НОСТАЛЬГИЯ
И.З.
1.
Огонь простой свечи
и клавиши поманят,
Как некогда того,
чье счастье близко мне.
Я сброшу суету,
накину плащ обмана,
Дарующий мечту,
пришедшую извне.
И небо грустных звезд
заполнит дом и душу,
И детская мечта
прольется торжеством,
И запылает явь,
зажженная раздумьем
От слез и от любви,
в которых мы живем.
О, женщина, играй:
я пью с благоговеньем
Возвышенную боль
изысканной руки;
Грядут в огне века
и набухают вены
И беспредельно жаль,
что мир уйдет к другим.
А ты, мой старый друг,
из прошлого столетья,
Твори во мне творца
для будущих имен.
Кружи листву времен,
искусства дивный ветер,
И весели мой мозг,
что явью опален.
2.
Мне снова мизер жизненный удобен,
Мечта-гусыня грезит о своем.
И шелестит листвой сирень у дома,
Не майским утром – августовским днем.
Темнеют листья в буреньких потеках,
Забор подгнивший зеленеет мхом,
И бренный мир полуоплывших стекол
Кривозеркалья осквернен грехом.
А створки настежь – воздух пахнет пылью
И выгоняет свежесть в палисад.
И кажется, что это как-то было,
Но сколько дней и сколько лет назад.
Сейчас, мой друг, ты подойдешь неслышно,
И голову положишь на плечо,
И озарится жизнь мгновеньем пришлым,
И круг замкнется, станет ни при чем.
И вехи повторятся в многолетии,
За августом последует сентябрь.
И снова время лет стальною плетью
Погонит нас на краешек, шутя.
3.
Я рассвет на вокзале встречал,
На высоком туманном перроне,
Утра сыростью в память заронен
Этот мой сухопутный причал.
А цвета, словно все с молоком,
Как в неярком пастельном наброске.
И от этого как-то непросто,
Как-то не по себе, нелегко.
Просыпается в сердце тоска
Ощущением встречи забытой,
Не во сне, но за правдой, за былью,
Далека, как звезда, и близка.
Приглушенные птиц голоса
В этом воздухе плотном зависли,
Как в твоем постоянстве завидном
Слов нелегких зависла слеза.
Поезд свежесть в сознанье прольет,
Знаю точно, что так уже было,
Ощущение встречи забытой
Бросит сердце тревожить мое.
* * *
Расплескалась слов вода -
Небылица.
То ли нет, а то ли да -
Как не злиться.
То ли плакать, то ли петь -
Незадача:
Вырвать сердце, как репей -
С болью, значит.
Все же это не больней
Небылицы,
Пусть мне лучше сны о ней
Будут сниться.
Я такой же, как вчера,
Но сегодня,
Хоть по-прежнему дурак,
Все же вольный.
Мне бы водки, да к друзьям,
Только чую
Легче мне не будет там -
Нет ведь чуда,
Есть лишь боль, и только боль -
Как не злиться:
Все, что связано с тобой -
Небылица.
* * *
Ночных часов полёт,
Где мысль блуждает в звёздах,
И где челнок на вёслах
В реке судьбы плывёт.
Там дева на корме
В веночке васильковом,
Там месяца подкова
Высвечивает мель.
Мель переходит в плёс
С ночным песком холодным,
Куда втыкает лодка
Свой неуклюжий нос.
Русалка запоёт,
Плеснет хвостом, играя,
Звезда мелькнет по краю…
Ночных часов полёт.
* * *
Мальчишки и девчоночки,
Из прошлого не старого,
Как и у всех с гитарами,
Кострами прокопченными.
Люблю вас болью трепетной
С высот ума житейского,
Как будто бы детей своих
Люблю, любви не требуя.
Колосья запеченные
На полуночном пламени,
Как будто в память вплавлены
Обугленностью черною.
И яблоки рисковые,
Хоть кислые, но сладкие.
И эти ночи славные
В объятиях раскованных.
И вдруг всплеснет под берегом,
И вскрикнет где-то в острове,
И лодку черным остовом
Над облаками белыми
Качнет совсем непрошено.
А ей дано как будто бы
Увидеть сон о будущем,
Где грусть живет по прошлому.
* * *
Рождаюсь - я чувствую это,
Рождаюсь в мучительных схватках:
Как зверь изменяет повадкам,
Так я изменяю заветам.
Заветы и снова заветы,
А это лишь страх поколений,
Лишь опыт кровавой планеты,
Такой голубой из вселенной.
А это лишь генов удушье,
А это лишь генов презренье:
Кому-то от умности душно,
Кому-то и глупость прозренье.
И воспоминаний за далью
О жизни, что "жить надо умно",
Я чувствую где-то - рождаюсь,
Но чтобы понять, что я умер.
Из цикла "P.S." Конец 80-х.
* * *
Фонари высвечивали снег,
Лепестками яблони летящий.
Или это падал пух лебяжий,
Или нежный твой искрился смех.
Нам дарила свадебная ночь
Волшебство очерченного круга,
Смех, любовь, дыхание друг друга
И созвездий роковых венок.
Нам давала ночь, как будто в долг,
Счастья мимолётного виденье.
И пускай за кругом царство тени
Правит новый вечности виток.
Пусть наш вечер – суета сует,
Иллюзорность, вздох без продолженья,
Жизни утверждающей служенье…
Мы в кругу, где снег, и смех, и свет.
* * *
Растоптанный росток
расстроил до безумья.
Растраченная жизнь
восстала из глубин,
Засыпав пеплом лет
коварно, как Везувий,
Все, что могло бы жить,
чему дано любить.
А где-то ввечеру,
в беспамятстве глубоком,
Красивейший закат
мне душу обагрит.
И станет город вдруг
пристанищем убогим,
Тюрьмой моей души
сквозь красный свет зари.
Но выдавит зарю
мерцающее небо.
И философий жгут
религию совьет,
Где жаркие пески
и тут же пахнет снегом,
Где логика – абсурд,
где смерть всегда зовет.
Растоптанный росток
пригрезился ли просто?
Но прошлое моё –
его прямая суть.
Растоптанный росток
уже в далеком прошлом.
Забыть его хочу.
Прошу же – не забудь.
* * *
Отходит в вечность день,
приходит ночь контрастом,
Фонарь рассеял свет
среди дорожных плит.
Шаги. И вот ты здесь.
Единственная, здравствуй.
Смотри, уходит день.
Смотри, звезда горит.
Любимые глаза –
космические дали.
Как в черную дыру
несется луч души.
Я ощущаю пульс.
Секунды жизни дарят
Презренные века,
где пыль и хлам лежит,
И прошлое вчера,
и будущее завтра,
Зелёные глаза,
и сердца громкий ритм,
Протуберанцы чувств…
Единственная, здравствуй.
Смотри, уходит день.
Смотри, звезда горит.
ПРОСТИ
Л.Г.
1.
Моё тебе «прости» за раненую птицу
Взлетевшей ввысь души, за соль твоих обид,
За свет твоих надежд – не довелось им сбыться:
В них не свершился я, чтобы тебя любить.
Мое тебе «прости» за поезд уходящий
В оставшуюся жизнь с оставленной земли,
За то, что жизнь вершил пустой почтовый ящик,
За письма, что к тебе, собравшись, не дошли.
Прости за всё-за всё! Пришла пора прощенья
С губительных высот так скоро шедших лет.
«Прощаю» крикни мне с той стороны ущелья,
Из юности моей, глядящей мне вослед.
2.
Гудят поленья в бочке,
Заделанной под печь.
В краю, забытом Богом,
Рассудок бы сберечь.
Мороз начистит звёзды
Прозрачностью до слёз
Под этим чёрным сводом,
Родившим стаю слов.
Бродяжий дух подхватит,
И фразу сочинит,
И музыкой похвальной
Отдаст природе нимб.
И вспомнится мне август
В далёком далеке,
В гнезде уснувший аист
И лодка на реке.
И Млечный Путь уложен
Под тихою водой...
На десять лет моложе
Мы в той ночи с тобой.
Поленья тлеют в бочке,
И в полусонной мгле
В краю, забытом Богом,
Один я на земле.
90-е, Западная Сибирь.
* * *
На поводке твоих желаний
Свобода, все-таки - тщета.
Сумею ли я с нею сладить,
Как опрометчиво считал?
Смогу ли я - когда тобою
Пространственный заполнен круг?
Смогу ли - если вдруг до боли
Искажено объятьем рук
Всепоглощающее время?
Оно - лишь пластилин - не крЕмень.
* * *
А эта встреча – ностальгии взрыв,
Случайный бунт обыденности чёрствой –
Мне в занавеси щёлку приоткрыв,
Уверила, что виноват я в чём-то.
И это чувство стыдное вины,
И эта радость – прошлого подарок,
И лет пометки, что у глаз видны –
Всё просит искушению поддаться.
Но все слова банальности пустой
Обвили паутиной эту встречу.
А десять лет – как будто целых сто,
И вечность управляет нашей речью.
У БАЛТИКИ
И.И.Леонтьеву
Надежда у моря
меня неожиданно встретит.
И с привкусом соли
берёзовой рощи глоток.
Едва я осилю
мажорную музыку ветра,
Пытаясь поверить,
что, вроде бы, не одинок.
Банальная истина,
словно хребет поколений,
Из панциря плоти
ползёт к океану любви,
Чтоб там обрести вдруг
природой осмысленный слепок
И в панцирь облечься,
чтоб радости крохи ловить.
Надежда надеждой:
взметнётся и пенною кручей,
Призывным аккордом
нахлынет на мокрый песок,
Лениво откатится,
силы последние врУчит
Надежде, что следом
ложится на чашу весов.
СИНЕВА
Синева за окном, синева.
Синий снег под темнеющим небом.
Был ли там я? А может, и не был.
Может быть, это просто слова.
Может быть это просто мечта,
Боль о несостоявшейся встрече,
Боль о дне, обещавшем мне вечер?
Впрочем, всё – суета-маета.
Синева на душе, синева,
Обрамлённая небом и снегом,
И Венеры неяркая нежность,
И отчаянье, будто сновА.
И дымов, и столбов, и дорог,
С перестуком колёс подо мною,
Много этой промчало зимою,
Словно мыслей, рождённых не в срок.
Пролетело открытий и строк,
И плацкартных надуманных истин,
И невыплаканных сердцем исков,
Ледяных на перронах ветров.
Стала реже в душе синева,
Растворяясь - никчемная гордость –
В море слёз, в человеческом горе,
В бесполезных, ненужных правах.
* * *
Причудливый узор:
сквозь папоротник - тюль.
Рассвета нет ещё,
но чувствуется он.
Мой сон ушёл бродить -
где балом правит нуль,
Где мнится переход
из сумеречных зон.
Там я опустошён,
я - вакуум причин,
Я - мудрость бытия,
наивность чистоты.
Там от земных скорбей
моя душа кричит.
Там равен Богу я,
там снова с ним на "ты".
ГРУСТЬ
маме
Мне хочется думать возвышенно.
Врываются в мозг, как в эфир,
Прожжённые мысли и выкладки,
Столбцы опостылевших цифр.
Мне хочется сбросить обыденность,
Как нищей души торжество,
Забыться, чтоб вспомнить забытого
Осевший наплавленный воск.
Очнуться под чудными ёлками,
Где синий рассвет поутру
С подарками в ленточках шёлковых,
Хранящих тепло милых рук.
Мне хочется снова стать искренним
До глупости от чистоты,
Чтоб мыслями правила истина -
И не у последней черты.
* * *
Всё брошу однажды
и просто побуду собою,
Впадая как отрок
в безгрешную крайность души.
И в рай перепрыгну,
который всегда за забором,
Как яблоки детства
в моей Богом данной глуши.
Как яблоки детства,
безликую женщину вспомню,
Что страсти учила
в замызганном страстью мирке.
Как поздно прозрел я,
коль поздно всё это я понял:
Ведь счастье - журавль,
совсем не синица в руке.
Синица в руке -
это рваная нить ностальгии,
Попытка удерживать -
то, что нельзя удержать.
Синица в руке -
это только укол анальгина,
Иллюзия истины,
что в рукоятке ножа.
Журавль же пойманный -
оборотень - превратится,
Пройдя деградации
вскользь обусловленный путь,
Как путь эмбриона обратный,
лишь только в синицу.
Синица - в открытку,
где росчерк пера - "Не забудь".
У РОЯЛЯ
Парят две руки, и пальцы бегут,
И зыбким становится разум...
Как можем мы думать о разном
В слиянии судеб и губ?
Две жизни - одна.
Два тела - одно.
Два мира - два мира огромных,
В которых два солнца не могут до дна
Прогреть всех глубинок укромных.
Но в матовом блеске расширенных глаз
Я всё вдруг увидел. И обмер.
И так стало больно: я понял - у нас
Есть всё-таки третий мир - общий.
* * *
Обрывается ниточка жизни.
Жёлто-огненный падает лист.
Воском мертвенным светятся жилки,
Что со снегом еще не слились.
Тает свет. Обветшалое небо
Посылает ни дождь, ни туман.
И по листьям из небыли в небыль
Я бреду, как по строчкам в роман.
Мокрым призраком жду вдохновенья,
Чувства прежние в помощь зову,
Осень года кляну за неверность,
В осень жизни взглянув наяву.
И в обманчивость возраста верю,
В свой счастливый удел, в твою честь,
В смерть, в бессмертие, в северный ветер,
Что снежинкой сверкнет на плече.
Из цикла "Осеннее настроение".
* * *
Когда-нибудь и мне случайно
В одной из множества дорог
Попутчик за казённым чаем
Судьбу расскажет, как урок.
И в том предлинном монологе,
Как в дневнике разлук и встреч,
То ни о чем, то вдруг о многом
Узнаю до свершенья впредь.
Мелькнут понуро полустанки,
Поля, леса и города,
И я в попутчике усталом
Себя увижу сквозь года.
Увижу, как в котле волшебном,
Сквер, одинокую скамью,
Двух стариков в убранстве бедном,
Птиц, улетающих на юг.
Увижу жёлтую аллею,
То здесь, то там рябины гроздь.
И вдруг до боли пожалею,
Что в жизни я всего лишь гость.
Я вскорости сойду.
А поезд
уйдёт видением во сне.
Я спохвачусь, но будет поздно.
И снова грустно станет мне.
* * *
Когда почти уходят мысли
И пустота сосёт как голод,
Безумства обещает город -
Шары блаженств из пены мыльной.
Бахвальство бредит откровеньем,
В честИ минутной разбухая,
И совесть, ко всему глухая,
Не дарит ясности мгновенной.
Увижу вдруг святое мелким,
И даже откровенно чуждым.
И снова проморгаю чудо
В угоду этому похмелью.
* * *
И вечный вестник встанет предо мной,
И сорок вёрст останется за мною
В том мире, за невидимой стеною,
Где испытанья срок прошёл земной.
Лишь омрачит привязанностей тлен,
Пусть ненадолго и не сильно очень,
Чтоб я, соединяясь с ночью,
Привет последний отослал Земле.
* * *
Сегодня требовать,
чтоб завтра стало стыдно.
Зачем-то брать,
не зная как вернуть.
И нынче праздновать,
готовя день постылый.
Спешить домой,
чтобы собраться в путь.
Не жизнь в судьбе -
судьба в согбенной жизни:
Ждёшь горя там,
где слишком хорошо,
И собираешь
бедные пожитки
На век свой длинный,
что уже прошёл.
* * *
Вот и всё. Возникаешь ты из
ожиданья,
Из неласковой прозы вокзальных шумих,
Из штампованных прОстыней, сереньких зданий,
Не проснувшись совсем, растерявшись на миг.
Возникаешь из дыма прокуренных комнат,
Из сознания радостей, даренных впрок,
Из забывчивой памяти писем иконных,
Где щадящая правда надуманных строк.
Вот и всё. Возникаешь ты запахом плоти.
Обнимаешь в порыве, даруя восторг.
И что только вчера еще было так плохо,
Остаётся лишь в письмах, и то между строк.
* * *
Я во вселенную - в себя -
Заглядывал.
Ответы, что дает судьба -
Закладки мне.
На них пометок карандаш -
Да разным почерком.
Моих пометок - ерунда,
И больше порченых.
Хотелось бы весь этот бред
Подправить мне.
Но я у предков - лишь полпред:
Такие правила.
* * *
Всё как-то просто до обиды
(Чтоб не напутать, не забыть):
Родился – нацепили бирку,
И умер – бирку, стало быть.
* * *
Мне – семнадцать. И пока -
Что мне времени река?
Я лежу на сеновале.
Что смотрю из сорока
На себя чуть свысока,
Понимаю я едва ли.
* * *
сыну.
Как ни крути, но всё, что с нами – жизнь.
И за неё приходится держаться.
А что до мысли о Господней жатве,
Так ею ли при жизни дорожить.
И как судьбу сознательно творить,
Имея мозг такой несовершенный,
Когда греховней может быть отшельник,
Когда святым и грешник может быть.
Сочатся листья из ветвей тугих,
Набухших соком дерзким созиданья.
И вольно и невольно платой дани
Вновь занят мир, что только что погиб.
И всё на крУги, как ты не крути:
Творит природа брачные союзы.
И снова мальчик с девочкой сольются,
И разойдутся по воде круги.
Как будто в предзакатном вечеру,
Когда в пруду полощет ветви ива,
Когда и без любви всё так красиво,
Ещё любовь пожатьем нежным рук.
Рвёт соловей явившуюся тишь –
Настройщик инструмента рокового:
Душа сжимается, любовь судьбе готова
Очередную жертву принести.
Почти что замкнут старый новый круг,
Готовя почву новому рожденью,
Где лунный цикл новые надежды
Внесёт, как свежесть, в старую игру.
* * *
Оскудевшее чудо, любви отголосок:
Под сиянием пыльного старого бра,
Окрылённые тела обманчивым лоском
Две души истязали себя до утра.
И в какой-то момент благодарного шока
Им уже показалось, что тени сплелись,
Показался божественным чувственный шёпот
И священным союз – до конца, до земли.
И трамвайный звонок возвестил вдруг не утро
И не соль роковой и отчаянной лжи.
Он пришёл как сигнал, что весь мир старый умер,
Что пришла настоящая, новая жизнь.
И не нужно спешить уходить до рассвета,
И не будут часы по ночам досаждать,
И озябший, безжалостно ветром раздетый,
Не расстроит бульвар тихим шагом дождя.
Отголосок любви, как подарок нескромный,
Унижает ошибкой и краской стыда.
И кончается сон, утро близится сроком,
Оставляя лишь крошечный памяти дар.
Но, наверно, в дожде нет предела исканий,
А под стареньким бра не хватило тепла.
Гонят стрелки часов дорассветную сказку,
Обретая опять беспредельную власть.
* * *
Где-то там, придавленный ночами,
Свет в окне. Он манит и влечёт
Он – как и рождение – нечаен.
Как судьба, где нечет или чёт.
Свет в окне. Окно. И дом. И город.
Как пасьянс разложена судьба.
Дама треф. Во взгляде - только гордость.
В сердце – сатана, он «правит бал».
Будто бы нечаянно прохожий
Бросит взгляд в надменное окно.
И во взгляде, на сентябрь похожем,
Без луны и звёзд, слепая ночь.
Тень густая на знакомой шторе,
Ну а в ней – иконная печать.
Две обиды в молчаливом споре.
Свет в окне – и крепость, и причал.
Он, как и рождение, нечаян,
Как судьба, где нечет или чёт.
Жёлтый свет – сродни земной печали –
В нём и в ней. Он манит и влечёт.
ПОЛИБИНО
Л.Ш.
Звёздные дожди.
И тепло скупое.
А в ушах мотив –
Пассажирский поезд.
А в глазах – судьбы
Странное прозренье:
Всё, что будет – быль
С четверга на среду.
Ночь - на голове
За перегородкой.
Впереди рассвет,
Позади дорога.
И такая грусть
Через всё веселье
И такая Русь
В дискотеке сельской.
Звёздные дожди
Счастье загадали:
Жди его пожди,
Догоняй годами.
Звёздные дожди.
И тепло скупое.
А в ушах мотив –
Пассажирский поезд.
*Полибино - имение родителей Софьи Ковалевской (Псковская обл.)
* * *
Г.Нечаевой
Я почувствовал силу познания
И твою правоту между слов.
Заметалась не фраза под знаками,
Заструилось метафор тепло.
Осязаю пласты и столетия,
И ещё не родившийся смысл,
Как бесформенный хаос.
И следствие
Спеет формой, что сбросила мысль.
И пульсация форм-содержаний,
Как Господь, обретённый не вдруг,
Отнимает меня у державы,
Заронив откровенья искру.
И вчера непонятное прошлое,
Заметавшись под знаками слов,
Заполняет в сознании прочерки,
И вбирает метафор тепло.
* * *
Наш паровоз вперед летит,
В коммуне остановка...
Бушует страстей столкновенье -
Война оппозиций и поз:
Низвергнут с высот идол-гений,
Ушёл под откос паровоз.
Курьёзы сменяют курьёзы
В жестоком сближеньи планет:
О сколько же здесь берлиозов,
А скольких в помине уж нет.
В объятиях странных Пространство
Со Временем - слёз наших соль,
Сиамское тесное братство,
Давильни людской колесо.
Бушует страстей столкновенье,
Расходятся Вера и Бог.
Слетают песчинки-мгновенья
На тысячелетья эпох.
Льют аннушки масло и слёзы
На камни веков-мостовых,
И шеи трещат берлиозов,
И сколько ещё будет их.
И новых их вдавят в Пространство,
Поставив тавро у виска
И двинется Время бесстрастно
В иные века.
А пока...
Бушует страстей столкновенье -
Война оппозиций и поз:
Низвергнут с высот идол-гений,
Ушёл под откос паровоз.
90-е годы.
* * *
Люблю тебя «кабацкою» и «синей».
Проторенной дорожкой семеня,
Твою рифмую синь с тобой, Россия
(Надеюсь, тёзка, ты простишь меня),
Люблю весной – в ручьях шальных и пьяных,
Что в паводок грозят перерасти,
Люблю тебя теперешнюю – в шрамах,
Как любят только после тридцати.
* * *
Мело, мело по всей земле...
Б. Пастернак
Свечи огарок на столе
Почти не светит:
Торчит оплавленный скелет,
Уходит вечер.
Здесь Вечность правила ключи
Или обиды,
В ночи, в кругу своей свечи
Меня любила.
Смертельный навевала код
Стихов полночных,
Чтобы мучительно-легко
Я жил построчно.
Свеча горела на столе.
Но лгу, свеча ли?
И в январе, не в феврале…
Давай сначала.
Свечи огарок на столе
Почти не светит:
Торчит оплавленный скелет,
Уходит вечер.
Он растворяется во мне,
И в полудрёме
Я вижу Время на стене:
Оно в короне.
Любовь проявленная - тлен,
Я – сын Предела…
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
* * *
Мечтал на лодке перевёрнутой,
Цветенье звёздное разглядывал,
Читал сознанье первородное
На глади водной - черной, глянцевой.
Там видел небо в млечной замети,
В лице любимой отражённое,
В глубинах первородной памяти
Свечой души моей зажжённое.
Я шёпот слышал в каждом шорохе,
А шум воды шаги нагадывал,
Я шорох листьев путал с шёлковым,
И сладкий страх мне был наградою.
И эти страхи первородные
В меня любовь вгоняли клиньями,
И я не шел на спор с природою -
Ложился по магнитным линиям.
Я не мечтал теперь - я здравствовал.
И в небе звёзд искал законную,
Что в горе бы была и в радости,
Пока любовь ещё не кончилась.
Но лодка та, костром уплывшая
В свой длинный путь, в своё бессмертие,
Осталась песней еле слышною;
Точнее, памятью в безмерности.
* * *
Листва красно-жёлтая в осень
Партнёром сентябрьских ветров
Кружит и невольно уносит
Тепло отгоревших костров,
Всю блажь оголённого лета,
Тоску прохудившихся чувств,
Вагоны, вокзалы, билеты -
И всякую прочую чушь.
Уносит кокетливых женщин -
Сезонных послушных невест,
Широкие, щедрые жесты
На счастье - какое ни есть.
Кружит в хаотическом танце,
Играет листвою сентябрь,
А только немного устанет,
И всё в паутинных сетях.
Еще бы немножечко ласки
И зелени тёмной в листах.
Но нет - изменяются краски,
Светлеют и жухнут цвета.
Из цикла "Осеннее настроение".
* * *
А.Николаенко
Сегодня дождь с утра и нет просвета
В безбрежной скуке отчужденных глаз.
Лишь тряпкой мокрой бдит над горсоветом
Постылый символ предержащих власть.
Эпоха Лжи - плебейские потуги.
Худой финал в исканьях мудреца -
Урок Земле: здесь есть над чем подумать.
А дождь с утра - ни края, ни конца.
Стекает небо Ноевым потопом
На тротуаров грязные ручьи.
И там кружит и носит изотопы,
Которых в судьбах нет еще ничьих.
Но все в руце карающей во благо;
И скоро город солнечный вдохнёт
Все до конца, и это будет платой
За идолопоклонства лживый мёд.
Кремлёвские мутанты справят тризну.
Народа нет! Да здравствует народ!
О господи, пусть будет проклят трижды
Октябрь тот, семнадцатый тот год.
24 июня 1990 год
* * *
Я снова зажигаю
Забвения свечу.
В ней ватную угарность
Почувствовать хочу.
Хочу, чтоб всё, что вижу,
Ушло за окоём,
Чтоб Голос слышать свыше,
Чтоб с Богом быть вдвоем.
Я встану на колени -
И, может, наяву.
Калика я, калека,
Пугающий молву.
Гонимый бранным словом,
Непонятый толпой,
Я оживаю словно,
О Господи, с тобой.
Единственная тема:
Я в Нём и Он во мне.
Жизнь - пляшущие тени
В зашторенном окне.
Там я чужой почти что -
Вуаль важней лица:
Обманутый мальчишка
Во власти подлеца.
Но путь уже прочерчен -
Оскомина в зубах.
Прошу за все прощенья
За всех, но от себя.
Я зажигаю снова
Забвения свечу,
Я открываю слово,
Взлетаю и лечу.
Из цикла "Пляшущие тени"
О ЖИЗНИ
В. Стрижаку
1.
Не живём - агонизируем.
На дворе трава,
На траве дрова.
До чего же поразительны
Детские слова -
Правды острова.
И на грани сумасшествия,
Где все трын-трава
Или дрын-дрова,
Ждём повторного пришествия,
Чтоб в костер дрова,
Чтоб росла трава.
А сгорят дрова - не пленница
На дворе трава.
Ну а где дрова?
Носят новые поленницы
На травы права.
Знать, права - дрова.
Ах ты, двор мой, жизнь шутейная -
На дворе трава,
На траве дрова -
Жизнь разгульная, питейная:
Пляшет голова,
А и сам - дрова.
На дворе трава,
На траве дрова...
2.
Еще стакан - и трын-трава. И слово
Уже не жжёт меня, не веселит
Бессмысленной до пошлости основой,
Куражится, незрелой сутью злит.
И нить беседы непрестанно рвётся
И вяжется в спонтанные узлы.
Вот истинно "чем слово… отзовётся",
И что обрящете от брошенной хулы.
Так происходит истины глумленье:
Безумства бес, стенающий в ночи
Меж голых стен, ждет неизбежность плена,
Непонятый и загнанный рычит.
И потому еще стакан вдогонку -
Прочь, божество, сидящее во мне!
С тобой так трудно - словно с камнем в гору.
Дай утонуть, хоть на часок, в вине.
3.
Приходи ко мне сегодня,
Может, я не буду пьяным:
Поболтаем, выпьем водки,
Чтоб свои забыть изъяны.
Чтобы стать мерилом мира -
На одной ноге с богами:
Им нектара или мирра -
Нам же розог с батогами.
Но покуда вечер длится
И в руках поют стаканы,
Дай мне, горькая, забыться
В этом сладостном канкане:
В этой дикой пляске мысли,
В грубой смене настроений,
От приличий дай отмыться,
Отряхнуть пределов звенья.
Приходи, мой друг, сегодня,
Приноси венок из лавра,
Мы с тобою выпьем водки
И поговорим на славу.
* * *
Между стёкол серость ваты
Вся в дождинках мулине.
С чёрной крыши дождь покато
Льёт, сбивая грязь с камней.
Ветки голые черёмух
Поразбухли от воды,
Ветер с них поочерёдно
Капель смахивает дым.
Отсекаются мгновенья
Грустным тиканьем часов.
Это звенья. Сколько звеньев,
Для которых нет и слов.
Но из них по мановенью
Феи слёз, дождя и мглы
Чувство горечи мгновенной
Собралось укором злым.
И сердечко в старой хате,
С мулине на серой вате,
Разгоняя страх и мрак,
Громко тикает - тик-так.
* * *
Вода, потянутая рябью -
Весенней, еще стылой, ранью -
Как бы рифлёное стекло.
В ней солнце бликами зажглось.
Река в распадке. Разлилась.
И словно утверждает силой
Свою над берегами власть,
Купаясь где-то в дымке синей.
Мне хочется на середину -
Как детям в сложный мир войти.
Как будто ждет меня там диво,
Ждет то, что суждено найти.
А ветерок упрямо дует,
Осколки бликов шевеля,
И так легко и чисто думать,
И мыслям нет нужды вилять.
В меня, как праздник вдохновенья,
Вдруг входит, сердце растравив,
И чудо-ветра дуновенье,
И ряби радостный мотив.
И слов твоих напевных роздумь,
Воды рифлёное стекло,
И солнце, что в воде зажглось -
Всё так восторженно, так просто.
О «ВЕЧНОМ»
1.
Рука привычно шарит по щеке,
Заранее зная: то, что ищет, есть -
И неизбежно тянется за бритвой.
И та гудит рассерженно в руке
И рвёт, и бреет (по достатку честь),
И будит дом надсадным этим ритмом.
Встает жена затравленным зверьком,
И рядом оживает водопад -
Дуэт клозета с престарелой бритвой.
А вот и чайник - будто со свистком -
За выключенной бритвой невпопад
Выводит "мелодическую приму".
А там, за ним, кастрюльный перезвон,
Как символ пробуждения от сна,
О пустоте желудка вдруг напомнит.
Вернётся спудом головная боль,
И боковое зрение уснёт
В скорлупке нескончаемой тревоги.
И оживёт в ушах шальной прибой,
И мыслей груда задом наперёд
Сползёт в него бесстрастно и безвольно.
Пульсация в задавленный висок,
Подстать кривым превратностям судьбы,
Безжалостно и больно постучится.
И станут стрелки значимей часов,
И дню, не доходя, прошедшим быть,
И путаница неизбежна чисел.
2.
Но не замедлят свой минуты ход.
Шнурок же рвётся чаще в тот момент,
Когда уж вечность пожралА все сроки:
А что осталось, то ушло вперёд.
И те в ладони несколько монет -
Лишь пот и слезы, в коих нету проку.
А всё ж спешишь, поверив в чудеса,
Не видя глупости в движениях лица,
Распространяя, словно грипп, нервозность.
И слышатся в сознаньи голоса,
Где меж собою спорят два глупца,
И так, и эдак сотрясая воздух.
Война же - передел, грызня собак.
И это всякий знает на зубок,
Боясь до дрожи нудной волокиты,
И потому воюет про себя.
И вряд ли недоволен сам собой,
В кармане фигой говоря, что квиты.
А это сразу видно по глазам,
Как у того, кто в пляжную волну
Вошёл за тем, чтобы в неё пописать
И ощутить блаженство, так сказать.
Но самого себя не обмануть,
Когда себе же посылаешь письма.
3.
Приходит, как, однако, ни крути,
Мгновение - преодолеть порог,
Где равен факт присутствия позору,
Где вязкий шаг коврового пути
Есть тот отрезок, тот предельный срок,
Что делает вошедшего трезором.
А заглянуть за тайную печать,
Чтоб взять там назидательный урок
Есть неизбежность, что диктует время.
И диалог забыт. И помолчать -
Куда надёжней. А преддверья срок -
Всего-то ничего - пустая вредность.
Демцентрализм вещает, что за стыд
Дается хлеб и соль в убогий дом
Замученной презрением Прослойки.
А сигануть, да вовремя, в кусты
И отряхнуться вовремя потом -
Искусство жить и выжить, право слово.
ЧЕРНАЯ БЫЛЬ
«Задерём подол матушке-России...»
Каганович
Ты спишь так чутко: ветра шум
И веки вздрогнут.
Февраль в октябрь - старый шут -
Метёт дорогу:
Себе дороже.
Виденьем бредишь: жуткий вор
Кроваворукий -
Он Черной Русью торжество
Справляет грустью,
Не Белой Русью.
И снится красный липкий дождь,
И в пепле саван,
Ты в рваном рубище идёшь
При вспышках зарев,
Без веры в завтра.
Кипит и пенится вода.
Полынный запах.
Все в этих адовых прудах -
Сегодня, завтра:
Подол уж задран.
Горит и мечется звезда,
Как сотня молний,
Дымит обуглившийся сад -
Как слёзы смолы.
И кто-то смотрит.
И он, невидимый, кружит,
Пронзает небом.
И дождь - уже не дождь - пуржит
Горячим снегом:
И быль, и небыль.
И ужас вкрался холодком,
Вошёл под кожу,
Смахнув невидимой рукой
Твой сон негожий.
Не дай-то, Боже.
февраль 1991
О СМЕРТИ
1.
Холодно и поздно.
Горечь пустоты.
Этот вечер звёздный -
Вечер без мечты.
Он прикосновенье
К суете сует,
Где проникновенье -
Ночниковый свет.
Дремлется сиделке.
Ртуть звезды - в окно.
Не согреют грелки
Задубелых ног.
Полубред постельный
Есть последний сон.
В отходящем теле
Жизнь итожит он.
В чуть живое тело
Память-сон смотреть
В предрассветной темени
Приплетётся Смерть.
2.
Её покрывала
Не знать бы вовек:
И трупов навалом,
И резаных вен.
Удушенных газом,
Подушкой во сне
Не видеть бы глазом,
Не слышать бы мне.
Не видеть ребёнка
Во мгле при свечах,
Когда в перепонках
Надрывы звучат.
Не слышать молитвы
На дне старика,
Не видеть налитым
Под хлебом стакан.
Не знать бы мне горя
Утраченных грёз,
Не пить бы мне горькой
На празднике слёз.
* * *
Ветерок прошёл по листве густой
Прошуршал, исчез, заиграл кустом,
И наметил рябь в берег кремневый:
Шелест времени, шелест времени.
Ввечеру восстал, разошёлся в ночь –
Погонять волну, погудеть не прочь,
И волной в скалу так и врежется –
Рокот времени, грохот времени.
А с утра за труд – в крылья мельницы:
Все, что есть и нет, перемелется,
В крыльях день-деньской, словно в стремени –
Ритм времени, ритм времени.
А потом устал – скоро снова ночь,
Потянул в село, заглянул в окно,
Шевельнул слегка полог кремовый:
Шепот времени, шепот времени.
Застыдился вдруг, заспешил туда,
Где отходят в ночь с грустью поезда,
Где рукой вослед – скоро встретимся –
Горечь времени, горечь времени.
ЛИЕПАЯ
1.
Закончен многотрудный круг,
И новый просится уже.
Рождает новую игру
Затёртый донельзя сюжет.
Влетает ветер озорной.
На дюнах оживает лес.
Ажурный берег кружевной -
В луне, стекающей с небес.
И вот - уже пошла игра -
Природа празднует зарю:
Рождаться женщине пора...
Я тихо двери отворю,
Впущу прохладный шум волны
И запах увлажненных трав,
Звезду пленительной войны
Двух тел, живущих до утра.
А утром вдруг объемлет страх:
Сердца уже поражены,
И соль белеет на губах -
След пены схлынувшей волны.
2.
А там, в ночи, в луче искрится снег.
И ночь длинна в мелькании столбов.
И жизни смысл - между "да" и "нет" -
Меж мною - здесь - и - там, в ночи - тобой.
А здесь волна накатывает след.
Другая, след смывая, чертит свой.
И смысл жизни - у камина плед,
И долгий разговор с самим собой.
А там - вокзал, а там - слегка пуржит.
Прощальный шепот слышится кругом.
И уплывает прицепной вагон,
И почему-то неохота жить.
3.
Под самой крышей
Засыпая,
Твой шепот слышу,
Лиепая.
Шепнет средь снов
Судьба слепая:
Приедешь снова
В Лиепаю.
Монета
В Балтику упала.
Я жду ответа,
Лиепая.
Спрошу без слов,
В волну вступая:
Приеду ль снова
В Лиепаю?
МЕТЕМПСИХОЗ
Я проецируюсь в пространство
Через парсеки и века,
Где космос властвует бесстрастно,
Где жизни пишется строка.
Я проецируюсь незримо
Протуберанцами души
В извечный мир неповторимый,
Чтобы надеяться и жить.
Я расчленяюсь на частицы,
Материалом чтобы стать:
Быть может, пищей грубым птицам,
А, может, массой для листа.
Я растворяюсь как-то странно,
Я множусь, брошенный во тьму;
И вот уже - сплошные раны
Среди сплошных смертельных мук.
И злость во всех частях вскипает,
И жалость жжёт сквозь линзу лет,
Но каждый новый день меж пальцев
Сочится пустотой во склеп.
Я вновь материализуюсь,
Чтоб в новом цикле суть познать:
Терзает слух рожденья зуммер,
И я кричу, не помня сна.
* * *
Я бездну лет простить себе готов
И тьму причин, и странных следствий сонм,
И кучу Новых без тебя годов,
Прошедших странным и единым сном.
Да все как сон, и виденный не мной:
Как будто где-то кто-то рассказал.
Там все придумано: и я, и свет дневной,
И ты в слезах, и идол наш – вокзал.
Я прохожу сквозь строй ушедших лет,
Прощая им жестокости и боль,
И то, что счастья не было и нет,
Как и любви. А был лишь только Бог.
Был я и Бог, и больше никого.
Я был как Бог и был равновелик.
А оказалось, что я был как вор,
Когда года мой статус низвели.
Тогда я понял, и простил, поняв,
Того мальчишку, что ходил как Бог,
Почти что все, но не простил и дня,
Что связан болью, взятою тобой.
* * *
"Эти летние дожди..."
С.Кирсанов
Чёрный - в камешки - гудрон
Мокрой лентой расстелился.
В белый свет за вспышкой ливня
Запахов ударил гром.
И воспрянувший каштан,
Запалив соцветий свечи,
Словно ёлка в зимний вечер,
Засветился тут и там.
Желтой накипью пыльца
Лужи краем окаймила...
Влажностью сочится милость
В наши черствые сердца.
Чистотою дом души
Наполняется внезапно,
Храмом став, а не вокзалом
В сплошь заплеванной глуши.
Небо выше, даль ясна,
И все женщины красивы...
Боже мой, какая сила
Ливню летнему дана.
Из цикла "Этюды".
БЛАГОВЕЩЕНЬЕ 2000-ого ГОДА В МИНСКЕ
Кончается март нелюбезный
С ветрами как лёд по утрам.
Кончается сумрак небесный,
Земле быть невестой пора.
И Вести Благой в ожидании
Желаньями зелень жива.
Погоды же странная данность
Опять превратилась в слова.
Слова философствовать стали:
Что им этот дикий апрель?
Все вдруг поменялось местами:
Седьмое апреля - метель.
Мой Бог, Благовещенье ль ныне?
А может, за мартом - февраль
С метельным промозглым уныньем,
Где "прошлого чуточку жаль"?
Где будущее - не вопросы:
Беззвездная черная ночь.
О будущем думать непросто -
Все думы отправились прочь.
Устала надежда крепиться,
Пришел неожиданно срок
Все камни собрать по крупицам,
Из хитрости сделав урок.
Архангела снежность благая
Накрыла весеннюю прыть.
Пророчество тень налагает,
Пытаясь объятья открыть.
И став одигитрией вечной,
Собрав Божью Весть с Рождеством,
Вселенная явствует свету
Законов Божественных свод.
ТЮМЕНСКАЯ КОЛЕЯ
"...чужая эта колея..."
В.Высоцкий
Друзья, товарищи мои,
Я тяжесть вашу не умножу,
Когда скажу о жизни строже,
Где след тюменской колеи.
Та колея питала нас -
Итог стараний и усилий.
Она гордыни дух носила
Вдали от говорливых трасс,
Вдали от грубых, вредных жен,
В плену усталости житейской,
Вдали от бедности злодейской,
Где честь пустой какой-то звон.
Та колея внушала нам
Глухими всплесками цинизма,
Что сущность женщины есть низость,
Что деньги лучшие права,
Что день прошел - и ближе рай
Развратно-водочного блефа,
Что казначейского билета
Всяк ныне здравствующий раб.
Друзья, товарищи мои,
Задворков порченые дети,
Конечно, жизни суть не в деньгах
Глухой тюменской колеи.
А суть - свободы редкий шанс
В углу, где зона видит зону,
Где бичевозные вагоны
Недалеки от шабашА.
Суть - круг застриженной тайги
И свет двенадцативольтОвый,
Где проза чувств на все готова,
Где проза слов - и нет других.
И шутки голь - не зло, а так,
И пошлость - как приправа к чуду,
Звучит явлением не чуждым
В дыму, что наддает табак.
Друзья, товарищи мои,
Все наше с нами, жизнь - по кругу.
А колея всему порука:
Нас нет без этой колеи.
* * *
Есть в тесноте житейской свой кошмар:
Пустые речи - преисподней муки:
Абсурдность слов и бесполезность звуков,
Таких тоскливых, как ночной комар.
За что мне, Боже, этакий укор -
Мечтать о келье с ватными стенАми:
Чтоб бесы, где-то плача и стеная,
Моею не могли водить рукой.
Но, Господи, какой же это вздор,
Когда вокруг все корчатся и воют,
Я разрушаюсь изнутри безвольно,
И болью отдается каждый вздох.
И тяжелеет левая рука,
И правая расстегивает ворот.
А память слепо открывает створки
Той жизни, что забыл пока.
Я слышу колокольный перелив,
Ловлю наивность песни хороводной,
И теплые качающие волны
Меня влекут в объятия Земли.
А рядом незнакомые черты
И о хорошем шепчущие губы,
И я жалею женщину другую,
И вдруг осознаю, что это ты.
И понимаю: ведь не я - другой,
И все же я... И хочется очнуться,
Тебя такой, как ты сейчас, коснуться,
Такой, до слез забытых, дорогой.
И сквозь слои непрошенных веков
В меня сочатся вечные болезни:
Абсурдность слов и звуков бесполезность,
И неизбежность временнЫх оков.
* * *
Хоть я в тридцать седьмом и не жил,
Хоть и сорок седьмой - до рожденья,
Но пред ними я - словно раздетый,
Не прикрытый ничем и без сил.
Небольшая тревожная жизнь
Без каких-то основ и гарантий -
Разве только инфаркт слишком ранний,
Разве только инсульт пережить.
Продолжительный слышится вздох.
Отнимается слово у песни.
От трудов и до мизерных пенсий -
Небольшой календарный листок.
Небольшой календарный листок
Отнимается скорым движеньем,
Отрывается день пораженья,
Моей жизни немалый кусок.
На ладони обрывок веков.
Вот он - день безвозвратной утраты.
Он уходит, успеть до утра бы
Что-то сделать... и пулю в висок.
Продолжительный слышится вздох.
Даст бог день - даст бог пищу страданьям.
Сильный явится к слабым за данью
Лишь осветится солнцем восток.
Утро мудрое, страсти уняв,
Слов и смысла у песни отнимет,
Промежутки сравняет меж ними,
Строгий взгляд обратит на меня.
Я не стану дырявить висок,
И кричать почему-то не стану,
А трусливая к ночи усталость
Оторвёт пораженья листок.
Хоть я в тридцать седьмом и не жил,
Хоть и сорок седьмой - до рожденья,
Но пред ними я - словно раздетый,
Не прикрытый совсем и без сил.
Из цикла "Р.S."
* * *
Дорог земных портреты за окном –
Пленер вконец испорченной натуры.
Окно не засверкает в этом туре –
В пыли и в пятнах мутное оно.
Толчки колёс на стыках двух реалий
Раскачивают маятник-вагон,
И в этот ритм голосом рояля
Бетховенский вливается канон.
Толчки в висках на стыках оппозиций,
Средь звуков неземного рождества.
Гармонии константой отразиться
Пытаются в преддверьи торжества.
И рвётся ритм в сознаньи полусонном,
И качественный мыслится скачок,
И музыки дрожащей невесомость
Ещё не сообщает ни о чём.
Но, Благодатью* наполняясь, клетки,
Как будто бредят – да воскреснет Он,
Кто окровавлен был и оклеветан,
Кого предрёк и умертвил Закон*.
И Он воскрес. И в смене парадигмы
Воспрянул Космос из небытия
И Новой эры новый серп родился, -
Ловец под ним с кувшинами стоял…
Вагон тряхнуло. И - о наважденье! –
В пыли и в пятнах мутное окно
Мне открывало месяца рожденье:
Так незаметно наступила ночь.
*Закон - Ветхий Завет
*Благодать - Новый Завет
* * *
Я распахнул окно,
и ночь вошла желаньем,
И запахами звезд
в мерцании листвы.
Я душу распахнул,
чтобы понять – жива ли
Еще во мне душа
или уже – увы.
Я ночь вдохнул, и сон,
а, может, жизнь другая
Сочиться из меня
слезами стала вдруг.
И чувственный поток
сорвался, как бы каясь,
Пошел наружу, вон,
прервав судьбы игру.
Я плакал – и навзрыд,
как женщина, как мальчик,
Уже не видя звезд,
не смысля ни о чем.
Омытая душа
в себя смотрелась молча:
Так в зеркале свеча
освещена свечой.
ТОЛПА
1.
Гнетущее приходит состоянье,
И круг молвы сужается на нет.
В спираль времён закованы изъяны,
Как в звёздные разложены карманы
Игрушки-судьбы - спутницы планет.
Ночная мысль - кошмар, вершина страха,
Случайность встречи ищущих любви -
Врывается залитой кровью плахой,
И хочется, и невозможно плакать,
А жизнь вокруг - прекрасная на вид.
А жизнь в насмешку выставляет счастье,
Как лавочник, удаче гимн поёт.
И смех вселенский, и народ кричащий,
Изведавший концов земных начала,
Снимает головы и кровь на плаху льёт.
И тошнотворно запекаясь в студень
Итогом зрелища разнузданной толпы,
Не кровь она - боль обойденных судеб
В игре насмешливой словечек неподсудных,
В реке молвы, где плыть и не доплыть.
И плачется без слез, без облегченья
Игрушкам-судьбам, спутницам планет.
В пыли толпы их путь уже начертан.
Но дарит мысль оттенки и значенья
Всему тому, чего в помине нет.
2.
Штурм - день в день:
И толпа - на срыве.
Бьет край дел -
Падают слова.
Мозг лжет вслух
В праведном порыве.
Гонг стал глух -
Кругом голова.
Льет шар зной
В русла серых улиц.
Стал жар сном
В мутной влаге глаз.
Жизнь есть дождь
В этой груде ульев.
Дождь есть долг -
Мозг опять солгал.
Лист впал в грусть,
Потеряв упругость.
Гнев жжет грудь -
Грубо жмет толпа.
Ждать сил нет -
Глас взывает трубный.
Льет шар свет,
Но толпа - слепа.
3.
Закроются ставни.
Козлом перекрестие ляжет.
Закончилась старость
И в землю уходит поклажа.
Душа загорится,
Нагою представ перед миром,
Как женщины-жрицы -
Всех магий, любви и кумиров.
Эфир вдруг настигнет
Кривыми всех диапазонов,
Как золото в тигле
Огонь настигает зажженный.
Огонь очищенья -
Толпы отрезвляющий рокот:
Прощанья, прощенья -
Во всем отведенные сроки.
Прощаются гости,
Уходят, забыв о поклаже:
Она на погосты,
Как в свалку великую ляжет...
Закончилась старость.
Прошли поминания сроки.
И только остался
Толпы загостившейся ропот.