Свобода

Дмитрий Новиков Винивартана
Как-то, в одном журнале, был поставлен на голосование вопрос о свободе. Что есть свобода – осознанная необходимость или возможность делать «что душе угодно»?

Чтобы был осмысленным и сам вопрос, и ответ на него, следует, наверное, определить «систему отсчета» - то есть систему духовных и физических координат, остающуюся инвариантной при любом возможном взгляде на предмет вопроса.

Так, «осознанная необходимость» имеет вариативность – в зависимости от понимания самого термина «необходимость». Необходимость, понимаемая как неизбежность или физическая детерминированность (например, гравитация, отмирание биологических клеток, безусловно-рефлекторная деятельность и подобное) – это одно. А необходимость исполнения своего долга, нравственных обязательств – совсем другое. Поэтому и свобода будет в таком случае трактоваться разными людьми и в различных ситуациях по-разному.
Разумеется, именно о втором понимании необходимости ведут обычно речь. Достоинство такого взгляда состоит в том, что здесь свобода сводится не к возможности реализации какой угодно линии поведения, но к добровольному принятию определенного нравственного императива, который и определяет наши поступки. Можно сказать, что это сродни христианскому смирению, которое можно, исходя из этимологии, трактовать и как способность находить правильную меру (от древнерусского «съмерити» - умерить), то есть действовать согласно реальным возможностям, не посягая на невозможное и ненужное нам (ибо Богом нам не данное). Лишь позже это слово стало означать также сознание собственных недостатков, слабостей, скромность (как, например, описывается у Даля). Но и в этой, позднейшей трактовке, мы можем обнаружить созвучие с «осознанной необходимостью» - ведь для личности нравственной моральный запрет имеет не меньшую силу, чем невозможность физическая.

Самое примитивное и в то же время самое распространенное понимание свободы состоит в возможности поступать «по своему хотению», не быть ограниченным какими-либо рамками. Такое понимание свободы является проекцией вовне сугубо животного, физиологического восприятия себя самого и мира вокруг. Оно, это понимание, ущербно уже вследствие того факта, что не учитывает полную зависимость «хотения» от факторов, обуславливающих формирование так называемой «личности» и составляющих неотъемлемую часть индивидуального онтогенеза человека. Человек здесь просто отождествляет себя с комплексом отраженных в его сознании ощущений и представлений (ведущих к тому или иному «хотению»), не делая попытки объективировать этот комплекс с тем, чтобы понять истоки собственной личности и ее смысл. Понятно, что определение свободы как ничем не ограниченных возможностей реализовывать свое хотение, уже не работает в случае человека, отдающего себе отчет в собственной зависимости (несвободы) от своих страстей, желаний и предубеждений.

Поэтому, когда  человек говорит о своей свободе, как осознаваемой и добровольно возлагаемой на себя необходимости следовать неким нравственным законам, усваивая эти законы в качестве органической и неотъемлемой части своего «я», он тем самым становится свободным относительно того, для кого подобные нравственные нормы оказываются невыносимым, тягостным бременем, сбросить которое не позволяет воспитание или страх общественного порицания.

Однако и такая «система отсчета» оказывается, как видим, не универсальной тогда, когда человек перестает удовлетворяться возможностями свободы, которую ему предоставляет общество или его собственная природа, либо когда он начинает понимать иллюзорность и обусловленность своей личностной формы и стремится разрушить оковы такой иллюзии – чтобы прийти в результате к познанию своего истинного «я».

Поэтому, наверное, можно говорить об относительности всякой свободы, зависящей, наряду с другим, от степени понимания нами мира и самих себя.

Лишь пребывание в Истине дает свободу безусловную – ту, о которой говорил Христос: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8,31-32). А поскольку истина Христа не от мира сего, то и свобода обретается нами не иначе как через отвержение целей и ценностей этого мира – ради мира «горнего», ради Царствия Небесного, Которое «внутрь нас есть». При этом мы выходим на совершенно иной уровень понимания мира, человека в мире и свободы человека в мире. Ведь свобода, о которой говорил Христос, это свобода от греха, от ложного вИдения и ложного понимания мира и себя в мире. Это состояние одновременной сопричастности делам мира и собственной независимости от него в силу незаинтересованности в каких-либо результатах, которые можно достичь на земле.
Так мы приходим к пониманию единственно осмысленного, единственно человеческого пути к Истине и Свободе – пути духовного проникновения в суть и смысл явленных нам мирских форм и обретению независимости от них.