нашей пестрой колонны и едут не торопясь – ждут, когда нарушения накопятся, чтобы сорвать куш крупнее.
Я никогда не гонялся, не уважаю, и сейчас сожалею о своей вспышке. Мне хочется выйти из игры. Я резко сворачиваю между двумя пятиэтажками и направляюсь в сквозной двор. Это оказывается плохой идеей: здесь полно народу, а все машины на дикой скорости вваливаются за мной. Мелькают испуганные лица детей, визжат женщины, с хрустом ломаются скамейки. «Гаишники» включают мигалку. К счастью, обходится без серьезных происшествий.
Юркий «Запорожец», одолев извилистую улочку, выскакивает на окружную. Я льщу себя надеждой, что сумел удрать. Но вскоре становится понятно, что от преследователей оторваться не удалось: вся колонна быстро догоняет меня. Особенно старается водитель «девятки» – после двора он с помятым крылом и выбитой фарой. Теперь точно должен догнать! Родственники спросят, с кем гонялся, а он не знает. Значит, не догнал, денег за «жестянку» и моральный ущерб не получил. К тому же «Запорожец»! Позор до конца дней!
Наташа, которая вначале смеялась, потом смеялась и плакала одновременно, теперь уже страдает от нервных колик. Они у нее прерываются ради редких фраз типа:
– Ну, что ты пялишься, морда! Зря пытаешься, фиг тебе! И не получится никогда, ха!
Мне ее настроение непонятно, я неодобрительно молчу. К тому же внимание поглощено трассой: стрелка спидометра достигает цифры «сто двадцать». На такой скорости легкий «запорожец» бросает по дороге, как пылинку в ураганном ветре. Пальцы на руле леденеют: ощущение такое, что сейчас улетим, причем сразу в могилу. Я скриплю зубами. До Наташи, наконец, доходит, что я недоволен участием в гонке. Она говорит мне:
– Ладно, милый, перестань! Я очень тебя прошу! Ну, я боюсь. Послушай, мне страшно! Меня уже давно так не пугали! Успокойся, милый, умоляю! Я все поняла, пожалуйста, прости! Прости!
– Да я не прочь сбросить обороты. Но те, сзади, тогда остановят нас и зададут вопросы. А у меня, как назло, нет подходящих ответов!
– Не будут задавать вопросов, клянусь, не будут! Пойми, мы же не виноваты, что у нас город такой! Если разобьёмся, он лучше не станет!
– Что мне до города, в тебе что-нибудь изменится? Или нет?
Наташа собирается пустить слезу. Не исключено, что от испуга: «Запорожец», вильнув на бугорке, едва не переворачивается. Я вынужденно снижаю скорость. Преследователям кажется, что это я сделал из-за неожиданного препятствия, и они тоже сбавляют обороты. Но затем, разобравшись, берут нашу машину в «клещи». Милицейская «Волга» обгоняет и становится во главе процессии.
У всех сладостный миг, кроме меня. Еще бы: трали–вали минимум на час, а в кармане ни копейки денег. Очень отягощает ситуацию чужая жена и не моя машина. Хорошо, если дело кончится объяснениями в отделении милиции и временным лишением прав. Правда, можно помять физиономии водителям из числа чабанов. Тогда утешением мне будет популярность, о происшествии в городе будут говорить. Но со мною Наташа, а ей огласка ни к чему. К тому же никто не хамит, даже кулака не показывают!
Мы едем уже накатом, однако ни милиция, ни «гонщики» нетерпения не проявляют. Оказывают уважение ко мне, «побежденному»! Давить на психику, насильно останавливать меня сейчас – дурной тон по «местным правилам дорожного движения».
И тут Наташа вновь меня удивляет: она производит манипуляции с кнопками на приборной панели «Запорожца», и наша машина, до этого не издававшая звуков, с такой силой исполняет отрывки из национальных мелодий–символов, что под нами, кажется, дорожные плиты трескаются.
Лично я на какое-то время лишаюсь слуха, а у наших спутников, после некоторого замешательства, будто глаза открываются. Сотрудники «Гаи» сразу начинают расталкивать машины, освобождая нам путь. Впрочем, те и так тормозят. Исключение составляет белая «семерка», что первой бросилась в погоню за нами. Водителю городские обычаи в новинку. Он явно не понимает, почему все шло так хорошо, было, о чем поведать друзьям в далеком селе, и вдруг так плохо кончилось: милицейская «Волга» идет на таран и прямо–таки выбрасывает «семерку» в кювет. Остальные водители грустно выходят из машин: думают о расставании с деньгами. Да и ладно бы, заплатить, но ведь мы, их победа, которая была так близка, издевательски уходит из-под носа! И ничего не поделаешь!
Наташа, улыбнувшись, кладет руку мне на плечо и говорит:
– Видишь, Гриша? А ты переживал! Чего молчишь?
Я не отвечаю ей. У меня мокрые от пота брюки, рубашка, даже стельки кроссовок. Кроме того, руки трясутся, а в горле пересохло до «песочного скрипа». Наташа, присмотревшись к моему лицу, говорит умоляюще:
– Перестань обижаться, очень прошу. Знаешь, встречи с тобой все необыкновенные, как и ты. А теперь такое чувство – прикажешь, я открою дверцу и выпрыгну из машины навстречу асфальту. Милый мой, хороший, не сердись! С тобой я узнала, что такое настоящая мужская любовь, мужской характер и мужская выдержка. Любимый, не надо, пожалуйста! – она, прильнув, нежно целует меня.
Я сдаюсь и говорю ей:
– Да я не обижаюсь. Так, немного растерялся от ваших, «байских» привычек.
– Не говори так обо мне! Тебе это отравило вечер, а мне – жизнь. Ты же знаешь город и правила! Если я захочу измениться, клан этого не допустит, пусть даже и ценой моей жизни. Я у них – ширма, реклама, а в замужестве – разменная монета. Нет, отчим меня искренне любит, но… – Наташа опять едва ли не плачет. Мне становится жаль ее.
– Ладно, – говорю я, – забудем хотя бы на время обо всем! Воды случайно у тебя в машине нет?
– Есть! – отвечает Наташа и протягивает мне бутылку. От того, что мир восстановлен, на ее лице сияет счастливая улыбка. А я думаю, что ехать с девушкой по вечернему шоссе и предаваться нудным размышлениям – это ведь не в моих правилах. Этим надо заниматься дома, когда нечего делать.
Я сворачиваю на дорожный серпантин, ведущий к морю, обнимаю девушку и ласково целую ее в теплый висок. Она кладет мне голову на плечо и с горечью рассказывает о накопившихся обидах. Я выражаю участие возгласами. Так мы доезжаем до последнего поворота, и я останавливаюсь: нашим глазам открывается необычайной красоты бухта. Вода в ней, почти всегда спокойная, имеет уникальный оттенок. Отражаясь в этой воде, солнце на закате играет красками так, что, кажется, прекраснее нет ничего в целом мире. По зеркальной морской глади убегает в бесконечную даль поблескивающий алый шлейф, пурпурные цвета на горизонте играют, обрамляя направляющийся в другие края яркий желтый диск. Мы смотрим на эту картину, как завороженные.
Вдруг Наташа протягивает мне фотографию малыша и поправляет зеркало заднего вида так, что бы я мог видеть отражение своего лица. Я не сразу, но понимаю, что она хочет этим сказать, и крепко, почти до боли, сжимаю ее в своих объятиях..