История эта давняя. Произошла она в 50-х годах прошлого века. А я ее услышала в своем детстве в 70-х, когда гостила в деревне у бабушки с дедушкой. Часто в гости к нам приходил сосед Николай Митрофанович, ветеран Великой Отечественной войны,- любитель рассказывать разные истории.
Митрофаныч обычно заглядывал к нам в воскресенье. Пропустив с моим дедом рюмку-другую, вели разговоры о том, что в мире творится. Сосед доставал папиросы, затягивался едким дымком, прищурив глаза, и ждал свою очередь, чтобы вступить в разговор. И вот на какую бы тему не беседовали, Николай Митрофанович все равно переводил разговор на своего Карьку.
- Вот конь у меня был! Век не забуду! - и по новой начинал рассказывать, как все было.
И тут я оставляла игрушки, и, замерев, с любопытством внимала событию двадцатилетней давности.
Это сейчас расстояние от одного села до другого на машине за считанные минуты можно преодолеть. А раньше транспорт был действительно роскошью. Конь – вот сельский транспорт и тяговая сила! Чабаны, пасшие отары овец на лошадях, держали их дома – так удобнее. Утром встал, накормил, напоил, на работу поехал. Вот и конь Карька (карей масти) трудился вместе с хозяином. Но отличался неспешностью - с ленцой был.
- А ну, пошел, лодырь! - прикрикивал на коня хозяин. – Ишь, задумался, все бы тебе не торопясь прогуливаться.
В сельсовете Митрофаныч постоянно жаловался, что конь не быстрый, не разбежится, на что председатель возражал ему:
- А тебе зачем шустрый-то? В скачках что ли собрался участвовать? У нас, Николай Митрофанович, лошади трудовые, а не беговые.
Мы жили в деревне, находившейся в восьми километрах от большого села, в котором и располагался сельсовет. Ну а наша деревенька была прикреплена к этому совхозу. Поэтому работающие сельчане часто за всякой надобностью в Боровое ездили. Так и Митрофаныч отправился еще утром в контору, потом заехал к родственникам, засиделся, выпив несколько рюмок «чистой, как слеза», и отправился домой уже по темноте.
Напевая под нос себе какую-то военную песню, ехал не спеша по зимней дороге под скрип снега. Карька, чувствуя хозяйскую расслабленность, халтурил, замедляя шаг. Его грива в освещении луны колыхалась все реже и реже, конь уже давно не бежал рысцой, а плелся шагом.
И вдруг остановился, как вкопанный, потом заржал испуганно. Митрофаныч мгновенно встрепенулся.
- Ну, ты чего, лодырь? Чего встал-то?
И тут чабан услышал звук, похожий на волчий вой.
- Собаки что ли? – встревожено подумал возница. – Так деревню еще не видать. Откуда они тут?
И вдруг Карька снова дико заржал и рванул с места. Митрофаныч едва не выпал из саней. Хмель улетучился напрочь. В сознании было только одно предположение: волки. Обернувшись назад, он увидел несколько силуэтов, похожих очертанием на собак, только крупнее. Вцепившись в вожжи и заняв устойчивое положение в санях, Митрофаныч крикнул, что было силы:
- Ну, Карька, выручай! - И понукнул и без того бегущего рысью коня.
И то расстояние до деревни Карька не бежал. Он летел. Повернуться назад возница не смел, чтобы не отвлекаться даже на миг от дороги. Спиной чувствовал взгляд проголодавшихся хищников, думал только об одном: - Лишь бы успеть!
Грива коня развевалась, как черное пламя, нисколько не уменьшающееся. Полушубок Митрофаныча расстегнулся, полы его развевались в разные стороны, а сам он уже охрипшим голосом, почти умоляюще подбадривал:
- Давай родной, гони родной!
Мысль, что волчья пасть вот-вот вцепится в горло Карьки, а уж потом и до возницы доберется, была удушающей. Все внимание хозяина сосредоточилось на коне, которого и хлестать-то не надо было, он и без того летел, как птица.
Впереди, сквозь морозную мглу, появились блеклые огоньки деревни. Митрофаныч лишь попытался боковым зрением увидеть, что там, в стороне, и заметил мчавшегося параллельно с дорогой волка: "Вожак», - подумал возница.
Карька бежал по накатанной зимней дороге, не сбавляя своей лошадиной силы в одну единицу.
В деревню конь влетел на всей своей немыслимой скорости. Уже мелькали избы со светящимися окнами, а Митрофаныч все не останавливал. С обеих сторон был слышен лай деревенских собак. И только тогда Митрофаныч рискнул оглянуться. Погони уже не было. Он стал слегка натягивать вожжи, чтобы остановить разгоряченного бегом коня. Не сразу Карька сбавил скорость, и чуть не пробежал мимо двора Митрофаныча.
Остановившись перед воротами, хозяин открыл засов и под уздцы завел в ограду коня. Потом подошел к мокрому Карьке и обнял его за шею рукой, другой гладил его морду. Конь тяжело дышал, как и Митрофаныч.
- Успели-таки, - шепотом произнес хозяин, - молодец, родимый, не подвел.
Потом дружески похлопав по загривку, повел Карьку в сарай, где начал вытирать мокрого коня.
Когда Митрофаныч зашел домой, жена, увидев его лицо, испугалась:
- Чего такой? Случилось что?
- Волки, - упавшим голосом ответил муж.
- Какие волки? Откуда здесь волки?!
- Вот и спроси у них, откуда они явились, - сказал раздраженно супруг.
- Батя, ты волка видел? – соскочив с печи, с удивлением спросил старший сын.
- Ты убежал от волка? А он серый? А он Карьку не съел? – засыпал вопросами младший.
- Батюшки-светы, страсть-то какая, - ахнула жена.
Ночью Митрофанычу не спалось. Он раза два выходил в сарай к коню, убеждаясь, что жив и здоров Карька. А утром раненько собрался на работу в кошару, захватив с собой старенькую охотничью двустволку, доставшуюся от отца. На работе попросил напарника побыть за него, а сам – в сельсовет.
- А я говорю: волки это были, целая стая! – убеждал конторское начальство Митрофаныч.
- А может все же привиделось, или собак бродячих за волков принял? А?! Николай?! Признайся, что «под мухой» был?!
- Ну, был! Тока вылетел весь хмель, как дробь из берданки. Волки это были! Прошу тебя Пал Петрович, снаряжай мужиков на облаву, а то скоро на подворье заявятся и в кошару наведаются.
- Ну ладно, - согласился председатель, - надо проверить.
В ближайшие дни несколько охотников прочесали всю округу, пристрелив одного из хищников. Другие сами ушли, скорей всего далеко в тайгу. И хоть преследований и нападений волков больше не случалось, мужики еще долго прихватывали с собой ружьишко на всякий случай.
Когда Митрофаныч вышел на пенсию, конь к тому времени уже состарился, и его надо было отдавать на колбасу. И тут пенсионер взбунтовался, категорически отказываясь сдать Карьку, с которым столько лет работал вместе.
- Будет у меня жить!
- На свою пенсию станешь кормить? - спрашивали мужики.
- Ведро овса что ли я ему не смогу выделить?!
- Да где это видано, чтобы коня на пенсию отправлять?! – увещевал председатель.
- Пусть живет! – настоял на своем хозяин Карьки.
Еще несколько лет Карька катал всех местных ребятишек. Николай Митрофанович разукрасил старую телегу вырезанными из дерева фигурками, покрасил их в разные цвета, и получилась яркая повозка. Конь уже спотыкался, поэтому Митрофаныч водил его под уздцы, стараясь не утомлять долго.
Другого коня после Карьки у Митрофаныча больше не было. И как-то так в деревне повелось, если кто из пастухов грубо обходился с лошадью, взрослые относились к этому человеку с холодком, а ребятишки избегали такого горе-хозяина.