- Ну что, еще не подох? – участливый женский голос. Голос пронзительный, натренированный склоками. Хороший такой, мощный голос. В советские времена таким голосом разговаривали репродукторы на автостанциях, такой голос летел из окошек билетных касс, из-за пустующих прилавков сельпо. Не голос – мощь былой и уже ушедшей эпохи.
- Головку уже не держишь? Еле шевелишься? – ласково вопрошала женщина. – Но еще не подох. Ничего, я тебе еще таблеток дам, обязательно подохнешь.
Подыхал, конечно же, не человек. Отдавал богам свою бренную и, скорее всего, безгрешную душу дворовый кобель по кличке Граф. Длинный, коротколапый, со стоячими ушами и большими рыжими пятнами на белом короткошерстом теле.
- Бабуська, бабуська, - лепечущий детский голосок. – А сьто, Глаф есё не подох?
- Не сомневайся, подохнет. От этих таблеточек все дохнут.
- Сколей бы, - решила девочка. – А то я новую собаську хосю.
- Будет тебе новая собачка, моя сладенькая.
- Но стёбы маленькая и пусисьтенькая, - напомнила девочка.
- Обязательно, золотце.
Пес умирал. Это был простой деревенский кобель, не умный, бестолковый, проведший всю жизнь на цепи и потому почти никогда не пробовавший сук. «Почти», потому что один раз в его жизни случился тот упоительный миг собачьей свадьбы, когда истекающие слюной кобели дружным скопом елозятся возле истекающей соком суки.
Маленькая и дырявая будка полностью не вмещала расслабленного собачьего тела. Передняя часть тела, лобастая голова, покоящаяся на обессиленных собачьих лапах, свисали наружу.
За забором гомонили женщины, обсуждая свои проблемы, до слуха умирающего пса изредка долетали обрывки непонятного разговора.
-…Не знаю, как жить дальше, страшно жить. Цены растут, воры воруют. А дети, ну кто о них позаботится. Я вот своего Ярика у психолога тестировала, так у него такой процент страхов….
- Это потому что люди Бога забыли, - знакомый и велеречивый голос хозяйки. – Знаете, какая я духовная. Посты соблюдаю, в церковь хожу. Батюшка меня всем в пример ставит.
- Да, мы по телевизору про тебя видели. Хвалят тебя, Аня, за твою заботливость.
- От тожь. Я, конечно, хвалиться не люблю, но считаю, что правильно живу. Детям по дому выстроила, машины купила…. Вот спрашивается, что им еще нужно? Нет же, жить вместе не хотят. Разбежались.
- Оба?
- Уже оба. Ох-ох-хоюшки! Такие вот дела. Дашенька, внученька, сходи посмотри, не подох там Граф.
- Сейсясь, бабуська.
- Кобель, Аня, заболел?
- Да нет. Отравить его нужно. Сынок для внучки пекинеса присмотрел, а этого куда девать? Я ж говорю вам, все потому, что страха в людях нет. Нет страха – нет Бога, нет Бога – нет нравственности.
Граф умирал. Перед глазами мельтешили и шевелись какие-то бесформенные тени, похожие на людей, животных, на растения. Какие-то невнятные ошметки былого и такого огромного собачьего мира, мира, так и не понятого людьми, мира, людьми презираемого. В этом мире были и грозы, и бури, и кратковременная страсть к суке, и беспричинная любовь к человеку. Были страх, были радость.
- Ну сьто, не подох есё? – детский голосок прозвучал над самым ухом умирающей собаки, и маленькие детские руки коснулись лобастой головы.
- Не подох, - разочарованно констатировала девочка. – Ба, он есё не подох!
- Ну ничего, - отвечала из-за забора бабушка. Вечером придет твой папа, он его молотком добьет.
- Сколей бы.
Граф потянулся к рукам девочки из последних сил, лизнул руки пылающим языком и в последний раз шевельнул хвостом….
8 июня 2017 г.