Я рассказывал когда-нибудь, откуда взялся тот огромный валун, что на дороге перед рощей Зеленых Псов? – спросил дед и махнул левой рукой, той самой, без двух пальцев, которая меня невероятно пугала. Он всегда махал этой рукой, как будто пытался поймать ею ответ на свой вопрос, стоит ему только возникнуть в воздухе, и вдобавок высоко поднимал подбородок. Вероятно, привычка эта появилась у него давным-давно, когда на руке присутствовали еще все пальцы, и он вовсе не думал пугать меня их отсутствием.
Нет? Ну, так слушай, - дед улыбнулся с важным видом, и на каждой его щеке проступило по три месяцеподобные морщины.
История эта давнишняя. Видел, как валун вошел глубоко в землю и порос мхом? Значит, он не сдвигался с места не меньше сотни лет. Но ведь нет в нашей окрестности гор, как нет сейчас, так и не было сто лет назад. Только дивные зеленые равнины с пастбищами для наших шерстистых овец и прожорливых грокхов, светлые ручьи, алмазно-чистые притоки День-реки, черная земля, на которой, как на дрожжах растут побеги дулуна, вары и красного солода. А гор нет. Да и в роще Зеленого Пса, наверняка, ты не видел ни единого камушка горной породы. Не богат наш край на минералы, как ни крути, разве что на юге Двина из соленого озера Цим добывают цимову соль. Так откуда же взялся такой огромный валун, что даже я не смог бы взобраться на его вершину без стремянки и веревок? Все просто. Доставлен он был сюда из гор нижней Критты, откуда берет свое начало Гремучая река. И доставил его никто иной как Бату Вертолль, тот самый, из семьи Вертолль, которые живут теперь в третьем с краю доме по Водяной улице. Вы с Шибо часто бегаете в рощу Зеленого Пса. А Шибо как раз внучатый племянник Бату, но я уверен, он сам этой истории и не знает.
Однажды Бату влюбился в первую красавицу деревни, Ваджу Индах, и, вот что я тебе скажу, на свете нет ничего, что человек не сделал бы ради любви. Однако и Бату был не совсем человеком. Бату был огромным великаном, вчетверо больше обычного прийи. Но в те времена это было вполне обычным явлением. После войны с Бантенгутарами в обычных семьях часто рождались дети-великаны. Появление детей, похожих на врагов - это неизбежное последствие любой войны, но ты поймешь это намного позже, и пусть лучше боги сделают так, чтобы тебе не пришлось этого понимать. Ты ведь помнишь, кто такие Бантенгутары? Их сейчас можно встретить только в книжках, и только в виде рисунков. Но тогда, когда я был твоего возраста, их отряды еще время от времени совершали набеги на северные деревни Верхней Критты, Пантайтимура, Даун-Хидупа и даже Нижней Критты. Сейчас уже не встретить и полу-Бантенгутаров, каким, конечно, был Бату, потому что люди ненавидели их, как потомков врагов, часто семьи, где рождались сыновья Бантенгутаров, изгоняли, избивали, или сжигали заживо. Редкая мать не переживала своего ребенка. Даже те Вертолли, которые остались, избегают всякого упоминания, что у них в семье некогда был полу-великан.
Но в нашей деревне все было иначе. Бату и его мать не изгнали, и относились к ним не как к врагам, а как к друзьям, быстро смекнув, что Бату мог бы быть хорошей рабочей силой на полях, на покосе или строительстве. И действительно, Бату вырос и стал добрым и веселым великаном, не унаследовав той злобы и слабоумия от своих северных предков. С Бату все работы шли вчетверо быстрее, и наша деревня скоро стала процветать, потому что мы могли заготавливать больше дулуна, большие склады вары простирались вдоль Кривого ручья, на месте которого теперь болото, мы варили самое лучшее пиво во всем Двине, ткали самый лучший капас, и все это благодаря неустанным трудам Бату. С рассвета до поздней ночи он трудился, собирая на покосах сено для наших грокхов, и сам, вместо мула, отвозил в деревню готовые копны. Вместо быка был он при посеве дулуна и пшеницы, вместо четырех ловких рабочих при уборке вары, помог вытесать бревна и построить дома почти на всей Долоковой улице. Никогда нельзя было встретить Бату, праздно шатающимся по улицам, как большинство современной молодежи. И, в конце концов, Бату стал восприниматься молодыми людьми как раб, и не больше того. К тому же, стала сильна мода, пришедшая из Бусукбараты и, тогда еще не входящей в ее состав, Бусук-есы на ненависть к полу-Бантенгутарам. Когда банды Бантенгутаров были полностью истреблены, а сами великаны отступили далеко на север, в бескрайние тундры Кеабадиана, бояться стало нечего, и тех немногих полу-великанов, живших в пределах Семнадцати стран, стали притеснять еще больше. Негласно они принимались теперь за грязных животных, хотя, пример Бату и говорил об обратном. Эта мода докатилась и до Двина. И, если пожилые люди и рассматривали Бату, как себеподобного, то молодежь все больше шикала и шипела при его появлении, и воротила нос.
Как раз в это время Бату и влюбился, да не в кого-нибудь, а в саму Ваджу Индах, самую красивую каилин деревни. Как по мне, так она вовсе не была красавицей. Мне она казалась злой, хитрой и напыщенной ведьмой, а не скромной и милой, какими должны быть все каилин. Впрочем, когда я вырос и вырастил в себе хоть какое-то представление о женской красоте, она была уже старухой, хоть ей было и немного лет, а все это из-за своего злобного нрава, отпечатывающего некрасивые морщины на лбу и в уголках глаз. Вот, посмотри на свою бабушку, какие у нее красивые морщины, это потому, что она много улыбается, и любит всех на свете, поэтому на лбу у нее морщины счастья, даже если в молодости она и не была самой красивой каилин. У Ваджи Индах морщины были злобные, некрасивые, но, знаешь, как говорят, сердцу не прикажешь. И бедный Бату влюбился именно в Ваджу. Но с самого начала было ясно, что Ваджа никогда не ответит ему взаимностью, и Бату страдал, как страдает любой, чьим чувствам не суждено найти отклика в сердце другого, тем более что сердце это черствее камня.
Молодежь не принимала Бату в свои круги, и почти всегда он был один, хоть и очень хотел веселиться вместе со всеми. Все, что у него было – это работа, старая мать и любовь к каменной красавице.
Наверно, это не может длиться долго, если у тебя такое огромное сердце, как у полу-великана, и однажды, теплым весенним вечером Бату признался в своих чувствах Вадже. Он вышел и встал посреди дороги, когда толпа молодых людей шумно возвращалась с вечернего гуляния. Как и было у них заведено, молодые люди принялись кидать камнями и комьями земли в полу-великана. Бату сносил все плевки грязью довольно стойко, и всегда молчал. Когда толпа поравнялась с ним, Бату вдруг встал на колено перед Ваджей, склонил голову и признался, что давно и неотвратимо влюблен в нее.
На это неожиданное признание каилин только рассмеялась. Толпа с пренебрежением засюсюкала.
-Любишь меня? – глумливо проговорила Ваджа.
Бату кивнул. Но Ваджа уже придумала издевательское испытание.
-Что же, и замуж за себя зовешь? – хитро прищурившись, спросила она.
-Зову, - ответил своим великанским басом Бату.
-А где же мы будем жить?
-Я ведь отличный плотник! Посмотри, сколько домов я построил! – развел руками Бату.
-Деревянные? – наморщила лоб хитрая каилин. Толпа в нетерпении молчала, ожидая, что скажет эта плутовка. – Не хочешь же ты сказать, что такая каилин, как я, согласится жить в простом деревянном доме?
-Я построю огромный дом! – возразил полу-великан, на что толпа рассмеялась.
-Я не хочу жить в огромном деревянном доме.
-Чего же ты хочешь? – взволнованно спросил Бату, ожидая, что она скажет, что желает проживать в золотом вращающемся дворце, какие строили древние цари, придя с востока.
-Я хочу жить в огромном каменном доме.
-Каменном? – с облегчением вздохнул Бату. С каменным все еще может получиться.
-Да, каменном! Построишь для меня огромный каменный дом – стану жить в нем с тобой! – засмеялась Ваджа. – А не построишь – забудь даже имя мое!
Бату все равно был несказанно счастлив такому ответу. Так у него был хоть какой-то шанс. Толпа снова засюсюкала, а хитрая каилин принялась кружиться и смеяться.
-Торопись, великан! Женихов-то много вокруг, а я ждать долго не могу – Ваджа повернулась кругом. – Вдруг, красота пропадет.
Толпа снова рассмеялась, в Бату снова полетели комья грязи, и молодые люди поспешили пойти дальше своей дорогой.
С тех пор Бату стал одержим камнями. Но любой в Двине знает, что во всей округе не найдется камней даже на сооружение печки. Наша печка из пористого кирпича, а во всей деревне таких не больше десятка, потому что здешняя глина – не самый хороший материал для строительства. В рощах, лесах, и вдоль берегов День-реки не сыскать камня крупнее гальки. Бату знал, что ближайшие камни можно раздобыть только в горах Нижней Критты, за сотню дней отсюда.
Приближалась пора посевов, в которых Бату был непосредственным участником и работал вместо волов и быков. Днем полу-великан работал на пашнях, а ночью строил лодку, прикинув, что до границ Нижней Критты проще всего будет добраться вплавь, вверх по День-реке, и потом по Гремучей реке до самых водопадов Ар-Тенжура. Тем более, проще будет возвращаться с лодкой, груженной камнями вниз по реке.
Хоть полу-великан и был востребован все лето для выполнения всевозможных тяжелых работ, в начале месяца Судей, никому не сказавшись, даже матери, Бату взял свою лодку и отправился в путь, вверх по День-реке. Широкая, красивая День-река. Помнишь, прошлым летом мы ездили на Колючий уступ? Видел, какие голубые воды у этой бескрайней чистой реки! Какая жирная рыба плавает в толще или выжидает на дне, под слоем голубого стекла! Какие ширококрылые птицы кружат над ее гладкой поверхностью и вьют гнезда на вершинах прибрежных ив! Но когда плыл по День-реке Бату, случилась неделя гроз. День-река вспенилась, как кипучая ледяная пропасть, бросая свои тысячетонные потоки от одного края к другому, мечась и воя. Так что попрятались все рыбы и все птицы, опасаясь гнева широкой День-реки. Вот бы, вернуться ему, как только понял, что шторм не прекратится, но Бату так сильно хотел привести камень для своей возлюбленной, что никакие бури не казались ему достойной помехой. Несколько дней, правда, пришлось Бату провести на берегу, ожидая, что гроза закончится, и тащить лодку на себе, прикрываясь ей как огромным деревянным зонтом. Стодневное расстояние, конечно, для полу-великана казалось много меньше, но, тем не менее, добравшись до желтого притока День-реки, который и красит ее воды в ярко-голубой цвет, Бату уже успел истратить все свои запасы.
Дальше пришлось питаться рыбой да черным грибом. Однажды он изловил и зажарил дикого грокха. Мясо у них совсем не такое, как у одомашненных, жестче, но вкуснее. Когда я служил в войсках Синего легиона во время войны с Селатанами, мы часто прятались в джунглях вниз по День-реке и охотились на диких грокхов. И, я тебе скажу, ничего общего во вкусе мяса у диких и домашних нет. В мясе диких так и чуется на вкус их дикость и свобода, а не вялость и покорность судьбе, как у домашних. Дикие много умнее, меньше размером, и изловить их не так-то просто. Зато от мяса одного дикого грокха кормились 2-3 человек в течение недели, если не считать похлебки, сваренной из его костей.
Бату дикого грокха хватило, конечно, не больше чем на два дня. Но за это время он успел добраться до того места, откуда берет начало День-река, отделяясь, как ветвь от дерева, от Гремучей реки. Тяжелым было плавание. День-то-река оказалась спокойней, даже с приключившейся бурей, а вот Гремучая – сущее наказание. По большей части, Бату шел по берегу и тащил лодку за собой на веревке, поскольку течение Гремучей реки слишком сильное, множество подводных выступов, впадин и водоворотов, да порогов на ней, так что вода бурлит, как кипяток в чайнике, оставаясь при этом холодной. Но Бату все это только радовало. Это означало близость гор и близость камней.
Как только Бату увидел вдалеке, над вершинами огромных многолистных савитов вздымающиеся клубы пара от водопадов, он понял, что вступил на земли Ар-Тенжура, южной провинции Нижней Критты. Бату был счастлив и улыбался широкой улыбкой, как обычный счастливый прийя, зная, что цель его близка. Но судьба оказалась неблагосклонной к Бату, как и к множеству полу-великанов, которым не посчастливилось быть рожденными на земле Семнадцати стран. Приблизившись к первому водопаду, и впервые в своей жизни увидев оскаленную горную породу, Бату увидел также и множество лодок, людей в военной форме объединенной армии Семнадцати, десятки пушек, огненных установок и несколько незнакомых наречий. К счастью, солдаты не заметили его. Бату поспешил спрятать свою лодку, вытащив ее на берег и застлав широкими листьями савитов.
Пробравшись сквозь заросли савитов и бамбука, Бату увидел, для чего в Ар-Тенжуре собралась объединенная армия. Несколько десятков полу-великанов, таких же, как он, трудилась над выработкой горной породы. Исхудавшие и истрепанные, они походили не на великанов, а на узников Бусукбаратской тюрьмы. Они и были узниками, хоть и возвышались над охранявшими их людьми, как савит над лопухом. Были и настоящие великаны, выше самого Бату на три головы. Эти Бантенгутары были пленены еще во время войны, и выжили только благодаря своей недюжинной выносливости. Склонив голову, они ворочали кирками, откалывая огромные валуны, хотя могли бы одним таким ударом уложить десяток охранников. Тут же были и Джембаланги, ссыльные из рудников восточной Селатании, тогда входившей в состав Семнадцати. Джембаланги казались Бату совсем крошечными, так что один ссыльный полу-великан мог удержать не меньше дюжины таких малышей на своих ладонях. Джембаланги трудились в шахтах и были черны, как воды Ночь-реки, и только их крошечные глаза светились ненавистью и усталостью. До этого момента, Бату видел их только на картинках, но, несмотря на измученный и закопченный вид, он сразу узнал их. Смешное и печальное было это соседство Бантенгутаров с Джембалангами, над которыми выше всяких голов возвышались солдаты Семнадцати со своими смертоносными огненными машинами и жаждой аргентита и блестящих камней, которые гора любезно уступала в обмен на тяжелый труд.
Вот бы развернуться Бату и уплыть восвояси, забыв про свои камни, или отыскать их на дне Гремучей реки, или в Тенгахских лесах. Но Бату был наивен, как и большинство обычных прийя в его годы. А может быть, сыграло и еще одно обстоятельство.
Пробираясь все время влево от реки, Бату пытался оценить, где заканчиваются длинные руки лагерного конвоя, и обнаружил, что все подножие южной горы Ар-Тенжура покрыто сетью наблюдательных постов, на случай, если высокие пленники вздумают бунтовать, и столько же сторожевых будок, возвышающихся над верхушками савитов, чтобы выслеживать беглецов в лесах. Все они были оснащены огненными машинами, потому что огонь – это единственное, чего боятся Бантенгутары. Именно так нам удалось победить их в той кровавой войне.
Но вместе с тем, Бату сделал и положительное открытие: оказалось, что камни, причем, довольно большие, выступают прямо из земли, по берегам мелких ручьев, многие карликовые савиты свешивали с них свои корни. Нужно было только откопать их и доставить на лодку. Так он и сделал.
Откапывание камней оказалось весьма сложной задачей. К тому же, большинство было сточено водой или изъедено изнутри, многие успели раскрошиться, не дотянув до лодки. В общем, для строительства дома для возлюбленной, подходили далеко не все. Вот бы добраться до гор! Взмахнуть пару раз великанской киркой – и у тебя полная лодка отличных камней, да еще и с вкраплениями руды. Так размышлял Бату, взвалив на плечи очередной показавшийся ему годным валун. Но тут произошло нечто, чего Бату опасался и желал одновременно. Он услышал крики и шум огненных машин, и стрельбу пушек. Бату присел, повалив валун перед собой, и прислушался. Шум приближался. Через несколько минут, совсем недалеко от него раздался хруст поваленных веток и примятых кустарников, и перед ним показался полу-великан, согнувшийся, как и он, и передвигающийся по лесу вприсядку. Оба полу-великана были чрезвычайно удивлены, напуганы и обрадованы. Незнакомец приложил палец к губам и принялся толкать Бату, намекая, что им двоим нужно бежать прочь от преследователей-охранников. Бату бросил свой валун и последовал за беглецом. Он ясно понимал, что произошло, и что может произойти, если их схватят.
Бежали они долго, пока выстрелы за их спинами не стихли. Когда же запыхавшиеся, сгорбленные великаны, не смеющие выпрямиться и показать свои головы, наконец, почувствовали, что погоня отстала, они остановились.
-Они наверняка будут обыскивать лес вдоль реки, - сказал, чуть отдышавшись, Бату.
-И разошлют объявления по всем Семнадцати, - кивнул другой.
С минуту они молчали. Потом Бату представился.
-Я Лимба, - ответил другой. – Ты тоже бежал из лагеря?
-Нет, я никогда не был в лагере.
И Бату рассказал ему свою историю.
-Ох, и чудаки у вас там, в Двине! – удивился Лимба. - Но я бы тоже хотел там жить. Это единственная страна на всем континенте, укрывающая великанов. Остальные ссылают нас на прииски. Вот же повезло тебе родиться там!
-Да, повезло, - грустно кивнул Бату.
-Я был рожден в Пантайтимуре, но, как только моя мать поняла, кто я такой (а человеческие младенцы и младенцы Бантенгутаров ничем не отличаются до двух лет, пока не начнут расти), и что мой рост превосходит нормальный человеческий, она поспешила выслать меня на север, подальше в Кеабадиан. Я был оставлен у границ, и какой-то Бантенгутар подобрал меня. Но и они вскоре поняли, что я не из их племени, поскольку был ниже ростом, чем их дети. Бантенгутары тоже не приняли меня. И мне пришлось вернуться в Верхнюю Критту, когда мне не было и шестнадцати. Так я сразу оказался на золотых приисках. Вся моя жизнь – это швыряния из одной страны в другую, и ни одна не хотела признавать во мне своего сына.
-Что же ты будешь делать дальше? – спросил Бату.
-Сначала я выслежу и завалю какого-нибудь грокха, или хотя бы медведя, и наемся его мяса. На рудниках аргентита великанов почти не кормят. Повезло же Джембалангам! Им нужно в десять раз меньше еды, чем нам! – и Лимба рассмеялся, показывая свои гнилые и местами выпавшие зубы – результат северной болезни, заработанной им в столь молодом возрасте.
Медведей в Тенгахских лесах много меньше, чем грогхов, но выследить их проще, так как они не обладают таким развитым умом, и к вечеру великаны уже лакомились жареным медведем.
-Что теперь? – спросил Бату, обгладывая медвежью кость.
-Теперь на дым от нашего костра, видный из горного лагеря, слетятся десятки солдат с огнемашинами.
У Бату кусок застрял в горле.
-Поэтому, прямо сейчас мы должны встать и бегом возвращаться в лагерь, только при этом сделать сильный круг в западном направлении, чтобы нас не засекли, - наклонившись вперед, и очень серьезно говорил Лимба. - Потом мы освободим всех великанов, находящихся в рабстве у Семнадцати. Никто не ожидает, что нас будет двое, ловить будут только одного. Если мы возьмем в плен по две огнемашины, то станем непобедимы в своем неожиданном нападении.
Бату кивнул.
-Тогда пора в обратный путь! – Лимба встал, не выпрямляясь в полный рост. – Ночная темнота скроет нас.
И, склонившись, как ивы над День-рекой, они побежали сначала на запад, потом на север. Через пару часов они были уже возле одной из ближайших к лагерю сторожевых вышек. Огни лагеря виднелись недалеко справа. Как и условились, Бату выбежал на открытый участок перед скальными уступами и, выпрямившись во весь полу-великанский рост, что есть мочи, побежал вперед. Охранники на хорошо освещенной вышке тут же заметили его и принялись готовить огнемашины. Но Лимба подпер своими могучими плечами стойки вышки, нажал на них, и вышка, закряхтев своими деревянными брусьями, повалилась набок. Солдаты, находящиеся внутри, повыскакивали из окон, бросив огнемашины. Бату, увидев, что вышка повалена, повернул обратно, и меньше чем через минуту был возле нее. Четверо солдат уже лежали подле нее со свернутыми шеями. Так, в лагере даже не услышали ни единого выстрела и крика, кроме звука падающей вышки. Бату и Лимба завладели двумя огнемашинами.
Затем они подобрались к еще одной вышке, возведенной подле самого каменного забора лагеря. Эту валить было нельзя, так как пробраться в лагерь можно было, только спрыгнув с нее. Тогда Бату вышел с поднятыми руками прямо перед обзорными окнами вышки. Солдаты раздумывали, стрелять ли в него из огнемашин. Бату сильно рисковал. Но, пока солдаты раздумывали, Лимба пролез в нижний люк и потихоньку задушил всех четверых. Последний, правда, успел поднять тревогу, и чуть было не выстрелил в Бату, но мгновенно был обезглавлен, зажатый в широких ладонях Лимбы.
В лагере возрастал переполох. Бату вслед за Лимбой взобрался на вышку, там они нацепили на свои руки по две огнемашины и спрыгнули в лагерь, ловко перелетев через каменный забор. Хоть в лагере все орудия и были приведены в состояние боевой готовности, ожидая прибытие беглеца или новых возмущений, соглядатаи не успевали предпринять никаких действий, горя заживо, как многие предки Бантенгутаров во время войны. Лимба знал, где находятся ключи от всех решеток на каменных пещерах, где впроголодь содержались его сородичи. Стоило только отпереть одну клетку, как в бой вступили все ее бывшие узники, и принялись открывать остальные замки. Выпустили также и Джембалангов, которые тоже стремились завладеть огненными машинами, управляя ими втроем, и посильно помогать при восстании. При такой огненно-великанской взбучке, у людей не было ни единого шанса, разве что ждать подкрепления из других лагерей или Нижне-Криттской армии. Тем более что Лимба увел часть солдат по следам своего кострища.
-Что теперь? – спросил Бату, когда Лимба ликующе объявил о победе.
-Мы собираемся уйти на север, и на границах с Кеабадианом построить свое поселение. Никто из живущих не принимает нас, ни люди, ни Бантенгутары, значит, мы будем сами по себе. Я понимаю, тебя зовет твой Двин, но не захочешь ли ты пойти с нами?
Бату покачал головой. Хоть мысль о свободном племени и занимала его, и Бату давно осточертели плевки и камни, летящие ему и в спину, и в лицо, и постоянные насмешки, и полное одиночество. Но все, что ему действительно было нужно, все, о чем он думал – это была Ваджа. Бедный, бедный великан! Он не мог уйти за камнями для ее огромного свадебного дома и пропасть. Нет, это он обязательно выполнит.
Одержав стремительную победу, Бантенгутары вместе с Джембалангами пировали на сгоревших останках лагеря. Но пир, как и само восстание, оказался недолгим. Все понимали, что нужно срочно уходить, иначе на место мятежа скоро прибудут новые силы с новыми огненными машинами, с которыми будет уже не совладать. Великаны и полу-великаны собрались вместе и, забрав все припасы, имеющиеся в пещерах, двинулись на север. Им не составляло труда вскарабкиваться на вершины горных гряд, тем более что великанские кирки были при них.
Бату отказался идти с другими полу-Бантенгутарами и повернул назад к реке. Отыскать свою лодку не составило труда, она была наполовину набита валунами, хоть Бату и считал, что их недостаточно, но все еще еле удерживалась на плаву. Находиться здесь дольше и искать новые камни было нельзя. Скоро должны прибыть солдаты Семнадцати и Нижне-Криттская армия для расследования восстания и розыска беглецов. Похоже, придется вернуться сюда, может быть, не один раз. Или же искать камни в Селатании, хоть это не менее опасно, и намного дальше.
Бату спустил свою лодку на реку и потянул за веревку, привязанную к ее носу. Хоть лодка и была набита камнями, течение Гремучей реки влекло ее в направлении дома, и Бату уже стал, было, думать, что первая стена каменного дома украсит улицы Авана уже к концу месяца Купалы. Но каменный дом в нашей деревне так никогда и не был построен. Быть может, Бату сильно устал и потрепал нервы во время лагерного бунта, и потерял всякую бдительность, быть может сильно погрузился в свои мечты, занятый тягой лодки вдоль каменистого берега. Но он слишком поздно услышал, как солдаты, те самые, брошенные на поиск кострища, выбежали из засады прибрежного тростника и савитов с огнемашинами наготове.
Первые языки пламени впились Бату в спину, тут же запахло паленой кожей. Бату прыгнул в лодку и направил ее к середине реки. Солдаты не щадили и лодку. Деревянная, она была хорошо просмолена, и вспыхнула, как если бы она была сплетена из соломы. Не меньше пятнадцати солдат окружило бедного полу-великана.
Не знаю, как ему удалось выбраться, помогли ли молитвы белым богам, или обещания черным. Может быть, ключевым фактором здесь было именно то, что он все-таки человек только наполовину.
В деревне Бату все же появился. Это было в середине месяца Купалы. Ему хватило сил, правда, дойти только до рощи Зеленого Пса. Бату был весь изранен, обожжен, на голове не было ни единого волоса, одежда намертво припеклась к коже, и все открытые участки покрывала плотная ожоговая корка. Именно такими уносили с поля боя его предков, Бантенгутаров, сожженными заживо, когда люди поняли, что они горят вдвое быстрее, чем обычный человек. В еле передвигающемся высоком огарке с трудом можно было узнать нашего Бату. Разве что он сам сказал, что это он, и тащил на спине огромный валун, свое единственное сокровище, которое ему удалось спасти с сожженной и затопленной лодки.
Бату взвалил камень подле рощи и прилег отдохнуть в его тени. В это время его заметили сельчане, стали расспрашивать, кто он такой. Когда все поняли, послали за Ваджей, чтобы эта чертовка поглядела на то, что сотворила с несчастным великаном. Та даже не соизволила явиться. А Бату так больше и не встал, ожоги и раны, в конце концов, сделали свое дело. Потом, когда по всем Семнадцати разлетелась весть о мятеже великанов-каторжников из Ар-Тенжура, полу-Бантенгутары были объявлены вне закона, и все упоминания о Бату были строго-настрого запрещены в Аване.
И вот, как результат, никто не может объяснить, откуда взялся огромный валун близ рощи Зеленого Пса, в самом центре равнин, где самой крупной породой является разве что галька. Из всей деревни теперь только мы вдвоем знаем, как все было, и знаем, что Бату, воздвигший этот памятник ценой собственной жизни, не был в сущности плохим великаном. Или ты до сих пор считаешь Бантенгутаров чистым злом? Были и среди них благородные личности. Но об этом я расскажу, пожалуй, в другой раз.