Рядом с чайной открылось кафе «Снежинка». По выходным родители водили меня туда поесть мороженого. Позже появился автомат, из которого мороженое выходило фигурным жгутом. А тогда мне было четыре с половиной года, и моё любимое лакомство привозили в «Снежинку» в высоких металлических гильзах, и буфетчица обыкновенной ложкой раскладывала его в креманки – вазочки на ножках.
Мне полагалось сто граммов – иначе горло заболит. И есть его нужно было понемногу. А мне хотелось помногу. Возникал конфликт. Мама зорко следила, чтобы я набирала мороженое на самый кончик чайной ложки. Я упорствовала и стояла на своём, стремясь зачерпнуть как можно больше.
– В кого ты такая упрямая, я не знаю! – возмущённо говорила мама. – Вот заболит горло, положат снова в больницу, тогда научишься слушаться.
Слово «больница» было моим кошмаром. Ещё свежи в памяти воспоминания об инфекционном отделении. Но и мороженого хотелось нестерпимо.
Одним словом, в тёплое время года выходных я всегда очень ждала. Зимой о мороженом приходилось забыть – его попросту не привозили в «Снежинку».
Но вот летом стоило только дождаться, когда родители управятся с домашними делами, и можно наряжаться в красивое платье и отправляться в мороженный поход.
Однажды в субботу, когда мама затеяла большую стирку, а папа был на работе, я поняла: о мороженом надо забыть по крайней мере на неделю.
Я требовала – сначала мирно и тихо, потом всё громче, до тех пор пока не перешла на рёв. «Пойдём за мороженым!», «Отведи
меня за мороженым!», «Я хочу мороженого!». Эти заклинания я повторяла в хаотичном порядке, но от перестановки их результат не менялся. Мама была непреклонна: «Сегодня мы не успеем, мне нужно ещё вон сколько белья постирать».
Ах, так! Ну, ладно!
– Мама, а давай я сама на автобусе поеду за мороженым!
– О, что придумала! – удивилась мама. – Где это видано, чтобы такие маленькие девочки сами ходили за мороженым?
– А что? Ты меня проводи до автобуса и стирай. А я сразу обратно приеду.
– Нет! – сердито сказала мама. – И не приставай ко мне! Сядь на крылечке и порисуй что-нибудь. Или в куклы поиграй.
Мама выполоскала очередную партию белья, сложила его в таз и ушла за дом, где была натянута проволока для сушки.
План созрел моментально. Я переоделась в новое платье, вытащила из маминой сумки кошелёк. Там было не так много денег. Один бумажный рубль и четыре копейки мелочью. Рубль я взять не осмелилась, а четыре
малюсеньких копеечки вскоре оказались в кармашке моего платья. Я осторожно выглянула в коридорное окно. Мама развесила часть белья и теперь говорила о чём-то с соседкой тётей Надей. Они хохотали. А белья в нашем тазу оставалось ещё порядочно.
Быстро и бесшумно я вышла из дома, спустилась по ступенькам крыльца, дошла до калитки, перешла дорогу и здесь уже припустила во
весь опор. Я бежала по обочине Ленинской, как раз в том месте, где никогда не было тротуара. До остановки оставалось ещё полпути, когда, оглянувшись, я увидела, как от предыдущей остановки отъезжает автобус. Я побежала ещё быстрее. Мне нужно было во что бы то ни стало успеть на него, пока мама не спохватилась. Иначе не видать мне мороженого до следующей субботы. От быстрого бега копейки в кармашке подпрыгивали, я на ходу вынула их оттуда и зажала в кулаке.
Насчёт автобусного билета я не беспокоилась – таким маленьким не покупают билет. Главное, чтобы моих денег хватило на мороженое.
Уже добежав до остановки «Украинская», я ещё раз оглянулась и… О ужас! Сзади, почти настигая меня, бежала мама. Выглядела она очень странно: в домашнем халате, с взлохмаченными волосами, с которых только что сдёрнула косынку. Она бежала и грозила мне кулаком. Я прибавила скорость.
В это время автобус поравнялся со мной, двери открылись и кондуктор тётя Аня, близкая приятельница моих родителей, громко объявила:
– «Украинская», следующая остановка «Чайная».
Из автобуса вышла женщина с тяжёлой сумкой, в дверях она замешкалась, зацепившись сумкой, и именно этого момента мне и не хватило, чтобы впорхнуть в автобус. Мама уже поравнялась с задней дверью. А тут ещё и тётя Аня сказала водителю, чтобы он подождал, а сама удивлённо спросила меня:
– А ты куда это, девица, собралась?
– Я за мороженым, – опасаясь быть в ту же секунду пойманной, несколько нервно ответила я и гордо разжала пятерню, продемонстрировав мелочь: У меня и деньги есть!
– Даааа? – удивлённо протянула тётя Аня, а люди в автобусе почему-то захихикали.
В этот момент чьи-то руки жёстко обхватили меня за талию и спустили с нижней ступеньки автобуса на пыльный гравий обочины. Я дёрнулась, но не тут-то было. Мама схватила меня крепко и не думала отпускать.
Они с тётей Аней перекинулись парой слов, автобус отъехал от остановки и был таков. Я с грустью смотрела ему вслед. Но тут последняя, самая последняя надежда, мелькнула передо мной, как стрела молнии. Отлично! Пусть автобус ушёл, но мы-то с мамой обе здесь, нам осталось пройти всего одну остановку – и мы у цели!
– Ма, – снова начала я упрашивать, – а давай сходим сейчас за мороженым!
Но мама, цепко схватив за руку, тянула меня за собой в сторону дома. Я орала как оглашенная, до колик в животе, размазывая свободной рукой слёзы и пугая редких прохожих. Мама за всю дорогу не произнесла ни слова, а дома поставила меня в угол в коридоре. Она отодвинула тюль на окне и сказала мне стоять так, чтобы в окно она меня видела. И пригрозила, между прочим, что если я снова вздумаю убежать, то она привяжет меня, как привязывают собачек.
Я долго ревела в углу, потом приехал на обед папа, и я рассказала ему всё.
– Упрямая, как осёл! – сказала мама.
– Пап, мама меня обзывает! – пожаловалась я сквозь всхлипывания. – Скажи, я ведь не осёл!?
А папа погладил меня по макушке и сказал:
– Конечно, ты не осёл.
Я улыбнулась, всё ещё вздрагивая после плача.
А папа добавил:
– Какой же ты осёл? Ты просто маленький ослик, эслише.
Вот это «эслише» звучало для меня не так обидно.