Я давно не занимаюсь бизнесом. Все мои потуги остались в далеких девяностых, когда я играл на бирже и покупал акции российских предприятий.
А тут в доме завелась моль. Она приехала с какими-то крупами и сначала жила в жестяных контейнерах, а потом, когда любимая жена Люба варила пахучую рассыпчатую гречку, проникла в одежный шкаф.
Мы с Любой в страхе начали разбирать вещи: шубы, пальто, дубленки, костюмы, и под ворохом всего этого ужаса я обнаружил слегка поеденный молью бордовый бандитский пиджак — наследие лихого, но радостного времени.
Я аккуратно вынул пиджак из шкафа, внимательно и придирчиво осмотрел его, отряхнул с плечиков пыль, чихнул, сглотнул, напялил на себя и подошел к зеркалу: во я какой!
Как ни странно размерчик подошел.
Я достал из закромов родины золотые цепь и печатку. Цепь лихо обвила мою потяжелевшую забыченную шею, а печатка с камешком, к сожалению, не налезла на указательный палец. Все-таки фалангу со временем раздуло. Я хотел положить печатку обратно, но Люба зачем-то сказала, что в принципе кольцо можно расточить у ювелира.
Утром 3 июня 2017 года в субботу я попил кофе в автомате ветеринарной клиники и пошел с печаткой в ювелирную мастерскую, которая находилась на пересечении улиц Судакова и Таганрогской.
Было тихо и воздушно. С юго-востока дул легкий небольшой радостный ветерок, медленно и степенно колыхались деревца, упоительно пели соловьи, прыгали по кустам воробышки, и мне казалось, что моя сорокапятилетняя жизнь все-таки имеет какой-то смысл и проходит не зря.
Ювелиром оказался молодой безусый азербайджанец. Он долго рассматривал мою печатку, косил на красный блестящий камешек, а потом сказал, что до двадцать третьего размера расточить получится, но очень сложно и можно повредить камень. Я подумал и согласился. Юнец после каких-то дерзких манипуляций с молотком и зубилом вернул мне расширенную печатку, и я натянул ее на указательный палец правой руки.
Покупая же сигареты «Ява золотая» в табачном ларьке я заметил, что этот деятель неудачно сделал работу: камень треснул.
Это было горе. Большущее горе. Потому что именно так пропадают настоящие воспоминания, и теперь моя юность на расстоянии видится никчемной и ненужной, как первая ушедшая настоящая любовь.
Я долго сидел в парке имени Чехова на крашеной лавочке, ел мороженое и курил сигареты, наблюдая за молодым поколением, радостно раскатывающим на роликовых коньках и скейтах. Мамочки и бабушки водили своих детей и внуков по тенистым аллеям, мне хотелось что-то сказать им, но я не знал, что я могу сказать, а главное не понимал, зачем нужно что-то им говорить.
Ближе к обеду мне захотелось есть, и я побрел домой. У магазина «Дикси» стояла беззубая бомжиха Черепаха, протягивая проходящим для мелочи пустую консервную банку, которую она сжимала в грязных ладошках.
Я бросил Черепахе пятак, но моя расширенная азербайджанцем печатка соскользнула с моего указательного пальца и громко звякнула о дно банки. Бомжиха Черепаха благодарно и изумленно схватила перстень и натянула себе на большой палец. Под лучами яркого солнца заблестел красный камень. Его призывный цвет так подходил под алые губы бомжихи.
Я не стал забирать печатку у Черепахи и пошел домой.
День только начинался.