В одном дремучем и страшном лесу жила, а может и сейчас живет, самая замечательная на мой взгляд старушка.
Скорее всего, есть лесные радостные весельчаки в других лесах, но эта история будет об Ули, именно так зовут радостную старушку из страшного и дремучего леса.
Так случилось, что всю свою жизнь я прожил в городе. Лес видел только издали, проезжая мимо него, когда мы путешествовали. Мне понятнее был пейзаж из леса домов.
Но в то лето мы уехали в далекую деревушку. Мама решила, что необходимо отдохнуть от каменного города, от суеты, что сопутствует жизни в городах.
О том лесе, самом страшном и пугающем, рассказывали всякие небылицы. Мама строго-настрого запретила подходить к нему, зная мое неумение жить в таких условиях, где нет четко очерченных линий дорог и зданий. Она боялась, что лес «проглотит» меня.
Сдав меня на руки тете Моу, она, тяжело вздохнув, погладила меня по голове, присев передо мной, обняла, будто мы расстаемся на всю жизнь. И скрылась в дверях автобуса, увозящего её обратно в суету каменного леса.
Тетя Моу - это знакомая знакомых дяди Коора, старого друга бабушки моей мамы. Кем-то она приходилась и бабушке, но мне это было совсем неинтересно, поэтому я не особенно хорошо запомнил эту линию родства или знакомства.
Тетя меня обняла при встрече так, будто я ее родной и потерявшийся в незапамятные времена ребенок. От нее исходил аромат молока и земляники.
Мама уехала, тетя ушла в сад, предоставив меня самому себе.
Правда, вначале она объяснила мне, что за садом есть река, а за синим домиком, что на краю деревни, начинается тот самый страшный и дремучий лес, к которому мне не советовали подходить.
Наверное, с этого момента я забыл о тете, и о доме, и обо всем на свете.
Лес и в самом деле «проглотил» меня. Или нет, мы растворились друг в друге. Так будет вернее.
Зря боялась мама. Ой как зря.
Лес, встретивший меня вначале безмолвием, будто замер, ожидая от меня каких-то действий, и не знал, чем же ответить на появление странника из каменного города, или просто притих от появления гостя незваного.
Раздвигая руками заросли молодых деревьев, аккуратно переступая с кочки на кочку, я медленно, но верно заходил вглубь могучего зеленого леса-великана.
С интересом разглядывая все, что попадалось мне на глаза, я шел и шел, пока у меня под ногами не зашуршало нечто. Я присел, пытаясь разглядеть то, что издало этот звук. И ко мне шагнул еж. Важный и пухлый. Посмотрел на меня своими черными глазами-бусинами, улыбнулся. А я, протянув руку к нему, дотронулся до его совсем не колючих иголок. Погладил спинку ежа, и сказал ему: «Здравствуйте, милый еж!»
И тут лес, будто я с ним поздоровался, запел, зашумел, заговорил. Безмолвие исчезло. Появилось неуловимое чувство радости.
Забегали в траве муравьи, несущие на себе тяжелые бревна-соломинки, запищали невидимые мне мышки, запели на все голоса лесные птахи. А из-за спины ежа появилась маленькая старушка. Такая маленькая, что я спокойно мог бы держать её на ладони.
Старушка, улыбаясь, сказала: «Ну, что же, мой друг, приветствую тебя в нашем самом дремучем лесу, которым пугают малых деток. Зовут меня Ули, я хранитель леса этого». Сказав это, она взлетела на ветку березки, чтобы мне удобнее было с ней говорить.
– Здравствуйте, Ули! – ответил я. - А меня зовут Илу. Только сегодня я приехал и решил зайти в гости в ваш страшный лес, которым меня пугали, говоря, что он меня может «поглотить». Но, как я вижу, ничего страшного в этом лесу нет.
– Конечно, – ответила Ули, - каждый видит только то, что хочет увидеть. Если бы ты зашел в наш лес со страхом, если бы боялся его, и ждал, что из-за каждого куста или дерева на тебя бросится чудище, то твой страх не дал бы тебе разглядеть ни ежа-великана, ни меня. Страх не дает увидеть ничего. А интерес, которым ты полон, дал тебе возможность увидеть то, что не каждый взрослый сможет видеть.
И Ули повела меня за собой. Говоря без устали, она объясняла мне причины роста леса, назначение леса, в чем состоит её работа как хранителя леса. Иногда, присев на полянке, мы разглядывали гигантские муравейники. И Ули с упоением знатока рассказывала мне о жизни муравьев, о их правителе, о их устроенной и слаженной работе и жизни, о строении муравейников, о их форме. Мы разглядывали слезы сосен и елок, Ули говорила о назначении смолы-слез, о ароматах, источаемых иглами хвойных деревьев, она прыгала и летала с ветки на ветку, а потом ко мне на ладонь. От нее исходил такой свет, будто она фонарик в темном лесу. Ладони моей становилось тепло и щекотно, тогда она перепархивала ко мне на плечо.
Потом мы долго сидели с ней у лесного родника. Она говорила мне о воде родниковой, о её чистоте, о её беге без устали. Она просила меня послушать рассказ ручейка, и, оставляя меня ненадолго, исчезала.
А ручей-родник пел мне песню, говоря о радости жизни, рассказывая о бесконечности, говоря, что он своим бегом говорит со всем живым, с птицами, с травами, с цветами. А они в свою очередь дают ему аромат свой, чистоту и радость, полученную ими от солнца.
Лес был полон таинственности, но не страха. Это я понял.
Несмотря на то, что Ули была хранителем и знатоком леса, она каждый раз с удивлением восклицала: «Ой, ну посмотрите же на эту капельку росы! Вы видите? Видите? В ней отражается мир, в ней лес, солнце, аромат, небо и облака. Вы слышите эту музыку тумана, эту песню утра, которое перешло в небольшую росинку?»
И каждый раз птицы отвечали ей радостным пением, они, видно, понимали, что говорит им старушка. И полностью соглашались с ней. И им удавалось увидеть и в капельке росинки, и в труде муравья, и в слезинке сосны, и в пении ветра ту любовь и радость, которой щедро делилась природа со всем и со всеми.
Когда солнце начало замедлять свой разбег и уже собирался наступить вечер, Ули проводила меня до опушки, от которой уже можно было разглядеть поле, и за ним домики деревеньки.
Мы с Ули долго смотрели друг на друга. Я сказал ей, что лучшего дня в моей жизни еще не было. Что сегодняшний день открыл мне удивительные чудеса. Я понял, что мир дышит любовью. Что лес, которым пугали меня, совсем не страшен. И понял, что если тебя что-то пугает, то этот самый страх не даст тебе разглядеть прекрасное. Он своим черным пятном ужаса затмит красоту, которая видна во всем.
Ули, прощаясь со мной, прикоснулась ко моей щеке, и вспорхнула на веточку березы.
Я возвращался к тете и раздумывал об увиденном и понятом мною, и был благодарен судьбе, и маме, и тете, и Ули. И понял еще, что все, что запретно, тянет нас к себе магнитом. И был рад тому, что меня этим запретом притянул к себе удивительный лес. Ведь если бы мне не запретили туда ходить, пошел бы я?
С момента знакомства с лесом и хранителем леса Ули я вижу жизнь во всем. И в каменных городах, и в дорогах, и в лесах, и в небе, чего бы ни коснулся мой взгляд, чего бы ни коснулась моя мысль, все живо, все трепещет и дышит радостью жизни, все любит и любовью своей творит красоту.
Потом я часто ходил в лес, говорил с Ули, наблюдал бег и работу насекомых, слушал пение птиц и родника.
Тетя, когда я рассказал ей о своем походе в страшный лес, охала, но потом поняла все, когда я привел её с собой. Она тоже увидела Ули. И была удивлена теми рассказами, что услышала от старушки.
Потом и мама ходила со мной в лес, и ей так же понравилась Ули и то, о чем она поведала.
Когда пришла пора уезжать в город, я пришел попрощаться с лесом и с Ули. Хотел я заплакать, но Ули рассмеялась.
Она сказала: «Ты что же, думаешь, что меня не увидишь теперь? А как же роса, которую ты обязательно увидишь на траве в городе своем, а как же дождь, который идет везде? А птицы певчие, что, разве их нет у вас? Ты постарайся увидеть мой рассказ о радости и о любви к жизни во всем, что ты видишь. И тогда я буду с тобой неразлучно. Я не могу проститься с тобой, потому что мы не расстаемся. Помни, я всегда с тобой, я живу и пою в твоем сердце».