Довелось мне познакомиться с человеком уже достаточно почтенного возраста.
Деду Матвею было уже далеко за шестьдесят.
Много чего он рассказывал из своей жизни: и о довоенной и о военной и послевоенной. Его рассказы были короткими, какими-то точечными, но интересными и незабываемыми.
Обратила я внимание, что после каждого рассказа он почему-то крестился. И не удержалась, спросила: «Вы, почему так часто креститесь? Вы, наверное, очень верующий человек?».
Надо сказать, что это были ещё советские времена, когда Вера в Бога в нашем Отечестве, была практически искоренена из сознания людского, и потому человек очень верующий, да ещё и мужчина, было явлением редким и обращающим на себя внимание.
Дед Матвей помолчал, а потом, перекрестившись, ответил: «Верующий!»
Я удивилась его прямолинейному ответу и с любопытством продолжала свой «допрос»: « И что ,никогда Вам за это ни от кого и не попадало? Вы и комсомольцем никогда не были? А когда стали верующим?»
Усмехнулся и отвечает: «Бывало, что и попадало. И комсомольцем был. И верующим НЕ был.
Если б не война, может и до сих пор бы таким оставался. Да только война всё перевернула в моём сознании. На войну комсомольцем уходил, 20-летним бравым парнишкой, с верой, что прямо завтра же и начну фрицев лупить и гнать с родной земли.
Но не всё так просто оказалось. Не мы, а фрицы лупили нас. И таких, как я, юных, да сопливых тысячи были рядом со мной. Сотнями гибли, соколики, прямо у меня на глазах. А я всё удивлялся: бегу в атаку вместе со всеми , а они падают, падают, кто впереди, кто справа, кто слева, а я, как заговорённый, бегу и бегу вперёд. И так не раз замечал. Задумываться стал: как это получается, бежим же вместе, ну рядом… они остались там, на поле боя, а я живёхонький вернулся.
Был у нас солдат, дядька лет 50-ти, как сейчас помню Фёдором звали. Так вот он перед боем каждый раз что-то шептал себе под нос, слов не понять было, но обратил я на это внимание: шепчет перед боем, возвращается, тоже шепчет что-то и делает какие-то движения, вроде как крестится.
Не удержался я, как-то спросил: «Дядя Фёдор, а что Вы там всё шепчете, заговор какой читаете? Чтоб не убили? Нам с Вами везёт – пока живыми остаёмся. Я всё удивляюсь: сколько ребят полегло, а у меня даже царапин нет. Вот и Вам, смотрю, тоже везёт».
Посмотрел он на меня долгим взглядом, помолчал, а потом и говорит: «Заговорённый ты, Матюша. Кто-то о тебе сильно молится, и днём и ночью молится. Вот и отводит беду от тебя».
«Как это? А Вы вот шепчете что-то, Вы что, молитесь?»
«Молюсь! Только тихо, чтоб никто и не услышал. А ты вот внимательный - заметил»
«А какую молитву читаете?»
«Да Отче наш! Это главная молитва! Вот её и читаю весь бой, да и после него – тоже. Вроде как пока живой».
Я оглянулся по сторонам, чтоб никто не услышал и говорю: «А научите меня.»
«Ну слушай и запоминай» - и стал тихонько произносить слова молитвы. А я тихонько стал за ним повторять.
«Вот с того времени, как в бой, так «про себя», едва шевеля губами, и читал я эту молитву, да и во время боя только её и шептал. До конца войны, только один раз, да и то легко был ранен. С войны вернулся с медалями, орденами. Живой… Потом узнал, что матушка моя денно и ношно обо мне молилась. Дождалась меня.
Ну вот, с того времени, я, вроде как и верующим стал: без молитвы и креста слова лишнего не скажу, так уж повелось, так и привык, вот так и стал верить в Бога и в его защиту.
Ну а как тут не поверить, если рядом с тобою, падают и падают, а я живой бегу дальше.
Так что война заставила меня стать верующим. А Вера в Бога и сейчас мне во многом помогает. Уж не знаю, как, но помогает, здорово помогает».
Слова дяди Матвея не выходили у меня из головы долго, долго.
А тут и времена наступили такие, что наше государство стало лояльно относиться и к верующим и к Вере в Бога.
И я стала потихоньку молиться тоже!