Учёная землеройка утверждала, что видела Арчи в полях.
- Говорю же, шатался, как неприкаянный! – шептала она щенкам на экстренном совещании. – Потом его окликнули братья-изобретатели. Достали какой-то новомодный аппарат и давай проверять, не пьян ли он. Оказалось, трезв, как стёклышко!
Кекс взволнованно пошевелил белыми ушками, Пирог – чёрными. Король грозился запереть Арчи в тюрьме, да, похоже, не запер. Злыдень на свободе, трезвый и к тому же без топора. Уж если он свяжется с братьями Мадэн, один из которых – бывший Агент Катастроф, беды не миновать.
Поблагодарив землеройку за новости, Кекс и Пирог выскочили из бездонной дыры и рванули прямиком к Юлиане.
- Остерегайся! – сказал Пирог, становясь передними лапами на подол ее зеленой юбки.
- Берегись! – пролаял Кекс и отметился двумя маленькими следами с другой стороны.
- Кого беречься? Вас? – беспечно рассмеялась Юлиана.
- Не нас. Арчи! – прохрипел Пирог. – Его подобрали в полях братья Мадэн. А значит, грядет вселенская катастрофа!
- Чепуха! – отмахнулась та. – Когда почва уходит у Арчи из-под ног, он угрозы не представляет. Да и Клён нас в обиду не даст.
- Так-то оно так, - отвлеклась от вязания Пелагея. – Но запасной план придумать не помешает.
Она как раз закончила первый чулок и потянулась за оставшимися мотками. Но они куда-то запропастились. В траве обнаружилась лишь жалкая разноцветная ниточка.
- Мягколапа, - с убийственным спокойствием сказала Пелагея, - верни мотки на родину.
Кошка высунула из-за шкафчика наглую морду и притворилась, что ни сном ни духом не виновата. Но Пирог и Кекс разоблачили ее коварство, воспользовавшись своим сыщицким нюхом. Выяснилось, что мотки, предназначавшиеся для второго чулка, Мягколапа погрызла и обслюнявила. Она решила не отпираться и во всеуслышание заявила, что точить когти о Клён ей всё равно запрещено, а излить негодование как-то было нужно.
- Что еще за негодование? – удивился Пирог.
- Ну как же? Вы ведь не приняли меня в тайный клуб под роялем, - махнула хвостом кошка. – У нас, усатых-полосатых, такое не прощают. И мстят изощренной местью.
- Хе-хе, - ехидно оскалился Кекс. – Вот только отомстила ты не нам, а своей хозяйке.
Хозяйка поднялась с травы и стряхнула с юбки летучие кленовые семена.
- Схожу, пожалуй, к Эсфири за новыми нитками. Ждите меня к вечеру.
Тем временем Юлиана собрала в стопку кое-какие бумаги, прихватила зонтик – и канула в неизвестность. Вернее, в редакцию. Там ее задержали допоздна разные мелкие поручения, которые надлежало выполнить сию же секунду. В перерывах между поручениями она по памяти переписывала статью, унесенную ветром, и попутно придумывала для Киприана обидные клички. «Ветродуй», «Задувала» или, например, «Клён безмозглый». Если бы не он, статья уже сегодня утром красовалась бы на первой странице «Городского Вестника».
Близился закатный час, а Юлианы с Пелагеей всё не было. Поэт разнервничался и сам не заметил, как начал грызть карандаш.
- Наверное, Эсфирь решила угостить Пелагею тортиком и они заболтались, - предположил Пирог, почесывая лапой за ухом.
- А Юлиана наткнулась на одного из своих поклонников и отбивается от него зонтом где-нибудь в темном переулке, - беззаботно подхватил Кекс. – С ней такое не раз случалось. И отгадайте, кому потом накладывали гипс?
Поэт вздохнул так, словно неделями ходил в гипсе именно он.
Мягколапа отмалчивалась, презрительно поглядывая на обслюнявленные мотки ниток. Она была уверена, что еще получит по заслугам, и ее шерсть вставала дыбом при малейшем шорохе. Поэтому когда из врезной дверцы вдруг показалась добрейшая лисья морда, кошка взвыла и забегала кругами в поисках укрытия.
- Разрешите? – вежливо осведомился лис.
Пирог и Кекс подбежали к нему, высунув языки от счастья.
- Что, огоньки? – тявкнул Кекс.
- Они самые! Пора начинать охоту!
Щенки оглянулись на поэта, потом на Клён, и вовсю завиляли хвостами.
- Не скучайте тут без нас! Мы отправляемся ловить болотные огоньки в лесу Снов!
Поэт снова вздохнул. Ему тоже хотелось погоняться за болотными огоньками. Но кто-то ведь должен сторожить дом! В то, что дом сторожит сам себя, верилось с трудом.
Сквозь кору Клёна мало-помалу проступало аквамариновое сияние. На поляне роились писклявые комары, но почему-то ни один поэта не потревожил. Видно, дерево не пропускало этих кровососов внутрь. За окнами разлетались светлячки, запели цикады, а звезды стали зажигаться в небе, как сигналы далёких маяков. Сумеречное волшебство сделало своё дело, и у поэта наступил прилив творческих сил. Он ушел в царство ритма и рифмы. А когда вернулся, вокруг по-прежнему не было ни души, если не считать терзающуюся душу Мягколапы.
- Нет, ее в слушатели нельзя, - забраковал поэт. – Кошки только делают вид, что слушают. А на самом деле им на тебя глубоко наплевать.
В качестве слушателя – молчаливого, но благодарного впоследствии - был выбран Вековечный Клён.
- Он непременно отблагодарит меня, когда превратится в человека, - сказал себе поэт и принялся декламировать новорожденные стихи.
Язык уже порядочно заплетался, цикады поутихли, светлячки улетели куда подальше, когда сияние Клёна неожиданно померкло и поэт больше не смог произнести ни слова. Ему на глаза набросили плотную повязку и туго затянули на затылке. Рот залепили клейкой лентой и так быстро связали по рукам и ногам, что поэт даже опомниться не успел. Что обычно делают в таких ситуациях? Кричат «Пожар!»? Попробуй покричи, когда не размыкаются губы! Оставалось только кататься по земле да мычать. Позорно, унизительно. И лишено всякого смысла.
Для негодяя поэт был лишь досадным препятствием на пути к злодеянию. Но почему Клён его пропустил? Как вышло, что дом Юлианы больше не надежная крепость?!
Завидев незнакомца в черной маске, Мягколапа подскочила и бросилась наутёк. Не придумав ничего лучше, она сиганула под рояль и затаилась в бездонной дыре. Там пахло собаками и одной здоровенной напыщенной мышью. А еще внизу дыра разветвлялась на два широких земляных туннеля. В какую бы сторону пойти? Задний туннель наверняка тянется к той ужасной твердыне, где живёт электрический гений. А вот передний? Кошка дала бы лапу на отсечение: он приведет ее прямиком во дворец.
Поэт перекатывался с боку на бок еще некоторое время, дергал ногами и пытался высвободить руки, пока веревка не натерла запястья. Сейчас он был слеп и нем, но зато отлично слышал. Впрочем, не нужно было отличаться острым слухом, чтобы расслышать чудовищный визг электрической машины. Она вгрызалась в древесину, рыча и завывая, словно дикий голодный зверь. В стороны летели щепки, драгоценная крона шумела от ужаса и потрясения. Поэту казалось, что он попал в мир, где нет места тишине и покою. Неужели эти звуки никогда не прекратятся?!
Но вот адскую машину выключили и завели в последний раз. Бездушный механизм заработал с новым усилием, рассеивая опилки и древесную пыль. А потом земля содрогнулась. И великан, который простоял больше сотни лет, рухнул в одно мгновение.
- Отличная работа! – похвалил себя незнакомец. – Ножом по маслу.
Он подошел к связанному поэту. Пнул его, как надоедливую шавку.
- Лежи, не рыпайся! Всё равно тебя скоро освободят. - И двинулся прочь, приминая траву подошвами тяжелых ботинок.
От беспредельного отчаянья хотелось рвать на себе волосы и реветь белугой. Не будь его рот запечатан, поэт огласил бы своим криком всю вселенную – и пусть бы на него обрушились нелепые, равнодушные звезды. Отмотать время назад, занять место Клёна, испытать на себе зубья электрического зверя - вот, о чем он мечтал, до скрипа стиснув зубы.
Юлиана прибежала, когда всё давным-давно было кончено. Отбросила бесполезную кипу бумаг, рывком сняла плащ и опустилась на колени рядом с поэтом. Первым делом она избавилась от повязки, которая была влажна от слез. Отодрала скотч и занялась тугими узлами.
- Что тут произошло? Почему так темно?!
Поэт не знал, что и ответить. Выложить начистоту? Да разве ж она правду выдержит? Разболеется она от такой правды, как пить дать.
- Чего нюни распустил? – шикнула на него Юлиана. – Куда дерево делось? Киприан что, опять превратился в человека и убежал на разминку?
- Если бы-ы-ы-ы! – провыл поэт.
Только сейчас во тьме она различила необъятный ствол и густую крону, уделом которых стала холодная земля. Хорошенько проморгавшись, она взглянула на ствол еще раз и мелко задрожала.
- Это ведь сон, глупый сон, да?!
Руки поэта оказались свободны, и он сел, чтобы развязать путы на ногах, но Юлиана резко толкнула его обратно.
- Говори! – приказала она срывающимся голосом и принялась трясти его так, словно собралась вытрясти душу. - Это жестокий розыгрыш?! Вы меня разыграть решили?!
Пелагея с Эсфирью стояли поодаль, подавленные и растерянные. Их чаепитие определенно затянулось.
- Опоздали, - прошептала Пелагея, теребя авоську с нитками.
- Тебе не следовало задерживаться у меня допоздна. Прости, - сказала Эсфирь. – Если бы не мои уговоры, ты поспела бы к сроку и смогла предотвратить...
- Перестань! – возмутилась та. – Зачем понапрасну себя корить?! Я догадываюсь, кто приложил к этому руку.
Юлиана всё еще трясла поэта, как будто главным виновником катастрофы был именно он. Пелагея и Эсфирь насилу оттащили ее и усадили в кресло-качалку, которое лишь чудом не пострадало. Роялю тоже посчастливилось. Его черный корпус покрывали слои древесной пыли, а в остальном он ничуть не уступал своим музыкальным собратьям в каком-нибудь элитном салоне. Внезапно из-под рояля донеслось придушенное мяуканье и шум обсыпающейся земли. Эсфирь очень вовремя подожгла фитиль в масляной лампе. Потому что Пелагея схватила первый попавшийся тяжелый предмет и приготовилась бить.
- Мягколапа сказала, у вас орудует не то вор, не то убийца, - прозвучал из-под рояля голос. – Я бросился на выручку, даже не сняв пижаму. Но что...
Пелагея едва не треснула тяжелым предметом королю по физиономии. Он как раз поднял голову, чтобы оглядеться.
- Я тут на всякий случай валерьянки прихватил, - сказал он и всунул Пелагее мешочек с пузырьками. – Ваша кошка выдула целую бутылочку! Никогда бы не подумал, что она на такое способна.
Следом за королем из-под рояля пьяной походкой вышла Мягколапа – грязная и взъерошенная.
- Это все из-за меня. Если бы я не испортила нитки...
Она сделала еще пару неуверенных шагов и завалилась на бок прямо возле хозяйкиных ног. Пелагея перевела взгляд на короля. Вид у него тоже был неважный. Скособоченная корона, пижама с белыми кроликами, которые заметно посерели после пробежки по туннелю, тапочки.
- Не стоило вам себя утруждать, - сказала Эсфирь, отпаивая Юлиану валерьянкой.
- Король обязан присутствовать на месте преступления. Особенно такого бесчеловечного, как это, - отпарировал тот. – Кто-то же должен установить личность убийцы, обнаружить улики, в конце концов. Кстати, почему я не вижу двух маленьких пушистых следопытов?
- Они в лесу Снов, огоньки ловят, - отрапортовал поэт. В нем вдруг проснулся боевой дух, какого отродясь не бывало. Раз он так позорно вел себя при встрече с негодяем, не худо бы теперь показать ему, где раки зимуют. – Разрешите расклеить по городу объявления о розыске! – попросил он и даже стал по стойке смирно.
- Да я уже пытался, - махнул рукой король. – Ничего не выйдет.
- А вы предлагали вознаграждение? – спросил поэт. – Без вознаграждения никто и пальцем не пошевелит.
- Хм, дело говоришь, - одобрил король. И они вдвоем сели сочинять объявление при свете масляной лампы. Лампа отбрасывала зловещие тени. Там, куда упало дерево, зиял уродливый пролом. Но часть стен всё же уцелела. Пелагея ходила из угла в угол, вдоль уцелевших стен, а кошка, шатаясь, брела за ней и пыталась вымолить прощение. Хотя зла на нее не держали. Куда сложнее оказалось вымолить прощение у себя самой.
Кекс с Пирогом вернулись, едва забрезжил рассвет. Они вывозились в какой-то вонючей жиже, обросли колючками и надеялись, что хозяйка положит конец их страданиям. Но не тут-то было. Юлиана сидела с опустошенным взглядом, безразличная даже к самой нестерпимой вони. Судя по всему, она тоже нуждалась в ком-то, кто положил бы ее страданиям конец.
- Ну как, поохотились? – осоловело спросил поэт. За ночь они с королем извели толстенный ворох бумаги и теперь на четвереньках нависали над этим ворохом, для удобства сбросив обувь.
- Поймали огоньки? – полюбопытствовал король. Ответа он так и не дождался. Его тапочки с помпонами произвели на Кекса и Пирога странное действие. Забыв обо всём на свете, они уволокли тапочки под рояль и больше оттуда не высовывались.
Глаза у поэта поползли на лоб. Он вскочил с колен, чтобы проучить лохматых шкодников, но король потянул его за рукав.
- Пусть грызут, - сказал он. – У меня таких целый шкаф!