Плохо, что в аэропортах нельзя курить.
Мы мчимся по раннему шоссе, опасаясь опоздать на регистрацию. Уснув буквально за час до будильника. Вернее, отрубившись. Сознание благоразумно отказалось принимать наши правила. Ты всегда дисциплинирован и умеешь концентрироваться в нужный момент. Надёжен во всех отношениях, как прочно закреплённая страховка. Ну, а я улетаю.
Практически залпом проглотив кофе, спускаемся к машине. Темно и прохладно. Геометрические горные вершины, светлея в отдалении, не дают полностью раствориться в утренней пустоте. "Мы так и не добрались ни до одной из них", - отстраненно думаю я. И то правда - идя на прогулку вверх, мы всякий раз стремительно поворачиваем обратно, глянув на часы.
Время. Прожив на свете уже немало лет, только сейчас начала понимать, что время - катастрофа. И катастрофой является не его относительность - к этому можно привыкнуть, катастрофой является его постоянная нехватка.
Как же поздно. Хороший мой, как же всё это поздно...
Мы стараемся не смотреть друг на друга. Делаем вид. К чему распускать себя, если самолёт через три часа. И ничего нельзя изменить в нашем расписании.
- Девочка, тебе подогреть сидение?
Я улыбаюсь в лёгкий шарф и немного наклоняюсь в бок, чтобы теснее прижаться к тебе.
В середине пути мы останавливаемся у придорожного кафе. В помещении тепло и уютно. Несмотря на очень ранний час, людей много. Все тихо переговариваются. От приглушённого гудения голосов, смешивающегося с запахом готовящейся еды, хочется спать, и мы решаем завтракать в машине. В ней при открытых дверях свежеет мозг. Тем более, уже почти рассвело.
Но горячая еда и капучино окончательно усыпляют меня, и остаток дороги я дремлю на твоём плече, в промежутках забытья благодаря бога за возможность хотя бы час не думать ни о чём и давая тебе немного отойти от нас, концентрируясь на автобане. Хотя, о чём я говорю.
Всё-таки, плохо, что в аэропортах нельзя курить.
Регистрация ещё не началась, и нам приходится идти на выход и искать место для курения. В самом конце длинного хайтековского здания видим группу людей, попеременно подносящих ладони к губам, и понимаем - нам туда.
Одинаково удручённые лица с иногда проблёскивающими вымученно-бодрыми улыбками. Мы вливаемся в молча топчущийся коллектив, ничем от него не отличаясь, и затягиваемся.
... - Сделаю поярче свет? - ты тянешься к изголовью кровати, дотрагиваешься до встроенной в стену кнопки и направляешь оба гибких светильника на наши лица.
На миг зажмуриваюсь. Но ты уже прикрываешь ладонью мои глаза, понимая, что вряд ли сейчас мне под силу поднять даже руку.
Я лежу на боку и пока не могу шевелиться. Интересно - соображать могу, а двигаться - нет. Когда-то слышала о подобном. Но благополучно прожив на свете не так уж и мало и совершенно серьёзно полагая, что о сексуальных отношениях знаю всё, на старости лет поменяла позицию в этом вопросе, причём, кардинально.
- Просто чувствую тебя, - серьёзно говоришь ты всякий раз, отвечая на моё недоумение.
Ты улыбаешься глазами, гладишь мои щёки и волосы. С тобой мне уже почти всё равно, как выглядит моя прическа. Направляясь в душ, стараюсь не смотреть в зеркало ванной комнаты, чтобы не удручаться патлами, торчащими в разные стороны. Ведьма, что и требовалось доказать. "Добрая ведьма", - поправляешь меня ты и осторожно дотрагиваешься до волос, так, будто боишься причинить им хоть малейшую боль. Расчёсываюсь для приличия. И ты снова сгребаешь меня.
Да гори оно синим пламенем. Только не отрывайся.
...Проходим регистрацию, встаём на паспортный. Красные натянутые канаты на никелированных стойках. Как удавы, бесцеремонно заглатывающие жертв в своё нутро. Вдыхаю твой запах. В твоём вороте разлита наша постель. Какой ты большой, какой ты взрослый, мальчик мой.
- Скажи, ты ощущаешь по отношению ко мне отцовские чувства? - спросила тебя однажды.
- Конечно, ты годишься мне в дочери, но - нет, не ощущаю, - внимательно всматриваешься в моё лицо, будто впитываешь, вплавляешь его в себя. - С дочерьми не спят. А как сплю с тобой я, спят только с любимыми женщинами, - и еле слышно втягиваешь носом воздух.
...какой же ты взрослый...
Красные канаты всасывают всё новых и новых людей. Я оттягиваю ткань на спине твоей куртки.
Ты гладишь мои плечи и смотришь, смотришь. Потом касаешься пальцами волос и, отдёрнув руки, улыбаешься:
- Уже не мои.