Территориальная идентичность

Татьяна Герасименко
Т.И. Герасименко, Б.Б. Родоман

 ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
 КАК ФАКТОР И РЕЗУЛЬТАТ
 ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ РОССИИ

TERRITORIAL IDENTITY AS FACTOR AND RESULT
 OF RUSSIA’S GEOPOLITICAL PREFERENCES

         Abstract. This article considers identity as a complex multi-component concept. We view the hierarchical character of Russian territorial identity as a product of many factors. We determine and describe the stages of its transformation. We have attempted to discover the mutual influence of territorial identity and Russia’s geopolitical preferences.
         Аннотация. В статье рассматривается идентичность как сложная многокомпонентная категория. Показана иерархичность территориальной идентичности россиян, которая формируется и трансформируется под воздействием многих факторов. Выделены и охарактеризованы этапы её трансформации. Предпринята попытка выявить взаимовлияние территориальной идентичности и геополитических предпочтений России.
Keywords. Identity, factors and transformation of territorial identity.
         Ключевые слова. Идентичность, факторы и трансформация территориальной идентичности

Introduction

         Идентичность – сложный многокомпонентный, многослойный и многофакторный объект. Под идентичностью (самоопределением) следует понимать многоплановое позиционирование индивида или группы индивидов (этнической, конфессиональной, профессиональной, социальной, гражданской и др.) в окружающем мире, включающее осознание принадлежности к сообществу, к эпохе и к территории. Её многочисленные содержательные составляющие могут быть обозначены двумя категориями: «место» и «память». Среди них позиционирование себя как личности, члена семьи, осознание принадлежности к поколению, социальной группе, страте, касте, клану, профессиональному сообществу, этносу, конфессии, ландшафту, месту, региону, государству, эпохе [2].
         В рамках данной статьи остановимся на характеристике территориальной идентичности. Этим вопросам уделяют внимание в странах Запада представители разных н  аук (например, [21, 23] и др.). Появляются работы, посвящённые этой проблеме, и в России, где чаще всего говорят о «региональной» идентичности (например, [9, 20, 22]). М. П. Крылов определил региональную идентичность как системную совокупность культурных отношений, связанных с понятием «малая родина», а также внутренний имидж территории [9].
         Представляется, что корректнее употреблять термин «территориальная идентичность», поскольку она иерархична. Число уровней зависит от степени генерализации. В самом общем виде их можно сгруппировать в четыре: 1) микроуровень – «малая родина» (село, город, микрорайон, улица, дом, семья);  2. мезоуровень – региональная идентичность, например, осознание себя жителем субъекта федерации («москвич», «оренбуржец») либо крупного региона («сибиряк», «уралец», «камчадал», «северянин»);  3) макроуровень – принадлежность к государству («россияне», «советские люди»); 4) культурно-цивилизационный уровень («европейцы», «азиаты», «евразийцы», «особая цивилизация», «человек мира»).
         Территориальная идентичность связана с картиной мира и с чувством укоренённости. Картина мира, как важная часть духовной культуры, складывается из географических, исторических, религиозных, психологических представлений, смыслов и образов и формируется под влиянием многих факторов, в том числе и географической среды [10]. Укоренённость – это сплетение связей между членами общества и окружающей их средой. Географическая картина мира определяется такими понятиями, как «отчизна», «родина», «родной край», «земля». Она не может быть полной без понятий «место», «граница» и других географических представлений. Осознание своего места в пространстве неразрывно связано с осознанием места в истории. «Память» – понятие о предках и месторазвитии (по Л.Н. Гумилёву [4]), родословная, место в истории и географии (по современным представлениям – в  топохроне).
         Наличие территориальной идентичности в России подвергается сомнениям, иногда говорят даже о российской патологии [5]. Мы полагаем, что следует говорить о российском феномене. Идея аспатиальности российского пространства [18] не отражает реальной ситуации. В России не очевидна многоступенчатая идентичность, поскольку не развит многоступенчатый патриотизм – любовь, осознание многих территориальных единиц, в которых живёт человек [15], т.е. любовь к малой родине и гордость за неё и за региональные бренды. Большинство людей стесняются своего провинциального, особенно сельского происхождения (это не престижно) и стараются не демонстрировать территориальную и иную идентичность. Есть исключения, к которым относятся, к примеру, группы православных националистов и представители неформальных организаций (байкеры, футбольные болельщики) и др. Территориальная идентичность ярко выражена там, где есть для этого территориально организованная основа – например, этнокультурные территориальные комплексы (ЭТК) – открытые системы разного иерархического уровня, сформировавшиеся в результате взаимодействия этносов и (или) их частей под влиянием ряда факторов на определенной территории в течение длительного исторического периода. Единый ЭТК, например, сформировался в Оренбургско-Казахстанском регионе и в других этноконтактных зонах [1]).

 Theory and Methods

         В России на протяжении XХ – XXI вв. устойчиво доминирует общегосударственная идентичность (за исключением периода распада СССР, когда демонстрировался «парад суверенитетов»). Современная роль и диктат центра в России взаимосвязаны с гиперцентрализованной территориальной структурой. Поляризация российского пространства по линии центр-периферия (на разных уровнях: от общероссийского до муниципального), как и расслоение общества, нарастает. Реальностью являются ксенофобия и снобизм. Демонстрация территориальной идентичности отражает территориальную структуру геопространства, обусловлена географическим положением –  столичностью, периферийностью, приграничностью. В противовес региональной государственная идентичность россиян – осознание себя единым целым, несмотря на большой территориальный разброс и слабость транспортных связей, вызванная резким подорожанием пассажирского транспорта по сравнению с советской эпохой, осознаётся и демонстрируется в гораздо большей степени. Осознание её размеров (и названия) меняются, как и представление о месте в культурно-цивилизационном пространстве. Такое восприятие мира сформировано исходящей от государства пропагандой через СМИ. Идентичность формируется и трансформируется под воздействием многих факторов. В их числе географическое положение, колонизация, распад страны или империи, индустриальное, инфраструктурное (строительство транзитных магистралей, совершенствование средств связи) или иное развитие, степень барьерности границ с соседними странами, централизации власти, отсутствие реального федерализма, геополитические и геоэкономические приоритеты руководства государства. Важнейшим средством формирования и трансформации идентичности служит пропаганда через СМИ. Она формируется в течение многих поколений и взаимосвязана с геополитическими и геоэкономическими предпочтениями. Территория страны то расширялась, то сжималась, представляя собой «пульсирующий хронотоп» (термин М.П. Крылова [9]). После распада СССР произошло сжатие, а теперь мы наблюдаем очередное расширение.
Можно выделить периоды трансформации идентичности, хотя подробных, полномасштабных социологических исследований не проводилось ни в советское, ни тем более в досоветское время. Некоторые выводы можно сделать по итогам переписей населения, где была графа «национальность», которая определялась на основе самоидентификации. Только после распада СССР появились такого рода работы, но они касались лишь отдельных регионов.
         1. В советский период преобладала общегосударственная (общесоюзная) идентичность. Этому способствовала политика властей, направленная на формирование «единой общности» – советского народа. Доля русских (считающихся «государствообразующим» этносом) постоянно росла, они составляли крупнейшую группу в большинстве российских регионов, в том числе этнонациональных. Подавляющее большинство потомков смешанных семей идентифицировали себя как русские.
         2. Период распада СССР сопровождался активизацией этнонационалистических движений, сепаратистскими призывами этнических лидеров и внутри России. В национальных республиках стало выгодно быть представителем титульного этноса. В значительной степени это обстоятельство способствовало росту их численности и доли в населении. Увеличилась номинальная численность малых народов Севера благодаря политике экономической поддержки – за счёт того, что многие стали указывать другую национальность (справедливости ради отметим, что и в СССР было выгодно писаться чукчей или алеутом, они имели ряд привилегий).
Ослабла единая общегосударственная идентичность. Аналогичные процессы наблюдались в Югославии. Это сопровождалось всплеском этнонационализма и регионализма, проявляющегося в изменении социально-культурной и политической самоидентификации, а также в действиях, направленных на повышение статуса региона (например, в Татарстане, Чечне, Тыве; звучали призывы создания Сибирской республики). Этому способствовала западная геополитическая ориентация России: ведь именно в странах Европы распространены регионалистические партии.
По данным опроса Фонда «Общественное мнение», в конце 90-х годов более 1/3 россиян идентифицировало Россию как европейскую страну, около 1/5 – как евразийскую, несколько процентов как азиатскую и 40 % затруднились ответить на этот вопрос [11]. Как видно из результатов опроса, общественное мнение в данном случае разделилось.
         3. Современный период. Трансформация идентичности ускоряется, поскольку ускоряются все социально-экономические процессы. В результате поиска национальной идеи, в том числе под эгидой православия (что может быть подвергнуто критике: ведь Россия – многоконфессиональное государство), дискутируется проблема возврата на новой основе к формированию единой общности – «общероссийской нации». Главная причина подобных идей – боязнь утраты контроля над регионами и сецессии ряда территорий [15]. В некоторых странах важным инструментом стал перенос столицы (например, Казахстан, в прошлом – Турция).
         Одним из авторов данной статьи (Т.Г.) в течение нескольких лет проводились исследования по выявлению идентичности в Оренбургско-Казахстанском трансграничном регионе по обе стороны государственной границы. В рамках данной статьи важны результаты опросов жителей Оренбургской области. Результаты подтверждают сказанное выше. Идентификация менялась в соответствии с выделенными периодами. Использовалось анкетирование, метод глубинного интервью и экспертных оценок. Выборка охватывала разные слои населения.
         Опросник включал три группы вопросов. Первая касалась маршрутов путешествий, вторая – прямые вопросы относительно идентичности и третья – вопросы, помогающие выявить приверженность тем или иным цивилизационным ценностям (например, согласны ли люди с отменой смертной казни, как следует поступать с террористами, считают ли конкуренцию важнейшим элементом общественно-государственного устройства, ставят ли личные интересы выше общественных, и т.д.).

Results

         Исследования, проведенные в середине 2000-х годов, показали, что 55,6% принявших участие в соцопросе идентифицировали Россию как евразийскую страну, 25% как европейскую и 19,4% как самобытную, не принадлежащую ни к одной из цивилизаций. Интересен анализ ответов респондентов, идентифицировавших Россию как европейскую страну, на уточняющие вопросы. Все они полагали, что террористов следует «мочить в сортирах» (как известно, с подобным заявлением выступил в то время В.В. Путин); 44,4% были уверены в необходимости смертной казни; 77,7% утверждали, что конкуренция для России неприемлема; 66,7% считали, что мужчина – глава семьи; большинство опрошенных неоднозначно относились к накоплению богатства. Иными словами, западные ценности оказались для опрошенных, идентифицировавших Россию как европейскую страну, неприемлемыми. Во внешних связях 34% всех опрошенных предлагали ориентироваться преимущественно на страны Запада.
         Ситуация коренным образом изменилась в 2016 г. Никто из опрошенных не идентифицировал Россию как европейскую страну. 57% назвали её самобытной, 36% – евразийской и 7% – азиатской. Выросла значимость этнической и конфессиональной идентичности. Для подавляющего большинства опрошенных наибольшее значение приобрела принадлежность к семье. 48% на первое место в ряду территориальных идентичностей поставили принадлежность к России, 20% – к региону. 35% ратуют за импортозамещение, 60% предлагают ориентироваться в геополитических и геоэкономических отношениях на страны СНГ, Китай, Индию или Японию. И лишь 7% считают необходимым развивать отношения со странами Европы или США.
         Такая трансформация предпочтений в самоопределении вполне понятна и происходит под воздействием СМИ. Когда открылись границы и у наших руководителей появились иллюзии стать равноправными партнёрами европейских государств, а у людей появилась возможность выезжать в эти страны, ориентация на запад и, соответственно, идентичность приобрели «западный» вектор. Часть населения предпочла считать себя европейцами, т.е., по их мнению, цивилизованными, прогрессивными людьми. Привлекательным казалось лидерство в области техники и экономики, высокий уровень жизни. Европоцентрическое мировосприятие предполагает представление о европейской культуре как о высшей стадии развития общества. Новая доктрина сопровождается патриотическими лозунгами и публикациями в СМИ и на телевидении, повышением роли православной церкви в формировании общественного мнения, появлением молодёжных и детских патриотических движений, милитаризацией и противостоянием неким враждебным силам, конфронтацией с Западом. В геополитических контактах происходит переориентация на неоевразийство. Восстанавливаются и расширяются контакты с православными славянскими странами Европы, с тюркскими странами Азии, с Монголией и др.
         В России, как, может быть, нигде больше в мире, существует глубокая ментальная и социальная пропасть между столицей и остальной территорией. Главная причина этого – традиционная централизация самодержавной власти, не терпящей конкурентов. Развитию регионального патриотизма мешали и частые принудительные и вынужденные переселения и перемещения по службе, практиковавшиеся в нашей империи, её колониальный характер. Тем более заметны редкие и яркие исключения. Так, художник И.К. Айвазовский был трогательным патриотом родного города – Феодосии (ныне утратившей многоязыкий средиземноморский колорит). Он подарил ей водопровод, помогал проектировать железную дорогу.
         В советское время заметным местным патриотизмом отличались ленинградцы, одесситы, потомки архангельских поморов; о своих регионах с гордостью говорили дальневосточники, сибиряки, уральцы. И всё же это были скорее исключения, чем правила. Даже крупные части СССР обычно не назывались родиной, и уж тем более отечеством. Считалось само собой разумеющимся, что отечество у всех советских людей одно – Советский Союз. Цензура запрещала называть странами даже такие крупные союзные республики, как Украина и Казахстан.
         Лишь в самом конце советской эпохи было сделано послабление: наши идеологи поняли, что для полноценного гражданского самосознания необходимо и чувство малой родины. Ею отныне могло считаться родное село, город, регион. С тех пор выражение «малая родина» вошло в моду, оно часто употребляется и в наши дни. Таким образом, причитающихся каждому гражданину родин стало две, но не больше, а этого очень мало. Оседлого жителя окружают контуры множества территориальных единиц, и каждая может быть для него своей, родной, любимой. А у кочевника – свои представления о родине. Когда происходила колонизация земель, принадлежавших башкирским и киргиз-кайсацким племенам, пришельцы и не подозревали, что эти «ничьи» на первый взгляд земли строго распределены, а места кочевий соседних племён не пересекаются! Это привело в некоторых случаях к серьёзным проблемам во взаимоотношениях, спровоцировало башкирские восстания, но в дальнейшем отношения были урегулированы. Проблемы были и во взаимоотношениях с северными народами, которые не хотели переходить на оседлый образ жизни, а откочёвывали от урбанизированных территорий с оленьими стадами.
         Россия – не единственная родина для человека, родившегося и живущего в нашей стране. Его родина – это и регион, природная зона, город или деревня, часть города, микрорайон и т.д. Такая многоступенчатая, многоуровневая, многогранная идентичность имеет право на существование и должна быть равноценной и равноправной, как разные формы собственности, без всякого подчинения великодержавной идентичности, равно как и патриотизму.
Нам представляется, что у человека, духовно и душевно развитого, чувство родины многогранно и многоярусно: он ощущает себя гражданином Вселенной, как В.И. Вернадский и К.Э. Циолковский; европейцем, как А.С. Пушкин и Ф.И. Тютчев: сыном «богоизбранного» отечества, как Ф.М. Достоевский и В.С. Соловьёв; частицей родной природы, как И.И. Левитан и М.М. Пришвин; москвичом, как П.Д. Боборыкин и В.А. Гиляровский; «сыном Арбата», как А.Н. Рыбаков и Б.Ш. Окуджава.
         Территориальные области, считающиеся своими, родными, не всегда вложены одна в другую, как матрёшки. Они могут быть однопорядковыми по размеру и пересекаться (частично накладываться), как диаграммы Эйлера – Венна, имея общий участок там, где находится мой дом. Объектом идентичности не обязательно должна быть казённая административно-территориальная единица или иная область, значимая для большинства окружающих людей. Ощущение родины у каждого может быть своё, различны и её границы; в этом и проявляется личность. На современном этапе развития общества нередко речь идёт о внепространственности многих явлений (см., например, [7]). Границы и ареалы идентичности также практически не поддаются локализации.
         Современная структура российского геопространства иерархична и многоступенчата. Сильное ядро, не совпадающее с географическим центром, размещается на западе страны. Эксцентриситет связан с колонизаторской политикой. Завоёвывая и колонизуя земли на востоке, Москва оказалась на западной окраине страны [14].
         Для многих периферийных регионов Москва в ряде случаев более доступна в транспортном отношении, чем центры соседних субъектов федерации или даже населённые пункты в пределах своего региона. Кратчайшее реальное географическое расстояние между многими периферийными по отношению к столице региональными центрами играет меньшую роль, чем кратчайшее экономическое (оцениваемое, по И.М. Маергойзу, по времени либо по стоимости перевозок), которое в большинстве случаев проходит через Москву. Например, из Оренбурга в Красноярск, Иркутск, Ставрополь, Норильск и другие города путь через столицу короче, надёжнее и дешевле других вариантов. Этому парадоксальному явлению способствовало сокращение в постсоветские годы внутрироссийских авиарейсов и железнодорожных маршрутов.
Центр объединяет социально-экономическое, политическое, культурное, научное пространства России, а вместе с этим цементирует единую идентичность. Это в интересах современного государства, ибо выполняет «антисецессионистские» функции. Однако полностью подчинить и контролировать регионы не всегда удаётся. Процесс регионализации – объективная реальность. Регионализация приводит к разделению российского пространства, что может стать реальной основой для сепаратистских и даже сецессионистских настроений. Часть российских территорий, не имея лёгкого транспортного доступа к столице, становятся самодостаточными. В отдалённых регионах формируется региональное социально-экономическое пространство, имеющее всё ту же моноцентрическую структуру. Научные и культурные центры, утратив связи со столицей, нередко развиваются независимо от неё. В регионах – свои кумиры, неизвестные столице, свои политические деятели, свои рекреационные предпочтения. За границей, куда направляется всё больше российских рекреантов, редко пересекаются дальневосточники и жители европейской части страны.
         На региональном и локальном уровнях функционируют свои собственные центры, вокруг которых формируются в большинстве случаев нуклеарные частично изолированные структуры. Связи между этими территориями ослаблены, вследствие чего административные границы ярко выражены в ландшафте (реже население, больше дикой природы) [13].
         Центральная власть вынуждена реагировать на ослабление связей, скрепляющих страну. Предпринимаются попытки формирования точек роста в виде федеральных университетов, территорий опережающего развития (ТОР), регулировать экономические отношения, цены на авиабилеты из Москвы (на Дальний Восток, в Калининградскую область). Следовало бы дотировать перелёты, чтобы не потерять связи между регионами, и из региональных центров.

Discussion

         Геополитические предпочтения лежат в основе идентичностей россиян на макро- и культурно-цивилизационном уровнях, они меняются в зависимости от того, ориентируются ли лидеры в своей политике на Европу либо на другие регионы, укрепляют или ослабляют те или иные рубежи. В этой связи важным является вопрос о месте России в мировом культурном пространстве. Этот вопрос интересен не только с теоретической точки зрения. Ответ на него имеет значение для выбора геополитических и геоэкономических предпочтений, а также вариантов региональной политики. Предпринимаемые многочисленные попытки решить эту проблему обнажают принципиальные расхождения во взглядах, предполагающие разные пути развития страны. Многочисленные разночтения можно свести к трём основным направлениям: «западники» [6], «неоевразийцы» и считающие российcкую цивилизацию уникальной и оригинальной [8].
         Концепция неоевразийцев на современном этапе развития превалирует. Евразийцы в свое время выделили в ойкумене Европу, Азию и Евразию ([17] и др.). По их мнению, Евразия объединена «месторазвитием» – пространством, представляющим природно-территориальный комплекс, и внутренними системными связями, наполненным взаимодействующим культурным содержанием. От других миров Евразия отделена фронтирами. Эти миры – Тибет, пустыни Средней Азии, Западная Европа – принципиально иные и не комплиментарны евразийскому миру, хотя и взаимодействуют с ним.
         Ряд авторов выделяют уникальную российскую цивилизацию как особую самодостаточную сущность, не относящуюся ни к Европе, ни к Азии, ни к Евразии Они считают, что модернизация России должна проходить на основе выявления закономерностей тысячелетнего исторического развития и выработки собственной идеологии, а также селективного использования мирового опыта. Однако эта точка зрения только на первый взгляд кажется оригинальной. По большому счету, она сходна с взглядами евразийцев, но имеет в виду более компактное российское пространство. События последних лет, связанные с происходящими процессами на Украине и в других странах, причислявшихся к евразийскому пространству, пожалуй, подтверждают это положение.
         Так или иначе, большинство авторов полагают, что Россия представляет собой особый, уникальный культурный мир. Его идентифицируют по-разному: от мира-России, реально представляющего гораздо меньшую территорию, чем наше государство сегодня, до Евразии в широком смысле (включая бывшие союзные республики и Монголию). Многие исследователи разных эпох отмечают самобытность и особость российской культуры (П.Е. Астафьев, Н.А.  Бердяев, В.О. Ключевский и др).  Например, С.В. Кайманов [8] к фундаментальным элементам российской цивилизации относит общинность, соборность, государственность (державность), приоритет духовно-нравственных начал, необходимость высокой цели, сверхидеи. Но множество таких аргументов не подтверждаются практикой.
         Обобщив мнение ряда политологов и социологов, отметим чаще всего приводимые аргументы, указывающие на отличия российской модели общественного устройства от западной, или, точнее, англосаксонской.
         1. Российское общество не приемлет конкуренцию и считает ее негативным явлением.
         2. Российская общественная модель основана на доминировании якобы общего интереса, когда задачи населению «спускаются сверху». На практике это интерес не общий, а тех, кто его диктует.
         3. В западной традиции превыше всего ценится личная позиция. В российской системе человек соотносит себя с некоей внешней системой ценностей и поэтому более устойчив.
         4. Западная модель претендует на тотальное господство. Покорённые англосаксами народы обязаны принимать цивилизационный мейнстрим и правила поведения. Иначе возможен вариант тотального уничтожения, как это произошло с 200-миллионным индейским населением Северной Америки. Российская цивилизационная модель, напротив, предполагает сохранение разнообразия, когда все народы имеют право жить по-своему. В самом деле такое право соблюдала Российская империя от Петра Первого до Александра Второго включительно. Формирование российского сообщества в условиях мультикультурности и полиэтничности способствовало укреплению общегосударственной идентичности. Сходные природные ландшафты способствовали конвергенции и формированию общих стереотипов поведения, а также взаимовлиянию культур. Но при Александре Третьем началась русификация и унификация, которая привела в итоге к распаду империи. Советская власть поддержала и сделала ставку на национальные меньшинства, что стало мощным фактором победы и сохранения советской власти в течение длительного времени. В условиях СССР этнокультурные грани то выпячивались, то нивелировались под влиянием изменчивой национальной политики.
         Последние события и аутсайдерские позиции России, введённые санкции привели к новому заметному изменению ситуации. А централизованная власть позволяет манипулировать общественным сознанием.

Conclusion

         Территориальная идентичность – это осознание принадлежности индивида или группы индивидов к территории. В российской науке чаще используют термин «региональная идентичность», однако корректнее употреблять понятие «территориальная идентичность», поскольку она иерархична. В самом общем виде множество уровней можно сгруппировать в четыре: 1) микроуровень – «малая родина» (село, город, микрорайон, улица, дом); 2) мезоуровень – региональная идентичность – осознание себя жителем субъекта федерации либо иного столь же крупного региона; 3) макроуровень – принадлежность к стране, государству; 4) культурно-цивилизационный уровень («европейцы», «азиаты», «евразийцы», «особая цивилизация», «человек мира»). Многоступенчатая идентичность соотносится с многоступенчатым патриотизмом – любовью и осознанием многих территориальных единиц как места жительства и гордостью за региональные бренды. Но такой многоступенчатый патриотизм в России не развит. Идентичность многоступенчатая в России не очевидна, поскольку большинство людей стесняются своего провинциального, особенно сельского происхождения (это не престижно). Такая ситуация сложилась из-за диктата центра в России и гиперцентрализованной территориальной структуры российского геопространства. Территориальная идентичность ярко выражена там, где есть для этого территориально организованная основа. В нашей стране огромную роль играет административно-территориальное деление, а все остальные регионы (природные, историко-культурные и т.п.) отражаются в общественном сознании незначительно.
         В России на протяжении XХ – XXI вв. устойчиво доминирует общегосударственная идентичность (за исключением периода распада СССР, когда демонстрировался «парад суверенитетов»). Этому способствовала политика властей, направленная на формирование «единой общности» – «советского народа», а в современный период дискутируется проблема возврата на новой основе к формированию аналогичной единой общности – «общероссийской нации».
         Центр объединяет социально-экономическое, политическое, культурное, научное пространства России, а вместе с этим цементирует единую идентичность. Это в интересах современного государства, ибо выполняет «антисецессионистские» функции. Однако полностью подчинить и контролировать регионы не всегда удаётся. Процесс регионализации – объективная реальность. Центральная власть старается скреплять страну, усиливая привязку окраин к столице. Формируются точки роста (федеральные университеты, территории опережающего развития), дотируются цены на авиабилеты из Москвы (на Дальний Восток, в Калининградскую область). Но следовало бы дотировать перелёты и из региональных центров в другие регионы, хотя бы в соседние.
         Геополитические предпочтения лежат в основе идентичностей россиян на макро- и культурно-цивилизационном уровнях, они меняются в зависимости от того, ориентируются ли лидеры в своей политике на Европу либо на другие макрорегионы мира, укрепляют или ослабляют те или иные рубежи. В этой связи важным является вопрос о месте России в мировом культурном пространстве. Ответ на него имеет значение для выбора геополитических и геоэкономических предпочтений, а также вариантов региональной политики. Многочисленные разночтения можно свести к трём основным направлениям: «западники», «неоевразийцы» и считающие российcкую цивилизацию  совершенно уникальной и оригинальной. На современном этапе развития в массовом сознании преобладают концепция неоевразийцев и мнение об особости России, что подтверждают и проведённые нами социологические исследования.

Conclusion

         Territorial identity is an individual’s (or a group of individuals’) awareness of their belonging to a certain territory. The more common Russian academic term is regional identity though it should be more correct to talk of territorial identity due to its hierarchical character. The many hierarchical levels can be grouped into the following most general four: 1) the microlevel which is the smaller home place like a village, town, city, neighborhood, street or a house; 2) the mesolevel which is the regional identity implying one’s awareness of his/her being an inhabitant of a federal subject or any other equally large territory; 3) the macrolevel which implies an individual’s belonging to a country; 4) the cultural and civilizational level which deals with notions like Europeans, Asians, Eurasians, exclusive civilization, cosmopolitans etc.
         The multilevel identity correlates with multilevel patriotism which is essentially the love for and awareness of the many territorial units such as home places and the pride of the local regional brands. This type of multilevel patriotism is not typical for Russia where no multilevel identity is distinctive as many people are self-conscious about their provincial origin especially if they come from a rural area because it is not socially prestigious. This situation is the result of center domination in Russia and overcentralized territorial structure of Russian’s geographical space. Territorial identity is most evident where it has its basis in territorial arrangement. In our country the administrative subdivision of territory is of utmost importance while the social awareness of other aspects such as natural, historical and cultural is not distinct.
         During the 20th and 21st centuries the national identity has been predominant in Russia (excluding the period of the Soviet Union breakup when the so-called sovereignty parade was to be widely observed). That was the result of the governmental policy aimed at forming a unified community - the Soviet people. At present there is a tendency to consider the old concept’s comeback to a renovated basis aiming to form a similar community – the all-Russian nation. Socially, economically, politically, academically and culturally the Russian territory is center-dominated which leads to a stronger unified identity.
 This type of arrangement serves the interests of the present day state due to its anti-secessionist functioning. Though it is not always possible to totally-control the regions. Regionalization is objective reality. The centralized administration is trying to hold the country together reinforcing the link between the capital and the periphery. Growing points are being formed such as federal universities and territories of priority development. The flights from Moscow to remote areas such as Far East or Kaliningrad region get subsidized though flights connecting regional centers with other regions (at least the neighboring areas) should get that kind of support as well.
         The geopolitical preferences underlie the identities among Russians at the macrolevel as well as cultural and civilizational level. They may change following the Europe-biased policy conducted by the country’s leaders or any other geopolitical and regional bias depending on how much stronger or weaker certain boundaries become. Due to which the problem of Russia’s cultural position in the world is of importance. How it is solved is crucial when geopolitical and geo-economic preferences are chosen as well as the way regional policy should go.
 The many different parties here may be reduced to the three main types such as the Westernizers, the neo-Eurasians and those who believe the Russian civilization to be absolutely unique. At the present-day stage of mass consciousness the neo-Eurasian concept alongside with the theories of Russia’s uniqueness tend to be most wide-spread which finds its proof in our social research. 

Литература (Bibliography)

        1. Герасименко Т.И. Проблемы этнокультурного развития трансграничных регионов. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. 235 с.
        2. Герасименко Т.И. Вмещающий ландшафт и комплиментарность этносов – основа формирования региональной идентичности // Вестник СПбГУ,  2012. Спецвыпуск. С. 31 – 41.
         3. Герасименко Т.И. Роль столицы в формировании и трансформации территориальной структуры социально-экономического пространства // Перенос столицы: Исторический опыт геополитического проектирования. Материалы конференции 28 – 29 октября 2013 г. / Отв. ред. И.Г. Коновалова. – М.: Институт всеобщей истории РАН; Аквилон, 2013. С. 8 – 12.
         4. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л..: Гидрометеоиздат, 1990. 528 с.
         5.  Ильин В.В., Ахиезер А.С. Теоретическая политология: мир России  и Россия в мире – М.:
Изд-во МГУ, 2000.  300 с. Под ред. проф. В.В. Ильина.
         6. Каганский В.Л. Кривда и правда евразийства (Смысл и статус евразийской концепции пространства России) // Общественные науки сегодня, 2003, № 4, с. 63 – 80; № 5, с. 70 – 84.
         7. Казарова Т.В. Цифровое общество как уникальный культурно-исторический феномен // Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека: сборник научных статей и материалов международной конференции «Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека», 11 – 13 февраля 2016. – Коломна,  Гос. социально-гуманитарный ун-т, 2016, с. 161 – 166.
         8. Кайманов С.В. Российская цивилизационная система и переходная экономика // Природа и ментальность. Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Вып. XXIII – М.: Московский Лицей, 2003, с. 217 – 232.
         9. Крылов М.П. Региональная идентичность в Европейской России. – М.: Новый хронограф, 2010. 240 с.
         10. Мягков С.М. Социальная экология: этнокультурные основы устойчивого развития. – М.: НИиПИ экологии города, 2001. 190 с.
         11. Пантин В.И. Проблемы и поиски национально-цивилизационной идентичности в современной России // Природа и ментальность. Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России».  – М.: Московский Лицей, 2003. – Вып. XXIII, с. 205 – 206.
         12. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Смоленск: Ойкумена, 1999. 256 с.
        13.  Родоман Б.Б. Экологическое значение административных границ // Проблемы приграничных регионов России.   М.: ИГ РАН, 2004, с. 82 – 85.
         14. Родоман Б.Б.  Эксцентриситет и дисторсия узловых районов // Центрографический метод в эконо¬мической географии. – География и хозяйство, вып. 3. – Л.: Всесоюзн. геогр. об-во, 1989, с. 107 – 121.
         15. Родоман Б.Б. География и воспитание патриотизма // География, 1994, № 7 – 8, фев., с. 2 – 3.
         16. Родоман Б.Б. Фобия потери территориальной целостности // Неприкосновенный запас, 1999,  № 6 (8), с. 10 – 15.
         17. Савицкий П.Н.. Географические особенности России. Часть 1-я. Растительность и почвы. – Прага, Евразийское книгоиздательство, 1927. – 180 с.
         18. Смирнягин Л. В. Территориальная морфология российского общества как отражение регионального чувства в русской культуре // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. – М.: Изд-во МОНФ, 1999, с. 108 – 115.
         19. Сухачёв В. Ю. Национальная идентичность – теория и реальность. СПб.: Гражданская инициатива, 1999. С. 30-37.
         20. Сухачев В. Ю.«Права народов», этнические меньшинства и Я-идентичность // Национальный вопрос и права беженцев. СПб.: СПб писательская организация, 1998. С. 72-88.
         21. Cameron D., Anderson, R., Mochael Mcgeregor. Explaining Stability and Change of Territorial Identities // Nations and Nationalism  22(1), 2016, 84 – 102.
         22. Gerasimenko T.I. Landscape of the Ethnic Group Formation and Complementarity of Ethnic groups as a Foundation of the Regional Identity Formation. The 2015 IGU Regional Conference «Geography, Culture and Society for our Future Earth». Geography, culture and society for
 our future Earth: The 2015 IGU Regional Conference (Moscow,17 – 21. 08.2015) : Book of abstracts. – M., 2015.         23. Osman Balcan. Disorder at the Border Europe’s Migrant Crisis in Comparative Perspective // Stadies in Ethnicity and Nationalism. Oxford, USA. Vol.16, No.1, 2016. 118 – 120.

         Опубликовано: Герасименко Т.И., Родоман Б.Б. Территориальная идентичность как фактор и результат геополитических предпочтений России // Сборник работ. Международная научная конференция «Геополитические процессы в современном евразийском пространстве». – Баня-Лука, 31.05 – 04.06.2017, с. 127 – 140; 150 экз.
         Подготовлено  для «Academia.edu» и «Проза.ру» 11 июня 2017 г.