ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Прошел месяц. Сегодня пятница, я опять лежу на том же диване. Конечно, с той, первой пятницы, много чего случилось, но все как-то пролетело мимо моей души и памяти. Я почти сразу втянулся в рабочий режим, и один за другим потекли серые дни под мрачным осенним небом.
Помню, как Юрий Петрович спросил меня, когда я пришел к нему утром в понедельник:
– Какие события тут были, молодой человек, за выходные дни?
– Ваш главный инженер приходил ко мне два раза. – С хмурым лицом сообщил я.
– Как прошли встречи? – поинтересовался Юрий Петрович.
– Выбросил я вашего главного инженера. Первый раз за дверь комнаты, второй – из здания.
– Он угрожал? – с непонятной мне интонацией задал вопрос собеседник.
– Да когда он вылетал из здания, я бы не сказал, что очень. И как вы теперь будете советоваться с ним по поводу моего трудоустройства? – с искренним недоумением спросил я.
– Главный инженер взял больничный на неделю. Получилось даже лучше, чем я рассчитывал, – улыбнулся Юрий Петрович, – так что вы приняты, идите, работайте!
– А куда? – еще не веря в свое счастье, спросил я.
– Возьмите в цеху монтеров потрезвее, поезжайте в поселок Дальний монтировать новое оборудование.
– Задание ясно, а потрезвее – это как?
– Да свалится с телефонного столба, или не свалится. – Опять улыбнулся Юрий Петрович.
Так начались мои трудовые будни. Я очень надеялся, что обычный рабочий ритм, от которого я почти отвык, скажется положительно на моей психике. Наверное, это так и случилось, а я просто не заметил
Но сегодня вдруг выпал первый снег. Много. Кому как, а мне диковинка. Прикрыл черную наготу природы, стало красиво. К тому же тучи поднялись. Нет, остались такими же серыми, как и были, но перестали давить на меня. Это хорошо: можно думать и не забывать!
К примеру, о еде! Я хотел купить продуктов, сложить в своей комнате и потреблять по мере надобности. Но оказалось, что для этого нужны талоны. Их в поселковом совете мне выдали, только я все равно ничего купить не могу. Во всех магазинах, что в округе, продукты или еще не привезли, или они уже кончились. Мои талоны, так же, как и заработанные деньги, почти бесполезны.
Хорошо еще, что в районной столовой пока кормят всех желающих. Меню изо дня в день состоит из одной строчки: вырмышель (запомнил в точности по буквам!). В отличие от традиционной вермишели, это блюдо имеет цвет сырой резины, и у него нет вкуса. Зато вприкуску можно сколько угодно пожирать глазами девушек в прозрачных белых халатах всегда модного покроя «нечаянный стриптиз». Девушки меня уже хорошо знают. Едва я вхожу в столовую, кричат точь – в – точь, как электромонтеры в цеху:
– А-а, наш черный пришел!
К «черному» я уже привык, и не обижаюсь. Кушать-то хочется!
Из соседней комнаты доносятся звуки, сообщающие, что Андрей вернулся из очередной краткосрочной командировки. Сразу между супругами затевается привычная ссора. Я не хочу ее слушать, и отправляюсь в душевую.
Вернувшись, я обнаруживаю, что на моем диванчике сидят, пуская кольца дыма, двое: Саша и... врач Головань! После того, как мы здороваемся, Сашка объясняет неожиданный визит:
– Еду с работы, вижу, доктор на остановке ловит попутную машину. Задержался у больного, а последний автобус ушел. Подобрал его, он живет там же, куда ты переезжаешь. Чем ему на улице мерзнуть, пусть посидит в тепле, подождет, пока ты соберёшься. Благо, у тебя вещей мало. Поедешь, заодно и подвезешь человека!
Я долго вытираю влажные волосы полотенцем, а затем, старательно скрывая смущение, спрашиваю у Сашки шутливым тоном:
– Так – таки переезжаю?
– Опять двадцать пять! – многозначительно глянув на врача, Сашка тактично принимается напоминать мне, – поселок Дальний, первое общежитие, комната двести семнадцать. Сам мне рассказывал, что ключ у начальства уже получил! И как рад, что сегодня у тебя в этой халупе последний день!
Наверно, я выгляжу жалко. Сашка так уверенно рассказывает мои планы, что я теряюсь и не знаю, как себя вести. Рассеяно побродив по комнате, я будто невзначай залезаю в карман куртки. Мои пальцы находят и извлекают на свет ключ с выцарапанным номером «двести семнадцать». Однако! Тут я замечаю, что Головань смотрит на меня, как в больнице при обходе, и взрываюсь:
– Саша, ты доктора притащил, чтобы он занялся моим беспамятством?
– Успокойтесь, я к вам попал случайно! Я терапевт и лечу только обычные болезни! Так что собирайтесь, время позднее! – немного раздраженно говорит Головань и бросает взгляд на часы. А Сашка краснеет и отводит глаза. Надо же, думает, что я схожу с ума. Но даже если это так, то все равно хочется оттянуть момент официальной регистрации моего безумия.
Я пакую вещи весьма беспорядочно. Саша помогает мне, вдохновенно рассказывая про очередную не то «козочку», не то «кошечку». Его рассказ заканчивается одновременно с моими сборами. Я быстро одеваюсь, друзья берут по чемодану, и мы идем к моему «Москвичу». Пока я грею двигатель, Саша спрашивает:
– Проводить тебя до общежития, или сам доберешься?
– Не надо. Если что, Головань наверняка знает дорогу, покажет. Ты поезжай к себе, а то бабка в избу не пустит! – говорю я.
– Какая бабка? Мы, как две недели, сняли однокомнатную квартиру в пятиэтажном доме! Ты же нам ее и нашел! – удивляется Сашка.
– Да? На счет бабки, я так, ну, Лену так назвал. К слову. В общем, потом поговорим, видишь, Головань заждался! Пока! – я, избегая смотреть Сашке в глаза, несу чушь, пытаясь как-то выкрутиться.
Уже двигаясь по трассе, я спрашиваю у Голованя:
– А бывает, что из памяти месяц жизни вываливается?
– В России у мужиков порой полжизни «вываливается», и все ничего!
– Я не из подобного контингента. – Недовольно говорю я.
В ответ Головань таинственно улыбается в полутьме салона. Оставшийся путь мы молчим, лишь он иногда ненавязчиво напоминает мне направление.
В общежитии номер пять поселка Дальний, в двести семнадцатом номере, я нахожу популярный журнал, а в нем кроссворд с моими каракулями. Это сильно портит мне настроение. У меня не вызывает радости даже то, что эта комната гораздо просторнее и лучше обставлена, чем та, что я покинул.
После того как мы заносим мои вещи, Головань неожиданно предлагает:
– Григорий Алексеевич, а пойдемте ко мне!
– Спасибо. Пожалуй, я откажусь. Устал, и разложиться надо.
Тем не менее, он настаивает, мотивируя тем, что в это время суток в поселке поужинать негде, а продуктов, как он заметил, у меня нет. Мысль о том, что я могу отойти ко сну голодным, делает меня более сговорчивым.
Доктор, бодро шагая летними туфлями по хрустящему снегу, приводит меня к многоэтажному дому. Дверь нам открывает его жена. Лицо у нее заспанное, мятое. Она говорит хриплым голосом:
– О, как неожиданно! Обычно к нам никто не приходит. Володя не любит гостей.
– Почему? – из желания подержать разговор, интересуюсь я.
– Проходите, располагайтесь! Я ненадолго! – вместо ответа пространно говорит она и уходит на кухню.
Мы проходим в гостиную. Оглядывая комнату, почти лишенную мебели, я замечаю на стене написанную маслом картину. Она талантлива, но совершенно безумна. Мое внимание к ней неприятно Голованю. Поэтому я отвожу взгляд и задаю нейтральный вопрос:
– Жилплощадь своя или служебная?
– Своя. Получили, как молодые специалисты. – Отвечает Головань так, будто обдумывает каждое слово.
– Повезло...– говорю я, думая, чтобы еще спросить.
– Повезло. – Соглашается Головань, а затем, повысив голос, интересуется, – Маш, где ты там? Поесть организуешь?
– Обожди, приведу себя в порядок! – слышится из кухни.
Головань просит меня снять рубашку, и, слушая мои легкие, говорит:
– Вам непременно нужно бросать курить. А...,– он немного колеблется, потом решается сказать,– проблемы с памятью, так это потому, что у вас тяжелейшая депрессия. Вы никак не можете принять новую для вас среду, живете в прошлом. Заведите девушку, это вам поможет!
Я краснею и не знаю, что сказать. К счастью, с подносом появляется Маша. По ней не заметно, чтобы она привела себя в порядок. Пожалуй, лишь глаза лихорадочно заблестели. Странно, от нее не пахнет, а то можно было бы подумать! Головань, присмотревшись, резко спрашивает у жены:
– Маша, где сын?
– Кажется, спит в своей кроватке. – Неуверенно отвечает она.
– Сходи, посмотри! – говорит Головань
Маша уходит, странно покачиваясь. Головань из-за поведения жены нервничает, но любезно предлагает мне:
– Давайте покушаем!
Но тут из соседней комнаты слышится плач проснувшегося ребенка. Володя сразу оставляет меня и убегает туда. Мне становится ясно, что я сейчас не ко времени. Не ожидая, когда хозяин вернется, я тихо покидаю квартиру.
Мысли, навеянные событиями сегодняшнего дня, терзают меня долго. Я не могу уснуть даже тогда, когда, уже лежа под одеялом, съедаю бутерброд с деревенским творогом, который я взял у врача..