Глава 11. Трудный случай
Слабая улыбка больного Пьеро. Маска этого персонажа давно заменила Гарику лицо: бровки домиком, губы плаксиво изогнуты, тёмные ненормально расширенные зрачки, как две капли безнадёжности. Даже волосы, словно подтёки раскисшей краски, размытой холодным дождём – или неудачно выплеснутой из окна водой – тонкими струйками сбегают на лоб, на виски, облепляют острые скулы.
Бергер давно устал Гарика жалеть. Однокурсник выглядел запредельно несчастным, но любая попытка разбавить его вселенскую печаль хотя бы каплей простого человеческого участия тонула в болоте депрессивного гарикова мировосприятия.
Однако сейчас было понятно, что у несчастного Пьеро не просто меланхолия, а реальные неприятности, которые грубо вытряхнули беднягу из его привычного состояния. Глаза у парня лихорадочно блестели, он нервно озирался вокруг – можно было подумать, что университетское фойе он видит впервые.
– Что у тебя стряслось? – участливо спросил Кирилл, присаживаясь с Гариком рядом.
– Я… Неважно. – Гариковы плечи совсем поникли, он практически уткнулся носом себе в грудь – так низко бедолага опустил голову.
– И всё-таки? – Бергер внимательно смотрел, как Гарик бессмысленно теребит молнию своего рюкзака, и с тоской понимал, что обречён ему помочь. – С родителями поругался? – терпеливо спросил он.
– Как ты… Как ты догадался?
– Неважно, – усмехнулся Кирилл. – Из дома ушёл? Или выгнали?
– Ушёл. И выгнали… – Бедный Пьеро совсем сдулся.
– Могу приютить.
– Что?! Нет… Нет, не надо. Это неудобно. Нет! – У Бергера в глазах зарябило он мелькающих перед носом рук и волос, так активно Гарик принялся отрицательно мотать головой и на всякий случай одновременно отмахиваться от неожиданной помощи.
– Ты хорошо подумал? – недоверчиво переспросил Кирилл.
– Да. Да. Иди.
Бергер больше навязываться не стал. Проклиная сквозь зубы собственное доброхотство, он отправился к кофейному автомату. Кинул в щель монетки, нажал на кнопку – на табло продолжала мигать надпись, предлагающая выбрать напиток. Кирилл нажал на нужную кнопку раз, другой, постучал по ней кулаком. Пнул для верности автомат ногой. Проверил нишу, куда высыпалась обычно сдача – там было пусто. Кажется, железяка решила присвоить себе его деньги. И кофе тоже.
Не то чтобы Бергер любил кофе – он его, честно говоря, вообще не переносил. Да, он был крайне непостоянен в своих пристрастиях: то пил исключительно чёрный чай – крепкий, как смола, то переходил на зелёный, то высыпал в чашку полсахарницы разом, то вообще не признавал сладкий чай за напиток. Но когда он оказывался в университете, из всего предлагаемого ассортимента, он почему-то всегда выбирал кофе. И всегда запивал его водой – как слишком сладкий десерт. Кстати! Может, стоит затребовать у машины горячий шоколад?
Бергер принялся нажимать одну за другой все кнопки подряд, но автомат не реагировал на его действия никак. И деньги не возвращал. И ни чая, ни кофе, ни молока, ни какао тоже из его недр не появлялось.
Бергер начал нервно смеяться. Ситуация подозрительно напоминала происшествие с Гариком: ты к нему и так, и эдак – со всей душой, и всё в пустоту. Хорошо, хоть энергии на него затрачено немного – так, несколько монеток.
Расшифровав, таким образом, послание Вселенной, Бергер смиренно взялся за дужку очков, чтобы их поправить, и вздрогнул от робкого прикосновения к своему локтю. Рядом, печально улыбаясь, стоял Гарик.
– А твои родители не будут против, если ты непонятно кого домой приведёшь?
– Я не с родителями живу, – с облегчением выдохнул Бергер. И заулыбался лучезарно. – Я с бывшим одноклассником квартиру снимаю. Но он уже девять месяцев, как за границей – по гранту, поэтому сейчас я один в трёхкомнатной квартире. Устраивает?
– Мне всё равно ужасно неловко… – грустно потупился Гарик.
– Неловко было бы ночевать на вокзале. Или в сквере на лавочке, – засмеялся Бергер.
– Всё верно, – тяжко вздохнул Гарик. – Спасибо. И… прости, я часто неадекватно на людей реагирую.
Автомат вдруг выплюнул пластиковый стаканчик и загудел, приготавливая… пока непонятно что.
– Главное вовремя спохватиться! – радостно воскликнул Бергер. И снова привычным жестом взялся за дужку очков, повинуясь навязчивому желанию безо всякой надобности их поправлять.